добродушная  и   дружеская,   была   исполнена
спокойствия, которое ясно показывало,  что  для  нее  то  время  гораздо
дальше, чем для тебя, - она уже пересекла середину жизни, которой ты еще
не достиг.
   Одна мысль вдруг поразила тебя, уже не сомнение, а любопытство:
   - А почему вы не сказали мне об этом тогда?
   - Не могла, - ответила она. - Раза  два-три  хотела  сказать,  но  не
смогла, не знаю почему. Из этого не вышло бы ничего  хорошего.  -  Затем
неожиданно,  со  вспышкой   безыскусной   игривости,   которая   нередко
проявлялась и в старые времена:
   - Может, я боялась, что ты станешь хвастаться.
   - Он, конечно, ничего не знает?
   - Господи, нет, конечно! - В ее взгляде  промелькнула  тревога:  что,
если этот бездетный богач пожелает не только помочь ее сыну, но и отнять
его! - Нет, он не знает, И не должен узнать. Ему незачем это знать.
   - Да, да, конечно, -  успокоил  ты  ее.  -  Это  был  глупый  вопрос.
Безусловно, ему лучше не знать  этого.  А  что  касается  помощи...  Да,
конечно, я бы с удовольствием...
   Ты замолчал. Определенно эта седая школьная  учительница  была  самым
неопасным  и  честным  человеком  в  мире,   но,   может,   тебе   стоит
посоветоваться      с       адвокатом?       Проявить       обыкновенную
предусмотрительность...
   - Я бы с удовольствием познакомился с ним, - сказал ты.
   Она сразу согласилась.
   Обговорили подробности вашей встречи. Вы с Полом  пообедаете  вдвоем,
без нее, так будет лучше. Она скажет ему, что ты  ее  бывший  ученик  из
Огайо. Сошлись на том, что  эта  версия  была  предпочтительнее  других,
установили день и время встречи, и она дала тебе адрес Пола.
   Затем встала и протянула руку.
   - После нашей встречи мы с вами снова встретимся  и  все  обсудим,  -
сказал ты.
   Она кивнула, продолжая держать твою руку:
   - Ты хороший мальчик, Уилли Сидни, и у тебя доброе сердце. Если я  не
говорю сыну, кто его отец, то это не потому, что я этого стыжусь. -  Она
улыбнулась сквозь слезы. - Если бы не ты, у меня не было бы Пола, а он -
это все, что у меня есть.
   После ее ухода ты должен был принять посетителей, которые уже ждали в
приемной; им еще долго пришлось ждать, пока ты расхаживал по кабинету  и
стоял у окна. Это был действительно голос из прошлого, которое с  годами
стало казаться таким тоскливым и однообразным, что, если  бы  и  будущее
обещало быть таким же, следовало бы давно уже умереть. Итак, ты отец,  у
тебя есть сын. Ты не испытал от этого никакого особого волнения,  больше
того, еще не видев его, ты испытывал к нему легкую антипатию. Но в  этом
факте было нечто реальное, нечто такое, что можно  было  попробовать  на
зуб, нечто близкое тебе, без  отвратительного  привкуса  фантома  с  его
пустотой и никчемностью, который каким-то  образом  вкрадывался  во  все
твои отношения с людьми и вещами.
   Сын, которому уже двадцать четыре года! И он хочет стать скульптором.
Тебе было чертовски приятно, что Пол не мечтает начать деловую  карьеру.
Это открывало множество возможностей, которые ты теперь  рассматривал  с
острым наслаждением. Можно было  уйти  от  Эрмы  и  поселиться  с  Полом
где-нибудь в деревне, в Гринвич-Виллидж. Эрме ведь все равно - или  нет?
Или ты мог бросить все, включая осточертевший офис, уехать  с  Полом  за
границу и там поселиться. Вероятно, именно этого и  хотел  Пол.  У  тебя
достаточно для этого денег, конечно, не столько, чтобы прожить в  Европе
всю жизнь, но достаточно. А можно и не бросать все;  ты  можешь  сказать
Эрме, что нашел себе юного протеже, обещающего  молодого  скульптора,  и
что хочешь, чтобы он жил с  тобой.  В  доме  полно  места.  Наверняка  в
Нью-Йорке можно найти таких же превосходных учителей, как  и  в  Европе.
Эрма не станет возражать, она всегда  была  безразлична  к  такого  рода
вещам.
   Неожиданный поворот мыслей заставил тебя остановиться  и  громко,  от
всей души расхохотаться. Нет, конечно, Эрма не  станет  возражать.  Тебе
доставило странное удовольствие произнести вслух эти слова; ты не можешь
пригласить своего сына жить с  тобой  и  твоей  женой,  потому  что  она
наверняка соблазнит его!
   Наконец  ты  позвонил  мисс  Мэлоу  и  сказал,  что  готов  к  приему
посетителей.
   Через два дня ты встретился  с  ним.  Он  стоял  в  вестибюле  клуба,
неуверенный, держа шляпу в руке, когда служащий подошел к нему.
   - Мистер Дэвис? Я мистер Сидни.
   Позже, сидя в столовой за тарелкой супа, ты внимательно  изучал  его.
Он был довольно бедно одет.  Его  руки,  большие,  сильные  и  не  очень
чистые, торчали из слишком коротких рукавов пиджака. У него были  темные
волосы и глаза, а на широком лице как-то кучно располагались крупный нос
и большой рот, как будто еще  не  решили,  какое  место  им  занять.  Он
совершенно не походил на миссис Дэвис; ты решил,  что  он  действительно
чем-то напоминает тебя, особенно телосложением.
   - Какой вкусный суп, - заметил он.
   У него был чуть хрипловатый, приятный и вовсе не застенчивый голос.
   Теперь, когда он сидел  напротив  тебя  и  тебе  уже  не  нужно  было
стараться представить его себе, ты радовался, что ничего не сказал  Эрме
и оставил при себе все  эти  глупые  планы.  Ты  все  с  большей  охотой
склонялся к тому, чтобы признать свое отцовство как статистический факт,
почему-то само по себе его присутствие здесь устанавливало это; и  в  то
же время оно  умаляло  чувство  близости,  которое  ты  себе  вообразил.
Наблюдая за его разговором и  манерой  есть,  ты  почувствовал,  как  он
отдаляется, целиком очерченный своим собственным, чуждым тебе кругом.
   Твоя мать сказала, что ты хочешь учиться за границей, - заметил ты.
   - Да, сэр, очень хочу. Это очень важно.
   Он лишь во второй раз с первых минут вашей встречи сказал тебе:  "Да,
сэр".
   - А там лучшие учителя, чем у нас, в Нью-Йорке?
   Он объяснил, что дело не только в учителях. А в атмосфере, традициях,
возможности видеть воочию работы великих мастеров. Он долго  говорил  об
этом,  страстно  и  откровенно,  но  со  скрытой  нервозностью,  которая
выдавала глубину и неистовость его желания.  Ты  размышлял,  что  в  его
возрасте ты не мог с такой же ясностью и умом говорить о  своем  желании
писать, - мог ли ты сейчас, вот в чем  вопрос.  В  этом  мальчике  также
чувствовалась целеустремленность, скрытая самоуверенность, которую -  ты
улыбнулся - которую он точно унаследовал не от своего отца.
   - Полагаю, ты мог бы там прожить на три тысячи в год.
   - Даже меньше, - живо  откликнулся  он.  -  Наверняка  меньше!  Я  бы
сказал, хватило бы и двух тысяч. Это значит по сорок долларов в  неделю.
- Если действительно есть шанс, что вы  сможете  помочь  мне  уехать,  -
несколько  смущенно  продолжал  он,  -  вы,  конечно,  пожелаете  знать,
заслуживаю ли я этого. У меня не так много работ, несколько статуэток  и
две или три группы, но вы можете прийти посмотреть на  них...  Я  сказал
маме, естественно, вы захотите на них взглянуть.
   Ты ответил, что хотел бы посмотреть его  работы,  но  не  компетентен
судить о них.
   Видимо, решение ты  уже  принял,  потому  что  в  то  время,  как  он
продолжал говорить о своем ремесле и технических трудностях, ты почти не
слушал. Ты думал о том, что три тысячи в год -  разумеется,  это  должны
быть три, а не две тысячи, - для тебя не проблема. Половину того, что ты
откладываешь из зарплаты, каждый  год  можно  добавлять  к  сбережениям.
Семнадцать тысяч - это не так плохо. А может, тебе и не  придется  этого
делать. Может, ты просто немного сократишь свои расходы, это даже лучше,
Эрма определенно вложила бы половину, если бы ты захотел  попросить  ее,
или даже всю сумму. Но ты чуть ли не  с  отвращением  сразу  отверг  эту
мысль. Ты хотел это сделать сам, ведь он был твоим сыном!
   К концу вашей встречи  ты  практически  дал  ему  обещание  помочь  и
договорился о посещении его студии на следующий день.
   Собственно, это была не студия, а маленькая комнатка  с  альковом  на
самом верхнем этаже старого дома, расположенного  на  одной  из  мрачных
улиц к западу от Седьмой авеню, ниже Четырнадцатой улицы.  Очевидно,  он
здесь работал, спал и даже обедал; занавеска  из  разрисованного  холста
скрывала старую ржавую плиту и маленькую раковину. По всей комнате  были
расставлены глиняные  и  гипсовые  фигурки;  выделялись  бронзовый  бюст
девушки и две скульптурные группы из мрамора.  Одна,  довольно  большая,
изображала  рабочих,  поднимавших  тяжелую  балку.  Группа  была  весьма
интересной и впечатляла.
   - Я работал над ней почти два года, - сказал Пол, -  и  все  не  так.
Вот, посмотрите сюда.
   Ты внимательно слушал и время от времени кивал головой. Он  придвинул
тебе стул, сбросив с него листы с набросками  и  куски  черной  материи,
предложил  сигарету  и  поднес  зажженную  спичку.  И  даже  после   его
объяснений  ты  все  равно  считал  эту  скульптурную  группу  серьезной
работой. Пол достал несколько больших папок.
   - Кстати, - неожиданно сказал он, - чуть не забыл.
   Для вас есть письмо от мамы.
   Он вынул из кармана конверт и протянул тебе.
   Ты открыл его и прочитал. Оно было почти таким же коротким, как и то,
которое ты получил от нее в офисе.
   Она  благодарила  тебя,  говорила  о  том,  что   теперь   может   не
беспокоиться за сына, и прощалась.
   Ты удивленно посмотрел на Пола:
   - Где она? Она не уехала?
   Он кивнул:
   - Вернулась  в  Чикаго,  вчера.  Понимаете,  ей  дали  только  неделю
отпуска, надо выйти на работу утром в понедельник. -  Он  усмехнулся.  -
Господи, я уверен, она рада, что сбыла меня с рук.
   Он открыл одну из папок и начал перелистывать наброски, разъясняя  их
содержание. Ты одобрительно кивал, продолжая думать о седой учительнице,
которая спешила вернуться в  школу,  чтобы  заработать  себе  на  жизнь,
оставив сына и отца раскручивать эти  сложные  проблемы.  Ты  размышлял,
почему она не пришла раньше и имело  ли  это  значение.  Что,  если  она
привела бы тебе Пола до твоей женитьбы на Эрме?
   Наконец просмотр рисунков закончился.
   - Перед своим отъездом мама кое-что предложила, - с сомнением  сказал
он, - но я не знаю,  понравится  ли  вам  ее  идея.  Она  взяла  с  меня
обещание, что я попрошу вас. Понимаете, не важно, когда мне ехать,  и  я
могу задержаться на месяц-два и сделать с вас бюст.
   То есть если вы пожелаете. Не знаю, что у меня получится, но  мне  бы
очень этого  хотелось.  У  вас  голова  прекрасной  формы  и  отнюдь  не
заурядное, выразительное лицо.
   Если бы  ты  даже  еще  ничего  не  решил,  после  этого  ты  был  бы
окончательно побежден. Какой мудрой, простой и прямой  оказалась  миссис
Дэвис!
   - Она хотела, чтобы я предложил это вам как мою собственную  идею,  -
продолжал Пол, - но, боюсь, это прозвучало бы немного нахально. Я же еще
не состоявшийся мастер.
   Это было бы забавно  -  иметь  свой  собственный  бюст,  подумал  ты.
Статую. И одну сделать с Эрмы, и пусть она за нее заплатит. Или с  Дика.
Или со старой миссис Стентон, она достаточно тщеславна, а  денег  у  нее
даже больше, чем у Карра. В  конце  концов,  если  ему  нужна  практика,
почему бы нет? Если он смог сделать бюст  этой  девушки,  почему  он  не
сможет сделать твой бюст? Сделать его из мрамора  или  из  бронзы?  Тебе
всегда больше нравился мрамор, белый  мрамор,  тебе  нравилось  ощущение
дыхания плоти под его твердой поверхностью.
   В следующий понедельник начались сеансы позирования.
   Ты никому об этом не говорил, даже Эрме - тем более  Эрме.  И  Джейн,
хотя в то время ты виделся с ней чаще, чем прежде, в связи с  проблемами
Маргарет, из-за болезни и  смерти  матери,  из-за  поездки  в  Огайо  на
похороны.
   Никто из вас, детей, не ездил туда после своего  отъезда,  хотя  мать
несколько раз приезжала в Нью-Йорк.
   Каждый раз  ты  с  Джейн  уговаривали  ее  остаться,  и  каждый  раз,
становясь все более дряхлой и слабой, она отказывалась и возвращалась  в
Огайо, где жила в доме своей сестры Коры, в большом белом доме под сенью
кленов.
   Ты, Джейн, Маргарет и Роза поехали на похороны в одном поезде,  Ларри
приехал из Айдахо, это была его первая поездка с тех пор, как  пять  лет
назад он покинул Огайо. Все было сделано до вашего прибытия,  оставалась
только неприятная роль вежливой  скорби,  потому  что  никто  не  ощущал
острой потери. Мать давно уже умерла для всех вас.  С  Джейн,  вероятно,
было иначе, потому что между ней и матерью были близость и понимание,  о
которых младшие дети и не подозревали.
   По  всей  видимости,  Маргарет  мысленно  оставалась   в   Нью-Йорке,
озабоченная своими проблемами, Роза,  как  всегда,  была  занята  только
своей внешностью, а Ларри, бесцельно слоняясь с  крыльца  в  гостиную  и
обратно, не проявлял готовности что-либо делать. На  следующий  день  вы
поехали на кладбище в длинной цепи других машин и смотрели, как  гроб  с
телом матери опускают в яму рядом с могилой вашего отца.
   А утром следующего дня по предложению Джейн ты отправился  с  ней  на
площадь, в аптеку, и проторчал там битый час, пока она  разговаривала  с
ее владельцем - с тем самым простаком, которого двадцать лет  назад  она
просила тебя ей помочь уговорить. Осматривала  стойки  и  полки,  делала
замечания по поводу всяких новшеств и изменений. Тебе  предложили  зайти
за стойку и в память о прежних временах сделать себе содовую. Ты смотрел
на Джейн с удивлением и завистью. Она  получала  удовольствие  от  этого
визита! Ей действительно было интересно узнать, что старый кабинет,  где
хранились лекарства для лошадей и таблетки Виллатора, переделан в  новую
блестящую стойку, заполненную маленькими кожаными  библиями,  и  что  за
предыдущий год было продано больше трех  тысяч  этих  книжек,  причем  с
каждой получена выгода в шесть центов.
   Вы прошлись вместе по Мейн-стрит, рука в руку, раскланиваясь в  ответ
на уважительные и сочувствующие поклоны старых друзей и знакомых.
   - Все-таки мы чертовски  дешево  продали  тогда  аптеку!  -  заметила
Джейн. - Она так удачно расположена, это просто золотое дно!
   И при этом деньги ее интересовали меньше всех знакомых тебе людей.
   В тот вечер вы все уехали в. Нью-Йорк, пройдя пешком путь от большого
белого дома, где умерла ваша мать, до нового кирпичного  здания  вокзала
всего в трех кварталах от него.  Ты  заказал  для  трех  женщин  купе  в
салон-вагоне и отдельное купе для себя и Ларри, который,  добравшись  до
самого Огайо, уступил просьбам Джейн ненадолго съездить в Нью-Йорк.
   - А что там происходит между Маргарет и Розой? - спросил Ларри, когда
вы ставили багаж в углу купе и снимали пальто после отправления  поезда.
- Они ведут себя так, как будто готовы съесть друг дружку.
   - Они бы и съели, - ответил ты. - Девочки здорово поссорились.
   - Из-за чего?
   - Маргарет собирается стать соответчиком в суде,  а  Роза  не  хочет,
чтобы она это делала.
   Ларри, наклонившийся в этот момент, чтобы достать  из  сумки  журнал,
удивленно воззрился на тебя.
   - Не спрашивай меня, - поспешно сказал ты. -  Я  действительно  много
чего здесь не понимаю, но нам придется этим  заняться.  Можешь  спокойно
выбросить свой журнал, эта поездка зарезервирована для семейного совета.
Джейн попросила, чтобы мы пришли к ним, как только устроимся.
   По-видимому, Ларри эта перспектива понравилась еще меньше, чем  тебе,
вообще же ни он, ни ты никаким образом не  были  затронуты  этим  делом;
твое смущение происходило от твоего полного бездействия. Джейн  пришлось
неизбежно быть вовлеченной в это, ибо обе сестры апеллировали к ней,  и,
собственно, мы должны были помочь Джейн. Помочь самой Джейн!
   У дверей в салон-вагон ты позвонил, и когда вы вошли  на  приглашение
Джейн, то, судя по всему, прервали Розу на полуслове. Она сидела, поджав
под себя ноги, на длинном диване, курила сигарету, ее глаза сверкали,  а
тяжелая масса коротких темных волос пребывала в  живописном  беспорядке.
Маргарет устроилась напротив и подвинулась, давая место Ларри,  а  потом
снова перевела взгляд на Розу.
   - Повтори еще раз, чтобы это мог слышать глава семьи, - сказала  она,
кинув взгляд на тебя, после чего обернулась к Ларри:
   - Я не очень хорошо тебя знаю, хотя ты  мой  брат,  но  ты  выглядишь
приятным человеком. Ты веришь в любовь сестры?
   - Не принимай меня во внимание, - столь поспешно отреагировал  Ларри,
что все, включая Розу, рассмеялись.
   - И что касается меня - тоже, - вставил ты. - Маргарет,  это  не  тот
случай, чтобы кивать на меня. Я не глава семьи. Мы пришли только потому,
что нас пригласила Джейн.
   - Давайте каждый выступит минут на двадцать, а потом мы  проголосуем,
- язвительно предложила Маргарет.
   - И ты бы обсуждала каждого, только не себя, - отрезала Роза.
   - Может, Билл и не глава семьи, - сказала Джейн, - но голова  у  него
варит лучше, чем у каждого из нас. Мне хотелось  бы,  чтобы  девочки,  в
первую очередь, обратились к нему и сделали так, как он скажет.
   - Это не для меня, - заявила Маргарет.
   - И не для меня, - сказала Роза.
   - Спасибо, - поблагодарил ты, - я  и  не  напрашивался.  -  И  сделал
движение, чтобы встать, но Джейн остановила  тебя.  -  Все  равно  я  не
понимаю, в чем тут дело, - продолжал ты.  -  За  исключением  того,  что
чья-то жена собирается добиться развода, доказывая, что Маргарет  украла
у нее мужа, и Розе это не нравится,  потому  что,  если  имя  ее  сестры
попадет в газеты, у нее возникнут проблемы с  замужеством,  ведь  жених,
кажется, благородный отпрыск семейства, занимающегося оптовой  торговлей
кожей.
   Твое заявление вызвало  двойной  взрыв.  Роза  закричала,  перекрывая
грохот поезда, что ее  жених  вовсе  не  торговец.  Он  из  старинной  и
утонченной семьи, и, поскольку она познакомилась с ним в доме Эрмы, твои
насмешки над ним просто неприличны; в то же время Маргарет заявила,  что
она ни у кого не крала мужа и что он был не кто-то, а всемирно известный
ученый и великий человек.
   - Конечно, - согласилась Роза, - вот поэтому и заварилась такая каша.
Господи, что станут нести всякие бульварные газетенки!
   - Они обольют все грязью, - констатировала Маргарет.
   - Они смешают с грязью тебя и меня заодно. - Роза взывала к вам всем.
- Я не прошу ее бросить своего великого человека. Хотя если  бы  вы  его
видели...
   - Я его видела, - сказала Джейн. - Такое  поведение  не  делает  тебе
чести, Роза. Именно это, прежде всего, и оскорбляет Маргарет, и я ее  не
виню.
   - Ладно, он великолепен, - уступила Роза. -  Я  прошу  ее  только  об
одном - как-нибудь затянуть это дело до тех пор, пока я не выйду  замуж.
Она могла бы уехать куда-нибудь на несколько  месяцев  или,  по  крайней
мере, оставить его и пожить у тебя. Она вполне может  провести  весну  и
лето на ранчо Ларри, правда, Ларри?
   Ларри встрепенулся и откашлялся:
   - Конечно, Маргарет, если хочешь, пожалуйста.
   Он выглядел в высшей степени озадаченным.
   Маргарет повернулась на стуле, чтобы прямо взглянуть на сестру.
   - Роза, у  тебя  замечательный  талант  -  бросать  провокационные  и
оскорбительные фразы. Не знаю, если бы дело касалось другого,  я  охотно
пожертвовала бы чем угодно, но не ради твоих удобств. Бог видит,  я  так
же подвержена человеческим слабостям, как  и  любой  человек.  "Оставить
его!" Джейн все известно, но не Ларри и Биллу, а ты намеренно  пытаешься
настроить их против меня, надеясь, что они начнут  меня  запугивать.  Но
меня не запугаешь, и мы с  доктором  Эмсеном  намерены  делать  то,  что
хотим, хотя ему это дорого стоит. - У нее дрогнул  голос,  она  закусила
нижнюю губу и замолчала. А затем вдруг взорвалась:
   - Ты эгоистичная и злобная тварь! - и залилась слезами.
   Ларри осторожно похлопал  ее  по  плечу.  Роза  с  насмешливой  миной
закурила новую сигарету.
   - Так оно и есть, - сказала Джейн Розе. - Ты всегда была такой и сама
это знаешь, так что ничего не поделаешь. Если  бы  только  мис