ский и вдруг рассердился:
   - За кого вы меня принимаете? За убийцу? За  живодера?  Я  порядочный
человек! Я сам жертва!
   Денисия, вопреки логике, почувствовала  к  нему  жалость,  но  вопрос
задала холодно, пожалуй, даже презрительно.
   - Если вы порядочный человек,  то,  может,  облегчите  мне  задачу  и
назовете имя убийцы? - сказала она, и Воровский взорвался.
   - Как вы не поймете, - завопил он. -  Зою  и  ваших  сестер  убил  не
Карлуша!
   - А кто?
   - Система! Наша страна - это огромная банда, живущая  по  понятиям  и
вопреки писаным законам.
   Каждый член банды обязан, понимаете, просто обязан  нарушать  законы.
Чем больше законов нарушил, тем выше поднялся, но нарушать обязаны  все,
абсолютно все. Каждый, живущий здесь,  должен  соблюдать  правила  игры.
Тот, кто попытается жить честно, из Системы выпадает, а тот, кто  против
Системы пойдет, - погибнет. Зоя пошла, точнее, собиралась пойти.
   Денисии стало страшно. Это был не тот страх, в котором она  жила  все
последние дни. Новый страх был замешан на одиночестве.
   Если все так, как говорит банкир, то куда идти?
   Как спастись? Где искать правду?  Система  -  это  наше  государство,
которое банкир назвал бандой. Воровскому видней: раз сказал, так и есть.
Тогда и суд, и милиция, и прокурор, и депутаты, и все-все  слуги  народа
будут против нее - они защищают сильных, так повелела Система. Карлуша в
Системе. Он защищает не только свои интересы. В этой банде он человек не
последний, значит, защищает интересы своих главарей, но кто поможет  ей,
обычной простой девчонке?
   И кто в таких случаях обязан помогать попавшим в беду? Должны же быть
такие, иначе зачем люди сбились в общество? Зачем придумали государство?
   Банкир говорил еще что-то, но Денисия не слушала его. Она  напряженно
искала ответ: "Кто?! Кто от смерти спасет?"
   Ответ  отрезвил:  никто.  Ей  показалось,  что  общество  накрыло  ее
невидимым стеклянным колпаком, отделяющим  обреченных  от  тех,  которые
имеют право жить. Она обречена. Она не вписалась. Что-то сделала не  так
и теперь не нужна, опасна Системе, а значит, и обществу.
   - И как мне быть? - растерянно спросила она, у Воровского.
   Он вздохнул и сердито ответил, снова переходя на "ты":
   - Не знаю. Не знаю, девочка.
   Она заскулила, а Боровский взорвался и закричал:
   - Ты же не слушаешь меня, ты же  упрямая.  Ты  же  делаешь  глупости,
играешь не по правилам. У тебя  земля  под  ногами  горит,  а  ты  ищешь
Карлушу. Тебе невозможно советовать.
   - Пожалуйста, - всхлипнула Денисия, - посоветуйте мне еще  один  раз,
один только разик, последний. Я никого не буду искать, ну  его  на  фиг,
Карлушу, я очень, очень не хочу умирать. Мне страшно.
   Моя душа разрывается  от  горя  и  боли.  Мои  сестры  погибли.  Все.
Все-все. Я осталась одна. Совсем одна.
   Я не знаю, что мне делать. Я в отчаянии.
   - Бедная девочка, - ужаснулся Воровский. - Впрочем,  я  тоже  один  и
тоже не хочу умирать, но, видимо, мне-то как  раз  умереть  и  придется.
Сердце совсем ни к черту. А вот ты будешь жить. Я уверен.
   - Правда? - воспряла Денисия.  -  Думаете,  Карлуша  оставит  меня  в
покое?
   - Нет, он не оставит,  но  ты  должна  быть  умней,  ты  обязана  его
переиграть. Если жить хочешь.
   - Хочу! - закричала Денисия. - Я вам верю!
   Я вас во всем буду слушать! Говорите, что я должна делать?
   - Э-хе-хе, - сокрушился Боровский.
   Он завидовал наивности своей юной родственницы и слишком хорошо  знал
этот  мир.  И  все  же  Воровский  не  стал  разочаровывать  Денисию,  а
попробовал взглянуть на ее будущее с оптимизмом.
   - Вас, говоря языком классика, спасет только заграница, - сказал  он,
почему-то вновь переходя на "вы". - В нашей стране вы понимания нигде не
найдете, да и опасно искать.
   - Неужели во властных  структурах  совсем  нет  порядочных  людей?  -
ужаснулась Денисия и, вспомнив своих кумиров,  Эльдара  Валева  и  Марию
Добрынину, загорячилась:
   - Есть же общественные и правозащитные организации, есть  же  честные
люди, которые не отмахнутся, не оставят без помощи сироту!
   - С чего вы взяли? - удивился Боровский. -  Все  живут  по  принципу:
своя шкура ближе к телу.
   Она рассердилась и, горячась еще больше, закричала:
   - Не правда! Я сужу по себе. Если я сама  стараюсь  жить  честно,  то
почему я должна думать, что другие хуже меня? Если  бы  я  поступила  на
службу людям, я забыла бы о себе и жила бы  только  проблемами  простого
народа. В противном случае нечего и наверх карабкаться со своими идеями.
Конечно, везде есть плохие люди, но к ним я не пойду.  Потому  у  вас  и
прошу совета, что вы больше меня знаете. Есть  же  хорошие  общественные
организации. Вы только подскажите, где их найти? Как к ним попасть?  Как
к ним добраться?
   - Боюсь,  что  в  вашем  вопросе  ответ  и  содержится,  -  добил  ее
Боровский. - Если эти организации пекутся о правах и благах  народа,  то
почему народ о них и слыхом не слыхивал? Спрашиваете у меня, как  к  ним
добраться? Разве это не странно? Ведь бутылка "Клинского" или "Сникерс",
или "Памперс" там какой - все эти "незаменимые" сообразили, как дойти до
народа. Уж здесь народ точно знает, куда свои денежки нести, рассказали,
сто раз объяснили, а вот кто должен народ защищать,  не  доложили.  Тут,
извините, сами, товарищи, соображайте, ищите днем с огнем. Все равно  не
найдете.  Вот  что  такое  все   ваши   общественные   и   правозащитные
организации.
   - Вы хотите сказать, что хороших людей там нет? - ахнула  потрясенная
Денисия.
   - Да есть, - успокоил ее Боровский. -  Хорошие  люди  везде  есть:  и
выслушают, и успокоят, и помогут, если добраться до  них  успеете.  Ведь
все эти организации со  злом  борются  по  закону,  а  не  по  понятиям,
следовательно, там одна бюрократия: на любой шаг вперед горы  бумаг.  Вы
кричите: "Убивают!" - а вам в ответ: "Извольте подкрепить  документиком,
как убивают? Под какую подпадают статью?" Но даже если произойдет  чудо,
если вам повезет: прошибете бюрократическую стену и живы останетесь,  то
и здесь пользы - ноль. Не помогут вам общественные деятели  в  борьбе  с
Карлушей. Найдется добрая душа, захочет за  вас  заступиться,  и  ее  за
собой на дно утянете. Слишком опасна Система. Она  кого  угодно  сметет.
Вам нужно исчезнуть, на какое-то время затаиться, а потом, когда страсти
улягутся, я переправлю вас за границу. Вот оттуда можно и повоевать.
   - Куда отправите? - испугалась Денисия.
   - В Англию.
   - А если во Францию? По-французски я говорю свободно.
   - Во Францию? - Боровский задумался. - Не очень мне  это  нравится...
Впрочем... Хорошо, можно  и  туда.  Бертран...  Мой  приятель,  господин
Машикули, думаю, поможет вам и делом, и мудрым советом.
   - Бертран Машикули? Знакомое имя. Он приезжал в Россию?
   - И не раз.
   "Возможно, мы виделись  с  ним  на  посольском  приеме",  -  подумала
Денисия и спросила:
   - Кто он?
   - В прошлом  видный  политик.  Сейчас  отошел  от  дел,  но  все  еще
продолжает  пользоваться  весом.  Только...  -  запнулся   Боровский   и
продолжил с легким смешком:
   - Хотя вам это даже на руку.
   Денисия насторожилась:
   - Что - это?
   - Бертран старый прожженный  волокита,  но  не  пугайтесь.  За  рамки
дозволенного, если сами не захотите, он не выйдет.
   - Конечно, не захочу.
   - И не надо. Вы молоды и симпатичны. Он  будет  рад  и  этому  факту.
Бертран в глубине души по-прежнему романтик-мальчишка. Вообще-то он, как
любой политик, все больше заботится о себе и ленив на дела хорошие,  но,
когда речь заходит о милых крошках, здесь Бертран становится  рыцарем  и
способен на подвиги.  Да-да,  вы  правы,  надо  ехать  в  Париж.  Думаю,
Машикули  будет  противна  одна  только  мысль,  что  столь  хорошенькая
девушка, как вы, может погибнуть от  руки  злодея.  Безусловно,  он  вам
поможет.
   - Дай-то бог, - выразила пожелание Денисия.
   - Бог даст, - заверил ее Боровский. - Касаемо  Машикули  я  абсолютно
уверен, а вот как вывезти вас из страны, пока не знаю.  Вы  сейчас  где?
Впрочем, нет, не говорите. Скажите только одно: вы в безопасности?
   Денисия оглянулась вокруг: в парке ни души.
   - Вроде да, - подрагивая от холода, сообщила она.
   -  Тогда  подождите  секунду.  Я  лекарство  приму  -  сердце   опять
прихватило.
   В трубке послышались шорох, журчание воды, тяжелые вздохи.
   "Хоть бы старик не загнулся раньше, чем переправит меня во  Францию",
- с юношеским эгоизмом подумала Денисия.
   В унисон ее мыслям Воровский пробормотал:
   - Тут раньше времени коньки бы не откинуть, ну да постараемся. Вы без
меня, деточка, пропадете. - И, не давая Денисии времени на расстройство,
он продолжил уверенно и даже с напором:
   - Документы - ерунда. Здесь проблем не будет. Визу  вам  тоже  быстро
откроют, когда придет пора, а вот где вам отсидеться - не знаю.  Я,  как
вы понимаете, не свободен. За мной следят. Спрятать вас не сумею.
   Друзья у вас есть?
   Денисия всхлипнула:
   - Есть, да Карлуша про всех уже знает.
   - А вот и нет, - утешил ее Воровский. - Про вас он как раз  ничего  и
не знает. Вы же убиты. Не знаю  даже  я.  Вы  такая  скрытная  особа.  А
Карлушу больше интересуют друзья моей покойной жены. Ведь  она  от  него
скрывается. Насколько я помню, общих друзей у вас с Зоенькой нет...
   - Точно, - подтвердила Денисия и, сообразив, что Лариса осталась  вне
поля зрения Карлуши, оживилась и закричала:
   - Значит, я могу отправиться...
   Воровский ее прервал:
   - Тише! Молчите! Не надо мне знать, куда вы собираетесь отправиться.
   - Думаете, ваш телефон прослушивается?
   - Я принял меры, но береженого бог бережет. Поэтому давайте  поступим
так: вы отправляйтесь, куда собирались, а я этим же утром займусь вашими
делами. Через десять дней жду вашего звонка. Лучше  ночью  звоните,  все
равно не сплю.
   - Хорошо, я обязательно вам позвоню, - пообещала Денисия.
   - А я к тому времени  буду  знать  точно,  как  вам  помочь.  Вы  мне
нравитесь. Похоже, вы честный и  очень  неплохой  человек,  -  признался
Боровский и, пожелав ей удачи, повесил трубку.
   И в тот же миг Денисия вспомнила, что главного не спросила: предал ее
Пыжик или не предал. По чьей указке Карлуша Степку убил?
   Сначала она сильно расстроилась, психанула даже, но, подумав, решила,
что это уже и не главное.
   Главное - остаться в живых, а остальное успеется.
   До самого утра Денисия пряталась по  дворам,  искала  теплые  закутки
между гаражами, не  решаясь  заходить  в  подъезды,  а  когда  рассвело,
отправилась в метро.  Спрятав  лицо  в  высоко  поднятый  воротник,  она
смешалась с толпой, но и это  ее  не  спасло.  Как  черт  из  коробочки,
выскочила  из  электропоезда  и  прямо  на  нее  хохлушка  Зинаида,  вся
увешанная сумками. Выскочила и затрясла необъятной  грудью,  и  радостно
завопила на весь перрон:
   - Ой, Денька! Живая! А по телику показывали, что ты убитая!
   - Говорите тише, - взмолилась Денисия. - И запомните, Зоя я.
   - Зоя?! - ахнула Зинаида. - А как на Деньку похожа!
   Денисия сердито напомнила:
   - Мы близнецы.
   - Да-да, точно, - закивала головой Зинаида. - Я с перепугу забыла.  А
Степка-то наша где?
   - Почему вы спрашиваете? - насторожилась Денисия.
   - Ха! Ну, дивчина, ты даешь! Почему я спрашиваю! Потому,  что  пахать
за нее мне не хочется. Она думает выходить на работу?
   - Ну-у, не знаю...
   От сомнений таких  Зинаида  рассвирепела  и,  подпирая  сумками  свои
крутые бока, закричала:
   - Ха! Не знает она, смешная! Так не  мешает  тебе  узнать,  что  Азер
грозился Степку уволить. Уж она мне клялась!  Так  клялась!  Я  и  Азеру
передала...
   Денисия остолбенела:
   - Как - клялась? Когда?
   - Да вчера, когда энтот, Харик ее, заходил.
   - Гарик к вам заходил?
   - Ну да, разыскивал Степку. До чего дожила, то по Харику сохла, а  то
вдруг сбежала. Хлопец ко мне протоптал  дорожку,  кажный  день  заходил,
спрашивал, не объявлялась ли Степка. И, главное, что  интересно:  только
мы говорить про нее разогнались, а тут  и  сама  она  Харику  своему  на
мобилу звонит. Просит, плачет, приди  меня  забери.  Я,  не  будь  дура,
трубку вырвала и давай ругать ее, стерву.  "Ты  когда,  -  кричу,  -  на
работу придешь?" А она мне: "Тетя Зина, не  беспокойтесь.  Скоро  выйду,
так хозяину и передай".
   - А Гарик?
   - А шо Харик? Он обрадовался и убег.
   - Куда?
   - Да к ней. Степка же адрес ему свой  дала.  Квартиру  она,  что  ль,
поменяла. Так я ничего и не поняла.
   Ой, я ж на работу опаздываю, -  заспешила  вдруг  Зинаида.  -  Степке
привет передавай! - крикнула она и бодро шагнула в толпу.
   Толпа ее приняла и понесла к  эскалатору,  а  Денисия,  обессиленная,
рухнула на скамейку. Сестры, теперь уже все покойные, проиграли ей спор.
Не на тех они делали ставки - не на тех и не на то.
   Но в гибели Степаниды Денисия винила только себя, а вовсе не  Гарика.
Что Гарик? Он мужчина, эгоист, слабак.  Такие  в  первую  очередь  любят
себя.
   Женщина для таких не человек, а игрушка, развлечение. Разве мог  этот
Гарик защитить невесту? Он себя не умеет защитить.
   А вот Денисия уберечь сестру могла. Если бы она не пошла на  свидание
к Александру, если бы дома осталась, Степанида не  позвонила  бы  своему
жениху, и Карлуша не узнал бы, где она прячется...
   Опять Александр! И здесь Александр! Слишком много  бед  наделала  она
из-за этой любви. В душу начал заползать незаметный еще пока холодок.
   "Никогда себе не прощу, - шептала она побелевшими губами. -  Никогда!
- И тут же на себя разозлилась:
   - Так нельзя. Не об этом должна я думать.
   Потом. Казнь - потом. Упреки - потом. Все потом.
   А сейчас - к Ларисе".
 
Глава 2 
 
   В благополучной семье Ларисы разразился  страшный  скандал.  Гнусный,
невообразимый, с воплями, оскорблениями и прочим, прочим, прочим...
   Чем донял Рашидик Ларису, невозможно было понять,  но,  судя  по  его
разодранному лицу, она бесстрашно  сражалась,  лютовала  и  достала-таки
благоверного. Разошелся и он, да как! Даже  позволил  себе  почесать  об
жену кулаки, после чего  Лариса  успокоилась,  плюнула  в  его  "поганую
рожу", схватила на руки орущего  благим  матом  Зюзика  и  укатила..,  к
свекрови. К Асии Махмутьевне. За город. За справедливостью и любовью.
   "Может, оно и к  лучшему",  -  смекнула  Денисия  и,  недолго  думая,
прыгнула в электричку.
   Лариса, ее увидев, ахнула и, зажимая ладошкой рот, вскрикнула:
   - Зойка!
   Хотелось сказать: "С чего ты взяла? Я Денисия".
   Но пришлось молчать. Денисия лишь  кивнула  -  на  глаза  навернулись
слезы, спазм перехватил дыхание...
   В общем, слов не нашлось.
   Лариса всплеснула руками:
   - Ой, бедная ты моя! Я сама вся обрыдалась!
   Пойдем в мою комнату!
   Там сумбурно и долго говорили сразу  про  все:  про  скандал  в  доме
Лариски, про незаконченный ремонт, про  убийства  сестер,  про  то,  что
Зойка главная подозреваемая, про то, что ищут ее,  и  про  то,  что  это
абсурд! Абсурд-абсурд-абсурд!
   - Что же делать теперь? - горестно складывая тонкие руки  на  плоской
груди, приговаривала Лариса. - Что же делать?
   - Ты не волнуйся, я к вам ненадолго, - виновато мямлила Денисия.
   - Ну да, ну да, я сама здесь в гостях...
   Когда  жар  беседы  угас  и  обе  почувствовали  усталость,   Денисия
поднялась:
   - Ну, Ларчик, не хочу навеки прощаться, но, Кто его знает,  может,  и
не увидимся больше.
   Друзья познаются в беде: Лариса  замахала  руками,  затопала  ногами,
загорлопанила:
   - Ты что? Сумасшедшая! Куда ты пойдешь?
   - Уж найду куда.
   - Даже и не помышляй! Нет, ну как тут не  материться?  Не  ерепенься,
все равно не пущу! Марию Добрынину ты подвела! Меня подвела! Перевод  со
старофранцузского мне  не  доделала!  Так  что,  дорогуша,  оставайся  и
принимайся за перевод. Я Добрыниной обещала, а ты  мне  обещала.  Нет  у
меня таких денег, чтобы теперь  дорогим  специалистам  платить.  Знаешь,
сколько за старофранцузский сдерут? Ого-го! Мало мне не покажется!
   Денисия опешила:
   - Как ты узнала, что я не Зоя?
   - Нет, ну  как  тут  не  материться?  Ты  за  дуру  держишь  меня,  -
рассердилась Лариса. - Как я ее узнала? Глупый вопрос.  По  речам  твоим
умным. Разве Зойка может так говорить?  Конечно,  я  поверила  сразу,  а
потом уж  только  о  том  и  размышляла,  как  все  на  самом  деле  там
получилось.  Нет,  ты  не  подумай,  -  запереживала  Лариска,  -  я  не
выспрашиваю. Если захочешь, расскажешь сама, но уходить и не помышляй.
   - Я за вашу  семью  боюсь,  -  призналась  Денисия.  -  Если  Карлуша
прознает...
   - Не прознает. Он, как я поняла, ищет Зойку, а с Зойкой мы на  ножах.
Это скажет любой. Так что не переживай. Здесь тебя не будут искать. Зато
теперь ты переведешь наконец мне рукопись. Я увидела по телику труп твой
и сразу подумала: "Ну как тут  не  материться?  Все,  Добрынина  грохнет
меня! Плакал наш перевод! Деньки больше нет! Где искать буду специалиста
по старофранцузскому?"
   - Переведу, теперь времени много, - согласилась Денисия.
   - Не очень и много,  -  затараторила  Лариса.  -  Добрынина  скоро  в
загранку уезжает, и на нашу беду - с рукописью.
   - Успею. За три дня переведу.
   Лариса обрадовалась:
   - Денька, ты гений! А как дальше жить,  будем  думать.  Свекруху  мою
подключим. Знаешь, какая умная моя  Асия?  Ого-го!  А  должность  у  нее
знаешь какая? Ого-го-го! А  связи  у  нее  какие,  знаешь?  Ого-гого-го!
Подожди, вечером она явится с  работы,  сразу  все  на  место  поставит.
Ого-го-го-го-го! - загоготала Лариса.
   Денисия осталась в татарской семье.
   У свекрови, Асии  Махмутьевны,  хозяйство  большое  -  участок  земли
бескрайний, добротный кирпичный дом, огромная татарская семья.
   Шум, гам, бесчисленная детвора и  суматоха.  Общаются  по-разному:  и
по-татарски, и  по-русски,  и  на  жуткой,  абсолютно  непонятной  смеси
турецкого и бог знает какого, но сами прекрасно друг  друга  понимают  и
так же прекрасно  ладят.  Все  заняты  делом,  все  в  движении:  кто-то
приходит, кто-то уходит. Во двор и из двора то и дело въезжают-отъезжают
машины. В доме кипит работа: все трется, метется, чистится.  В  огромной
кухне постоянно шипит и коптит, чадит аппетитными ароматами -  поесть  в
семье любят.
   И над всем этим  женским  хозяйством  чрезвычайно  занятой  свекровью
поставлен начальник:  невестка  Альфия,  жена  старшего  сына.  Красивая
молодая татарка, крепкая, крутобедрая, сильная и духом и телом -  спуску
никому не дает. С утра до ночи слышен в доме ее властный и звонкий голос
- командует, но все по делу. Денисия, подчиняясь и помогая, любит за ней
наблюдать.
   Лариса по случаю ссоры с Рашидом отпуск взяла и потому всегда  рядом.
Тоже чистит, метет, трет, поджидая обидчика-мужа.
   Асия Махмутьевна постановила: раз виноват, пускай сам идет на поклон,
тогда и подумаем, на каких условиях будем мириться.
   Натирая огромный медный таз, Лариска бухтит:
   - Еще попросит меня, еще поползает на коленях, будет, гад, знать, как
руку поднимать на жену.
   Трахает всех подряд, и я еще виновата.
   Денисия испуганно ей шипит:
   - Тише ты, дети вокруг.
   Толпа татарчат  любит  крутиться  на  кухне:  то  печенье  шоколадное
стянут, то умыкнут пирожки с курагой. Заметив непорядок, Альфия кричит:
   - Ишь саранча! Кыш отсюда! А вот я вам!
   Детвора - врассыпную. Альфия строго смотрит  им  вслед  и  неожиданно
смягчается.
   - Киль манда, -  подзывает  она  предводителя,  белобрысого  румяного
мальчонку. - Вот вам печенье, всем раздай. Жуйте и телевизор смотрите, а
здесь вам нечего делать. Здесь взрослые свои, не для ваших  ушей,  ведут
разговоры.
   Татарчонок доволен, хватает печенье, благодарит.
   - Рях мяд, рях мяд, - радостно блещет он небесно-голубыми глазами.
   В семье Асии и рыжие, и русые, и белокурые  -  всяких  хватает.  Мало
только брюнетов. Но красивые все. Красавец и Ларк