озбуждение, уже от себя лично.
   - Поцелуй меня, - прошептала она, - у тебя такие приятные руки!
   Ты чувствовал на затылке тепло ее руки, когда она  крепко  прижала  к
груди твою голову.
   Где, к черту, она достала эти пижамы? Может, это были  пижамы  Пьера?
Они были прямо у нее в туалетной комнате, хотя она переехала в этот  дом
всего неделю назад, - и  казались  новыми.  Замечательный  мягкий  белый
плотный шелк. Она заявила, что купила их в тот самый день, и это  вполне
возможно. В любом случае ты испытал к ней чуть ли  не  нежность  за  эту
белизну, потому что всегда терпеть не мог цветных пижам.
   Это была странная ночь. Подобно тому как будто ты смотрел на  себя  с
высоты горы, слишком издалека, чтобы все ясно различать...
   Утром  тебя  поразило,  когда  она  встала  одновременно  с  тобой  и
настояла, чтобы ты выпил кофе и поел фруктов вместе с  ней;  и  там,  за
завтраком, она сообщила тебе, что неплохо бы вам пожениться.  Ты  уже  и
без того был совершенно сконфужен внезапным изменением  своего  статуса,
так  устал  и  не  выспался,  что  сначала  воспринял   эту   идею   как
дополнительное и необязательное осложнение.
   - Поскольку мы знакомы уже больше двенадцати лет, - сказал ты, - твое
предложение  в  данный  момент  открывает  путь  для  самых   вульгарных
предположений.
   - Не таких уж для тебя нелестных, - ответила она.
   Ее голос и взгляд были ясными, она  выглядела  хорошо  отдохнувшей  и
освеженной.
   - Не могу понять, почему ты это предлагаешь. - Ты налил себе еще одну
чашку кофе из огромного серебряного кофейника. - Я и так твой полный раб
и, видимо, останусь им навечно. Я не забыл, что много лет назад, когда я
не очень хорошо знал тебя, я совершил ошибку,  поверив,  что  ты  любишь
меня.
   - Странно для нас с тобой говорить о любви, - заметила она.
   - После того как мы столько ее высмеивали. Да.
   -  Тогда  это  была  только  болтовня.  Я  хочу  сказать,  это   было
необязательным. Мы уже знаем все, что касается нас, мы знаем друг  друга
больше, чем нам хотелось бы признать. Мы понимаем друг друга.
   - Будь я проклят, если понимаю, почему ты хочешь за меня замуж.
   - О, хорошо. А ты спроси у цветка, почему он  раскрывается  навстречу
пчеле, или у самки лосося, почему  она  проплывает  тысячу  миль,  чтобы
метать икру именно в этом ручье. Если она прилично воспитана, она скажет
тебе, но это не будет правдой.
   - Опять пустые  разговоры,  -  сухо  сказал  ты.  -  Обычно  я  готов
поиграть, но ты, кажется, говоришь всерьез. Зачем я тебе нужен? Как твой
поверенный, я не считаю эту сделку удачной идеей.
   - Безупречный совет. - Она закурила сигарету и  скрылась  за  клубами
дыма. - Покажи мне лучший пример. Мне надоело быть богатой вдовушкой.  Я
хочу инвестировать деньги в мужа.
   - Ты слишком откровенна.
   - Ты спрашиваешь меня почему и настаиваешь на  объяснении.  Возможно,
ты все еще вызываешь во мне любопытство, что было бы победой. Я  видела,
как однажды ты привередливо отказался от приза, за  который  большинство
мужчин дали бы вырвать себе глаз. А может, я просто хочу иметь защиту за
дверью в мою спальню на случай, если ее распахнет ветром... Господи,  да
нет здесь ни причин, ни поводов! Что, если бы сегодня вечером устрица на
твоей вилке вдруг посмотрела на тебя  и  спросила,  почему  ее  выбрали,
удостоить такой чести?
   Ты  поднес  чашку  ко  рту,  раздавленный  до  потери  дара  речи  ее
насмешливой жестокостью. Наверняка ты и  выглядел  раздавленным,  потому
что она встала из-за стола, подошла к тебе и поцеловала в голову.
   - Билл, дорогой, я действительно хочу стать твоей  женой,  -  сказала
она.
   Потом целый день на работе, вечером  дома  и  на  следующий  день  ты
притворялся, что раздумываешь, как поступить, хотя  все  время  понимал,
что все уже решено.
   Ты полагал, что Эрма пожелает устроить пышную свадьбу  теперь,  когда
она вошла в  высшее  общество  громадного  города,  и  испытал  огромное
облегчение, когда она сказала, что это будет  слишком  хлопотно,  пышные
свадьбы  -  это  для  крестьян  и  титулованных  ослов.   В   прекрасное
октябрьское утро, меньше чем через месяц  после  помолвки,  в  сумрачной
церкви  где-то  в  Южном  Джерси,  со  смешными  занавесками  на  окнах,
выходящих на белую церковь, стоящую за зеленой лужайкой, с Диком и Ниной
Эндикотт в качестве свидетелей, Эрма совершила помещение своих капиталов
в брачный союз. Вы с ней уехали на машине с шофером в Вирджинию, а потом
на залив, а Нина и Дик поездом возвратились в Нью-Йорк.
   Определенно в тебе было нечто не дававшее Эрме  пресыщения,  а  также
слишком сильного удовлетворения,  но  уж  этот  ее  неугомонный  аппетит
найдет себе удовлетворение везде, кроме могилы. Пойманная на месте,  она
наслаждалась своим  поражением  и  заявляла  об  этом  -  трюк,  который
поначалу  озадачивал  тебя,  потому  что  она  достаточно  умна,   чтобы
понимать, что слова, которые ты не произносишь, - именно то, что следует
слушать. Ты слишком переигрывал, делая вид, что прислушиваешься  к  ним,
но это маленькая шутка, которую каждый волен проделывать над  собой.  Их
нечего бояться, они будут оставаться там, где должны, они больше  боятся
тебя, чем ты их.
   Первый интервал, во всяком случае, первый из тех, о которых ты  знал,
наступил вскоре после окончания войны - в  весну  подписания  перемирия,
когда  Нью-Йорк  был  наводнен  возвратившимися  с  войны  капитанами  и
полковниками, больными и измученными. Парень в офисе, который  несколько
месяцев собирал доклады начальников отделов и делал для тебя  их  обзор,
командовал батальоном в Шато-Тьерри. Он был приятным  парнем,  но  таким
тупым, что тебе пришлось отослать его к Николсону и  попросить  другого.
Позднее он уехал с Ларри в Карртон; только Ларри скоро вернулся и  начал
удивлять всех вас.
   Именно Ларри и представил майора Барта тебе и Эрме, привел его как-то
вечером на бридж. В  нем  не  было  ничего  особенного,  за  исключением
размеров - громадный, хорошо сложенный, с маленькими  светлыми  усиками,
похожими на пару запятых, торчащих в стороны на его юной  розовой  коже.
Ты бы и не заметил его в толпе, если бы не последующая комедия.
   Рослый красавец майор начал слишком часто появляться у вас в доме, но
ты все еще не обращал на это внимания; изменчивые  и  быстро  преходящие
увлечения Эрмы гостями и партнерами  по  танцам  были  для  тебя  хорошо
знакомы. Отправным моментом был ее звонок днем, когда она попросила тебя
пообедать в клубе; и когда эта просьба повторилась за  неделю  несколько
раз, ты спокойно подумал, не сломал ли повар ногу или не ударился ли  он
в запой. Затем, однажды  вечером,  вернувшись  домой  около  полуночи  и
поднимаясь к себе на третий этаж, проходя мимо комнаты  Эрмы  на  втором
этаже, ты заметил проникающий сквозь замочную скважину лучик света, хотя
Джон сказал, что ее нет дома. Может, это ее горничная, ты пожал  плечами
и пошел спать.
   Утром, встав позднее обычного, сидел в столовой. Ты только что  допил
кофе и отложил газету, когда услышал за дверью  шаги,  поднял  взгляд  и
увидел майора Барта, растерянно моргающего и багрового.
   - Доброе утро, - любезно сказал он и добавил что-то невразумительное.
   Все это он говорил, проходя за твоей спиной к  звонку  для  прислуги.
Отупев от растерянности, ты пробормотал, что плохо спал  и  что  сегодня
можно не торопиться на работу. Появился Джон. С вежливостью отчаяния  ты
подтолкнул "Тайме" к гостю и  поспешно  ретировался,  слыша,  как  сзади
оживленно  обсуждают  меню  на  завтрак:  апельсиновый  сок,  яичница  с
беконом, жареный картофель, яблочное желе...
   Так получилось, что в этот вечер вы с Эрмой обедали где-то на  другой
стороне парка. Обычно она заходила к тебе помочь завязать галстук -  это
один из тысяч ее жестов, на которые ты не  рассчитываешь.  Она  напевала
какую-то песенку, стоя прямо  перед  тобой,  аккуратно  поправляя  концы
галстука.
   - Послушаем сегодня Карузо, - сказала она, - если  они  не  уснут  за
кофе.
   - Да. - Ты повернулся и взял пиджак. - Майор пойдет с нами?
   Она присела  на  подлокотник  твоего  кресла  и  посмотрела  на  тебя
оценивающе, причем в ее глазах проскользнул огонек,  не  насмешливый,  а
просто огонек нервной жизни,  без  какого-либо  человеческого  значения.
Затем она улыбнулась:
   - Тим помешал тебе завтракать?
   - Нет! Только не Тим! Не говори мне, что этого носорога зовут Тим!
   - Тимоти! - объявила она. - Извини, что он внезапно нагрянул на  тебя
этакой горой - мне следовало предупредить тебя.
   Стоя перед зеркалом и повернувшись к ней спиной, ты поправил на  себе
костюм.
   - И он... то есть... мы его усыновляем? - поинтересовался ты.
   Она помолчала, а потом сказала:
   - Иногда ты меня пугаешь, Билл. Ты слишком все чувствуешь, слишком  -
для мужчины. Сколько мы с тобой женаты, полтора года?  Да,  восемнадцать
месяцев.
   У нас в доме перебывала сотня гостей, некоторые  при  очень  странных
обстоятельствах, как тот венгр прошлой зимой, и ты ни  разу  и  ухом  не
повел. Но Тима ты сразу почуял - ты слишком умен.
   Ты закончил одеваться и остановился,  глядя  на  нее  сверху  вниз  и
засунув руки в карманы.
   - Вчера он спал с тобой, - сказал ты.
   - Да, - ответила она.
   - И мне полагалось завтракать  с  ним,  обсуждая  вчерашние  цены  на
акции? Господи, Эрма, мы же с тобой не гусеницы! Думаю, я понимаю, какую
сделку мы с тобой заключили. Я не намерен  читать  тебе  нравоучение  по
поводу целомудрия и верности. Имей в виду, это  приготовленная  речь,  я
обдумал ее днем на работе.  Это  показывает,  как  мы  с  тобой  близки.
Прошлой ночью я почти не спал, весь извертелся. Я не  считаю,  что  меня
слишком мучают, но, когда сегодня утром на меня свалился этот носорог, я
почувствовал себя как раздавленный червяк. Чего  ты  ожидаешь  от  меня?
Может, мне уйти и пожить в клубе? Ты хочешь развода?
   - Пойдем, - сказала Эрма, - а то опоздаем.
   Это не привело ни к каким выводам, когда ты  сидел  рядом  с  ней  на
мягких сиденьях лимузина, направляющегося через  Драйв,  через  город  и
дальше через парк.
   Разумеется, сказала она, она  не  хочет  разводиться.  И  зачем  тебе
переезжать в клуб или куда-то еще? Эти проблемы  возникли  исключительно
из-за твоих внутренних ощущений, которые у нее  совершенно  отсутствуют,
сказала она. Она забыла о твоем редком  чутье,  не  сообразила,  что  ты
сразу поймешь: присутствие майора за  завтраком  имеет  более  серьезное
значение, чем появление других ночных гостей.  Вообще-то  она  не  очень
рвется к такой назойливой близости с ним;  ей  пришлось  на  это  пойти,
потому что сейчас он так беден, что вынужден жить в жалкой меблированной
комнатушке на Седьмой авеню. Он намекнул ей, что с удовольствием работал
бы в "Карр  корпорейшн",  но  это  невозможно;  он  слишком  туп,  чтобы
рассчитывать на ваше с Диком согласие.
   И дальше продолжалось в этом же духе. Основной вопрос, предполагается
ли, что ты будешь делить утренний номер "Тайме" с джентльменами, которые
провели ночь в спальне твоей жены, остался без ответа. В уме  ты  всегда
использовал множественное число, джентльмены, поскольку ты  ясно  видел,
что майор был не кем иным, как одним из многочисленной рати любовников.
   С годами Эрма стала значительно менее чуткой  по  отношению  к  твоей
редкой восприимчивости...
   При этом она знает тебя лучше, чем кто-либо другой, не считая  Джейн.
Она доподлинно знает, на что может с тобой рассчитывать,  всегда  знала;
поразительно, какой Уверенной она была, когда Дик и  все  правление,  за
исключением Шварца, были готовы вышвырнуть тебя. Из-за  этого  все  дело
получило совершенно  неожиданный  поворот.  Если  бы  не  Эрма,  Джексон
извернулся бы, а ты оказался бы законченным негодяем.
   Как Джексон заполучил этого остолопа  из  "Адамс  нешнл"  и  как  ему
удалось обвести миссис Хэллоуэй,  чтобы  передать  соглашение  с  людьми
Бетлхема в газеты так, чтобы потом не разыгралась  обычная  политическая
интрига, ты тогда не знал и не мог узнать. Ты не мог обвинять  ни  Дика,
ни кого-либо другого,  потому  что  это  было  целиком  твоим  делом.  В
Нью-Йорке копий этого соглашения не имелось, никто, кроме тебя, не  имел
доступа к документу, и было известно,  что  ты  находишься  в  дружеских
отношениях с Хэллоуэй. Ничего удивительного, что Дик усмехнулся  тебе  в
то утро в лифте.
   Ты решил, что должен рассказать об этом Эрме, сообщить  ей  обо  всех
фактах тщательно и подробно, и в тот день рано ушел домой, надеясь,  что
она уже вернулась, получив твое сообщение по телефону. Ларри появился  у
тебя в кабинете как раз в тот момент, когда ты собрался уходить.
   - У нас на двадцатом этаже  носятся  какие-то  сумасшедшие  слухи,  -
сказал он. - Чушь какая-то. Джексон расхаживает с видом довольной гиены,
которая обнаружила целое кладбище трупов. Это, конечно, не мое дело,  но
я хотел, чтобы ты знал, что мы за тебя...
   Ты поблагодарил и не очень успешно успокоил его.
   Смирившись с тем, что, возможно, навсегда  уходишь  из  этого  милого
сердцу, роскошного кабинета с табличкой, на которой золотом указано твое
имя.
   Дома горничная сказала, что Эрма хочет немедленно тебя видеть.
   Постучав в дверь и войдя внутрь, ты застал ее  уютно  устроившейся  в
красном кресле. Ослепительно белая  в  сумеречном  свете,  с  зажатой  в
длинных пальцах  сигаретой,  от  которой  голубой  спиралькой  подымался
дымок, она не шевельнулась при  твоем  появлении,  только  взглянула  на
тебя. У окна лицом к ней в другом кресле сидел Дик с чашкой чаю.
   - Привет, - сказала Эрма. - Из того, что сказал мне  Дик,  я  решила,
что сейчас ты, вооруженный до зубов, уже в лодке на пути к Африке.
   Дик  что-то  пробормотал,  из  чего  ты  разобрал  только  два  слова
"неожиданно" и "неприятно", и,  обернувшись  к  тебе,  спросил,  как  ты
узнал, что он находится здесь.
   - А я этого и не знал, -  сказал  ты.  -  В  противном  случае  я  бы
подождал, пока ты уйдешь.
   И ты повернулся.
   - Нет, - сказала Эрма, - нечего убегать. Садись, выпей чаю и послушай
занятную историю Дика. Я уже давно не слышала такой потрясающей истории.
   Она метнула на него одну из своих острых усмешек, которые, когда были
обращены к тебе, всегда вызывали желание ущипнуть ее.
   - В конце концов, Билл здесь живет, это его дом.
   - Ладно, мы уже все выяснили, я здесь не для того,  чтобы  доказывать
ему то, что и так известно. Я уже сказал  тебе,  как  обстоит  дело,  он
отрицает это, просто отрицает, как упрямый осел, но здесь все совершенно
ясно. Говорю тебе, он предатель и жулик и должен выйти из дела. Так  что
зачем еще толочь воду в ступе?
   - Господи, какой ты у нас положительный  и  нравственный,  -  сказала
Эрма.
   -  Как  же,  нравственный.  Я  его  не  упрекаю.  Думаю,  он   просто
ненормальный, иначе он заработал бы на этом миллионы. Я сказал,  что  не
хотел этому верить, и не верил, пока  это  не  стало  слишком  очевидно.
Однако я пришел сюда не спорить на эту тему, а сказать тебе,  что  нужно
делать. Мы могли бы с этим покончить на  вчерашнем  собрании,  все  были
готовы к этому, но я решил, что будет приличнее сначала  рассказать  все
тебе.
   - Спасибо.
   Эрма налила тебе чашку чаю и расколола кусочек сахара на  две  части,
чтобы положить тебе полтора кусочка. Ты взял чай  и,  усевшись,  испытал
какое-то отстраненное восхищение  нападками  Дика.  Приняв  решение,  он
нанес удар с характерной для него энергией. Ты  уже  ничего  не  боялся;
пусть все идет к чертям; что касается Джексона, который все это устроил,
то он оказался слишком хитрым. Только через месяц ты смог бы накопать на
него материал?
   - Это очень печально, - сказала Эрма, - но необыкновенно  пикантно  и
интересно. Итак, у Билла в личном  сейфе  хранится  бумага  о  секретном
соглашении по правительственному контракту, и он идет к твоему  злейшему
врагу и  предлагает  опубликовать  его  в  газете,  чтобы  правительство
отказалось от контракта, передав кому-то другому. Дик, ты же  не  можешь
этому верить!
   - Говорю тебе, доказательства...
   - Ах, эти твои доказательства! Однажды  кто-нибудь  уверит  вас,  что
утонуть полезно для головной боли, и  вы  все  побежите  и  броситесь  в
океан.  Силы  небесные,  неужели  ты  думаешь,  что  я  выйду  замуж  за
предателя?
   Конечно, он  мог  напиться...  или  попытаться  что-нибудь  доказать.
Правда, Билл? Ты этого добивался? Можешь не  отвечать,  я  вижу  это  по
твоему лицу.  Дик,  дорогой,  в  следующий  раз,  когда  тебе  захочется
устроить трагедию и  раскрыть  зловещий  заговор,  подбирай  себе  более
правдоподобного негодяя, а не тычь в бедного Уильяма.
   - Я в него не тычу. Ты чертовски умна. - Дик с трудом отстранился.  -
Нет смысла спорить об этом. - Он с бешенством обернулся к тебе:
   - Ты собираешься подать заявление об отставке и выйти из правления?
   - Нет, не собирается, - сказала Эрма.
   - Тогда мы его вышвырнем.
   - Не вышвырнете.
   - Черта с два не вышвырнем. Он уйдет завтра же. А ты попробуй  завтра
поспорить об этом на правлении, посмотришь, что у тебя выйдет.
   - И не собираюсь спорить, мне наплевать на ваше правление. Я ничего в
этом  не  понимаю,  но  знаю,  что  мне  принадлежит  половина  капитала
компании, и в общих чертах понимаю, что это значит. Билл  не  собирается
подавать прошение об отставке, а вы его не вышвырнете. А если он  уйдет,
я найду другие интересы в жизни, и посмотрим, умна я или нет.
   Дик вскочил на ноги, с яростью глядя на нее, готовый  взорваться.  Ты
зачарованно наблюдал за ним; если он  действительно  взорвется,  Везувий
может отдыхать.
   - Мне очень жаль, Дик, - холодно сказала  Эрма.  -  Вставлять  кольцо
тебе в нос не доставит мне удовольствие, а тебе будет очень больно.
   Тем временем он был уже у двери и, распахнув ее, заорал на сестру:
   - Дура проклятая! - и исчез.
   Дверь осталась открытой, ты встал, затворил ее  и  остановился  перед
своей женой.
   - Самое забавное, - заметил ты, - что вам абсолютно  безразлична  эта
кость, которую вы грызете. Тем не менее я благодарен тебе, действительно
благодарен, потому что все это подстроено и я могу это доказать.
   - Не Диком?
   - Нет, конечно! Этим прохвостом Джексоном. Теперь я его достану.
   Ты рассчитывал, что она станет подробно расспрашивать тебя, но ее  не
интересовали детали. Уколов Дика, она  потеряла  интерес  ко  всей  этой
истории.
   Дело Джексона оставило у  тебя  неприятный  привкус;  даже  в  момент
триумфа ты испытывал отвращение, и,  возможно,  с  этим  ощущением  тебе
никогда бы не удалось покончить с ним. Помогла  необходимость  оправдать
Эрму и себя. Когда  наконец  ты  добился  разоблачения,  то  не  испытал
чувства торжества.  Тебя  поздравляли  и  нахваливали  со  всех  сторон;
правление торжественно принесло свои извинения и благодарность. Дик  был
полностью разбит, его знамя было  приспущено  в  честь  капитуляции.  Он
послал Эрме целую машину орхидей с запиской: "Ты чертовски  умна  -  так
же, как и Билл". Он пригласил тебя на обед и настоял, чтобы ты рассказал
ему всю историю с самого начала. С эпизода, который произошел десять лет
назад в Кливленде; как ты заподозрил  Джексона,  как  с  помощью  Шварца
впервые обнаружил его  связь  с  людьми  из  Питтсбурга,  как,  не  имея
доказательств,  ты  постепенно  окружал  его,  пока   он,   теряя   свое
могущество, в конце концов обнаружил, что ловушка  вот-вот  захлопнется,
и, с отчаяния достав  копию  Бетлхема  через  миссис  Хэллоуэй,  пытался
убрать тебя с дороги и встать наравне с Фэреллом.
   Дик задумчиво посмотрел на тебя:
   - Значит, ты с самого начала знал, что он нас надувает.
   - Я это чувствовал.
   - Чертовски неуютная способность.  Полагаю,  то,  что  ты  чувствуешь
относительно моей скромной особы,  в  годовом  отчете  выглядело  бы  не
лучшим образом.
   - Через сутки у нас появился бы