Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
ективном романе, "задача с неизвестными в
замкнутом круге".
Прежде всего я попытался установить, когда было совершено преступление...
Это могло произойти только в то время, когда я находился в каюте и смотрел
фильм. Примерно между половиной одиннадцатого и одиннадцатью. В эти полчаса
на "Онеге" находился весь экипаж, кроме Маврухина, и еще гости: Карен
Забелина и ее сестра Мария, она же Машутка. Алфавитный список лиц, не
имеющих абсолютного алиби, выглядел бы так:
1. Валера Петровский. Выходил из каюты и отсутствовал примерно в течение
четырех-пяти минут.
2. Карен. Никто не знает, действительно ли она была в кладовке, где стоит
холодильник.
3. Иван Захарович. Оставался в каюте один, когда Карен спустилась в
холодильник, а Машутка убежала к лодке.
4. Леша Крученых. Якобы был в машинном отделении, но увидели его только
во время "аврала" когда Карен спустила лодку.
5. Ленчик. Нет достоверных свидетельств, что он сидел в рубке все эти
полчаса.
6. Вася Ложко. Находился в своей каюте, но мог оставить ее на одну-две
минуты.
7. Машутка. Вышла на палубу одна, как только Карен спустилась к
холодильнику.
8. Стасик Прошкус. Не известно, действительно ли все это время он
ремонтировал душ.
9. Я. Оставался в каюте один, пока отсутствовал Валера Петровский. Мог
выйти и вернуться незамеченным.
Из этого идиотского списка я тут же исключил несколько лиц. Себя - на
основании полного доверия к показаниям. Ивана Захаровича - в его
распоряжении было слишком мало времени, не более двух минут. Даже спринтер
не успел бы добежать до "Ладоги" и вернуться обратно. По этой же причине я
высвободил из суживающегося "замкнутого круга" Васю Ложко. В течение всего
вечера он самоотверженно крутил приемник и мог покинуть каюту не более чем
на минуту. Карен и Машутку также следовало исключить - ни та, ни другая не
могли бы нанести такого сильного удара.
Эти доводы о непричастности могло бы разрушить только одно: сговор.
Предположим, Машутка отправилась крутить приемник, а механик с нашим Кэпом и
его свояченицей двинулись навстречу Маврухину... Но прежде чем принять
всерьез такую версию, следовало подписать самому себе путевку в то самое
учреждение, где чиновник Поприщин был окончательно признан королем
Фердинандом VIII.
В списке оставались четверо. Валера, Крученых, Ленчик и Боцман Прошкус. У
каждого было достаточно времени, чтобы встретить Маврухина у "Ладоги" и
вернуться. Но... все они были славными ребятами, честными, открытыми...
Я перевернул пластинку - теперь звучало скерцо - и закурил еще одну
сигарету. Шиковец спрашивал, не заметил ли я чего-либо подозрительного в те
злополучные полчаса. Я ответил "нет", потому что не хотел болтать обо всех
мимолетных впечатлениях, как старушка, которую призвали в свидетельницы
коммунальной ссоры.
Задним числом многое может показаться подозрительным. Но про себя я
отметил три детали. Во-первых, Карен незадолго до убийства говорила о злых
предчувствиях; во-вторых, Боцман неожиданно взялся починять душ и вышел на
палубу мокрым, как будто только что искупался в заливе; в-третьих, Леша
Крученых провел весь вечер в машинном отделении вместо того, чтобы
отправиться, скажем, в Клуб моряка на танцы.
Впрочем, поведение "подозреваемых" можно было объяснить без особого
труда: Карен отличалась обостренным восприятием, а парапсихология, наука
серьезная, не отрицает предчувствия; Стасик Прошкус одержим манией
искоренения недостатков- к счастью, только в масштабах теплохода; что
касается славного Леши, то он на днях пережил личную драму, его девушка
увлеклась подводником в черной пилотке, и поммеху не с кем было танцевать
калипсо...
Я выключил проигрыватель. Кабинетное расследование явно не удавалось.
Нужно было отправляться на "Онегу". Нет, я стремился да теплоход вовсе не
для того, чтобы поскорее проверить все предположения. Просто не терпелось
увидеть ребят. Мне не хватало общества "подозреваемых". Странно иной раз
складываются у работника угрозыска отношения с миром!
4
"Онега" встретила меня тишиной и светом. Горели все огни на палубе -
запоздалая реакция на ночную трагедию. Команда собралась в прикамбузной
комнатушке, которая носила громкое название "кают-компания". Ужинали. Стасик
Прошкус в белой куртке, свободно висевшей на его костлявых плечах, стоял,
опершись о косяк, и держал в руке уполовник, как гетманскую булаву. Это была
обычная поза Боцмана - он внимательно следил за выражением наших лиц:
нравится ли, вкусно ли?
Сегодня все тарелки оставались нетронутыми, но Боцман не ворчал. Ленчик,
насупившись, уткнулся в стол. Валера сердито посматривал на него сквозь свои
телескопы. Видно, я прервал какой-то напряженный разговор.
- О чем вы? - спросил я у Валеры.
- Да вот... Ленчик! Если бы стоял на вахте как следует, может, заметил
бы, как свалился Маврухин.
- Лодырь Ленчик! - поддержал Валеру Леша Крученых. Леша, как всегда, был
в белой рубашке, повязанной галстуком, удивительно вежливый и собранный.
"Мальчик из коробки с тортом" - так сказала однажды Карен.
Обвинения в адрес Ленчика были напрасными, потому что вахтенный не мог
видеть из рубки корму, где находилась надстройка с каютами и машинное
отделение. Надстройка заслоняла и "Ладогу". Да и что мог увидеть Ленчик в
темноте?
Наверно, ребята понимали это, но человек уж так устроен, что при каждом
бедствии ищет жертвенного козла.
- Неужели ты ничего не слышал? - спросил Ложко.
- Услышишь, когда ты крутишь свои джазы, - ответил Ленчик. - А наверху
Карен и Машутка стрекочут.
- Прекратить болтовню, - сказал Кэп. - Милиция достаточно расспрашивала.
Сказано: несчастный случай произошел по вине самого Маврухина. Мне, что ли,
не жаль парня? Но пальцем не тыкаю ни в кого.
Экипаж "Онеги" примолк, однако сам Ленчик решил перейти в наступление:
- Мне не видно было, что за кормой, а у вас там из каюты кто-то выходил:
дверь хлопнула, и свет мелькнул. Почему же он ничего не заметил? "Ладога"
ближе к корме.
- Кто "он"? - спросил Леша.
- Я, наверно, - сказал Боцман. - Выходил в душ, а там труба лопнула,
пришлось изоляцией об' матывать. Но Маврухина не видно было и не слышно.
У Боцмана в минуту волнения еще резче обозначился литовский акцент. Он
нервно помахивал уполовником.
- Кстати, почему сломался душ? - спросил я.
- Нашел о чем, - сказал Леша. - Душ его волнует.
- Судьба человеческая, - капитан вздохнул и погладил темя. - Не знаешь,
где упадешь.
Разговор принимал философское направление. Ребята не хотели расходиться
по каютам, страшась одиночества и темных мыслей.
- Вот уж три дня прошло, а не верится, что его нет, - сказал Боцман. -
Как же так?
Вася Ложко согласно кивнул головой. Лихой чуб коснулся стола. Вася -
"простой русский Аполлон", как однажды определила острая на язычок Карен. У
механика классическая внешность первого ухажера. Эдакий ясноглазый малый, в
меру добродушный, в меру хитрый, с клоком русых волос, словно у кукольного
гармониста, с чуть вздернутым носом. Вдобавок ко всему Вася истый волгарь,
он окал и сыпал пословицами.
- От смерти не посторонишься, косую не обойдешь, - сказал Вася. - Что уж
тут... А я его как раз встретил накануне на площади Марата. Стоит, газету
читает. Тронул его за плечо: чего, мол, тут? Так, говорит, гуляю по городу.
- Так, говорит, гуляю, - повторил, как эхо, Валера.
- У него на площади Марата знакомая жила какая-то. Люда, что ли, -
вмешался я в разговор. Разумеется, никакой Люды я не знал.
- Да нет, - тут же возразил Леша. - Не Люда, а Клава, и не на площади
Марата, а на улице Самоварникова. В том районе у Маврухина не было никаких
знакомых.
Разговор получался любопытный. Однако мыслитель Валера неожиданно
вернулся к общей философской теме.
- Первый же час нашей жизни укоротил ее, - сказал он, цитируя кого-то из
стоиков.
Боцман приоткрыл рот, и я понял, что сейчас последует "все там будем" или
"от судьбы никто не уйдет".
Требовалось незаметно, но решительно повернуть беседу в нужное русло.
- Недаром Карен говорила в тот вечер, что у нее плохие предчувствия, -
сказал я. - Бывает так перед несчастьем! То собака воет, то еще что-нибудь.
За день до того, как Маврухину свалиться, и тоже около одиннадцати - я как
раз на палубе был - вдруг слышу: словно кто-то зовет. Тоненько:
"Маврухин, а Маврухин!" Сверху, с мостика. Я посветил - никого нет.
Только выключил, снова: "Маврухин, а Маврухин!"
Все оцепенели. Признаюсь, и мне стало жутко от собственной выдумки. Но
нужно было расшевелить ребят, вызвать поток воспоминаний обо всем, что
происходило в последние дни и могло показаться необычным, странным.
Преступник не оставил следов, совершая убийство. Ну, а если он оставил их
до? Ведь был же период подготовки!
Первым прервал тяжелое молчание Кэп.
- Бабьи выдумки. Лишь бы поболтать... Боцман, однако, поддержал меня:
- Нет, почему же? У нас в деревне бывало - в день, когда помереть
человеку, вдруг кто-то приходит и зовет. У нас говорили - это Мажанкис.
- Какой еще Мажанкис? - грозно спросил Кэп. Боцман развел руками.
- Не знаю. Никто его не видел. Мажанкис, и все. Приходит!
Неожиданно Леша Крученых, который не верил ни в домовых, ни в бога, ни в
черта, пришел на помощь Боцману.
- А что! - сказал он, поправляя галстук. - В этом что-то есть.
Рассказать?
Он посмотрел на Васю Ложко. Механик пожал плечами: мол, ерунда, но
любопытная. Валяй.
- Ты же сам, Вася, рассказывал, - продолжал поммех. - Ночью по машинному
отделению кто-то ходил. И сжатый воздух вдруг зашипел, как будто давление
стравливали.
-. Пустое, чего там! - махнул рукой Вася, явно смущаясь.
- Да не пустое. Ведь было же? Было. Ты и сам обратил внимание.
Ивану Захаровичу, который смотрел на мир ясно и просто, не понравились
мистические толки.
-Наверно, штуцер неплотно завинтили, - сказал он. - Вот и шипело. Следите
за двигателем, механики!
- Дело в том, -мягко сказал Вася, - что все штуцера в трубопроводе были
завинчены крепко, можете проверить. Но давление действительно стравили
ночью.
- Хочешь сказать, у нас орудуют привидения?- спросил Кэп. - Кто стоял на
вахте?
- Маврухин.
- Нда... Это когда бочка с "обтиркой" загорелась на берегу?
- Верно.
Я тотчас вспомнил волнения той ночи. Теплоход стоял на втором причале,
под самым фортом, там, где докеры складывают всякий мусор. Ночью вспыхнула
одна из бочек с "обтиркой" - промасленным тряпьем. Очевидно, произошло
самовозгорание. Над бочкой возник двухметровый огненный столб. Маврухин,
напуганный близостью огня, разбудил капитана, и тот отвел теплоход подальше,
на восьмой причал, где мы и остались. Тем временем Валера, Ложко и я
справились с пожаром, закрыв бочку брезентом.
- А ведь действительно давление в ресивере было стравлено, - сказал Кэп.
- Пневмостартер у нас берет с первого оборота, а в тот раз дизелек еле
завелся.
- Знаю, - хмуро сказал Ложко. - Я утром спустился в машинное. Около
сорока атмосфер вместо пятидесяти. Проверил штуцер - свинчен на шесть
витков.
- На свете есть много, друг Горацио... - начал было Валера, но Кэп
раздраженно перебил его:
- Хватит. До чертей договоримся. Предчувствия, штуцера, голоса с мостика!
Ребята нехотя разошлись по каютам.
Этой ночью Леша нес вахту...
Он поднялся на мостик, поставил шезлонг. Лицо его от раскуриваемой трубки
озарилось красным светом.
"Мальчик из коробки с тортом". Язвительная Карен, этот мальчик не такой
уж приторно-сладкий. Не надо верить чистенькому личику, блеску бриллиантина
и безукоризненно вежливому тону. Лешенька Крученых провел три года в колонии
для несовершеннолетних. У него особые причины носить в будний день
открахмаленную рубашку и аккуратно повязанный галстук.
Он старательно бережет & себе чистенького, отутюженного пай-мальчика, так
не похожего на того "урку", который однажды ночью убежал от пьяного отчима.
Я поднялся на мостик и присел на скамейку рядом с шезлонгом Леши.
- Ты выдумал насчет штуцера? Это был первый пришедший в голову вопрос -
завязка разговора.
-Нет, не выдумал.
- Странная история. Как ты ее объясняешь? Зачем кому-то понадобилось
свинчивать штуцер?
Замечательная пенковая трубочка гасла. Леша, отчаянно пыхтя, придавил
большим пальцем табак.
- Кто его знает... Сейчас все мы не в себе, ищем чего-то. Нелепо вышло с
Маврухиным, как нелепо! Случайность...
Рядом с "Онегой" прогудел мощным мотором катер. Нас качнуло, стукнуло о
пирс, и теперь свет лампочки, горевшей в рубке, падал прямо на лицо Леши
Крученых, я же оставался в тени.
- Просто я смолчал на камбузе, - сказал я. - Такое знаю, что все бы
ахнули.
Я внимательно наблюдал за ним. Чуть-чуть излишне подчеркнутое
безразличие, чуть-чуть убыстренная реакция - здесь все зависит от этого
"чуть-чуть". Я взял его за руку - как бы по-дружески, желая полностью
довериться. Мои пальцы ощущали и малейшее движение мышц и биение крови.
Человек может научиться владеть мимикой, но мышцы руки и пульс всегда выдают
волнение. Этот принцип использован и в "детекторе лжи".
Леша поднял бровь и спросил довольно иронически:
- Ты видел привидение, которое скрутило штуцер?
- Нет. я в самом деле знаю. В тот же вечер догадался обо всем.
Конечно, это был детский, наивный блеф. За такие штучки меня следовало бы
дисквалифицировать с последующим недопущением к оперативной работе сроком на
двадцать лет (за двадцать лет подрастет более толковое поколение). Но я
делал ставку на атмосферу тревоги. Леша, как и все, был взбудоражен после
разговора за ужином. Если бы мое предостережение попало на больное место, я
сразу почувствовал бы это.
Но реакция поммеха выражалась в простом любопытстве. Никакого испуга,
настороженности:
- Да ты рассказывай, не тяни!
Тогда я наклонился к нему и шепнул на ухо:
- Машутка влюблена в механика.
- Фу ты, черт! - сказал Леша Крученых. - Кто же не знает? Об этом
сигнальщики флажками пишут. Старый анекдот рассказываешь!
Он хлопнул меня по плечу, по-дружески прощая туповатость.
"Ерунда, ерунда и еще раз ерунда! - сказал я себе, спустившись с мостика
и стукнув кулаком о твердый обод спасательного круга. - Эти четверо ни при
чем. Что ты суетишься и устраиваешь дурацкие экзамены, от которых душе
тошно?"
Я прошел в душевую. На стоянках, когда дизель не работал, нам приходилось
довольствоваться холодным душем. "Прочищает мозговые извилины", - говаривал
Кэп.
Действительно, прочищало. Душ был жестким, как терка, и сразу снял
усталость.
Я провел ладонью по изогнутой водопроводной трубе и нащупал плотное
кольцо изоляционной ленты. Из-под нее били тоненькие струйки воды.
Вездесущий работяга Прошкус в самом деле поработал в душевой.
К черту, сказал я. Верю тебе, Боцман. И тебе, лодырь Ленчик, и тебе,
мудрый философ Марк Валерий Петровский. Верю всем четверым.
Очевидно, это решение и было вторым, моральным душем; исчезла никотинная
горечь, оставшаяся после разговора с Лешей. Все стало просто и ясно. Я
постучал в каюту Боцмана и вошел к нему не как "сыщик", нарядившийся в
тельняшку и полный профессионального любопытства, а как человек,, жаждущий
дружеского разговора.
Боцман лежал на верхней койке и пришивал пуговицы к кителю механика.
Увидев меня, он заулыбался.
- Хорошо, что зашел. Одному плохо. Хочешь покушать? Может, холодного
компота?
- Ты как нянька, - сказал я. - Расскажи что-нибудь о своей деревне.
- Тебе в самом деле интересно про мою деревню? - обрадовавшись, спросил
Боцман.
- Правда.
Я закрыл глаза, слушая монотонный голос Стасика. У каждого из нас есть
"своя деревня", о которой можно рассказывать бесконечно. Своя деревня - где
все первое. Первый шаг по скрипучей половице, первое падение, первый
шлепок... У меня тоже есть такая деревня - Колодин. Патриархальный и добрый.
В нем живет Ленка. Красивая, озорная и... патриархальная в своей слепой
преданности и самопожертвовании. Но если б не было слепой привязанности,
готовности к отказу от себя, беззаветного служения другому, что стало бы со
всеми сирыми, слабыми, споткнувшимися, ждущими милосердия и ласки?
Вот Боцман. Я посмотрел на его худое некрасивое лицо. Он из породы
неудачников. Он полон доброты, участия и желания служить другим. Мне
кажется, "Онега" смогла бы обойтись без Кэпа, но без Боцмана вряд ли. Без
него она попросту стала бы другим кораблем. Боцман наделен талантом доброты
и веры. Есть ли у меня хоть крупица этого дара? Нет ничего страшнее в нашей
профессии, чем человек, полный недоверия и подозрительности.
- Знаешь, моя жизнь не очень хорошо сложилась, - рассказывал Боцман с
заметным литовским акцентом. - Сначала немцы наш дом разорили. Потом бандиты
- "зеленые". Меня били. Голова до сих пор болит. И мне сильно хотелось
культурную жизнь иметь. Но учиться мало времени было. Работал. А сейчас
хорошо. Ребята помогают учиться. Матери деньги высылаю. Хорошо...
Я вышел на палубу. Была теплая августовская ночь. Ветер очистил порт от
испарений солярки и принес запах листвы. В такую ночь трудно заснуть, даже
если не работаешь в угрозыске.
Три фигуры были едва различимы в полумраке. На берегу стояла Машутка в
белом платье, тоненькая как свечка. Валера, наклонившийся к ней с борта,
казался каменной глыбой. И над ними, на крыле мостика, парил, как
Мефистофель, Леша Крученых, бросая время от времени иронические реплики.
Поммех знал, что Валере очень нравится Машутка.
- Вы скоро уходите в рейс? - спросила Машутка.
- Через три дня, - ответил Валера. Он поглаживал леер от волнения.
- Скажи что-нибудь о погоде, - свистящим шепотом посоветовал поммех. -
Или афоризм выдай.
Валера показал Леше кулак.
- Я знаю, чего ты пришла, - глухо сказал он.- Твой Вася дурак. Он
ревнует, что ты в театре с мичманом была.
- Господи, - тихо ответила Машутка. - Так это ж наши подшефные с эсминца.
И не один мичман, а трое.
- Понял? - торжествующе спросил поммех. - Всего лишь трое!
Валера молча вошел в каюту Васи Ложко. Я не мог не оценить его мужества.
Жаль, что не этот парень нравился Машутке.
Разговор его с механиком длился недолго. Вася, перемахнув через леер,
оказался рядом с девушкой. Они медленно пошли вдоль пирса, в сторону от
"Онеги".
За что ж она наказана, скажи?..
Откуда явились эти строчки? Память у меня как фамильная шкатулка, в
которой вместе с какими-то нужными, жизненно важными документами хранятся
малозначительные, неизвестно когда и как попавшие бумаги... Разрозненные
сведения, даты, параграфы давно устаревших инструкций, обрывки
стихотворений, имена случайно встреченных людей, музыкальные фразы,
вырванные из забытых пьес, - все это таится в подсознании, и вдруг какой-то
всплеск, протуберанец нервной энергии выбрасывает из хаоса неожиданную
деталь, и она овладевает мыслями.
Наверно, это результат бессистемных занятий по собственному "особому"
методу - готовясь к работе в угрозыске, я усиленно тренировал память,
заучивая бесчисленное множество стихов и мелодий.
За что ж она наказана, скажи? Казнить любовью-нет страшнее муки...
Вспомнил! В Иркутске, на литературном концерте, зае