ед.
     Вдвоем с очнувшимся Родди, шатаясь, как пьяные, они  свалили тяжеленный
зад зверя с Билла. Тот судорожно втянул воздух.
     -- Жив?!
     Парень  явно  родился  в рубашке. Грудь,  голова целы.  Вывернутая ниже
бедра  нога, откуда сквозь  распоротую штанину торчала сломанная кость, была
не в счет.
     Они  перехватили ногу  повыше перелома  ремнем  от  винчествера.  Родди
повернулся к Джорджу:
     -- Там, в вертолете, есть все, вплоть до носилок. Давай...
     Когда Билли со  всеми предосторожностями перекладывали на  носилки,  он
пришел в себя, взял за руки Родди:
     -- Я видел такое!..
     -- Молчи, Билли, потом...
     -- Нет, ты представить этого  не можешь. Никто не может представить.  Я
видел...
     Перед погрузкой в вертолет он остановил Джорджа движением руки:
     -- Парень,  ты спас мне жизнь. Я не понимаю, как это у тебя получилось,
но ты это сделал... Знаешь, я видел полет твоей пули. Клянусь, это правда. Я
видел, как пуля дробила ему клык. Это может видеть человек?..
     -- Потом, Билли...
     -- Джордж, я всю ночь думал о том,  что  ты мне рассказал.  Дерьмо это,
Джордж. Я могу это написать, но это  не сценарий. Это нельзя снять. А теперь
я знаю, что я сниму. Это будет нечто. Такого никто не видел... Кроме меня...
     -- Еще один фильм, Билли? -- улыбнулся тот, кого звали Джордж.
     -- Да, еще один.

     5 июля 2001 года, Москва

     Вернувшись в  столицу, Сергей не застал здесь Михалыча. Последнее время
Михеев  вообще редко  бывал  в белокаменной.  По неделе, по  две, а то  и по
месяцу пропадал в заграницах. Приезжал и несколько  дней отсыпался у матери,
которая жила где-то на Сивцевом Вражке. Или на даче, в Звенигороде.
     Когда  Михеев  бывал  в  особняке, к  нему  приходили  люди, в основном
незнакомые Сергею: раньше видел только двоих. Оба, как он понимал,  были  из
прежнего ведомства Юрия Михайловича.

     Группу своих советников Михеев больше не собирал, лишь время от времени
просил  Сергея  забрать  то у  одного,  то  у другого  какие-то материалы  и
переслать, где бы  он  не был.  Материалы  всегда были в плотных  конвертах,
заклеенные на совесть.
     Но однажды разговор  у  них все же случился. Начал его Сергей,  который
уже не видел просвета в делах корпорации.
     -- Что будем делать, Михалыч? Долги виснут удавкой.
     -- Кто-то грозил? -- Поднял глаза Михеев. -- Дай мне фамилии.
     -- Михалыч, мы так не договаривались...
     -- Как -- так?
     -- Что ты будешь делать с фамилиями?
     --  Не  волнуйся,  ничего  ни с кем не  случится.  Встречусь, поговорю.
Только и всего. Может, предложу в покрытие долгов дело поперспективней...
     -- Нам бы самим не мешало к делам вернуться.
     -- А мы с тобой чем занимаемся? -- Откинулся в кресле Михалыч.
     -- Если честно, не знаю.
     --  Ладно, садись и слушай. Есть план, который может многое поменять. В
наших делах тоже.  Но главное,  скажем так, экономический  климат...  Вот ты
несколько раз ездил  в Америку, встречался с Коллинзом.  Я тоже кое с кем за
это время  встречался.  Помнишь, та схема управляемых кризисов, о которой мы
говорили?  Так  вот,  это  не  турусы  на  колесах,  не  плоды  воспаленного
воображения. Многое начинает  обретать имена и фамилии.  И вот  тебе задача,
Сережа...

     Задача была не интересной. Обзавестись Интернетом, освоить его и качать
информацию по дюжине  поисковых слов.  Завести альбом, в  который выклеивать
все статьи из центральных газет, где упоминаются несколько известных имен.
     --  Английским  владеешь? Тогда  выпиши еще  вот эти  газеты. --  Перед
Сергеем лег еще список.
     --  У  нас скоро денег и на российские  газеты не хватит. -- Попробовал
шутить Сергей.
     --   Продашь   особняк.  --   Не  принял  шуток  Михалыч.  --   Кстати,
ликеро-водочный завод я уже продал. Деньги в трех ячейках  Межбанка,  номера
ты знаешь, ключ  у тебя имеется. Надо будет тысяч сто пятьдесят положить  на
карточку "Виза". Карточку мне. С остальными деньгами бережней...
     Через пару дней он  снова уехал. А  Сергей занялся непривычным для него
делом. С утра  с ножницами и клеем  засаживался  за  газеты. Потом  шарил по
Интернету. Пачки распечаток и  блокноты с вырезками  вечером по дороге домой
завозил по адресу, оставленному Михеевым.
     Сначала  это  было  скучно. Но  вскоре кое-какие  закономерности  стали
приоткрываться и ему.  Одни  и те же люди  в одно и то же время появлялись в
одних  и тех же  местах. Или почти одни и те же, почти в одно и то же время,
почти  в одних и тех же местах. Вашингтон,  Нью-Йорк, Лондон, Рим, Женева...
Разъехались, снова съехались...
     Это нельзя было  назвать  броуновским  движением,  хотя  и  похоже. Это
скорее напоминало танец. И ему трудно пока было понять,  какую музыку слышат
все эти люди?
     А иногда все пропадало. Исчезала всякая закономерность. И тогда  Сергею
казалось, он занимается все-таки пустяками.

     20 января 2001 года. Вашингтон

     Белый дом готовился к инаугурации сорок третьего президента Соединенных
Штатов.  Все  были  счастливы,  что  наконец-то  закончилась   тягомотина  с
подсчетом бюллетеней. Всех утомила тяжба "Гор -- Буш".
     Давно известно,  американцы не любят неопределенностей. Буш,  так  Буш,
хотя  интеллектуальной  Америке,  людям искусства  и студенческих  аудиторий
такой исход был явно не по нраву. Радовались больше люди служивые, которые в
годы   президентства   Клинтона   чуть   со  стыда   не   сгорели  за  этого
"сексофониста".
     И все же день присяги Буша-младшего наступил  как-то внезапно. Даже имя
нового президента вписывали в приглашения от руки.

     -- Лора!  Ты  готова? -- Поправлял галстук  перед  зеркалом  в передней
Буш-младший.
     -- Иду, дорогой! -- Лора подняла бровь.
     Не  в  упрек Джорджу  она  готова всегда. Недаром  среди прислуги ходят
слухи,  что открытки  к  следующему  Новому  году она  покупает  сразу после
рождества.

     Новый  представительский  лимузин в  составе кортежа мчал  супругов  по
Пенсилвания-авеню.  Секретные службы сбились с ног,  обеспечивая  маршрут от
Капитолийского холма к Белому дому. Ожидались беспорядки, связанные  с  явно
волевым исходом выборов. До 30 тысяч протестующих -- это вам не шутка -- под
стать горячим  денечкам инаугурации  президента  Никсона, когда  бушевали по
поводу Вьетнама.
     Но все прошло гладко.  Лора едва сдерживала слезы счастья, когда ее муж
произносил высокие  и простые слова, положив  ладонь на Конституцию. Неплохо
поработали  над первой президентской речью и спичрайтеры. Слова о примирении
нации звучали особенно проникновенно.
     Джордж  возьмет  Америку  в  крепкие  руки.  Слишком  много  сложностей
нафантазировали некоторые  вокруг нее.  У Джорджа техасский характер, лишние
умозаключения ни к чему...

     14 мая 2001 года, 15:35, Лэнгли

     Полковник Пауль Лацис,  службист до мозга костей, принял эту информацию
в конце своего дежурства. Он немало повидал, перечитал и переслушал на своем
веку -- за тридцать лет службы в специальных  ведомствах, но сейчас не верил
собственным глазам.
     -- Уэлс, Уэлс, -- выуживал он  из компьютера объективку  на резидента в
Риме, чтобы на докладе заместителю  директора ЦРУ быть во всеоружии. -- Вот!
Сорок  четыре года, женат,  двое детей. Из Анаполиса.  Вест-Поинт.  Два года
службы  во флоте. Перевод. Служба в центральном аппарате, учеба  в академии.
Агент в Сомали, Афганистане. Спецоперации в Восточной Европе. Командировки в
Бирму, Ирак, Венесуэлу. С  1998 -- Рим. Сначала руководитель сектора,  затем
резидент. Благодарности, награды, взысканий нет.
     Как докладывать этот бред наверх? Надо бы посоветоваться. Но с кем?
     -- Дэн! -- позвонил он по внутреннему телефону своему старому  знакомцу
Дэну Гору в отдел "С". -- Заглянул бы ко мне в "скворечню" на пару минут...
     Дэн  --  башковитый  парень.  Когда  у  Пауля  возникала  нестандартная
ситуация, он  всегда  обращался  к Дэну и отказа  не не получал. И  главное,
парень умел  держать  язык за зубами, не разносил по управлениям, что Лацису
иногда,  скажем прямо, не  хватает  мозгов  для  того,  чтобы переварить всю
идиотскую  информацию,  которая  идет  через  оперативного  дежурного.
Привет, что у тебя?
     Вот и Дэн!  Как всегда,  подтянутый  и  приветливый.  С неизменным едва
уловимым  ароматом "Орбита". Боже, что у парня за улыбка, ему бы не в ЦРУ, а
в Голливуд, на роль стопроцентного американца.
     Через  пять минут Пауль уже  знал, как  докладывать нештатную  ситуацию
высокому начальству.
     -- Извини,  старик, меня там, наверное, хватились.  -- Хлопнув приятеля
по плечу, Дэн снова просиял бесподобной  улыбкой. --  Сегодня мой генерал...
А, ладно! Если что, меня у тебя не наблюдалось...
     Классный  парень  -- Дэн. Везде  успевает. Недаром  у  него прозвище --
мистер Ртуть.

     11 сентября 2001 года, 8:45 утра, Нью-Йорк

     Опаздывать  для  Анни  всегда  было  равносильно  сожжению  на  костре,
вселенской  катастрофой.  Каждое   опоздание,  она  знала   точно,  отнимало
несколько  дней  жизни.  Она  так и  не  перестала быть  маленькой девочкой,
которая  в  коридоре  колледжа, испытывая  неописуемый  страх, представала в
таких случаях перед желчным мистером Крауфордом.
     Мистер  Крауфорд,  личность  достопримечательная  в  Канзанс-сити,  где
каждый друг друга знает.  Он  обычно встречал опоздавших на крыльце  школы и
еще издалека узловатым указательным пальцем  указывал на провинившегося. При
этом смотритель  лишь укоризненно качал головой. Он не произносил ни единого
слова порицания, но опоздавшие сгорали от стыда.
     Рассказывали, что даже  мэр Канзас-сити побаивался этого старикашку. Во
всяком случае, первым у кого он заручился  поддержкой  на последних выборах,
был именно мистер Крауфорд.
     После  колледжа  Анни  никогда  и  никуда  не  опаздывала.  Сейчас  она
поъезжала к южной башке МТЦ  за десять минут до начала работы. Три минуты на
парковку  в  подземном гараже, две -- на сто шестьдесят пять шагов до лифта,
три с половиной --  на подъем  до семьдесят  восьмого этажа. Минута на обмен
приветствиями со знакомыми по пути к комнате "87456" и вот она у себя.
     На  столе  ее,  как  всегда,   ждал  круглосуточно  работающий  в  сети
компьютер, пятиметровая лента факса с  котировками Токийской, Гонконгской  и
Лондонской бирж,  фотография в рамке, с которой смотрела  веселая  троица --
муж Алекс, Эдди с облупленным носом и она, Анни. Снимок был сделан в Майями,
где они всей семьей отдыхали в прошлом году.
     Еще ее ждала  на столе  чашечка тонкого  китайского фарфора  чашечка  с
"нескафе", неизменное выражение платонической  любви  Бари  Брокса, веселого
толстяка  предпенсионного  возраста,  с которым  она соседствовала  столами.
Лучшего, пожалуй, на всем Манхэттене эксперта по азиатским рынкам.
     -- Анни! -- Приветствовал ее Бари. -- Сегодня ты особенно ослепительна.
Не утомляй свою прекрасную головку  этой мурой из факса,  я уже сбросил тебе
на е-мейл  полную электронную  сводку. Только ты можешь оттяпать  для  нашей
паршивой компании у этих проныр-япошек пару-тройку миллиардов...
     -- Бари,  ты  меня  балуешь,  -- послала  она ему воздушный  поцелуй, с
удовольствием отмечая, что Бари тоже выглядит неплохо. -- Как наша Долли?
     Долли -- единственный член  семьи старого Брокса. Некогда пепельного, а
сейчас серо-бурого  цвета  сиамская кошка.  Скорей всего, одного возраста  с
хозяином.
     -- Ах,  Долли!  -- Закатил  глаза Бари. --  У нее кризис  дамы среднего
возраста.  Боюсь,  она  становится  склонна к  мазохизму. Может, это  у  нас
семейное?
     -- Что такое! -- залилась смехом Анни.
     --  Старушка  положила глаз  на соседского кобелька  и  исхитрилась его
всерьез  заинтересовать.  Вчерашний вечер  на  лужайке они провели  особенно
бурно...
     Зазвонил телефон. Все, нормальная жизнь закончилась. Анни скорчила Бари
грустную  гримасу:  теперь до  обеда  словцом не перекинешся на  отвлеченные
темы. До 13.00 в их компании сущий ад.
     -- Слушаю, Инвест-юнайтедкомпани...
     Они  и  не  подозревали,  что настоящий  ад в эти  минуты  стартует  из
аэропорта Джорджа Вашингтона.

     14 мая 2000 года. Улица в трех кварталах от Лэнгли

     Со стороны  это была обычная  городская  картинка.  И даже если  бы она
мелькнула в каком-нибудь боевике, к концу фильма  никто бы  ее  не вспомнил.
Банальный  штамп  --  человек  вошел  в  телефон-автомат.  Не  заглядывая  в
справочник, набрал по памяти номер.
     -- Есть очень важная информация. Вы ее должны знать.
     Выслушав время и место встречи, звонивший повесил трубку.
     .

     18 мая 2001 года, Багдад

     Как и было обещано, в Дамаске его ожидала машина. Серый "Мерседес-300".
И документы на имя Яна Кошеля,  предпринимателя из Польши, заинтересованного
в поставках фиников.
     Лари отдал должное русскому, который позаботился о  легенде. Простенько
и со вкусом -- какой патриот в  Ираке не будет рад содействовать поставкам с
его родины  фиников.  Они  так гордятся,  что  фиников в Ираке насчитывается
более шестисот видов.
     Так,  документы на машину, разрешение  на въезд, бумаги  с  реквизитами
комиссии ООН, ведающей соблюдением санкций. Все было в полном порядке.
     Благополучно складывалась и дорога. К  Багдаду Лари  добрался под вечер
того же  дня.  На  въезде в  город, который  предстал мостами и  минаретами,
свернул на заправку.
     Он знаками показал  неторопливому феллаху, чтобы тот залил  полный бак.
Вынул пять долларов. В любой стране мира  для чужака лучше не выдавать  себя
за давно живущего здесь человека. Он приезжий, издалека, видно сразу.
     Феллах  кивнул,  залил  ему  бензин и вручил  на сдачу две внушительных
пачки растрепанной синей бумаги с портретом Саддама Хусейна.
     -- Юнайтед стейтс? -- поинтересовался он.
     -- Но. Полен...
     Хозяин бензоколонки пожал плечами. На том и расстались.

     В условленном месте его ждали. Но  выяснилось,  что старец  находится в
Вавилоне. Он примет гостя там и, если гость не возражает, после чая и отдыха
его туда проводят.
     На  проводы это  не  походило. "Мерседес" Лари остался во дворе хозяина
дома, а в Вавилон  его везла смертельно уставшая от бесконечной жизни машина
неизвестной национальности.  С  обеих сторон  опущенные стекла не спасали от
дневного пекла.
     Все два  часа изматывающей езды сопровождающие в белых одеждах, сидящие
по бокам, не проронили ни слова.

     Большие  небесные  ворота. Храм богини  Иштар с рельефным  изображением
драконов,  головы  и  хвосты которых  одинаково поднимались  к  небу.  Зубцы
высоких  кирпичных стен Вавилона и горячие переходы-колодцы, где раскаленный
воздух пустыни  совершенно недвижим.  Здесь те же драконы, ряды за рядами, в
строгой последовательности.
     Лари невольно захватывала,  подчиняла череда этих грациозных тварей. Не
то  от  их мельтешения,  не  то от усталости, войдя в  очередной коридор, он
испытал легкое головокружение. Оказавшись в темноте он инстинктивно протянул
руку вперед. Кто-то принял ее и в кромешной тьме повел его за собой..
     -- Я рад снова видеть тебя, любознательный американец. -- Услышал он на
фарси. -- Я знал, что ты захочешь видеть меня.
     Любознательный   американец...   У   Старца  были  все   основания  так
характеризовать его. Слишком о многом пытал  его Лари в  прошлый  приезд.  И
старику нравилось это.
     Старик  сидел перед невысоким  светильником,  который  не  в  силах был
вытеснить темноту из всего помещения и потому казалось, что здесь нет стен.
     -- Меня привел страх.
     -- Слабых страх гонит прочь. -- Проговорил  старик, показывая  на место
рядом с собой.
     С  последней встречи  его  лицо  не  изменилось,  в этом  Лари  мог  бы
поклясться.
     -- Вы знаете о том,  что должно случиться, наставник. Я хотел  бы знать
все, что  об этом знаете  вы. Что  вам известно о... -- Лари  не знал, каким
словом заменить "теракт", почему-то показалось, оно все испортит.
     Старик  сам из  носатого  глиняного чайника  налил в  маленький  тонкий
стакан жидкость, похожую на деготь. Передал Лари, придвинул сахарницу.
     -- Я это видел. -- Просто  сказал он. -- И  попросил  найти возможность
передать тебе все, что мне показали Харут и Марут.
     -- Харут и Марут? Кто эти люди? Я могу их увидеть?
     Старик покачал головой.
     --  Не можешь. Харут и Марут не люди. Некогда они были ангелы и обучали
людей тайным наукам. Находясь рядом с Всевышним, они порицали потомков Адама
за их греховную жизнь. Бог сказал им: не известно, как сами вы поведете себя
среди  земных соблазнов. Ангелы Харут и Марут сошли на землю, желая показать
Аллаху свое благочестие...
     --  Извини,  наставник.  Ты  мне  рассказываешь  легенды? --  Лари  был
поражен, если не сказать больше.
     Выходит,  он из-за какого-то  сна,  "откровения", а  попросту -- излома
религиозного сознания  выжившего  из ума старика мчал сюда,  сломя голову. И
его сообщение в Лэнгли, брошенные дела, отъезд...
     -- Я понимаю. -- Кивнул прорицатель. -- Но я не мог  не сообщить о том,
что видел. Слушай, ты пришел чтобы услышать. И решай сам.
     Чай был так же хорош, как в прошлый приезд. Нигде и никогда Лари не пил
такого чая.
     -- Сказано в  Книге христиан, -- продолжал  старец. -- "И десятая часть
города пала, и погибло  семь тысяч  имен человеческих; и  прочие объяты были
страхом".. Это  откровение Иоанна,  Апокалипсис, я  перечел сегодня. И снова
видел, как рушится город.  Скажи,  в Америке есть две башни, одинаковых, как
голова  и  хвост  драконов, которые ты видел, когда  шел сюда?  Или  как два
клыка, возвышающихся над остальными зубами...
     Лари кивнул. Перед его взором всплыли билдинги над Манхэттеном.
     Старик  тоже  кивнул.  И  с  закрытыми глазами стал  пересказывать свои
видения.  О  людях,  которым  нет  выхода, о  летящих  из окон,  отчаявшихся
спастись, мужчинах  и женщинах.  О мальчике, совсем  ребенке, тянущем руку к
вазочке,  которую  подает ему  юная  смеющаяся  официантка. Солнечный  свет,
льющийся на них вдруг заслоняется тяжелой тенью...
     -- Я вижу это. Суры Корана мне не открыли -- что мне предстало. Я читал
Библию. И там сказано: второе горе  прошло, пришло третье горе... Я не знаю,
что это.  Но читал дальше: "И  явилось  на небе  великое знамение  --  жена,
облаченная в  солнце; под ногами ее луна, и во главе ее венец из  двенадцати
звезд. Она имела во  чреве и кричала от боли и от мук рождения. И родила она
младенца мужского  пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным;
и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его"...
     Я много  думал, американец. И обращался к падшим  ангелам.  Беды  твоей
родины -- только начало. Нарушен баланс. И младенец придет его восстановить.
     -- Расскажи мне о падших ангелах.
     --  Они  согрешили  едва  ступив  на  землю.  Встретившись  с  красивой
женщиной. И убили человека, ставшего свидетелем их падения. Но господь видел
это.  И предложил  им  выбрать место наказания -- ад или  землю. Они выбрали
землю. Они сказали  "земля", и бог поместил их  вот в эти подвалы. -- Старик
повел рукой.
 --   Они  выбрали  и  с тех пор  томятся в  колодце.  Это здесь  в  Бабеле,  в
Вавилоне.
     -- Потому мы встретились здесь?
     -- С начала времен люди, желающие владеть тайными знаниями, пробираются
сюда и просят  у них наставлений. Ангелы дают советы, но предупреждают: тем,
кто прибегает к тайному знанию, придется держать ответ перед небом...
     Старик  смотрел на Лари, словно  решая, сколь многое ему можно сказать.
Он продолжал:
     -- Для простых людей  существует жара  и холод, боли и радости, цвета и
запахи.  В мире все могут себе позволить  роскошь  простой жизни, но не всем
этого достаточно. Есть другой мир и другая жизнь. К ней два пути. Имя одного
 --   добро, а другого  --  зло. Но однажды они слив