стующе фыркнул. Сало - давняя причина  наших раздоров. Леша с
Прошкой питали к этому продукту необъяснимую нежность, мы же с Марком его на
дух не переносили.
     - Еще чего! - возмутился Прошка. - Деньги уже заплачены. Зачем же добру
пропадать? Погуляйте с Варварой немного, мы быстро управимся, минут за пять.
     -  Да у тебя уже щеки из-за  спины видны!  - рассвирепел Марк, но вдруг
оборвал себя, махнул рукой и отошел в сторону.
     Прошка  плюхнулся на  скамейку рядом  с Лешей  и достал  сверток  из-за
пазухи.  Мне  в  ноздри  ударил  крепкий  чесночный  дух.  Поспешно  покинув
скамейку, я последовала за Марком. За спиной раздался шелест разворачиваемой
бумаги.
     Через десять  минут мы с Марком  вернулись.  Время тянулось  томительно
медленно. Мы молча сидели на скамейке и уныло наблюдали за входом в лечебный
корпус.
     - Вы Татьяну не видели? - нарушила я затянувшееся молчание.
     Леша с Прошкой успели  только покачать головами, и в эту минуту Татьяна
собственной персоной вышла из дверей медпункта.
     "Телепатка она, что ли?"  - мысленно  подивилась  я и  помахала  рукой,
привлекая ее внимание.
     Татьяна заметила нас  и двинулась  в нашу сторону. Я бы не сказала, что
она,  как  утверждала   Ирочка,   превратилась  в  старуху,  но  сегодняшние
переживания  оставили на ее  лице заметный  след.  Татьяна  побледнела,  под
глазами залегли тени, очертания  рта сделались жестче. Но все равно она была
умопомрачительно хороша.
     -  Привет. Ну как вы? - Татьяна остановилась перед скамейкой,  и ребята
вежливо встали. - Держитесь?
     - Вроде бы.  А  вот  вы, по-моему,  не очень, -  сказала  я. -  Славки,
похоже, совсем разбиты, да и у тебя вид измученный.
     Татьяна устало провела рукой по лицу.
     - Да, что-то мы расклеились. Владик сейчас в медпункте. Еле уломала его
врачу показаться.  К счастью, здесь работает мой старинный знакомый. Если бы
не помощь Николая, пришлось бы совсем тяжко. По-моему, и Владику, и Ярославу
не мешало бы чего-нибудь впрыснуть внутривенно для поддержания сердца.
     - А Нина как? Она проснулась?
     Татьяна покачала головой:
     -  Нет  еще.  Я  заглянула  к  ней  и тихонько  окликнула,  но  она  не
отозвалась. Хотя пора бы ей уже проснуться.
     - Может быть, она просто не хочет никого видеть?
     -  Возможно.  Николай  на  всякий  случай  посоветовал  мне сходить  за
невропатологом. Он тут в соседнем  домике. Вы подождите  еще немного, ладно?
Сейчас  я  приведу доктора,  он разбудит Нину, поговорит с  ней и решит, что
делать дальше.  Может,  он  и запретит с ней разговаривать,  но,  по крайней
мере, у нас будут какие-то известия.
     Мы согласно покивали, и Татьяна ушла.  Вскоре она вернулась с невысоким
рыжим  бодрячком,  лицо которого  светилось такой  жизнерадостностью,  что я
серьезно  усомнилась в  целесообразности его беседы  с  женщиной, только что
потерявшей  мужа. Бодрячок  галантно придержал  перед Татьяной дверь,  и они
скрылись в здании медпункта.
     Минут  через  десять дверь распахнулась,  и на  пороге медпункта возник
свинцово-бледный Славка.  Мы  вскочили и  бросились к  нему.  Он  сделал нам
навстречу несколько шагов и застыл.
     - Нина умерла... - глухо пробормотал он.
     И  тут мои нервы не выдержали. Словно в далеком детстве, я бросилась на
землю ничком и разрыдалась.

        Глава 11

     Кто-то поднял меня с асфальта, кто-то гладил по голове, кто-то бормотал
бессмысленные успокоительные слова. Я ничего  не  соображала  и воспринимала
все как в тумане. Не помню, каким образом я очутилась  в медпункте. Очнулась
я уже в кабинете от резкой, почти враждебной реплики:
     - Нет,  вы не  станете делать ей укол, доктор! И в изоляторе мы  ее  не
оставим.  Извините,  но  у  вас  тут  в  последнее  время  чересчур  высокая
смертность.
     Несоответствие  между  знакомым,  слегка петушиным голосом и совершенно
чужими  жесткими  интонациями поразило  меня настолько,  что  я окончательно
пришла в себя.  Сфокусировав взгляд,  я обнаружила,  что лежу  на клеенчатой
кушетке,  а  рядом  по-бойцовому  нахохлился  Прошка,  заслоняющий  меня  от
молодого человека в белом  халате.  Лицо молодого  человека  выражало полную
растерянность, постепенно вытесняемую обидой.
     -  На что вы намекаете? Я не позволю  оскорблять себя подобным образом!
По  какой бы причине  ни умерла ваша  знакомая,  я  не имею к ее  смерти  ни
малейшего отношения. Вероятно, у нее было слабое сердце, вот и не выдержало.
В  состав лекарства,  которое  я  ей ввел, входил препарат  для  поддержания
сердечной  деятельности,  но,  наверное,  этого оказалось недостаточно. Моей
вины  тут нет. Уверяю вас, я  тщательнейшим образом прослушал  пациентку, но
никакой  патологии  не   обнаружил.  Бывает,  и  серьезное  обследование  не
позволяет  сразу  дать  заключение  о  болезни.  У  меня  не было  оснований
принимать какие-либо экстренные меры.  Так что  ваши экивоки здесь абсолютно
не уместны.
     - Успокойся, Коля, - услышала я низкий голос Татьяны, стоявшей у меня в
изголовье. - Никто не хотел тебя обидеть.
     Взгляд молодого человека мгновенно смягчился.
     - Да, конечно, я понимаю, вам сегодня здорово досталось. Извините меня.
Но уверяю вас, это средство абсолютно безвредно.
     - Нет! - категорично повторил Прошка. - Никаких уколов! Лучше накапайте
ей валерьянки.
     Мне надоело  присутствовать  при  этом обмене любезностями  в  качестве
неодушевленного предмета, и я решила подать голос:
     - Спасибо, ничего не нужно. Мне уже лучше.
     Прошка стремительно обернулся,  и по его лицу я поняла, какое  огромное
облегчение он испытал.
     - Варька, ты до стоянки дойти сможешь?
     - Я категорически не рекомендую. Вы хоть понимаете, чем это грозит?
     - За кого  ты  меня  принимаешь?  - сказала  я  Прошке,  проигнорировав
замечание встревоженного эскулапа. - За старую развалину?
     - Вы не понимаете, - не сдавался Николай. - Не далее как сегодня  утром
вы   испытали  тяжелое  потрясение,  целый   день  находились   в  состоянии
сильнейшего стресса, а только что перенесли еще один удар. Сейчас  вам нужен
полный покой, иначе  я  ни  за что не ручаюсь. - Он снова  перевел взгляд на
Прошку:  -  Вы  отдаете  себе  отчет  в  том,  что  делаете?  Если  случится
непоправимое, вина будет целиком лежать на вас.
     - Не волнуйтесь, доктор. - Я решила разрядить атмосферу. - Этот субъект
вот уже много лет пытается свести меня в могилу, но  безрезультатно. От меня
так просто не избавишься.
     - Сейчас ты у меня договоришься! - немедленно среагировал Прошка.
     - Ребята, сейчас не время дурачиться, - призвала нас к порядку Татьяна.
- Варвара, тебе и впрямь не мешало бы отлежаться.
     - Нет! - воскликнули мы с Прошкой в унисон.
     - Ничего со мной не случится, - добавила я.
     - Ну что ж... - Николай растерянно развел руками. -  Боюсь,  медицина в
данном случае бессильна. Возьмите с собой  нитроглицерин по  крайней мере. А
лучше одумайтесь, пока не поздно.
     Но я уже  слезла с кушетки  и направилась к двери. Прошка последовал за
мной.
     - Нитроглицерин! - напомнила Татьяна, нагнала нас и подала мне упаковку
с маленькими желеобразными шариками. - Если  что, сунешь под язык две штуки.
В гору не спешите. Сейчас вредна любая нагрузка на сердце.
     - Ладно, спасибо вам. - Я  взялась за ручку двери. - Извините, если что
не так...
     - Бред какой-то! - пробормотал на прощание Николай и помотал головой.
     В  коридоре, угрюмо  подпирая стенку, ждали Леша с Марком и  Владислав.
Увидев меня, все трое немного приободрились.
     -  Ну,  оклемалась  немного?  Идти  сможешь?  - спросил Леша. -  Мы  уж
испугались, что тебя здесь оставят.
     -  И оставили бы, - заверил его  Прошка. - Я как раз вовремя успел. Еще
чуть-чуть, и Варьке вкололи бы ту же гадость, что и Нине.
     Я поежилась.  Славку  с Марком передернуло. Напоминание  о Нинке лишило
нас всякого желания разговаривать. Мы четверо наскоро попрощались со Славкой
и ушли.

     Заснуть в ту ночь мне не  удалось.  Едва я  закрывала глаза  и начинала
погружаться  в  дрему,  сердце вдруг  болезненно  сжималось  от какой-нибудь
обрывочной мысли  или воспоминания. Три года  - три счастливых,  безоблачных
студенческих  года  -  Нина   была  мне  подругой.  Ее  смерть  вдруг  разом
перечеркнула   и   наш   болезненный  разрыв,   и  последующее  десятилетнее
отчуждение. Наверное, только теперь  я осознала, как  много потеряла  десять
лет назад...
     Я относилась к Нинке чуточку покровительственно, впрочем,  как и она ко
мне.  Я  подтрунивала над  ее  влюбчивостью, время  от  времени выливала  на
потерявшую  голову  подругу  ушаты  холодной  воды, чтобы  хоть  немного  ее
отрезвить,  а  потом прилагала немалые усилия, стараясь  рассеять ее уныние,
вызванное   очередным  разочарованием.  В   свою   очередь   Нинка,   словно
снисходительная и любящая старшая сестра, пыталась привить мне вкус к разным
пустячкам,  занимающим  не последнее  место в жизни  каждой  уважающей  себя
женщины. Она  учила меня укладывать волосы, ухаживать за кожей, пользоваться
косметикой.  Надо  признать,  ученицей  я  была  на  редкость  нерадивой   и
бестолковой,  но  Нинка  никогда  не теряла  ни  надежды, ни  терпения.  Она
придумывала   для  меня  фасоны  и  шила  платья,  которые  я  от  лени   не
удосуживалась  носить, дарила мне по каждому  поводу и без повода косметику,
изящные  безделушки,  украшения,  подсовывала  журналы  мод  и  всевозможные
рецепты чудодейственных притираний.
     До ее  замужества наши отношения  не  омрачила  ни единая тень. Слишком
разные по характеру  и темпераменту, мы  не  соперничали, не завидовали друг
другу,  ничего  не пытались  друг  другу доказать. Вместе  нам  всегда  было
интересно  и  легко.  Казалось  бы,  ничто  не  могло изменить  сложившегося
положения вещей...
     Поначалу Нинкин роман с Мироном я восприняла как очередное  скоротечное
увлечение. Из-за  личной  неприязни  к Мирону я  даже  не пыталась влиять на
подругу - боялась  обвинения  в пристрастности.  Да и  зачем, если, по  моим
прикидкам,  вся  любовь  должна  была  кончиться через  месяц?  Когда  Нинка
объявила мне о своем решении выйти замуж за моего заклятого врага, я решила,
что это дурацкий розыгрыш. В тот  день мы впервые крупно поссорились. Потом,
конечно,  помирились, попросили друг  у друга прощения, но неприятный осадок
остался. За первой  ссорой  последовала  другая, потом еще и  еще, и в конце
концов я вынуждена была себе признаться, что нашей дружбе пришел конец.
     И  вот я лежала  без сна  в палатке,  прокручивала в  памяти  далекие и
недавние события и все больше проникалась горьким сознанием того, что теперь
ничего нельзя ни вернуть, ни изменить. Нинка потеряна навсегда...

     На другое утро лица Прошки, Марка и Леши яснее всяких слов сказали, что
им  тоже  едва  ли  сладко спалось.  Несмотря  на тяжелый, суматошный год  и
хроническую усталость,  до  отпуска  они, пожалуй,  выглядели  куда  свежее.
Проявив редкостное единодушие, мы решили  в пансионат в этот день не ходить.
По  счастью, Леша  успел  вчера  наполнить  прихваченную с собой канистру до
того, как  нас оглушили известием о Нинке, так  что  вопрос о воде не стоял.
Конечно, каждый из  нас понимал, что в  таких обстоятельствах бросать Славок
на произвол  судьбы,  мягко говоря,  не очень  красиво, но,  в конце концов,
решили мы, вряд ли им станет легче, если на них свалятся еще четыре трупа.
     Мы вяло приготовили завтрак,  к которому никто,  за исключением Прошки,
практически  не  притронулся,  немного  посидели  в  молчании  за  столом  и
разбрелись  по  плато  кто  куда.  Смотреть  друг  на  друга,  а  тем  более
разговаривать, не хотелось.
     Однако к обеду неведомая сила снова согнала всех под столовое дерево.
     -  Скоро  Генрих  приедет,  -  апатично  заметил  Прошка.  -  Надо   бы
чего-нибудь приготовить.
     Никто даже не пошевелился.
     - Сначала он заглянет  в "Бирюзу",  -  высказался после продолжительной
паузы Леша. - Вряд ли после этого ему захочется есть.
     - По совести говоря, надо бы его встретить, - вздохнул Марк.
     - А может, он сегодня не приедет? - высказала я робкую надежду. - Вдруг
они не сумели купить билеты на поезд или Генрих сел в ялтинский троллейбус и
забыл вылезти в Алуште? Или Машенька уговорила его поехать с ними?
     - Это вряд  ли, - возразил Леша. - Насчет троллейбуса и Ялты не знаю, а
вот в Москву он не поедет точно. Не захочет нас бросить.
     - Значит, выхода нет, - мрачно подытожил Прошка. - Нужно его встретить.
Если уж у Варьки вчера нервы сдали, Генрих точно впадет в прострацию.
     - Мои нервы  не показатель,  -  заметила я и тяжело  вздохнула. - Нинка
все-таки когда-то была  моей подругой. Генрих знал ее не так хорошо.  Посему
есть надежда, что он устоит на ногах. Но утверждать наверняка не берусь. Так
что согласна, встретить его нужно.
     - Тебе идти нельзя, - хмуро бросил Марк. - Противопоказано по состоянию
здоровья.
     Откровенно  говоря,   идти  мне  и  самой  не  хотелось  до  смерти.  Я
чувствовала себя совершенно разбитой, головокружение, вызванное бессонницей,
не проходило.  Кроме  того,  я  просто-напросто боялась  объявить  мягкому и
ранимому  Генриху  еще одну страшную новость.  Но  перекладывать обязанности
горевестника на плечи друзей - все-таки свинство. Кому сейчас легко?  Посему
я  набрала в легкие побольше воздуху и приготовилась изобразить убедительное
возмущение. Да так и застыла с открытым ртом...
     По нашей поляне, чеканя шаг, топал вчерашний субтильный Сашок.
     Наверное, даже  призрак отца Гамлета не мог вызвать  у бывших подданных
столь сильного дурного предчувствия, какое охватило меня при появлении этого
ходячего  недоразумения  в милицейской форме. Суровость,  которую  Сашок так
старательно   изображал   накануне,  уступила   место   явной   неприязни  и
подозрительности.
     -  Граждане,  мне  приказано  сопроводить  вас  в  пансионат  для  дачи
показаний, - объявил он, даже не подумав поздороваться.
     Мы  встревоженно переглянулись. Прошка  открыл  было рот,  чтобы задать
вопрос,  но, видно,  по  выражению  милиционерского лица  догадался, что это
будет бесполезной тратой слов.
     Вероятно,  Сашок  получил указание внимательно слушать  наши разговоры,
потому  что  всю дорогу  он  в  буквальном смысле дышал  нам  в  затылок.  В
результате его усердия нам не удалось перемолвиться ни словом, а я никогда в
жизни не испытывала более острой потребности обсудить происходящее.
     "Зачем  им  понадобились новые показания? -  гадала  я.  - Хотят что-то
уточнить?  Чепуха!  В  этом  случае просьбу  зайти  к майору достаточно было
передать через Славок, а не высылать за нами конвой.  И этот тщедушный страж
порядка не  смотрел  бы на  нас волком. Стало быть,  они обнаружили какое-то
несоответствие  в наших  вчерашних показаниях. Но мы  ведь говорили  правду,
одну  только правду и ничего, кроме правды!  Правда, не  всю правду.  Что же
начальникам удалось  выяснить?  Может,  Славки рассказали  о  моей  ссоре  с
Мироном?  Во-первых, это крайне маловероятно, во-вторых,  тогда  бы  вызвали
меня одну. И вообще, чтобы вытащить нас  вот так стремительно, да  еще сразу
четверых, причина должна быть достаточно веской. И Сашок ни на шаг от нас не
отходит.  А  бежать  здесь некуда.  Стало  быть,  со  смертью Мирона  что-то
нечисто? Бред! Что там могло быть нечисто? Обнаружили что-то  подозрительное
во время вскрытия? Господи, что? Наркотик?  Снотворное?  Яд? Ты перегрелась,
Варвара! Детективами обчиталась. Кому могло  понадобиться убивать Мирона, да
еще таким нелепым способом?
     В  чем  же дело?  Может,  Нинка вчера  в  медпункте  опять обзывала нас
убийцами и после ее смерти Николай,  как добропорядочный гражданин, поспешил
доложить властям о ее последних словах?
     Боже мой! Нинка!!! Николай вчера сказал, что у  нее было слабое сердце.
Но это вранье! Нинка занималась подводным плаванием и постоянно проверялась.
У нее было отменное здоровье. Что же это значит?"
     Возможный ответ настолько меня поразил, что  я застыла на месте соляным
столбом. Сашок тут же врезался мне  в спину, споткнулся, и  мы устроили кучу
малу.  Прошка насмерть перепугался,  решив,  что мрачные  прогнозы, которыми
вчера   стращал  его  и  меня  Николай,   сбылись  и  я  тоже  преставилась.
Исключительно по  его, Прошкиной,  вине.  С рыком "Варька!"  он  отшвырнул в
сторону  навалившегося  на меня  Сашкa и плюхнулся рядом.  Я, стиснув  зубы,
молчала, поскольку здорово ушибла колено.
     - Варька! - еще отчаяннее завопил Прошка.
     - Чего орешь, кретин? - злобно прошипела я и встала на карачки.
     Между тем оглушенный  падением  Сашок, вероятно,  решил,  что  на  него
совершено  нападение   и  преступники  намереваются  смыться.  С  похвальной
доблестью он рыбкой нырнул вперед, и я снова распласталась на камнях.
     Тут остолбеневшие было Леша и Марк опомнились и ринулись мне на помощь.
Субтильного  Сашкa во  второй  раз бросили  на  камни. Мне  помогли  наконец
подняться на ноги. Пока я отряхивалась и разглядывала разбитое колено, Сашок
немного пришел в себя и сообразил, что для замышляющих побег злоумышленников
мы ведем  себя несколько необычно. Вместо  того чтобы припустить  от него во
всю  прыть,  мы  стояли  на  месте  и щедро  осыпали  друг  друга  ласковыми
эпитетами: ворона, растяпа, даун  несчастный, олух царя небесного и  т. д. и
т.  п. Наше нетипичное поведение, видимо, убедило представителя  власти, что
совершенное на него нападение было непредумышленным, и он не стал заковывать
нас в наручники.
     В  конце  концов  все   немного  поуспокоились  и  отправились  дальше.
Последнее  потрясение нарушило ход моих  мыслей,  и  я не сразу вспомнила  о
своей  страшной  догадке.  Но  через  несколько десятков метров  вся цепочка
рассуждений всплыла в памяти.
     "Так что же все это означает?" - мысленно повторила я последний вопрос.
     А означать  это могло  только одно: Нинку не сердце подвело.  Ее кто-то
убил.

        Глава 12

     В пансионате хмурый Сашок указал на административный корпус. Мы вошли в
здание, поднялись  на  второй  этаж,  миновали длинный  коридор  и  попали в
небольшой аппендикс с тремя дверями. Одна дверь, судя по буковкам WC, вела в
туалет, на двух других  никаких табличек не было. Сашок  впустил нас в самую
дальнюю. В комнате стояли дерматиновый диван, стол, канцелярский шкаф и пара
стульев. Если не считать этих неодушевленных  предметов, комната была пуста.
Сашок  жестом  предложил  нам  сесть  и  подошел  к  другой двери,  которая,
по-видимому, вела  в смежную комнату.  Постучав, он толкнул  дверь  и  сунул
голову в образовавшуюся щель.
     - Привел, товарищ майор. Прикажете запускать?
     - Только по одному,  - донесся  до нас голос  из-за  двери.  - Начнем с
э-э... скажем, Прохорова Андрея Николаевича.
     Прошка  скрылся   в   соседней  комнате,  а  бдительный   Сашок  прочно
обосновался на  стуле. Я,  Марк и Леша расположились  на диване. Присутствие
милиционера  лишало  нас  возможности обсудить  то,  что  нас  действительно
волновало,  а разговаривать на посторонние темы  было бы  нелепо. Поэтому мы
просто молча ждали. Из-за двери  доносилось невнятное "бу-бу-бу", и вскоре я
начала клевать носом.  Даже  мысль о Нинкиной насильственной смерти не могла
прогнать  сонливость.  За  последние  сутки мне  в  кровь поступило  столько
адреналина, что теперь  даже известие о новой мировой войне не вызвало  бы у
меня ни малейшего волнения.
     Я довольно долго  просидела так в  полудреме. Потом голос  из селектора
пригласил на беседу Лешу,  затем настала очередь Марка. Никто из них обратно
в комнату  не вернулся. Это уже начинало становиться интересным. Если  они -
то  есть милиция - продумали такой ход заранее, значит, им было важно, чтобы
мы не могли не только договори