несу.
   Он погасил "честер" в стеклянной пепельнице, тщательно раздавив окурок.
   - Спасибо. Пойду посмотрю дело Паулино Пардаля.
   Не думаю, чтобы на него было много материала. Он что, подставное лицо?
   - Нет, вполне законный владелец транспортного агентства.
   Гарридо обошел стол и вышел из каморки. У него была такая легкая
походка, что казалось, он бесшумно летит в душном подвальном помещении.
   Ждать пришлось недолго. Он принес целую гору желтых папок и положил их
передо мной. Въевшаяся в папки пыль оставила на них черные пятна, которые
образовывали причудливые рисунки, окаймленные следами крысиных зубов.
Гарридо снова уселся на свое место с газетой в руках, только ноги не стал
класть на стол.
   Папок было шестьдесят четыре и на каждой значилось: "Пардаль". Я
просматривал все подряд, одну папку за другой, вглядываясь в лица на
фотографиях. На одних читались испуг и попытка скрыть его твердой линией
рта, у других были глаза убийц; некоторые походили на школьника,
застигнутого в момент, когда он пытается украсть у товарища коробку
цветных карандашей.
   Паулино Пардаля Кастро я нашел в папке под номером тридцать восемь.
Выглядел он точно так же, как во времена нашей службы в армии. Фотографий
было три:
   одна анфас и две в профиль, справа и слева. На груди стояла печать с
номером дела. Только нос, может, был чуть-чуть побольше, да во взгляде
вместо юношеского блеска появилось что-то хищное. Зато голова оставалась
такой же голой, как прежде, отсутствие волос придавало ему не то игривое,
не то хитроватое выражение.
   Паулино. Парень, рассказывавший нам анекдоты, писарь-каптенармус,
торговавший хлебом мешками в сговоре с капитаном и старшим по кухне. Если
кому-нибудь из нас хотелось прикупить еду подешевле и повкуснеэ, чем в
войсковой лавке, мы обращались к Паулино. Он всегда что-нибудь продавал
или покупал: часы, приемники, увольнительные на одну ночь, ножницы, нитки,
презервативы.
   Вот он: три фотографии, наклеенные над отпечатками пальцев. Дело
числится за Главным управлением безопасности. Родился в 1940 году в одной
из деревень провинции Луго. Родители - владельцы пансиона "Мечта туриста"
в городе Луго, столице провинции. После их смерти Паулино с братьями
Индалесио и Элиодоро основали таксомоторный парк.
   В 1965 году был осужден на шесть месяцев за азартные игры, три года
спустя уголовное дело против таксомоторного парка братьев Пардаль,
обвинявшихся в контрабанде и незаконной перевозке в Испанию и Францию
португальских рабочих, прекращено. Сведения обрываются на 1974 году.
Контора загородных перевозок в деле вообще не упоминается. С тех пор дела
братьев Пардаль пошли, вне всякого сомнения, в гору. Единственное, чего
Паулино не сумел добиться, судя по фотографиям, - это отрастить волосы.
   - Установить личность второго типа, профессионального убийцы, о котором
ты говорил, будет чуть-чуть труднее, Карпинтеро, - сказал Гарридо. - Знай
мы, что он француз, итальянец или негр, задача значительно бы упростилась.
   - Он не похож на иностранца. Худой блондин среднего роста, лет сорока,
настоящий профессионал в своем деле. Не любитель. Это единственное, в чем
" узер&н.
   - Может, он латиноамериканец? Сейчас здесь много аргентинцев, чилийцев,
колумбийцев. .
   - Не думаю. Пожалуй, в его манере говорить есть что-то от галисийца.
   - Подумай сам, чего ты от меня хочешь. Ты что думаешь, мы
систематизируем фотографии по автономным областям? Это несерьезный
разговор.
   Он встал, сложил газету и посмотрел на часы.
   - Ты мог бы дать мне фотографии самых опасных
преступников-профессионалов? У меня есть время, я не спешу.
   Он пожал плечами.
   - Пожалуйста... Только ты ослепнешь, разглядывая все эти фотографии, -
и добавил, направляясь к выходу. - Дам тебе их чуть позже, сейчас я
намерен чтонибудь выпить. Пойдешь со мной? - предложил он, поколебавшись.
   Выйдя на площадь Понтехос, мы молча спустились по улице Коррео, вошли в
кафе "Риск" на углу Калье-Майор, сели за столик у окна, который абонировал
Гарридо, и заказали джин с тоником.
   Неожиданно к нам подошел тучный мужчина с багровым лицом, в толстом
свитере. В руках у него была тарелка со сбитыми сливками.
   - Черт меня побери! Кого я вижу! Гарридо и Тони! - завопил он и
похлопал каждого из нас по спине. Это был Винуэса, служивший уже, наверно,
лет двадцать в Главной полицейской инспекции. - Скажи мне кто-нибудь, что
я вас встречу вместе, никогда бы не поверил! Наверно, замышляете
что-нибудь? Бандиты вы этакие.
   Я поздоровался. Гарридо пробурчал нечто нечленораздельное, продолжая
смотреть на улицу. На лице у него было написано презрение.
   Винуэса поглощал сливки, громко чавкая.
   - Мне тут рассказали одну историю... помрешь со смеху, - произнес он с
полным ртом. - Рамирес рассказал, ну тот, что работает в Генеральной
инспекции гражданской гвардии на улице Эскуадра... обсмеешься... Вы знаете
Рамиреса? А? Знаете?
   Гарридо не ответил, я сказал, что не знаю.
   - Так вот... он рассказывал... помрешь со смеху, он рассказывал, что
недавно задержали одного адвоката, специалиста по разводам, который
разослал всем мужчинам в своем квартале надушенные открытки с одной
фразой: "Я много думаю о тебе, позвони" и подпись: "Ты знаешь, кто тебе
пишет". - Винуэса расхохотался на весь зал. Губы у него были вымазаны
сливками. - Ну прямо уписаться можно! Представляете себе эти семейные
скандалы!.. Силен адвокатишка!
   Девочка с грязным лицом, от силы лет десяти, одетая з пестрые лохмотья,
подошла к Винуэсе с протянутой рукой. У нее были большие черные глаза.
   - Я не даю милостыни, черт возьми! - заорал он. Подошел официант с
подносом, на котором стояла тарелка с яичницей и сосисками, и тоже
закричал:
   - Я тебе запретил входить сюда! Пошла вон!
   Он толкнул девочку, но она крепко вцепилась в рукав свитера Винуэсы, и
ее невозможно было оторвать. Винуэса начал медленно разжимать ее пальчики
один за другим.
   - Возьми, - сказал Гарридо и протянул ей монету в сто песет. Девочка
прижала деньги к груди, посмотрела на всех нас и пулей вылетела из кафе.
   - Пролезают всюду как крысы, - сказал официант. - Сегодня я уже три
раза вышвыривал ее.
   Винуэса продолжал поглощать свои сбитые сливки.
   - Она португалка. Португальская цыганка, - уточнил Гарридо.
   Официант отошел со своим подносом с яичницей и сосисками,
неодобрительно покачивая головой.
   - Они даже хуже испанских цыган, - произнес Винуэса с полным ртом. -
Попрошайки все как один... Приезжают сюда целыми семьями, у них это
называется "делать Испанию". Живут здесь три-четыре месяца, поднакопят
деньжат, все на этой самой милостыне и... чао! Возвращаются домой. Вы не
представляете, сколько у них денег... Вся семья ходит с протянутой рукой:
отец, мать, дети, дедушка, бабушка... вот им и удается сколотить приличный
капиталец. Эти цыгане - настоящее бедствие... Я вам расскажу одну историю
о португальском цыгане, забавный был парень. Продал моему тестю много лет
тому назад в Саламанке трех мулов. На вид прекрасные мулы, приятно
посмотреть, но этот подонок, оказывается, предварительно подкрасил их и
выдрал несколько старых зубов. На самом деле мулы оказались старее
Мафусаила. - Винуэса тщательно подобрал ложкой остатки сливок, закурил
дорогую сигару и откинулся в кресле. - Вы себе не представляете, что
творилось с моим тестем. Дело было вскоре после моей женитьбы, мы тогда
жили в Саморе. Тесть велел мне приехать. Пришлось отправиться на поиски
этого цыгана. Настиг я его в Эспэха, на самой границе с Португалией.
Знаете, что мне сказал этот козел? Я, конечно, ткнул его пистолетом в
висок, подонок задрожал как осиновый лист и говорит: "Не убивайте меня,
сеньор полицейский, сжальтесь, я ведь специально сделал этих мулов
красивыми, чтобы угодить вам..." Каково?... Проклятое племя.
   - И ты его убил? - спросил Гарридо.
   - Зачем? Взял у него еще двух мулов, просто так, задаром. Мой тесть был
в восторге. Уплатил за трех мулов, а получил пять!
   Гарридо залпом выпил остаток джина и встал.
   - Я пошел, а ты, Карпинтеро?
   - С меня тоже достаточно, - ответил я.
   С фотографии на меня смотрел португалец: светлые волнистые волосы,
холодные глаза, хищный нос. Материал на него собирала бригада по делам
иностранцев. К суду не привлекался. Имя - Хосе Тантало Соуса Лопес,
родился в Эворе, возраст сорок два года. Испанское гражданство получил в
мае 1974 года, женившись на Маргарите Морено Гарсия, через два месяца
после пересечения границы.
   Служил сержантом-инструктором в политической полиции диктатора
Салазара. Папка лежала на полке с табличкой "Профессионалы". Домашний
адрес: улица Пэс, 18, квартира 3, левая сторона.
   Я сразу же позвонил по телефону. Это был пансион.
   Там не помнили человека с такой фамилией. В этом пансионе всегда
останавливалось много португальцев.
   Оставив администратору свой телефон, я вышел на улицу с намерением
поужинать. Почему португалец не убил меня? Это трудно было объяснить. Он
профессионал, а профессионалы не оставляют свидетелей. Он мог расправиться
со мной как с Ванессой, но что-то ему помешало. Что-то или кто-то. Но кто?
Паулино?
   Над зданием, где располагалась кондитерская "Пастелерия Мальоркина",
уже зажглась реклама. Ортенсия, мать Кристины, улыбалась, держа в руках
дешевую банку рубленого мяса фирмы Фуэнтес.
   Я повернул назад и пошел по направлению к улице Эспос-и-Мина. Какие-то
подозрительные личности посмотрели на меня и отвернулись. На улице кипела
жизнь.
   Бар "Дунай" был переполнен.
   - Твой столик, Тони? - спросил племянник хозяина Антонио. Он все больше
толстел и багровел.
   - Да, и налей мне "морилес". Что у вас на ужин?
   - Пальчики оближешь, - ответил Антонио, - рубленое мясо, ты такого не
пробовал.
   - Ни в коем случае. Давай лучше яичницу с помидорами.


                                    25

   Фаустино, швейцар клуба "Нью-Рапсодия", стоял у входа, опершись о
косяк, и что-то внушал с недовольным видом низенькому горбатому мужчине,
все время кивавшему головой в знак согласия. Создавалось впечатление, что
швейцар сообщает ему нечто очень важное.
   Фаустино и сам был невысокого роста, худой, но мускулистый, с мутными
глазами и темными мешками под ними. Он укладывал волосы с помощью мокрой
расчески и носил длинные бакенбарды, доходившие до подбородка.
   Поговаривали, что он сутенер и живет за счет двух женщин, одна из
которых его сестра.
   После каждого слова Фаустино забывал закрыть рот.
   Увидев меня, он так и остался стоять с открытым ртом.
   Зато горбун весь сжался и стал совсем маленьким. У него было длинное,
заостренное книзу лицо. Разговаривая, он не поднимал глаз, но при этом все
время улыбался. У него была кличка Шанхайский горбун, но все звали его
просто Шанхай.
   - Привет, Шанхай, - сказал я, раскуривая сигару. - Давно гуляешь на
свободе?
   Горбун работал в паре с одним "домушником". Он проникал в квартиру
через маленькие окошки или шахту лифта. В полиции говорили, что он не
человек, а обезьяна. Чтобы вскарабкаться на гладкую стену, ему достаточно
было снять туфли. Сейчас Шанхай выглядел постаревшим и каким-то побитым.
   - Скоро будет три месяца, шеф, - ответил он, не поднимая глаз.
   - Мы тут толкуем о том, как бы ему поставить на улице лоток с
сигаретами и обслуживать наших клиентов. Но Антонио на это смотрит косо, -
пояснил Фаустино.
   - У меня есть разрешение. Хотите посмотреть? - Он начал шарить в
карманах.
   - Не надо. Я уже не служу в полиции.
   - Он здесь никому не мешает, но ты же знаешь Антонио, вобьет себе в
голову...
   Шанхай поднял глаза и посмотрел на меня влажным взглядом.
   - Вы уже не начальник? - спросил он мягким голосом.
   - Я ушел из полиции.
   - Я и не знал.
   - Вот так-то, Шанхай.
   Он вытер длинными костлявыми пальцами рот и вздрогнул, как если бы его
свела судорога.
   - Знаете, сеньор Тони... мне неудобно беспокоить вас, но если вы
уломаете дона Антонио, я буду давать вам каждый день пачку американских
сигарет.
   - Посмотрите на этого Ротшильда! - воскликнул Фаустино. - Не дури,
парень. Будешь раздавать всем американские сигареты, разоришься, не начав
торговлю.
   - Сеньор Тони - особая статья, дон Фаустино. Вы не беспокойтесь, на
вашу долю тоже хватит.
   - Ты хоть понимаешь, во что тебе станут три пачки сигарет в день?
   Огни клуба "Нью-Рапсодия" рассыпались веселыми искрами по улице
Десенганьо, освещая витрину с фотографиями участников представления и
афишу, сообщавшую, что по пятницам будет разыгрываться честь оплатить ужин
примадонны. Ее звали Патриция, на фотографии она сидела на стуле
совершенно обнаженная, в огромной ковбойской шляпе, надвинутой на глаза,
прижимая к груди гитару. Подпись гласила: "От Лас-Вегаса до Мадрида".
   Патриция - ее настоящее имя, и она действительно была американкой из
штата Юта, но последние двадцать лет жила в Мадриде, в мансарде над баром
"Корнишоны". Все звали ее Патри, а девочки из клуба - Бляюта.
   Я несколько раз видел ее номер, и он показался мне довольно экзотичным.
Выступления Патриции придавали клубу определенный шик.
   Раздавив окурок сигары, я направился к входу. Судя по доносившейся
через закрытые двери музыке, Лола заканчивала исполнение самбы. Фаустино и
Шанхай продолжали обсуждать интересовавшую их тему.
   Я уже собирался раздвинуть портьеры и войти в зал, но в этот момент
меня догнал горбун и крепко сжал локоть.
   - Сеньор Тони... - он запыхался и тяжело дышал, - сделайте так, чтобы
дон Антонио позволил мне торговать сигаретами у входа.
   Я не ответил ни да, ни нет, но он не отпускал меня, пока я наконец не
вошел в зал. В нос ударил знакомый запах плохо проветриваемого помещения,
пота и дыма, напомнивший о тех временах, когда я приходил сюда каждый
вечер на выступления Лолы.
   Когда-то здесь было очень светло, уютно и, я бы даже сказал, приятно.
На стенах красовались рисунки с пальмами и мулатками, красная обивка
кресел перекликалась с костюмами девушек из кордебалета. Сюда захаживали
повеселиться богатые повесы с маленькими усиками, спекулянты, важные
чиновники. Тогда клуб назывался просто "Рапсодия".
   Но новый хозяин клуба Антонио все переделал в соответствии со своими
представлениями о шике и оригинальности. В результате получилось нечто
среднее между фойе провинциального театра и кафе, расположенным на обочине
шоссе.
   Шесть артистов состояли в штате, две девушки работали по контракту:
Жемчужина Бразилии и Патри, которая уже пятнадцать лет жила с Антонио.
   В зале было десятка полтора мужчин. Они не очень громко разговаривали и
смеялись. За пустой стойкой стояли Антонио и старый официант по имени
Сеспедес, служивший некогда в военной жандармерии и уволенный за связь с
контрабандистами, промышлявшими в Испании "честерфильдом".
   Выступал знаменитый Рокки Болеро в своем неизменном сером двубортном
костюме. Он пел "... я увидел тебя и безумно влюбился...", закатывая глаза
и жестикулируя.
   Рокки Болеро исполнял в свое время песни протеста. В новом амплуа он
мне нравился больше, никто лучше него не пел болеро.
   Я облокотился на стойку, и ко мне сразу же подошел Антонио, высокий
грузный мужчина, не производивший тем не менее впечатления толстого
человека. Он носил такой ровный прямой пробор, что провести его можно было
только с помощью линейки. Пухлые щечки напоминали детскую попку.
   - Смотри, .кто к нам пришел, - сказал он, проводя по стойке салфеткой.
- Налить тебе что-нибудь?
   - Джин с тоником, но только тот, что ты держишь для друзей. Боюсь
ослепнуть или стать паралитиком.
   - Вечно ты со своими шуточками, юморист.
   Он налил мне джина из бутылки с этикеткой "гордоне". Я отпил глоток
этой отравы и отодвинул стакан.
   Антонио прищурил глаза.
   - Никто еще не умер, что ты из себя строишь.
   - Правильно, они не умирают, их разбивает паралич.
   Волоча ноги, подошел Сеспедес, поставил на стойку другую бутылку с
точно такой же этикеткой, деликатно кашлянул и удалился. Антонио притворно
вздохнул и спрятал мой недопитый стакан под прилавок. У таких, как он,
ничего даром не пропадает. Потом вытащил еще один стакан со льдом и налил
из новой бутылки. Я причмокнул языком и помахал Сеспедесу рукой.
   - Теперь доволен? - спросил Антонио.
   - Да.
   - За этот джин тебе придется заплатить, а тем я тебя угощал.
   - В любом случае я бы заплатил, Антонио. Кстати, ты не знаешь, как
зовут нового комиссара полиции вашего района?
   - Сентено, Хулиан Сентено.
   - Он мой друг, ты в курсе?
   - Да.
   Он снова протер стойку, хотя она была совершенно чистой. Глазки его
сузились. Я отпил еще глоток.
   - У меня к тебе просьба.
   - Все, что могу...
   - Там у входа стоит мой приятель, его зовут Шанхай.
   Ему бы хотелось поставить табачный лоток у входа в твое заведение.
Кажется, ты против?
   - Не говори мне об этом мерзком горбуне! Многие клиенты, подходя к
дверям, спохватываются, что забыли дома сигареты. Если они будут покупать
у него, я понесу большие убытки. Ни в коем случае, пошел он к черту!
   - Очень жаль, Антонио. Твои служащие не имеют социального обеспечения,
ты закрываешь заведение на три часа позже, чем положено, и не выполняешь
элементарные правила пожарной безопасности, даже для виду не держишь
какой-нибудь плохонький огнетушитель.
   Я отпил еще глоток. Лола должна была уже заметить меня. Антонио
продолжал вытирать стойку. Потом поднял глаза.
   - И ты это сделаешь? Ты?
   Я улыбнулся.
   - Хочешь убедиться?
   - Ты мне за это заплатишь.
   - Шанхай не подорвет твою торговлю.
   Я положил на стойку пятьсот песет и в этот момент услышал позади стук
каблучков.
   - Ты уже уходишь? - спросила Лола.
   Черные шелковистые волосы, перехваченные зеленой лентой, доходили ей до
пояса. Декольтированное платье было такого же цвета, как лента. Кожа на
груди была упругой, эластичной, от нее исходил нежный аромат лимона, ее
любимых духов, смешанный с каким-то легким запахом кислого молока.
Кристина была худой, мускулистой, с маленькой грудью. У Лолы была
идеальная фигура, такой фигуре могла позавидовать любая женщина.
   - Выпей что-нибудь, Лола, - предложил я.
   - Ментоловый со льдом, Антонио, - попросила она.
   Антонио пошел колоть лед.
   - Зачем ты пришел. Тони? - Она облокотилась на стойку рядом со мной,
потом подняла руки, чтобы откинуть спадавшие на лоб волосы.
   Спокойно смотреть на это я не могу. Лола не брила волосы под мышками,
она их подрезала, а я с четырнадцати лет при виде женщины с закинутыми за
голову руками начинаю ощущать признаки тахикардии. Чуть-чуть отодвинувшись
от нее,я взял со стойки пятьсот песет.
   - Ты мне не ответил, - Тони. Зачем ты пришел?
   - Сам не знаю.
   - Не знаешь?
   - Думаю, что нет.
   - Я работаю в этом притоне последнюю неделю. Через три дня уезжаю. -
Мягкая улыбка слегка тронула ее губы. - Репетирую очень хорошее шоу.
   Подошел Антонио со стаканом зеленого ликера, в котором плавал мелко
нарубленный лед. Его кривая улыбочка давала понять, что он в курсе наших с
Лолой дел.
   - Налей еще джину.
   Он пошарил под прилавком и вытащил тот самый стакан.
   - Ладно, - сказал я и отпил глоток. Лола потягивала ментоловый ликер.
   - Сейчас он тебе уже кажется хорошим, а? - спросил Антонио.
   - Исчезни, у нас личный разговор.
   - Исчезаю, - ответил он и ушел. Ситуация его явно развлекала.
   - Знаешь, после шоу я хочу попробовать себя в театре, в комедии
например. Беру уроки дикции и мастерства у одного очень умного и
элегантного молодого человека. Талантливый парень, его зовут Гильермо
Эрас. Не слыхал?
   - Нет.
   - Он директор крупного театра.
   - Очень рад.
   - Тебе все равно, хочу я стать актрисой или не хочу.
   Тебя такие вопросы никогда не волновали, Тони. А ведь я всегда мечтала
быть актрисой, с самого детства.
   - А твой новый импресарио тоже дает тебе уроки?
   - Совсем не остроумно. Тони. Ты всегда считаешь себя очень остроумным.
Можешь смеяться на