Ненавижу! Господи, как я вас всех ненавижу!..

     Потом  они  сидели  в  какой-то  забегаловке. Витус  напротив  Лари,  с
закрытыми глазами, с пластиковой кружкой  в  подрагивающих руках. Его только
что перестал бить нервный озноб.
     Лари, должно быть, выглядел не лучше.
     -- Не ты  один сейчас на  грани  помешательства.  Если  хочешь,  можешь
сходить  с ума,  но хоть не  провоцируй других. У меня последние месяцы тоже
крыша едет.  Знал я или нет? Знал, Витус, ты прав. Но  я все время вспоминаю
одного  великого итальянца.  Люди  очень редко могут поступать, говорил  он,
совсем плохо или совсем хорошо. Это обо мне, Витус...
     Факт за фактом Лари поведал историю, которая в пересказе  выглядела еще
более нереальной, чем ранее представлялось.
     Подавленный  его  рассказом  более, чем  своим недавним  срывом,  Витус
молчал. Он поймал  себя на том, что уже окончательно не может  воспринимать,
чему можно в этом мире верить, а чему нет. Явь, похожая на фантасмагорию,  и
фантасмагория, похожая на явь, слились.
     -- Сенатор Коллинз. -- Очнулся он. -- Ты сказал, он уберег тебя. Ты ему
веришь?..
     -- Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется? -- Отвечал вопросом на
вопрос Лари. -- Чтобы кто-то мне сказал,  кому  можно верить? Я хочу верить,
Витус. Я никогда так не хотел этого...

     23 сентября 2001 года, где-то под Вашингтоном

     Все  дни  траура  были  заполнены  сумасшедшей работой.  Аппарат  Буша,
Госдепартамент, управления спецслужб не знали ни дня, ни ночи. Не говоря уже
о Пентагоне.  По давешнему выражению  министра обороны Рамсвелла, рыли,  как
никогда.
     Собственно,  и  траур  продлили, чтобы  иметь еще  несколько  дней  для
работы. Как только траур закончится, нация спросит: что дальше?
     Прежде  всего  пришлось  разобраться  в  терминах,  которыми  до  этого
оперировал  президент в своих  публичных  речах. "Безграничное возмездие" по
сути   было   верно,  но   эта   суть   слишком   многое   сообщала  миру...
Информационникам и идеологам  пришлось  перебрать десятки вариантов,  прежде
чем  остановились на "неотвратимой свободе".  И по смыслу, и по  грамматике,
конечно, абракадабра, но звучит не столь истерично.
     Полиция,  ФБР, юстиция  занимались национальной "зачисткой". Им был дан
карт-бланш  с   прозрачным   предупреждением  генеральному  прокурору  Джону
Эшкрофту: не найдете улик и виновных, последствия в личном  плане ждать себя
не заставят. За несколько дней было арестовано свыше шестисот "террористов".
     --  Мы уверены, что все эти люди действительно причастны к "Аль-Каеде".
-- Выступал по SNN Эшкрофт. -- И мы в рамках закона используем все имеющиеся
в нашем распоряжении средства, чтобы террористы оставались в тюрьмах...
     Еще  столько  же  людей  пополнили  тюрьмы по  обвинениям  в  нарушении
эмиграционного   режима   --   свой   вклад  вносила  Служба   иммиграции  и
натурализации.
     Все это было,  как выразился  кто-то  из присутствующих,  звоном пустых
бутылок. Словно предвидя такие выпады недоброжелателей, жаждавших его крови,
Эшкрофт  заявил, что более  ста  задержанным предъявлены  обвинения. Он  был
вынужден добавить -- по уголовным статьям.
     --  Но  главное  в  том,  --  возвысил  прокурор голос,  --  что аресты
предотвратили новые теракты...

     Выключив  телевизор, Вашингтон молчал. Молчали и  те, кого он пригласил
собраться в его резиденции.
     -- Вот в этом, -- кивнул на погасший экран один из присутствующих, -- и
состоит главная  цель  случившегося.  Перед нами Америка, которой мы  еще не
знали. С нее слетает  мишура, одежды цивилизованности, и мы предстаем голые.
Подобное происходило в крепостях, осажденных гуннами. Страх властвует всеми,
но у каждого свой страх.
     -- Я не удивлюсь, если  завтра Эшкрофт объявит  пособником  террористов
кого-нибудь из личных врагов.  И сверстает на него такие улики, что парню не
отвертеться от электрического стула...
     -- Претендентов на  электрический  стул  найдется немало. Например  вы,
Боби.
 --    Обернулся  к  шахматисту  человек,  лицо  которого  знала  вся нация.   --
Угораздило вас в прямом эфире приветствовать удар по Нью-Йорку...
     -- И не жалею. Скажу больше, если бы мне пришла в голову эта гениальная
идея, то  обязательно  бы заручился  местом в  кабине "боинга".  Я  знаю эту
позицию! -- Ткнул в сторону  телевизора шахматный чемпион. -- Америка сильно
переоценивает свои силы. Она сейчас на  ста досках ведет сеанс одновременной
игры и цена каждой  партии  --  жизнь. Нет  гениальных игроков,  которые  бы
победили на всех ста досках. Даже при условии,  что противники  сами  играют
одновременные  сеансы  друг  с  другом. Меж  собой, смею уверить,  они  пока
договорятся  на  ничью. Их  давно  тошнит  от  нашей самоуверенности,  нашей
логики, правил,  которые мы  им  навязываем. Они  с  нами  расправятся  и я,
повторяю, буду счастлив!
     -- Америка, не будем забывать, сильнейшая ядерная держава.
     -- Чепуха!  И сентябрь это уже доказал. Ядерное оружие ничего собой уже
не   представляет!..   Не   более,  чем  психологический   барьер.  Его  уже
перешагнули, а значит, с ядерными бомьами можно не считаться. Эпоха ядерного
устрашения кончилась, нас не боятся.
     --  Это  серьезное заявление, мистер  Фишер.  Не могу  не  признать ваш
гений.
 --    Поприветствовал  шахматиста Вашингтон стаканом  с  виски.  --  Браво. Но у
Америки есть и другие аргументы...
     -- Имеете  в виду доллар? О, да!  Перед долларом и я  благоговею.  И не
только я, мы ведь все здесь его поклонники? Деньги -- субстанция магическая,
а  доллар обладает супермагией.  Американский,  а точнее сказать,  еврейский
финансовый гений  в том  и состоит, что  доллар возведен в ранг религии.  Но
мистика кончается,  если нет новых чудес. Можно еще  какое-то  время держать
мир под гипнозом, но что-то подсказывает, что это время кончается.
     -- Две тысячи вторым годом, как мы все это знаем.  -- Заметил кто-то из
затемненной  части комнаты. -- Евро прорвется в  мир. Запущенный в Югославии
кризис на какое-то время задержал этот  процесс, но  теперь Штаты будут не в
состоянии что-либо здесь предпринять.
     --  Европе  на  руку, что  происходит  с Америкой.  Более того,  Европа
постарается  всерьез помочь Штатам увязнуть  на Ближнем  Востоке. Поддержит,
даже направит в залив корабли, но останется на второй линии. Очень  выгодная
позиция...
     -- Россия?
     --  Ее  молодой  президент это серьезно! За  ним  пока ни одной ошибки.
Добрые  слова  Бушу и Буш  --  инструмент  России  в решении  и афганской, и
чеченской проблемы.  При  этом  Россия ничем не  рискует  в  арабском  мире.
Напротив,  все  симпатии  на  ее   стороне.  На  ее  месте  я  был  бы  даже
заинтересован в ударе США и по Ираку. Это прямой путь Америке в политические
мертвецы...
     -- Доллар еще поживет, его хоронить рано. -- Вернулся к теме Вашингтон.
 --    Люди неохотно расстаются с мифами. Тот, кто занимается политикой, я имею
ввиду мировую политику, знает, насколько инертен мир. Звезда на небе гаснет,
но  мы  еще века видим ее свет. Так и сознание людей. К тому же американская
имперская   триада   имеет  еще   одну   составляющую.   Ту,   что   именуют
информационной...
     Он хотел двигаться  дальше. И глянул  на Фишера.  Мастер  парадоксов не
отреагировал.
     -- Пользуясь вашим сравнением, еще одна магия. -- Продолжил  Вашингтон.
-- Разве не так?..
     --  Нет. -- Было ответом. -- Как  раз этому человек  вполне в состоянии
противостоять. За исключением придурков.
     Вашингтон  хмыкнул.  Этот  человек не отличался хорошими  манерами.  Но
слушать его было полезно.
     -- Вот пульт, -- кивнул чемпион на дистанционный выключатель на столике
перед Вашингтоном.  -- Вы выключили телевизор,  как только  услышали идиота.
Вас можно принудить поверить ему? Хорошо, есть более искусные проходимцы. Но
вы  только отметите  их  искусность.  Неискушенные  народы? На информацию  у
Штатов  нет  монополии.  И  не  будет.  Маленькая   телестанция  в  Эмиратах
информационно обанкротила Белый Дом. Пустила  по  ветру миллиарды  долларов,
выброшенные Америкой на глобальные информационные коммуникации. Более  того,
заставила их  работать на себя. Когда в каждый американский  дом  явился Бен
Ладен, Буш, я уверен, забился в судорогах. Этот спокойный бородатый одиночка
был праведен, точен. Ему нечего предъявить.  Невиновен  -- сквозило в каждом
его слове и жесте.
     -- Другими словами?..
     -- Правда проста, ее всякий узнает сразу. Более того,  я бы  сказал, ее
знают заранее. И всякий человек проходит нехитрый, но страшный  тест --  кто
он, к какой стае относится, насколько развратен, боится ль греха, изощрен ли
во лжи и чего хочет...
     -- В таком случае, вы тоже характеризуете себя, а не суть вещей.
     -- Согласен с  вами.  -- Развел руками Боб Фишер. -- Почему бы нет. Как
говорится в таких случаях, время рассудит...

     --  Я хочу высказать мысль, которая все время витает над нами. -- После
паузы  заговорил  шахматист.  --  Как не  парадоксально звучит,  Америка  --
банкрот. Не в том смысле, что исчерпаны возможности для материальной  жизни,
хотя  и  здесь  много тревоги. Достаточно  двух  цифр  -- мы составляем пять
процентов населения  планеты,  а  хотим  потреблять около  половины  мировых
энергоносителей.
     -- Это говорит лишь о могуществе страны. -- Прозвучали чья-то реплика.
     --  Скорее,  о  зависимости.  -- Парировал выступающий.  --  Нам бы  не
понадобилась  концепция глобализации, если бы  ее выдвинули, скажем, советы,
два десятилетия назад.  Мы  резко  выступили бы  в  этом  случае  с  позиций
антиглобализма.  Но  благо ли для Америки,  что именно  в ее руках оказалась
инициатива?  Как  идти к  единой  мировой интеграции? Под  какими идеями? На
каких принципах? На принципах золотого  миллиарда? Я задаю эти  вопросы и не
знаю  на них  ответа. Вряд ли кто-нибудь  знает,  кроме  этого  сумасшедшего
поляка, забыл как его...
     -- Збигнев Бзежинский.
     -- Да. Странно, что это  имя всегда  у меня  выпадает из памяти. Словно
хочет остаться за рамками сознания. Вряд ли кто-нибудь  еще решится на столь
откровенный цинизм во имя безумных идей. Это глобальная авантюра, господа. Я
бы  сказал,  Америке  следует умереть,  если она пойдет  по такому пути.  И,
боюсь, это произойдет...
     -- Не будем  заниматься пророчествами. -- Словно  очнулся Вашингтон. --
Спасибо за то, что откликнулись на предложение встретиться...

     Проводив гостей, он пошел спать.

     7 октября 2001 года, Оманский залив

     Подводная  лодка  класса  "Лос-Анджелес"  приняла  приказ  следовать  в
Персидский, а затем  в Оманский залив две недели назад. По нынешним временам
не самая  современная,  она тем не менее приняла перед выходом полный  запас
крылатых   ракет  "Томагавк".   Первый  отсек  лодки  был  заполнен  ими  --
"Томагавки" выстреливаются из торпедных аппаратов...
     -- Обратно  побежим  налегке.  Уже  завтра-послезавтра.  --  Похлопывал
ракету по боку  капитан  Марлоу.  Эта  самая ближняя  к проходу ракета  была
расписана белой краской: "Бен Ладену из США!", "С исламским  приветом..." --
Эх, люблю я служить в американском подводном флоте!
     -- Что это  тебя разобрало, Марлоу? --  Вечно всем недовольный  старший
помощник нырнул в отсек через комингс люка. Без  пилотки его лысина отражала
свет каждого плафона.
     Строго  по  уставу  и  тем безумным  наставлениям,  которые  так  любят
сочинять  наверху, Марлоу доложил обстановку в отсеке. Далее  он следовал за
старшим начальником. Как и положено, в полушаге.
     -- Воздух среднего давления в норме?.. -- спросил Лысый.
     -- Проверили. Норма, сэр.
     -- Пломбы...
     -- Куда им деваться, сэр! Виноват, пломбы в порядке.
     Задав еще пару таких же вопросов, старпом  дошел до первой ракеты. Той,
что  была расписана капитаном с такой любовью.  Баночка с  краской и  кистью
стояла тут же.
     -- Что это, капитан? -- Старпом уставился на Марлоу в упор.
     -- Во  имя скорой  победы, сэр! --  Рявкнул командир  ракетно-торпедной
группы.
     -- Кто приказал? -- Наливался красным старпом.
     Личный состав отсека замер. Марлоу попытался улыбнуться.
     --  Я знаю чему  вы радуетесь,  Марлоу. -- Свирепо задышал  старпом. --
Тому,  что  пятнадцать  лет назад ваш отчим сдал вас, слабоумного, на полный
пансион в военно-морские силы США.  А не в танкисты и не в десантники. Жаль,
я не был в тот день извещен  об этом прискорбном приобретении. Уж я бы нашел
способ  переубедить вашего  многомудрого отчима,  что такие  герои,  как вы,
нужны  исключительно  в пехоте. Чтобы там демонстрировали свой  боевой  дух.
Когда их выкинут на песок в том же Афганистане. А мне  здесь герои не нужны.
Вы меня поняли?!
     -- Да, сэр!
     -- Мне не нужны художники!
     -- Да, сэр!
     -- Мне  нужны обыкновенные, тупые ребята, которые в гробу видели всякую
политику!
     -- Да, сэр!
     -- Которые палец  о палец не ударят,  пока  их  не пнешь, не то,  чтобы
изводить краску в патриотическом припадке!
     -- Да, сэр.
     -- А теперь за растворитель, и чтобы через три минуты этого!.. -- Палец
старпома  стучал по  буквам,  по  "Томагавку" так,  что эхо  шло по  отсеку:
казалось, может сдетонировать боевой заряд. -- Не  было! Три минуты, Марлоу!
Время пошло!..

     -- Все в порядке? -- Спросил командир атомохода, когда старпом вернулся
в центральный. -- Все готовы к стрельбе?
     -- Все в порядке, сэр. Корабль к стрельбам готов. -- Вытирал  от краски
руки старпом.

     Ракеты, вырвавшись на поверхность, какое-то время словно раздумывали --
отправляться  им по назначенным в Афганистане  целям или завалиться  здесь и
сейчас, в красные от закатного  солнца волны  залива. Но включались маршевые
двигатели и "Томагавки" уходили вверх.


     "ТОРА БОРА"

     Часть третья

     Не зря  говорят:  чтобы понять,  что  впереди,  нужно оглянуться назад.
Ничто  не ново  на  белом  свете. Всякое  событие  случалось. Все  на  земле
делается людьми,  а люди  редко  изобретают  нечто действительно новое.  Все
самое славное  в истории  было. И самое  бесславное. У  людей одни  и  те же
стремления, одни мотивы,  будь то три тысячи лет  до рождества Христова  или
две тысячи -- после.
     Еще  легче  предвидеть  будущее  народа,  если  ты  этот  народ знаешь.
Характер народа изменениям не подвержен, менталитет -- категория сакральная.
Если какому-то народу, стране присуще  миссионерство, надчеловеческое знание
"как  лучше", желание  нести это "знание" другим народам и странам с помощью
огня  и меча,  или другими,  более современными технологиями  подчинения, то
вряд ли стоит ожидать чего-то иного.
     Соединенные Штаты Америки с некоторых пор  осознали себя такой страной.
И  на протяжении всего 20  века добивались одной  цели --  стать вождем всех
других  народов.  И с началом  нового  века,  тысячелетия эта цель,  похоже,
начала   сбываться.  Миру  была  явлена  новая   империя,   единственная  из
оставшихся. США -- Новый Рим.
     В  каждом  времени существует своя Империя, со всеми вытекающими отсюда
последствиями. Римская  империя  --  высшая из  ранее  существовавших. И  не
только в славе, но и в падении...

     10 ноября 2001 года, Новый Афон

     Что заставило  его  отправиться именно в Грецию и вот  сейчас стоять на
палубе катерка, который ходко  бежал к  оконечности полуострова Айон-Орос, к
куполам церквей, ничем  не разнящихся с такими же  московскими, российскими?
Есть хороший ответ -- Бог весть.
     После Лубянки Михеев появился  в особняке, а на  его столе  лежал белый
конверт. Михалыч  развернул  его  и  обнаружил  билет,  визу,  туристическую
путевку на свое имя.
     -- Сережа, откуда?
     --  Я  думал, Михалыч, ты  заказал.  -- Растерянно  смотрел  Сергей. --
Привезла какая-то  девочка, сказала передать. Я  хотел  оплатить, оказалось,
что все оплачено...
     Там,  где кем-то что-то оплачено, мистики  не бывает. Кто-то  хотел его
видеть,  назначил встречу  именно в Греции и  именно  на Афоне.  Хорошо,  он
поедет.  Тем  более,  что  настроение  вполне  способствует  ни  к  чему  не
обязывающему путешествию.
     Его отношение с религией... Какие  они, эти отношения? Какие вообще они
могут быть у сорокавосьмилетнего человека, который большую часть своей жизни
не  был ни  гностиком, ни агностиком? Он даже узнал  о том,  что  крещен,  в
тридцать три.  Узнал  совершенно  случайно,  на  улице  районного  центра  с
бурятским названием Усть-Уда.

     Перед самой смертью, в восемьдесят шестом отцу припекло ехать в Сибирь.
"Поеду с Юрием", -- сурово осадил поднявшуюся было жену,  которая поругивала
"старого дурня" за вечные его сумасбродства. И  Юрий поехал.  Тем более, что
там была все-таки его родина.
     Отец с матерью вернулись из Сибири в Москву  в пятьдесят четвертом, ему
был год.  Обычная история.  Тоже факт -- питая его во младенчестве семейными
преданиями,  ни отец,  ни  мать  ни  разу не  обмолвились  о  том, что  были
репрессированы. Он знал только, что встретились они в Сибири, хоть  оба и из
Москвы.
     Отца по возвращению в  первопрестольную реабилитировали  сразу, он даже
дослуживал, как тогда говорили, в органах. Мама на реабилитацию не подавала
 --   ни тогда, ни позже.  Отмахивалась:  зачем это  ей,  если и  без того люди
знают, что и как...
     А в Усть-Уде  первая же  встреченная  на  улице женщина --  пожилая,  в
фуфайке и вязаном платке -- оказалась его... крестной матерью.
     Ее  остановил отец и та долго не могла взять в толк "чьих они", а когда
признала отца, обрадовалась, как родному.
     -- А это чей? -- Глянула она на Юрия.
     -- А это мой сын, Юрий...
     -- Надо же, крестник, значит. Вот как Бог привел свидеться...
     У Клавдии Ивановны они и остановились. И прожили  три  дня, за  которые
отец отвел душу в разговорах и воспоминаниях.

     Что-то  еще  случилось  в  Сибири, в  этом богом забытом селе.  Ах  да!
Отец... Он  ведь всерьез  собрался помирать после поездки. И почему-то очень
хотел отыскать могилу какого-то неведомого Степана, товарища по ссылке.
     --  Пустое  это,  --  все  уверяла  его Клавдия  Ивановна.  --  Ведь  и
кладбище-то другое. Старое ушло под воду еще когда ГЭС строили. А  кто будет
переносить могилу поселенца, если и своих-то не всех перенесли?..
     Но кто и когда мог переубедить отца?
     -- Оденьтесь хоть по нормальному. -- Принесла им  крестная два свитера,
полушубка, валенки.
     Собрались, пошли.  Проползали  по  кладбищенским,  не тронутым  следами
сугробам,  можно сказать, полдня. Мороз осел куржаком на бровях и  шапках. И
не нашли могилу.
     --  Знать, не  судьба,  --  наконец  сдался  отец.  --  Прости,  Степан
Васильич, что не случилось...
     -- Помянем? -- Предложил Юрий.
     -- Давай, устроимся вон там и помянем...
     Смахнув снег  с  поваленной лиственницы на краю кладбища, он усадил  на
ней  выбившегося  из  сил отца.  Вытащил из кармана чекушку,  краюху  хлеба,
пополам   с   набившимся  снегом,   пару   луковиц.  Разлили   по   стопкам,
предусмотрительно сунутых в карман полушубка Клавдией Ивановной
     --  Что  за  человек был Степан  Васильевич?  Ты  мне  ничего  о нем не
рассказывал...
     -- Человек,  как человек.  -- Ответил  отец.  -- Дай  Бог  ему царствия
небесного...
     Странен этот русский обычай -- поднимать стопку водки за давно умершего
человека, которого  ты мог даже не знать. Горчит водка,  а на душе светло. И
луковица с хлебом сладка на морозе.
     --  Хорошо  здесь -- Огляделся  отец по  заснеженным  верхушкам  дерев.
Знаешь,  я тебе так  много хотел  рассказать  в  эту  поездку,  все  на  нее
откладывал. А сейчас вроде  и рассказывать нечего.  Спасибо,  что  поехал со
мной... Вот ведь странно: жизнь заканчивается, а рассказать нечего...
     -- А и не надо. -- Снова разлил  Юрий. -- Я и без того зна