В углу, на кровати, лежала Машутка. Смуглые руки были закинуты за голову,
а черты лица неузнаваемо обострились.
   - Уйдите, - сказала Машутка, глядя на меня. - Уйдите немедленно.  Уйдите,
уйдите! Взгляд у Карен заметался.
   - Она видит без конца одно и то же - как он падает, -  прошептала  Карен,
когда мы вышли в коридор. - Без конца одно и то же - как он падает!
   - Я понимаю.
   Карен кивнула головой и дотронулась до моего пиджака. Возможно, этот жест
означал попытку удержать, но я явственно почувствовал легкий  толчок,  может
быть непроизвольный. Машутка требовала сделать выбор.
   Почему мы все верим в повторяемость  счастья?  Кажется,  что  стоит  лишь
восстановить обстановку и вернется потерянное ощущение.  Но  время  уже  все
изменило. Те же каштаны за окном - и не те.
   Карен осталась с Машуткой, с,сестрой.
   Я вышел, как гость, увидевший в прихожей траурные венки. А что  следовало
ожидать?.. "На нем вина, ему готовь  отмщенье,  полет  стрелы,  звон  тонкой
тетивы, ему - презренье ближних, желчь молвы, а ей..." Ему - отмщенье, а  ей
- покой? Так не бывает. Так не бывает!
   Ну ладно... Может, она и была Гретхен, но  он  не  был  Фаустом.  Его  не
мучили философские проблемы. Он был исполнительным, четким,  в  совершенстве
обученным убийцей и соблазнителем по профессии.
   Что ж, мы выяснили, кто кого...
   "Онега" стояла у восьмого причала.  Скрипел  трап,  и  блики  отраженного
света бегали на бортах. Я прыгнул на палубу. Навстречу шел  Стасик  Прошкус,
Боцман. Он улыбался всем своим рябым лицом - лицом неудачника.
   - Пришел! - сказал он. - Иди поешь. В  .кают-компании  он  вытер  тряпкой
стол, поставил большую миску с гречневой кашей и сел напротив. "Может  быть,
таков смысл бродячей судьбы? - подумал я. -  Взамен  одного  дома  получаешь
несколько. Всегда можешь постучать в дверь, и тебе откроют, как своему".
   - А где ребята? - спросил я.
   - Пошли в больницу. Вдруг потребуется кровь. А меня  оставили  вахтенным.
Четвертая группа крови. Всегда не везет.
   - Ничего. Там достаточно ребят с нужной группой.
   Буксиры, портовые муравьи, деловито  сновали  вокруг;  качалась  "Онега";
автомобили, поднятые стрелами могучих кранов,  плыли  в  облаках;  бронзовый
князь Мирослав всматривался в залив; пенсионеры на Садовой  горке  играли  в
шахматы; березки рушили хрупкими корнями кирпичные стены форта; и весь  этот
круговорот назывался миром. Добрым миром, над когорым, как  шквал,  пролетел
призрак войны.
   - А ты не уходи от нас,  -  сказал  Боцман  в  простоте  душевной.  -  Ты
оставайся.
   - Я бы остался. Но у меня другая работа...