среди этих сложностей  и  ловушек.
Он любил чувствовать себя так, будто люди - марионетки, а он дергает  за
веревочки, которые держит в руке.
   Он и в самом деле отправился за тортом, и Луиза нехотя пошла  с  ним,
не скрывая дурного настроения.
   - Ну и веселье! - возражала она. - А еще,  глядишь,  старик  за  мной
приволокнется.
   Ив самом деле, Луи чуть было не вошел  в  комнату  Констанс  в  самую
неподходящую минуту, но вовремя сдержался. Даже до него дошло,  что  это
было бы уж слишком. Спустя  некоторое  время  они  с  Луизой  поздравили
"тетушку". Была разыграна сценка  с  объятиями  и  слезами  умиления  на
глазах у Констанс. Старик был представлен "племянникам из Невера".
   - Господин Парпен, мой добрый друг, который иногда навещает  меня,  и
мы с ним вспоминаем былое.
   Поначалу все шло не слишком гладко. Чтобы как-то  заполнить  время  -
обедать было еще рано, - Малыш Луи предложил сыграть в бело г. Потом все
вместе отправились в ресторан "Регентство": впереди Луиза с Парпеном, за
ними Малыш Луи под руку с Констанс:
   - Боюсь, как бы он чего-нибудь не заподозрил.
   Но у Парпена мысли были заняты другим - больше всего он опасался, как
бы ненароком не  встретиться  с  дочерью  или  зятем,  и  потому  выбрал
укромный уголок в глубине зала.
   Меню действительно было роскошным: икра (Луиза ее, кстати, терпеть не
могла), лангуст по-американски, цыпленок, мороженое. Но  сначала  выпили
шампанского, потому что Малыш Луи сразу заявил:
   - В день рождения всегда начинают с шампанского.
   Констанс, любившая выпить, хотя алкоголь  действовал  на  нее  плохо,
сидела совсем разморенная,  с  умилением  на  лице,  а  Парпен  с  явным
беспокойством ожидал, когда ему придется платить по счету.
   - Итак, вы живете в Невере? Прекрасный город!
   В свое время я отбывал там воинскую службу...
   Луиза казалась озабоченной и посреди обеда многозначительно взглянула
на Малыша Луи. Он не сразу понял, в чем дело, а может быть, и  не  хотел
понимать, но  потом  встал,  извинился  и  пошел  к  умывальнику.  Луиза
последовала за ним.
   - Что случилось?
   - Не знаю. Что-то мне неспокойно. С моего места видно в зеркало почти
все кафе. Как только мы сели за столик, я увидела в  другом  конце  зала
инспектора полиции. Должно быть, он за нами следит.
   - Ну и что?
   - Не поручусь, но я почти уверена, что на тротуаре мелькнул Жэн.
   Малыш Луи даже не вздрогнул. Он был поражен, но не  подал  вида,  что
испугался, и, чтобы немного прийти в себя, притворился,  что  поправляет
перед зеркалом волосы.
   - Это точно?
   -  Да,  кажется,  это  был  Жэн.  Он  стоял  у  дверей  ресторана   и
разговаривал с какими-то парнями, сидевшими за столиком на террасе.
   - Думаешь, он еще здесь?
   - Не знаю. Будь осторожен!
   Привычным жестом он нащупал в кармане пистолет и подтянул  ремень  на
брюках.
   - Иди к столу!.. И сразу же скажи, что  тебе  нужно  выйти.  Придумай
что-нибудь. Обойди вокруг и посмотри, стоит ли Жэн еще на террасе.
   - А если он меня задержит?
   Луи только пожал плечами и добавил:
   - Делай, что тебе говорят. Остальное тебя не касается.
   Оставшись один, он вытер руки и  лицо,  потом  посмотрел  на  себя  в
зеркало. Он  давно  предчувствовал,  что  рано  или  поздно  это  должно
случиться, но старался отгонять от себя подобные мысли.
   Он не имел права забирать Луизу из публичного дома в Йере,  ведь  она
еще принадлежала Жэну, Да и в Лаванду он вел себя не по  правилам  -  не
смог удержаться,  чтобы  не  пофорсить.  И  наконец,  наговорил  лишнего
Констанс, а та, в свою очередь, проболталась хозяину казино на молу.
   Да, если уж говорить начистоту. Малыш Луи должен был признаться,  что
Жэн не зря считал его любителем или, как он выражался, "артистом".
   Но ведь с тех пор, как Малыш жил в Марселе, утекло немало воды.
   - Позвольте, тетушка, я выйду на минутку подышать свежим воздухом,  -
попросила Луиза, когда Малыш Луи вернулся на свое место. -  Меня  что-то
мутит...
   Видимо, лангуст...
   И с этой минуты судьба Малыша Луи резко изменилась. В последний раз -
а кстати, и в первый  -  он  сидел  в  большом  ресторане  за  столиком,
покрытым белой скатертью,  уставленным  изысканными  блюдами,  потягивая
шампанское из бокала.
   Он передвинул стул, чтобы тоже видеть в  зеркале,  что  происходит  у
него за спиной, и узнал инспектора, сидевшего за чашечкой кофе.
   Луиза поднялась, вышла на террасу, и Малышу Луи показалось,  что  она
сделала ему едва заметный знак, означавший: "Да, это Жэн".
   Но она была далеко. Между нею и зеркалом сверкали огни ламп, клубился
табачный дым, сновали люди.
   - Вы что-то рассеянны, - заметил Парпен с сочувственной улыбкой. -  Я
сейчас говорил госпоже Констанс, что ваша жена очень мила.  У  вас  есть
ребятишки?
   Малыш Луи на какое-то время настолько отключился от всей это комедии,
что сначала посмотрел на старика непонимающим взглядом и  чуть  было  не
буркнул: "Какую чушь вы мелете! Рехнулись, что ли?"
   Но он этого не сказал, а только рассеянно проронил:
   - Пока нет.
   Теперь он уже наслаждался комизмом ситуации. Он видел их, Констанс  и
Парпена,  совсем  иными  глазами  -  при  резком  освещении,  со   всеми
бородавочками,  с  мутными  глазами  искателей  сильных   ощущений,   со
смущением и робостью, присущей людям, которые знают свою вину и  заранее
улыбаются, как бы выпрашивая прощения.
   У Констанс кровь прилила к лицу, щеки еще больше побагровели.  Парпен
- волосы ежиком и квадратная челюсть - был,  как  видно,  в  свое  время
одним  из  тех  ретивых  служак,  которые  обращаются   с   подчиненными
грубовато, хитро делая вид, будто этого требует дисциплина.
   Луиза не возвращалась. Если Жэн  и  вправду  там,  он,  должно  быть,
подошел к ней на проспекте Победы и потребовал объяснений. А может быть,
он пришел не один?
   Не в его правилах ходить в одиночку - он почти всегда таскает с собой
толстяка Чарли.
   Что могла сказать ему Луиза? Не струхнула ли она?
   Ведь она и раньше была влюблена в  Малыша  Луи,  а  теперь  наверняка
любит его не меньше прежнего. Это ясно как дважды два. Безропотно  уходя
за ним из публичного дома в Йере, она не могла  не  знать,  чем  ей  это
грозит.
   Но ей недоставало ума и самостоятельности. К тому же она  привыкла  к
прежнему образу жизни. Она нуждалась в покое и, с тех пор как  очутилась
в Ницце, заметно скучала по размеренной жизни в публичном доме, с часами
отдыха в шезлонге на тротуаре и бульварными романами, которые почитывала
в перерыве между клиентами.
   Должно быть, Малыш Луи ее немного пугал. Он  вел  себя  не  так,  как
другие, и никто не относился к нему одобрительно.
   Не вернется ли она к Жэну, которому Малыш Луи так и не заплатил  пяти
тысяч, которые тот требовал за Луизу?
   Теперь никто уже не  старался  поддерживать  оживленный  разговор,  и
Констанс с Парпеном заскучали.  А  Малыш  Луи  по-прежнему  был  начеку,
немного успокоенный тем, что в зале сидит инспектор.
   Если они его заметят и если Луиза скажет им, что он  здесь,  они  все
равно ничего не посмеют сделать. Иначе только докажут, что  причастны  к
делу в Лаванду.
   Если они струсят, тем хуже! Но ведь кто их знает! Во  всяком  случае.
Малышу Луи вовсе не хотелось столкнуться  на  тротуаре  с  Жэном  и  его
ребятами, которым, конечно, ничего не стоит уволочь его  в  какое-нибудь
укромное местечко на берегу.
   - Ваша жена что-то не возвращается, - заметил Парпен.
   - Ничего. С ней это бывает.
   - Господин Парпен устал, - сказала вдруг Констанс. - Ведь  мы  с  ним
уже не молоды. Что, если мы вас оставим?
   - Пожалуйста. Не стесняйтесь.
   Парпен уплатил по счету, сказал несколько любезных слов  и  дал  свой
адрес в Арле на тот случай, если Малыш Луи окажется там.
   Констанс и Парпен удалились. Луи снова вытер пот  со  лба.  Решив  не
оставаться за этим  столиком,  а  устроиться  где-нибудь  неподалеку  от
инспектора, он бросил взгляд на террасу, но  не  увидел  там  ни  одного
знакомого лица.
   Смешнее всего, что ему было не по себе  из-за  лангуста,  а  в  такой
момент это совсем некстати.
   Малыша Луи душили злость и тревога. Ему казалось, что судьба  к  нему
явно несправедлива.
   Почему всегда кто-то становится на его пути? Он дорвался  наконец  до
хорошей жизни и никому не вредил.
   Даже чуть было не влюбился.
   Этим утром он подошел к Нюте на улице, поздоровался, приподняв шляпу,
и самым серьезным тоном осведомился:
   - Надеюсь, вы разрешите немножко проводить вас?
   - Если хотите...
   Она произнесла это не без лукавства, обнажив в улыбке ровные  зубы  и
сверкая темными глазами.
   В руках у девушки была папка с нотами, и он вызвался нести ее.
   - И вы не боитесь жить в Ницце совсем одна?
   - А чего мне бояться?
   - У вас нет ни родных, ни друзей?
   - Мама  поет  в  Нью-Йорке,  в  "Метрополитен-Опера".  Один  раз  она
приезжала на три месяца во Францию.."
   - А почему вы заперлись на ключ, когда я хотел зайти поздороваться  с
вами?
   - Не знаю.
   Всего за четверть  часа  до  этой  встречи  он  обсуждал  с  Констанс
злополучный обед в ознаменование дня ее рождения, а теперь,  как  робкий
юнец, шел слева от молодой спутницы, которая остановилась вдруг  раньше,
чем он ожидал:
   - Вот я и пришла. Мне сюда.
   И вот сейчас в ресторане "Регентство", сидя поблизости от инспектора,
он думал о  том,  что  это  единственная  настоящая  девушка,  какую  он
когда-либо знал, если не считать дочери  кровельщика  в  Фарле,  которую
огулял в винограднике, когда и сам был ненамного больше ее  просвещен  в
вопросах любви.
   Но почему он снова вспомнил Нюту? Ему казалось, что, если  он  выйдет
сейчас из ресторана, покинет место, где он как бы под защитой инспектора
полиции, его безопасности  наступит  конец,  и  ощущение  это  было  так
назойливо, что он невольно поднялся и сел напротив инспектора:
   - Разрешите?
   - Прошу вас. Что, плохи дела?
   Некоторое время они сидели молча. Подошел официант.
   - Мне ничего. Я уже обедал.
   Опять молчание. Потом инспектор буркнул;
   - Ну что?
   Малыш Луи закинул удочку, чтобы выведать правду:
   - Вы их видели?
   - Они были  здесь  еще  десять  минут  назад,  -  ответил  инспектор,
указывая на террасу.
   Значит, их было много: полицейский употребил множественное число.
   - Вы думаете, они ищут меня?
   - Во всяком случае, не меня, - пошутил собеседник, -  Да  ведь  я  им
ничего не сделал! - возмутился Малыш Луи.
   Его нетерпение стало уже  переходить  в  панику.  Луиза  все  еще  не
возвращается, а это плохой признак. Он был почти уверен, что "марсельцы"
поджидают его на углу.
   - Почему вы на меня так смотрите? - сердито спросил он инспектора.
   - Потому что чувствую: я не ошибся. Ты сейчас наделаешь глупостей.
   - Каких?
   - Почем я знаю!
   - Тогда  помолчите!  -  огрызнулся  Луи  и,  возмущенный,  выбежал  в
гардероб за своей соломенной шляпой.
   Малыш Луи  подумал,  что  полицейский  наверняка  последует  за  ним,
значит, ему нечего  бояться.  Но  вдогонку  за  ним  бросился  официант.
Оказывается, он забыл уплатить по счету. На улице он  осмотрелся  и,  не
увидев знакомых лиц, направился к площади Массена.
   Лучше всего отсидеться несколько дней в  деревне  -  подсказывал  ему
инстинкт.
   Если он и раздумывал, то лишь насчет одного - куда ехать. Жэн  и  его
дружки никогда надолго из Марселя не отлучаются. Дел там у них  хватает.
У Малыша Луи при себе было триста франков, из которых двести он  вытащил
из сумочки Луизы накануне вечером.
   Еще ничего не решив,  он  начал  действовать.  В  сторону  Английской
набережной шел автобус. Не  успев  прочитать  на  табличке  обозначенный
маршрут, Малыш Луи вскочил на  подножку,  поспешно  пробрался  в  салон,
открыл бумажник и успокоился, убедившись, что деньги целы.
   Кондуктор стоял перед ним в ожидании. Малыш Луи поднял голову.
   - Куда идет автобус? - спросил он. А затем, поймав удивленный  взгляд
кондуктора, повторил:
   - Я тебя спрашиваю: куда идет автобус?
   Он инстинктивно вновь обрел свой наглый тон и манеру всем "тыкать".
   - В Грасс.
   - Так что же ты вылупился на меня и не даешь мне билет до Грасса?
   У него все еще не было никакого  плана,  но  вдруг  он  подумал,  что
кто-нибудь мог видеть, как он садился в автобус, и запомнить маршрут.
   Ни минуты не колеблясь, он направился к выходу.
   - Это еще не Гpacc, - предупредил кондуктор.
   А он увидел огни и крикнул в ответ, соскакивая на ходу:
   - Заткнись!
   И только пройдя метров сто,  прочел  на  дорожном  указателе  надпись
"Кань-сюр-Мер". Была половина первого ночи. Заметив  на  большой  дороге
какой-то странный бар и стоящие у входа две большие машины,  он  толкнул
дверь и очутился в наполненной табачным дымом узкой комнате, разделенной
высокой стойкой, перед которой стояло  три  табурета.  Слышался  громкий
разговор. По одну сторону стойки - до предела возбужденные англичане, по
другую - две женщины, одна из них очень толстая, которые старались,  как
умели, отвечать  на  вопросы  иностранцев,  мешая  французские  слова  с
английскими,  Когда  им  было  непонятно,  что  у  них  спрашивают,  они
по-идиотски хихикали.
   Малыш Луи проскользнул в угол и заказал мятного ликера.
 
Глава 6 
 
   Он не подозревал, что отныне все мельчайшие его  действия  приобретут
значение и что в течение года ему придется объяснять причины  поступков,
над которыми он не задумывался даже в те минуты, когда их совершал.
   Например, когда он переступил порог этого бара, на него напала  такая
хандра, что ему и разговаривать ни с кем не хотелось. Малыш  Луи  вообще
не любил англичан. Значит, у него была  причина  сидеть  в  уголке,  тем
более что глупый  смех  одной  из  женщин  за  стойкой  вызывал  у  него
отвращение.
   А потом, когда англичане здорово  нализались  и  все  еще  продолжали
пить, они стали друг перед другом выхваляться - кто  из  них  сильнее  и
ловчей. К тому времени они уже так упились, что море им было по  колено,
и после каждого дурацкого фокуса раздавались взрывы истерического смеха.
   Малыш Луи с развязным и презрительным видом потребовал  вдруг  колоду
карт, привычным жестом распечатал ее, подвалил к компании и стал  вместе
с ними пить, а  они  безуспешно  пытались  подражать  его  манипуляциям.
Прошел час, а он все еще показывал фокусы, коверкая английские  слова  и
жестикулируя.
   Одному из англичан, рыжему парню, не терпелось отсюда  уехать,  и  он
дважды шепнул на ухо Малышу Луи:
   - Кино?
   Послышался шум моторов. Женщинам удалось получить с клиентов  чаевые.
Свежий воздух ворвался в зал, и Малыш Луи вдруг услышал, как  кто-то  из
компании, стоя в машине с откидным верхом, крикнул ему:
   - Come in! .
   Он понял, что его приглашают, а когда рыжий еще  раз  повторил  слово
"кино". Малыш Луи решил отвезти их на одну  известную  виллу  в  верхней
части Канна.
   Конечно, он не забыл о Жэне и его дружках, но ему казалось, что он от
них ускользнул, к тому же добрая порция виски помогла ему быть довольным
собой.
   Сложилось так, что в Канне они  потеряли  время  на  ожидание  второй
машины, которая неизвестно почему прибыла только  через  полчаса.  Потом
искали дорогу на виллу. Добравшись, позвонили в дверь  и  долго  галдели
перед домом, глядя на закрытые окна. Наконец одно из них  отворилось,  и
старая неряшливая женщина заорала:
   - Да вы что, рехнулись? Не видите - закрыто!
   - А мадам Розы нет? - спросил Малыш Луи.
   Ему хотелось, чтобы англичане по  крайней  мере  убедились,  что  это
заведение ему знакомо.
   - Говорят вам, закрыто! Если не прекратите шум, вызову полицию.
   Машины покатили дальше. Малыш Луи не знал, куда  они  едут.  Спутники
его дремали, а когда добрались до Эстереля, стало уже светать.
   Остановились в Сен-Рафаэле. Небо на востоке  порозовело.  Малышу  Луи
что-то сказали, но он не понял. Тогда англичане открыли дверцу и указали
ему на тротуар.
   Он очутился у  вокзала.  Стрелки  больших  тусклых  часов  показывали
половину пятого. На улицах, казавшихся слишком широкими, - ни  малейшего
признака жизни.
   Машины отъехали, а англичане,  ухмыляясь,  махали  ему.  Неужели  они
посмеялись над ним?
   Он подумал, что будить хозяина гостиницы не стоит.
   Спать все  равно  оставалось  не  много.  Потом  ему  это  припомнят:
"Значит, вы прогуливались по улицам в полном одиночестве?"
   Видит бог, было именно так. Он обогнул  газетный  киоск,  разглядывая
маленькие рыбачьи лодки с трескучими моторами, скользившие по сверкающей
глади.
   Малыш Луи размышлял, насколько это было возможно после бессонной ночи
и выпитого виски, к которому он не привык. Лучше всего на несколько дней
исчезнуть, подумал он, чтобы Жэн с компанией потеряли его из виду.
   Узнав, что на Ле-Фарле скоро пойдет "мишленка" , он решил съездить  к
матери, с которой не виделся полгода.
   Для него, как и для многих других, побережье от Марселя  до  Ниццы  и
Монте-Карло представлялось  огромным  бульваром,  изъезженным  машинами,
автобусами и "мишленками", в которые порой садятся бог весь зачем.
   Он выпил кофе с двумя рогаликами, но потом так никогда и не вспомнил,
в каком это было баре. Он сумел только ответить на вопрос присяжных, что
из  внутреннего  помещения  несло  столярным  клеем  и  что  хозяин  был
насупленный коренастый брюнет.
   Почему бы ему не дать телеграмму Констанс? Он подошел  к  вокзальному
телеграфу и стал прилежно выводить  буквы,  делая  немало  ошибок:  ведь
Малыш Луи не окончил школы.
 
   "Вынужден ненадолго уехать делам вернусь через три дня Луи".
 
   Когда его потом, на суде, спросили,  не  заметил  ли  он  чего-нибудь
необычного, и он ответил, что  нет,  председатель  торжествующе  заявил:
странно,  что  подсудимый  не   обратил   внимания   на   непредвиденную
восьмиминутную остановку, происшедшую из-за аварии за  первым  поворотом
после Сент-Максима.
   Его это ничуть не поразило. Как раз в те минуты он зачитался в газете
продолжением романа, начала которого не знал и никогда не  узнал  конца.
Он и  не  глядя  в  окна  инстинктивно  почувствовал,  что  находится  в
Каркеране.
   Ла-Фарле был отсюда недалеко, на полпути между Каркераном и Ле-Праде,
по правую руку, там, где, проходя по засушливой равнине,  видишь  только
темную зелень виноградников на красноватой земле да еще время от времени
попадается хибарка, которая в раскаленном зноем воздухе  кажется  мухой,
попавшей в сироп.
   Дом старого Дютто, иначе говоря - дом его матери, стоял на отшибе,  и
он пошел кратчайшим путем,  по  тропинке,  окаймленной  тростником,  где
трещали цикады. Он издали узнал человека, с которым когда-то был  знаком
по школе: кряжистый  малый,  уже  располневший,  проехал  мимо  него  на
телеге. Малыш Луи не поздоровался с ним, а  тот  либо  его  не  заметил,
либо, задремав под стук колес, принял за обычного прохожего.
   Нужно было пересечь еще один виноградник. Как всегда,  он  подошел  к
дому со двора. Следовало соблюдать осторожность: перед тем как  войти  -
разведать, в каком настроении Дютто.  Над  лоханью  склонилась  знакомая
фигура. Черная крестьянская юбка с подоткнутым подолом.
   Ниже колен красные тесемки, которыми подвязаны чулки.
   - Ма... - окликнул он.
   Женщина обернулась, прищурив от солнца глаза, и сразу спросила:
   - Зачем явился?
   - Ни за чем. Просто так. Пришел проведать тебя.
   - Подумать только, в такой час...
   Она позволила сыну поцеловать себя в лоб, но по-прежнему смотрела  на
него недоверчиво:
   - Бьюсь об заклад, ты опять что-то натворил.
   - Да нет же! Просто был поблизости и подумал...
   - Ты, верно, подумал, что можно будет перехватить у меня сотню. Самое
времечко! Дютто, кажись, вот-вот отдаст богу душу, а я так и не  узнала,
составил ли он завещание. Такой подлюга...
   - А где он?
   - В доме. Можешь заглянуть в окно.
   - А он не разорется?
   - Да что ты! Ему нынче