к сыну. Если бы
Херардо... если бы у Херардо дела шли получше, я бы снова открыл
агентство. Сейчас, при демократии, работы хватает. Но сам знаешь...
   - Знаю.
   - В нашей профессии, да и в любой другой тоже, секрет успеха в том,
чтобы экономить на зарплате. Ты знаешь, во что обходится выплата зарплаты?
Социальное страхование, оплаченный отпуск, болезни... ты себе представить
не можешь, в какую копеечку это влетает.
   - Почему же? Вполне представляю, Драпер. - Я встал.
   - Закончишь это дело, постараюсь подыскать еще что-нибудь...
Какая-нибудь работа всегда найдется, вот увидишь.
   Я уже собирался попрощаться, но в этот момент дверь распахнулась, и в
кабинет ввалился сын Драпера, Херардо, франтоватый блодин лет тридцати.
   - Там за тобой пришли. Тони! - выпалил он. - Сидят и ждут в вестибюле!
   - Кто ждет? Говори толком! - прикрикнул на него Драпер.
   - Полиция!
   - Полиция? - Я посмотрел на Херардо. - Ты уверен, что они ищут именно
меня?
   - Да, они только что пришли. Я им сказал, что ты никакого отношения к
нашей конторе не имеешь. Мы тебя предупреждали, чтобы ты нас в свои дела
не впутывал. - Он разбушевался не на шутку, даже погрозил мне толстым
пальцем. - Нас с тобой ничего не связывает, запомни!
   - Успокойся, Херардо, - прервал его Драпер, не отрывая в то же время от
меня внимательного взгляда. - Не нервничай. Будь это что-то серьезное, они
бы не стали ждать. Что случилось. Тони?
   - Насколько я знаю, ничего. Сейчас выясним.
   - Наверняка что-нибудь сотворил, - ехидно заметил Херардо.
   - Откуда они узнали, что ты здесь? - спросил Драпер.
   Вопрос показался мне очень уместным.
   - Из дома я вышел в десять и зашел позавтракать в "Барбиери". - О том,
что мне там отпускают в кредит, я говорить не стал. - Это один из
двух-трех баров, куда я заглядываю, и почти все мои друзья знают об этом.
Возможно, они справились у Баско Рекальде. Я ему сказал, что собираюсь
зайти к тебе.
   - Баско Рекальде, - заметил Драпер, - я думал, он еще в тюрьме.
   - Ему и в баре неплохо, только официантов меняет часто. - Я помахал им
рукой и направился к двери. Херардо сжал зубы и плюхнулся в кресло.
   - Дай Бог, чтобы обошлось, - пожелал Драпер. - Извини, что не провожаю.
Сейчас другие времена, у меня не осталось друзей в полиции.
   - Завтра или послезавтра принесу счета.
   Я вышел в вестибюль.
   Среди полицейских, как и среди садовников, продавцов лотерейных
билетов, финансовых инспекторов, встречаются разные типы. Те, что ожидали
меня, перелистывая старые журналы, представляли собой современный тип
блюстителей порядка, то есть они совсем не были похожи на полицейских.
   Один - высокий и бородатый - носил очки. На вид ему не было и тридцати.
Одет он был в желтый свитер и джинсы. Второй - без очков и бороды - был
пониже и покрепче. Даже манеры у них были не как у полицейских.
   Очкастый поднялся мне навстречу, второй продолжал сидеть. Он
внимательно наблюдал за мной, не выпуская из рук журнала.
   - Сеньор Карпинтеро? - поинтересовался очкастый.
   - Он самый.
   - Полиция, - сказал тот, что сидел. Потом бросил на стол журнал и
встал. Этот действительно был крепким парнем: широкие плечи, узкая талия.
- Пройдемте с нами, пожалуйста.
   - Куда?
   - Потом узнаете. Мы вас ищем все утро и очень спешим.
   - Прекрасно. Ничего не имею против сотрудничества с полицией. Вас не
затруднит предъявить удостоверения?
   Они показали свои жетоны, которые не вызвали у меня подозрений.
   - Пошли, - приказал бородатый и открыл дверь Второй пропустил меня
вперед. Парни были хорошо обучены.
   Зеленый "Сеат-127" был припаркован вторым рядом напротив фирмы "Гадес".
Они уселись впереди, оставив мне все заднее сиденье. Бородатый включил
мотор, крбпыш занялся рацией.
   - Омега-два, омега-два, - произнес он. - Сообщите комиссару, что мы
нашли сеньора Карпинтеро и возвращаемся. Конец связи.
   Мы проехали мимо Главного управления безопасности на Пуэрта-дель-Соль,
и я понял, что представления не имею, куда они меня везут.
   - Если это не государственная тайна, хотелось бы знать, куда мы
направляемся, - спросил я.
   - Вас ждет комиссар Фрутос, - ответил бородатый.
   - Фрутос? Кажется, мы с ним знакомы.
   - Кажется, да.
   - Я думал, он уже на пенсии.
   - Ничуть не бывало, - ответил бородач с известной долей иронии. -
Такие, как он, не уходят на пенсию. Выхлопотал себе продление срока службы
и стал старшим комиссаром.
   - Вот как!
   - И это называется перемены! Новая политика министерства. Чем старее,
тем лучше!
   - Старина Фрутос! Стало быть, он сейчас начальник уголовной полиции?
   - Совершенно верно.
   - Значит, дело серьезное. Старший комиссар обычно сиднем сидит у себя в
кабинете, даром вставать с кресла не любит.
   Тот, что вел машину, резко обернулся и в упор посмотрел на меня.
   Шутки кончились. Полиция не любит, чтобы чужие совали нос в ее дела.
Сработала "честь мундира".
   - Он из наших, Висенте... комиссар меня предупредил, - пришел мне на
помощь второй. - Его уволили пять лет назад.
   - Шесть, - уточнил я. - И не уволили. Я вышел в запас по собственному
желанию на неопределенное время.
   Бородач снова повернулся ко мне и сказал серьезно:
   - Правильно сделали. Если бы можно было найти другую работу, я бы
большего добился в жизни.
   - Что нужно от меня Фрутосу?
   - Он сам скажет. Наше дело доставить вас.


                                     4

   Дом был трехэтажным. Вдоль литой решетки, обвитой плющом, росли ели. У
ворот стояли две полицейские машины белого цвета, "скорая помощь", темный
фургон и четыре частных автомобиля, в двух из них сиденья были обтянуты
настоящей кожей.
   Бородатый притормозил рядом с частными машинами и указал мне на калитку
с блестящей медной пластинкой, на которой были выгравированы всего два
слова: "Вилла Кристина". Мы вошли в сад.
   Несколько полицейских курили, болтали, ходили по тщательно ухоженным,
замысловато подстриженным газонам. В центре сада виднелся пруд, возможно
даже с рыбками. Повсюду росли цветы, в уютных уголках стояли каменные
скамейки. Полицейские внимательно сг-этрели, как мы шли по дорожке к белой
мраморной лестнице, ведущей в. дом. Поднявшись по ней, мы попали в
просторный остекленный холл, обставленный легкой металлической мебелью,
выкрашенной в белый цвет.
   Бородатый кивнул в направлении огромной комнаты рядом с холлом. Я
вошел, они остались. В комнате было полно людей, все говорили шепотом.
Хорошо одетые, тщательно выбритые люди. Обстановка была выдержана в
строгом стиле. Нз стенах висели картины, кругом стояли и даже свисали с
потолка какие-то странные скульптуры.
   В глубине виднелась дверь, слева и справа еще две. Все двери были
закрыты. Лестница с перилами из красивого старого дерева вела наверх. Я
поднял голову и увидел человека, внимательно смотревшего на меня. В его
скрипучем голосе сквозило нетерпение.
   - Наконец-то ты явился. Поднимайся.
   Это был Фрутос, комиссар Фрутос, в окружении своих сотрудников.
   Я стал подниматься, держась за перила и ощущая себя намного ниже ростом.
   Фрутос стоял на лестничной площадке, покрытой ковром и тоже увешанной
картинами. Вдоль стен стояли аитринь! с экзотическими безделушками. Мы
прошли в коридор со множеством дверей из толстого дерева. Два офицера
национальной полиции сделали вид, что не замечают меня. Два других типа в
форме, охранявшие, очевидно, вход в одну из комнат, напротив, внимательно
посмотрели на меня.
   - Ты почему так долго не появлялся? - спросил Фрутос.
   - Я работаю, а не служу в полиции.
   Он скривился. Шутки были не по его части. Фрутос совсем не изменился:
короткий вздернутый нос, зеленовато-желтое лицо, помятая форма, как будто
он спал не раздеваясь. Изменилось только качество формы: добротная ткань,
все пуговицы на месте.
   - Весьма остроумно, Карпинтеро, весьма.
   - Зови меня Тони Романо, Фрутос.
   - Не будем терять времени. - Он взял меня за локоть и повел к двери,
охраняемой двумя полицейскими, почтительно открывшими ее перед ним.
   Мы вошли в очень просторный кабинет. Простенки между высокими окнами
были полностью заставлены шкафами с книгами в солидных переплетах. По
углам стояли мягкие кресла, на стенах висели образцы старинного оружия.
Ноги утопали в толстом ковре. Фрутос остановился в центре кабинета. Кругом
царила мертвая тишина. Тишина смерти.
   В глубине комнаты на большом столе красного дерева рядом со старинным
письменным прибором лежала куча бумаг. Высокая спинка кресла поддерживала
обмякшее тело мужчины. Голова его была слегка наклонена*. На нем был
полурасстегнутый синий шелковый халат, из-под которого виднелась бежевая
пижама. Казалось, он улыбается, но это была не улыбка.
   Пуля размозжила челюсти и превратила в месиво всю заднюю часть головы.
Пол и спинка кресла были буквально усеяны мелкими осколками костей
вперемешку с волосами и кусочками мозга.
   В комнате стоял тошнотворно-сладковатый залах крови. На полу рядом с
креслом, очень близко от руки, затянутой в тонкую черную перчатку, лежал
серебристый "смит-вессон". Я медленно обогнул стол и подошел поближе. Это
был Луис Роблес.
   - Ну как? - спросил Фрутос.
   - Что как? - переспросил я.
   Фрутос собирался что-то сказать, но в этот момент распахнулась дверь, и
в комнату вошли двое мужчин, направившихся прямо к столу.
   Одного я сразу узнал, хотя мы давно не встречались: худой, с лицом,
слепленным из одних острых углов и с быстрым взглядом, свойственным
сообразительным людям. Это был Курро Овандо, заведующий баллистической
лабораторией. Его помощника, серьезного парня родом из Малаги, звали
Кармело. Он отпустил усы, и в первый момент я его не узнал. Оба
поздоровались со мной наклоном головы. Я сделал то же самое.
   - Окончательные выводы делать рано, комиссар, - заявил Овандо. - Могу
только сказать почти с полной уверенностью, что выстрел был произведен с
очень близкого расстояния. Использован специальный бронебойный патрон. -
Он помолчал. - Именно этим объясняется характер повреждений черепа.
   - Спасибо, Овандо, - сказал Фрутос.
   - Полный доклад я вам представлю в самое ближайшее время. - Они снова
молча поклонились и направились к двери. Фрутос повернулся ко мне.
   - Вот какие дела. - Он посмотрел мне в глаза. - Самоубийство.
   - Луис, - прошептал я.
   - Ты должен рассказать мне кое-что. - Фрутос буквально впился в меня
взглядом. - Слышишь, Карпинтеро, ты должен мне кое-что рассказать.
   Я снова посмотрел на Луиса. Мне приходилось видеть немало трупов, я бы
сказал, даже слишком много, все они отличаются необыкновенным спокойствием
и невозмутимостью. Живому человеку не под силу изобразить такое
спокойствие.
   В этот момент я заметил, что на другой руке у него не было перчатки.
   - Когда наконец кончится этот театр, комиссар? - неожиданно прорычал
кто-то у нас за спиной. Мы обернулись. Коренастый мужчина с отечным лицом
в красных прожилках рассерженно размахивал руками. Голос у него был
натужным и грубым. - Сколько мы еще должны ждать, чтобы унесли труп?
Ответьте мне, комиссар, и я буду знать, идти ли домой обедать или
возвращаться в суд.
   Фрутос крепко сдавил мой локоть - привычка, приобретенная в результате
многолетней практики задержания преступников, - и вывел из комнаты. Он
ничего не ответил сердитому мужчине, и тот посторонился, пропуская нас.
   - Спасибо, комиссар, - прорычал он.
   - Не за что, судья.
   - Немедленно унести труп! - приказал судья мужчинам в белых халатах,
стоявшим поблизости с носилками.
   Мы с Фрутосом спустились по лестнице. Он все еще держал меня за локоть.
В холле было полно полицейских и людей в штатском. Увидев Фрутоса, все они
вытянулись по стойке "смирно". Через холл прошли санитары с носилками, на
которых лежал покрытый простыней труп Луиса. Вскоре послышалась сирена
"скорой помощи". Я не понимал, почему так торопятся увезти Луиса в морг.
   Фрутос прервал мои размышления.
   - Когда ты видел его в последний раз?
   - Дня два-три назад, он заходил ко мне. Немного ... нервный, но, как
всегда, очень симпатичный. Обещал позвонить, да так и не позвонил.
   - Нервный?
   - Все чиновники мне кажутся нервными, Фрутос, а Луис был чиновником.
Единственное, что могу сказать тебе с уверенностью: никак не ожидал, что
он покончит с собой. Впрочем, разве можно быть в чем-нибудь полностью
уверенным?
   - Вот уж никогда бы не поверил, что ты друг дона Луиса Роблеса. Чего
только не бывает в жизни, Карпинтеро.
   - Мы с ним отбывали вместе воинскую повинность, служили в одной роте
Потом какое-то время встречались. Вот и все. Я не видел его больше
двадцати лет.
   - Не совсем так. В сентябре тысяча девятьсот шесть десят восьмого вы
встретились во время студенческой демонстрации на улице Принцессы. Зашли в
бар и выпили что-то, возможно, пиво. - Фрутос изобразил некое подобие
улыбки. Зубы у него были все такие же большие и зеленые, как прежде. Я не
смог скрыть удивления. - Через полчаса вы разошлись.
   - Верно... я забыл. Он убегал от полиции и чуть не налетел на меня. Не
помню, куда я шел.
   - На тренировку.
   Я внимательно посмотрел на него.
   - Ну и дошлые же вы ребята! А сейчас, Фрутос, я хочу домой.
   Он пропустил мои слова мимо ушей, вынул из кармана пачку табака
"Идеал", папиросную бумагу и стал скручивать сигарету.
   - В тот день мы следили за Луисом Роблесом. У нас есть фотографии,
много фотографий. На некоторых запе чатлен и ты. Пришлось тебя опознавать.
Наш человек проводил тебя до спортзала, узнал твое имя, потом мы...
некоторое время... следили за тобой, пока не выяснили, что ты не связан с
подрывными элементами... Кстати, когда ты поступил на службу в полицию?
   - В шестьдесят пятом.
   - Если бы не полковник Кортес, тебя бы не приняли.
   На тебя завели карточку.
   - Скучаешь по тем временам, Фрутос?
   - Ошибаешься, но это неважно. Сейчас меня интересует дон Луис Роблес.
Мы знаем, что в свое время он был студенческим вожаком. В феврале тысяча
девятьсот шестьдесят седьмого он вступил в компартию, а в семьдесят
втором, после ареста активистов в Алькобендас", вышел из нее. - Он
вздохнул, закурил сигарету и выпустил дым.
   А я в это время вспоминал полковника Кортеса из Национальной федерации
бокса и моего отца, который чистил лаковые туфли полковника, пока тот пил
кофе в "Немецкой пивной".
   Фрутос еще что-то говорил, но я его не слушал. Полицейские, агенты в
штатском, судебные чиновники начали расходиться. Слышно было, как они
заводят машины и отъезжают. Невольно я снова обвел взглядом картины,
скульптуры, высокие потолки.
   - До Центрального Комитета партии он, конечно, не дотянул, но все же
был членом Национального студенческого руководства. Дело, заведенное
полицией на твоего друга, потолще тома энциклопедии. Он был видным
активистом студенческого движения.
   - Вы все еще храните дела на "неблагонадежных", Фрутос?
   - Кончай шутить. У моих коллег из политической полиции хорошая память,
а сеньор Роблес был очень заметной фигурой.
   - Сам он из бедной семьи, Фрутос. Отец его, по-моему, почтальон. В
армии Луис был самым бедным из нас, у него даже на пиво не хватало, как
сейчас помню.
   - С 1963 по 1967-й он преподает в университете, читает лекции по
организации предприятия на экономическом факультете. С тех пор дела его
пошли в гору. В шестьдесят четвертом он женится на Кристине Фуэнтес.
   Медовый месяц они проводят в США, а потом остаются там учиться в
аспирантуре. В Штатах он защищает диссертацию и становится руководителем
"мозгового центра" АПЕСА.
   - АПЕСА?
   - Ты что, не знаешь, что это такое?
   - Не знаю, меня такие вещи не интересуют. Скажи лучше кому-нибудь из
твоих людей, чтобы меня отвезли домой. Мне нужно работать.
   - У полиции нет такси... АПЕСА - акционерная компания, производящая
продукты питания... Целая сеть супермаркетов в Мадриде, Барселоне и других
городах.
   Перспективный план развития предусматривает организацию супермаркетов
еще в шести крупных городах. Кроме того, у компании несколько консервных
заводов и много Другой собственности.
   В 1972 году в окрестностях Мадрида была арестована большая группа
руководителей компартии и рабочих комиссии (прогрессивных профсоюзов).
   Я кивал головой, не вслушиваясь в его слова. В памяти всплывал Луис
Роблес, которого я знал когда-то, во времена службы в армии. Парень из
нашей компании, любивший говорить о новой жизни, без богатых и бедных. Я
поднял голову и опять окинул взглядом роскошный холл, погруженный сейчас в
тишину. Стильная, не бросающаяся в глаза роскошь, все сделано не напоказ.
Уютная обстановка, располагающая к счастью. По крайней мере, у Луиса был
хороший вкус.
   - И он покончил с собой, - сказал я вслух.
   - Вот именно, - ответил Фрутос. - Пустил себе пулю в лоб часов в шесть
утра. Обнаружил его слуга, когда принес в девять часов завтрак.
   - Но почему, Фрутос?
   - Может быть, ты можешь ответить на этот вопрос? - Он посмотрел на
меня, прищурившись.
   - Ладно, ты знаешь, я не люблю загадок. Спасибо за то, что предоставил
мне возможность увидеть труп друга.
   Уникальную возможность увидеть все в мельчайших подробностях. Ну а
сейчас я поехал обедать.
   Он снова взял меня за локоть.
   - Потерпи еще чуть-чуть. Тони. Мы не закончили. Я тебя подброшу потом
куда хочешь, но прежде нам следует повидаться с семьей.


                                     5

   Он вежливо постучал в дверь, и мы вошли в комнату, кабинет или
библиотеку, с двумя высокими, от пола до потолка, окнами, затянутыми
белыми шторами, которые смягчали яркий свет, лившийся из сада.
   В комнате сидели трое. Две женщины, одна из них в возрасте, и судья с
рычащим голосом, что-то внушавший собеседницам. При нашем появлении он
удивленно поднял брови.
   - Что случилось, комиссар?
   - Ничего. Я хотел бы выразить сеньорам соболезнование, - ответил Фрутос.
   Женщина помоложе обернулась, и мягкий свет упал на ее лицо. Она была не
так уж молода, лет тридцати пяти, возраст, в котором большинство женщин
начинают ощущать себя в роли собственных матерей. У нее были высокие,
красиво очерченные скулы и нежный, правильной формы рот. На лице мелькнула
слабая улыбка, длинные пальцы, лежавшие на спинке кресла, слегка дрогнули,
как бы приглашая нас войти.
   На ней был английский костюм зеленоватых тонов без всяких украшений.
Обе женщины походили друг на друга как две капли воды. Старшей могло быть
лет шестьдесят, но на мраморно-белом лице не было ни одной морщины.
   Она разглядывала меня внимательным и твердым, как птичий клюв,
взглядом. Потом сказала хрипловатым голосом:
   - Спасибо, комиссар, вы очень любезны. Столько хлопот...
   - Ну что вы, это минимум того, что я мог сделать, сеньоры.
   - У семьи Фуэнтес сегодня ужасный день, комиссар, - заявил раздраженно
судья. - Почему вы не отправите своих людей? Они заполонили весь дом!
   - В доме не осталось ни одного полицейского, судья. - Фрутос обнажил
зубы в некоем подобии улыбки, предназначавшейся судье, потом слегка
наклонился и поцеловал дамам руку. - Ваш покорный слуга... Если что-нибудь
понадобится, обязательно звоните.
   - Спасибо, комиссар, - ответила та, что постарше.
   - Кстати, - сказал Фрутос и снова взял меня за локоть. - Сеньор
Карпинтеро был большим другом дона Луиса.
   В комнате воцарилась напряженная тишина. Я поклонился дамам.
   - Для Луиса Роблеса я был Тони Романо. Мы дружили лет двадцать назад.
Вместе служили в армии.
   Я почувствовал скорее, чем увидел, как еле заметно дрогнули губы
молодой женщины. Может быть, это мне только показалось, но ее рука сильнее
сжала спинку кресла.
   - Итак, сеньоры... - прохрипел судья.
   Фрутос снова поклонился, и мы удалились.
   Две служанки в одинаковых платьях молча подметали холл.
   Дойдя до лестницы, ведущей в сад, Фрутос резко остановился.
   - Ну как? - спросил он меня.
   - Не темни, Фрутос. Ты ведь зачем-то вызвал меня.
   Давай выкладывай.
   - Не тем