наказуемое  деяние...  Только  зачем
тебе "газик", у меня "запорожец" есть, - сказал Сергей и рассмеялся.



                                    20

     Морозным субботним утром  из  остановившегося  на  набережной  Днепра
возле нижних Лаврских садов красного "запорожца" вышли  Виктор,  Сергей  и
пингвин Миша. Сергей вытащил из багажника плотно набитый рюкзак.  Одел  на
спину. Они спустились по каменной лестнице к замерзшей реке.
     Днепр был закатан толстым слоем льда. На  нем  неподвижными  толстыми
воронами  сидели,  выдерживая  между  друг  другом  "вежливую"   дистанцию
любители подледного лова. Каждый у своей лунки.
     Выбирая путь так, чтобы не беспокоить рыбаков, Виктор, Сергей и  Миша
отошли от берега и углубились в днепровские льды.
     Они шли, останавливаясь возле каждой незанятой лунки,  но  эти  лунки
были или уже замерзшие, или слишком узкие.
     - Пойдем  в  залив!  -  предложил  Сергей.   -   Там   где-то   моржи
собираются...
     Они перешли Днепр, потом пересекли узкую полоску  земли  -  "хвостик"
острова.
     - Вон, посмотри! - Сергей показал рукой вперед. - Синее пятно видишь?
     Они подошли и не успели как следует осмотреть большущую  прорубь,  по
краям которой виднелось множество следов  голых  пяток,  как  Миша  рванул
вперед и, плавно, совершенно без брызг нырнул в воду.
     Виктор и Сергей  затаили  дыхание,  глядя  на  заколыхавшееся  темное
месиво воды и льда.
     - Слушай, а они под водой видят? - спросил Сергей.
     - Наверно... - ответил Виктор. - Если есть на что смотреть.
     Сергей снял со спины рюкзак, вытащил оттуда старое  ватное  одеяло  и
расстелил его на льду метрах в двух от проруби.
     - Садись! - позвал он Виктора. - У каждого - свой праздник.
     Виктор присел. А Сергей уже достал из рюкзака кулек.  Вытащил  оттуда
термос и две пластмассовые чашки.
     - Начнем с кофе! - сказал он.
     Кофе  оказался  сладковатым,  но   на   морозе   пился   приятно,   с
удовольствием.
     - А я ничего не сообразил взять... - с сожалением в голосе  признался
Виктор, грея ладони о чашку с недопитым кофе.
     - Ничего, в другой раз ты возьмешь. Коньячку хочешь?
     Добавив в кофе коньяка,  Сергей  сунул  плоскую  бутылочку  в  карман
куртки.
     - Ну давай, - он поднял руку с чашкой. - За все хорошее!
     Они выпили и тепло проникло в их тела и мысли.
     - Слушай, он там не утонет? - спросил Сергей, показывая  взглядом  на
широкую прорубь.
     - Не должен... -  Виктор  пожал  плечами.  -  Я  вообще-то  ничего  о
пингвинах не знаю... Искал какие-нибудь книги, но не нашел...
     - Если мне что-то попадется, я тебе дам! - пообещал Сергей.
     Виктор начал волноваться. Он огляделся по сторонам  -  до  ближайшего
рыбака, а значит и до его лунки было метров тридцать. Рыбак сидел на своем
чемодане-ящике и было видно, как время  от  времени  он  подносит  ко  рту
походную литровую флягу.
     - Я пойду пройдусь! - проговорил Виктор, все еще глядя на ближнего  к
ним рыбака.
     - Не надо, посидим еще, - попросил Сергей. - Давай еще  по  коньячку.
Приплывет Миша, куда он денется. Не утонет же он в самом деле!
     В проруби что-то булькнуло и Виктор сразу посмотрел туда. Месиво воды
и льдинок колыхалось.
     - Давай, за Мишу! - Сергей поднял чашку с коньяком. - Людей много,  а
пингвинов мало. Их надо беречь!
     Они пригубили и тут же тихий морозный воздух был  потревожен  криком.
Сергей и Виктор обернулись на крик и увидели метрах в  пятидесяти  рыбака,
отскочившего от своей лунки и показывавшего на нее обеими руками.  К  нему
уже шли два других рыбака, оставив свои короткие удочки в лунках.
     - Чего это он там? - сам себя спросил Сергей.
     Виктор отвлекся от происходившего в  пятидесяти  метрах  от  них.  Он
медленно потягивал коньяк и думал о том, что каждый новый день приносит  в
жизнь что-то новое, но совершенно незапланированное. Когда  нибудь,  думал
он, новый день принесет какие-нибудь неприятности, а может и смерть.
     - Глянь! Глянь! - хлопнул его рукой по плечу Сергей.
     Виктор словно очнулся, посмотрел на Сергея, потом, проследив  за  его
взглядом, повернул голову и увидел приближающегося к ним пингвина Мишу. Он
шел со стороны острова.
     - Где это он вынырнул? - удивился вслух Сергей.
     Пингвин подошел и остановился возле края растеленного на льду одеяла.
     - Может, и ему коньячка? - пошутил Сергей.
     - Ну иди, иди сюда, Миша! -  позвал  Виктор,  похлопывая  ладонью  по
одеялу.
     Миша неуклюже шагнул вперед, забрался на одеяло, посмотрел на Сергея,
потом на хозяина.
     Сергей снова полез в рюкзак и в этот  раз  достал  оттуда  полотенце.
Укутал в него пингвина.
     - Это чтобы не простудился! - объяснил он Виктору.
     Пингвин постоял так, укутанный, минут  пять,  потом  сбросил  с  себя
полотенце.
     Виктор услышал за спиной чьи-то шаги. Обернулся.
     В нескольких шагах от них стоял рыбак, "хозяин" ближней лунки.
     - Что? Клюет? - спросил его Сергей.
     Тот отрицательно замотал головой, не сводя при этом глаз с пингвина.
     - Послушайте, - наконец проговорил он. - Это у вас пингвин или я  уже
поехал?
     - Поехал, - совершенно искренним голосом сказал ему Сергей.
     - О господи! - испуганно выдохнул рыбак.
     Он как-то неуклюже взмахнул руками, развернулся  и  пошел  обратно  к
своей лунке.
     Виктор и Сергей проводили его взглядом.
     - Может, пить меньше будет! - с надеждой в голосе произнес Сергей.
     - Слушай, ты же не на работе! - укоризненно проговорил Виктор. - Чего
ты пьяниц пугаешь!
     - Проффесиональный инстинкт, - с улыбкой на лице оправдался Сергей. -
Кушать хочешь? Или еще разок по коньячку?
     - По коньячку! - Виктор кивнул.
     Пингвин вдруг стал нетерпеливо переступать с лапы на лапу  и  хлопать
себя по бокам своими плавниками-недокрылками.
     - Он что, в туалет хочет? - усмехнулся Сергей, откручивая с коньячной
бутылочки винтовую пробку.
     А Миша тем временем перебрался с  одеяла  на  лед  и,  смешно  семеня
разбежавшись, снова плюхнулся в прорубь.



                                    21

     Ночью с  воскресенья  на  понедельник  Виктора  разбудил  настойчивый
телефонный  звонок.  Окончательно  проснувшись,  он  все  равно  не  хотел
вставать, просто лежал и ждал, когда у звонившего  кончится  терпение,  но
оно не кончалось. Даже пингвин проснулся и что-то крякнул.
     Виктор поднялся и нетвердыми шагами подошел к звонящему телефону.
     - Что за идиотские шутки! - думал он, поднимая трубку.
     - Алло, Витя? - раздался нетерпеливый голос главного. -  Извини,  что
разбудил! Срочная работа! Слышишь?
     - Да.
     - Сейчас к тебе приедет курьер с конвертом. Он  будет  ждать  тебя  в
машине под парадным, а ты постарайся как можно быстрее сделать  "крестик".
Он должен пойти в утренний выпуск!
     Виктор перевел глаза на будильник, стоявший на тумбочке. Полвторого.
     - Хорошо, - сказал Виктор.
     Он одел свой голубой махровый халат и пошел в ванну. Умылся  холодной
водой. Потом - в кухню. Поставил на плиту чайник, пишмашинку  на  кухонный
стол.
     Вслушался в тишину ночного двора. Посмотрел на дом напротив - во всем
доме горело только два окна.
     Чужая бессоница не волновала Виктора. Он уже пришел в себя, только  в
голове ощущалась какая-то тяжесть.
     Достал лист бумаги, вставил в машинку и снова  прислушался  к  тишине
ночной улицы.
     Из тишины родился  звук  подъехавшей  к  парадному  машины.  Хлопнула
дверца.
     Виктор сидел и терпеливо ждал звонка в дверь. Но вместо звонка  через
минуту он услышал осторожный стук.
     Мужчина лет пятидесяти с заспанным лицом и красными глазами  протянул
ему большой коричневый конверт.
     - Я буду внизу, в машине. Если засну - постучите в дверцу,  -  сказал
он, не заходя в коридор.
     Виктор кивнул.
     Уже усевшись перед машинкой, раскрыл конверт, вытащил лист  бумаги  и
театральную программку.
     "Пархоменко Юлия Андреевна, 1955 года рождения,  с  1988  -  солистка
Национальной Оперы. Замужем, двое детей, - читал  Виктор  отпечатанный  на
машинке текст, - в 1991 г. перенесла операцию на груди. В 1993 в  качестве
свидетеля  привлекалась  к  суду  по   делу   об   исчезновении   артистки
Национальной оперы Санученко Ирины Федоровны, с которой состояла в открыто
враждебных отношениях. В 1995 году отказалась  от  участия  в  гастрольной
поездке в Италию, чем чуть не сорвала запланированные гастроли."
     Дальше было  добавлено  от  руки:  "тяжело  перенесла  гибель  своего
ближайшего друга писателя и  депутата  парламента  Николая  Александровича
Якорницкого, с  которым  познакомилась  во  время  своего  выступления  на
закрытом праздновании депутатами Дня независимости  Украины  в  Мариинском
дворце в 1994 году". Эти строчки были  подчеркнуты  красным  карандашом  и
Виктор тут же вспомнил о своем последнем разговоре с Игорем Львовичем.
     Он несколько  раз  прочитал  подчеркнутые  строчки.  Информации  было
маловато, но ритм мыслей уже настроился на печаль будущего текста.
     Виктор просмотрел программку, на второй странице увидел цветное  фото
солистки. Красивая стройная женщина  с  ярким,  должно  быть  искуственным
румянцем на щеках.  Миндальный  разрез  глаз,  каштановые  волосы,  ровной
волной сбегавшие с плеч. Театральное платье очень подходило ей.
     Виктор снова сосредоточился на чистом  листе  бумаги,  вставленном  в
машинку.
     "У арабов белый цвет считается траурным", - подумал  он,  приближаясь
пальцами к буквенной клавиатуре.
     "У всего живого на земле есть свой голос. Голос - это признак  жизни,
признак счастья или горя. Он  может  усиливаться,  обрываться,  срываться,
переходить в едва слышимый шепот.  В  хоре  нашей  жизни  трудно  выделить
отдельные  голоса,  но  когда  они  вдруг  замолкают,  возникает  ощущение
конечности любого звука, любой жизни. Голос, который нам  больше  не  дано
услышать, был любим многими... Он сорвался неожиданно и преждевременно.  В
мире стало намного тише, но это не та тишина, которую ищут любители покоя.
Эта возникшая тишина, как черная  дыра  во  вселенной,  лишь  подчеркивает
конечность любого звука и бесконечность прошлых и будущих потерь..."
     Виктор поднялся, заварил себе чая и с полной чашкой вернулся за стол.
     "...голос Юлии Пархоменко затих.  Но  пока  стоят  стены  Мариинского
дворца, пока позолота внутреннего купола отражает великолепие Национальной
Оперы, она останется среди нас, растворившись  золотой  пылью  в  воздухе,
которым мы дышим. Ее голос станет позолотой тишины, которую  оставила  она
после себя."
     - Многовато золота,  -  подумал  Виктор,  остановившись.  Снова  взял
листок  с  текстом,  пробежал  уже  в  который  раз  глазами  подчеркнутые
рукописные строчки.
     - Как же сюда вставить этого  Якорницкого?  -  думал  он.  -  Любовь?
Любовь...
     Он задумался, глотнул чаю. Прочитал уже написанный текст. Продолжил.
     "Совсем недавно сама Юлия пережила тяжелую потерю.  Пропал  голос  ее
любимого человека. Замолчал внезапно, сорвавшись криком  вниз,  в  бездну,
куда по законам притяжения смерти падает все, отжив,  отборовшись  или  же
просто проиграв..."
     Тут Виктор снова отвлекся и взял в  руки  программку,  просмотрел  ее
внимательнее и едва заметно улыбнулся.
     "Совсем недавно, исполняя партию Тоски  в  опере  Пуччини,  она  сама
сыграла, пропела всю свою трагедию, всю до последнего ее  прыжка  со  стен
крепости. Неважно, как она умерла. Пусть, она умерла по-другому,  но  нам,
тем, кому ее  жизнь  была  слышна,  теперь  предстоит  нелегкая  задача  -
привыкать к тишине и выискивать в этой тишине золотые пылинки ее  прошлого
присутствия. Давайте же помолчим все вместе, чтобы легче было нам услышать
посреди наступившей тишины ее голос, услышать,  запомнить  и  сохранить  в
нашей памяти надолго, до тех пор, пока наши голоса не смешаются с  тишиной
и вечностью..."
     Виктор  выпрямил  спину,  отдышался,  словно  только   что   пробежал
стометровку, а не отстукивал буквы и слова на пишмашинке.  Потер  пальцами
виски, прогоняя напряжение, в  которое  его  ввергло  это  срочное  ночное
задание. Но вот задача была выполнена.
     Он взял в руки готовый текст. Прочитал и самому стало жаль неизвестно
как погибшую или умершую оперную певицу.
     Выглянул в окно - внизу стояла машина, ждала.
     Виктор поднялся, повернулся и тут же  замер  от  неожиданности  -  из
дверного проема на него внимательно смотрел пингвин. Он стоял неподвижно и
только глазки его горели живым огнем,  но  не  выдавали  они  никаких  его
желаний. Он просто следил за хозяином. Беспристрастно и беспричинно.
     Виктор, тяжело вздохнув,  протиснулся  между  пингвином  и  дверью  в
коридор, набросил поверх халата дубленку и, сжимая в руке текст, вышел  на
лестничную площадку.
     Курьер спал, опустив  голову  на  руль.  Виктор  постучал  по  стеклу
дверцы. Мужчина протер глаза. Ни слова не говоря, он открыл  дверцу,  взял
из рук Виктора листок с текстом и, завев машину, уехал.
     Виктор вернулся к себе. Ночь была разбита. Спать не хотелось, в  теле
нарождалась ненужная бодрость.
     Виктор нашел в аптечке снотворное, проглотил две таблетки, запил  еще
теплой водой из чайника и пошел в спальню.



                                    22

     На следующее утро в десять  часов  снова  позвонил  главный.  Он  был
доволен "крестиком". Извинился еще раз за  то,  что  нарушил  ночной  сон.
Сказал, что через пару дней  уже  можно  будет  заходить  в  редакцию,  но
главное при этом - не забывать дома корреспондентскую "корочку",  так  как
теперь на всех этажах и на входе дежурит ОМОН.
     На улице продолжалась хрустящая морозом зима. Было довольно тихо.
     Стоя с жезлой у плиты, Виктор размышлял: чем бы заполнить новый день.
С одной стороны, учитывая рабочую ночь, он мог  бы  вполне  устроить  себе
выходной. Но выходной еще больше нуждался в заполнении чем-то  интересным,
чем день обычный. И поэтому Виктор решил после кофе сходить  к  киоску  за
газетами, а уже после этого решить, что делать дальше.
     Вторую чашечку кофе он пил уже с газетами  под  рукой.  Первым  делом
прочитал  свой  ночной  труд,  напечатанный  полумиллионным   тиражом   на
предпоследней странице газеты. Все слова были на месте, редактор к  тексту
не притрагивался. Хотя тут Виктор сообразил,  что  редактор  скорее  всего
ночью спал, в то время, как текст "садили"  на  страницу  перед  тем,  как
заработал печатный станок. Вернувшись  к  первой  странице  своей  газеты,
Виктор прочитал длинную, во всю полосу передовицу:  "Война  не  кончилась,
наступило перемирие". В перемешку с фотографиями, напоминавшими фотографии
времен  штурма  Грозного,  на  странице  по-военному  выстроились  колонки
текста. Виктор машинально втянулся в чтение статьи. Чем больше  он  читал,
тем больше она его  затягивала.  Оказалось,  пока  Виктор  жил  нормальной
жизнью в Киеве шли почти настоящие бои - разборки "двух мафиозных кланов".
По крайней мере именно  так  утверждалось  в  статье.  Семнадцать  убитых,
девять раненых, пять взрывов. Среди погибших - шофер  главного  редактора,
три милиционера, какой-то арабский бизнесмен, несколько человек,  личность
которых не удалось установить и солистка Национальной Оперы.
     Просмотрев другие  газеты,  Виктор  заметил,  что  "войне"  там  было
уделено намного меньше внимания,  чем  в  "Столичных  вестях".  Зато  чуть
больше было написано о гибели солистки Оперы. Ее тело  было  найдено  рано
утром на нижней станции фуникулера.  Она  была  задушена  кожаным  ремнем.
Кроме того, пропал ее муж - архитектор, а сама квартира  была  перевернута
вверх дном - в ней явно что-то искали.
     Виктор задумался. Смерть солистки, похоже, не имела ничего  общего  с
войной кланов. Это было совершенно "постороннее" преступление.  "Может,  к
этому приложил руку ее исчезнувший муж? - подумал Виктор. - А, может, я  и
сам приложил к этому руку? - собственная мысль внезапно  испугала  его.  -
Ведь в некрологе на Якорницкого я написал о ней. Конечно, без фамилии,  не
раскрывая, но  наверняка  все  это  было  для  многих  слишком  прозрачным
намеком... И, может, для мужа это стало последней каплей?.."
     Виктор  тяжело  вздохнул,   мгновенно   почувствовав   себя   страшно
утомленным собственными допущениями.
     - Чушь! - прошептал он сам себе. - С чего  мужу  устраивать  обыск  в
собственной квартире?..



                                    23

     День был закончен, как ни странно,  довольно  продуктивно.  На  столе
лежали три готовых "крестика". За окном темнел зимний  вечер.  Над  чашкой
свежезаваренного чая поднимался пар.
     Виктор  пробежал  строчки  новых  текстов  глазами.  "Крестики"  были
коротковаты, но все потому, что он давно не был в редакции  и  не  брал  у
Федора дополнительной информации на своих героев. Но в  этом  проблемы  не
было. Пока не  напечатан  текст,  с  ним  можно  работать,  к  нему  можно
возвращаться.
     Выпив чаю, он выключил свет в кухне и  собирался  было  идти  ложится
спать, как вдруг услышал стук в двери.
     На мгновение замер в коридоре, прислушиваясь к тишине. Потом, оставив
тапки там, где стоял, босиком подошел к двери и заглянул в  глазок.  Перед
дверью стоял Миша-непингвин.
     Виктор открыл.
     У Миши на руках спала Соня. Он  зашел  молча.  Только  кивнул  вместо
"здрасте".
     - Где ее можно положить? - спросил Миша, глядя на дочку.
     - Там, - прошептал Виктор, кивком головы указав на дверь в гостинную.
     В гостинной комнате Миша опустил Соню на диван  и,  стараясь  ступать
как можно тише, вернулся в коридор.
     - Пойдем на кухню! - сказал он Виктору.
     На кухне снова зажегся свет.
     - Поставь чайник! - сказал Миша.
     - Недавно кипел, - ответил Виктор.
     - Я у тебя до утра посижу... - сказал Миша как-то  заторможено.  -  А
Соня пусть пока здесь поживет... Хорошо? Пока все не уладится...
     - Что не уладится? - спросил Виктор.
     Но ответа не получил. Они сидели  друг  напротив  друга  за  кухонным
столом, только Миша сейчас сидел на обычном  месте  хозяина,  а  Виктор  -
спиной к плите. Виктору на мгновение  показалось,  что  в  глазах  у  Миши
промелькнула неприязненность.
     - Может коньяка? - предложил Виктор, желая снять  напряжение,  словно
тучей нависшее над ними.
     - Давай, - проговорил гость.
     Виктор налил себе и Мише. Выпили молча.
     Миша в задумчивости постучал пальцами по столу. Осмотрелся и,  увидев
возле себя на подоконнике пачку свежих газет,  потянул  их  к  себе.  Взял
верхнюю, губы его скривились. Он отодвинул газеты обратно на подоконник.
     - Жизнь - забавная штука, - сказал  он  и  вздохнул.  Хочешь  сделать
человеку приятное,  а  в  результате  приходится  делать  вид,  что  ты  -
подводная лодка...
     Виктор  внимательно  вслушивался  в  каждое  слово  гостя,  но  смысл
сказанного был неуловим, как летящая по ветру паутинка.
     - Налей еще, - попросил Миша.
     Выпив вторую рюмку, он вышел в коридор, оттуда  заглянул  в  комнату,
где на диване мирно спала Соня. Снова вернулся на кухню.
     - Ты, наверно, хочешь знать, что случилось?  -  медленно,  уже  более
расслабленным голосом спросил Миша, глядя в глаза Виктору.
     Виктор промолчал. Ему уже ничего не хотелось узнать - он хотел  спать
и странность поведения Миши-непингвина начинала его утомлять.
     - Ну ты-то уже знаешь о стрельбе и взрывах? - спросил Миша, кивнув  в
сторону газет.
     - Ну?
     - А знаешь, кто во всем этом виноват?
     - Кто?
     Усталая и недобрая улыбка Миши затянула паузу.
     - Ты... - сказал он Виктору.
     - Я? - удивился Виктор. - Как это - я?
     - Ну не совсем ты, конечно... Но без тебя этого бы не произошло...  -
Миша смотрел не моргая на Виктора, но Виктору  казалось,  что  он  смотрит
куда-то дальше, сквозь него. - Просто т