поставил ботинки на песок, аккуратно  положил  на  них
брюки, рубашку, белье. Расстелил полотенце, надвинул шляпу на  лоб,  глотнул
пива, сел, закурил и оглядел океан.
     Как и у  большинства  уроженцев  Дакоты,  у  меня  водное  пространство
площадью более двух акров будоражило кровь. А необъятный океан обещал просто
фантастические приключения. Я затушил  сигарету,  вдавил  бутылку  в  песок,
чтобы она не упала, и бросился в воду. Волна подхватила меня  и  потащила  в
океан. Но я решил, что до Америки мне не доплыть, и скоро повернул назад.
     Сигареты, мартини и английская пища серьезно  подорвали  мое  здоровье,
поэтому из воды я выбрался, тяжело  дыша,  нетвердой  походкой  доплелся  до
стопки одежды, стряхнул песок с полотенца, обтерся.
     Подкатил синий джип, девушка-водитель спрыгнула на землю и  направилась
к раздевалке с дорожной сумкой  в  руке.  Постучала  в  дверь,  не  получила
ответа, вошла. На капоте джипа белела какая-то надпись, но стоял он  далеко,
и я не мог разглядеть букв.
     Я закурил новую сигарету,  взял  бутылку,  глотнул  пива.  Теплого,  но
мокрого. Искоса я поглядывал на раздевалку.  Несколько  минут  спустя  дверь
открылась. Девушка, уже в белом отдельном купальнике, почти  бикини,  решила
составить мне компанию. Несла она ту же сумку и большое, в черную и  красную
полоску, полотенце.
     Светлые, выгоревшие чуть ли не до бела длинные волосы, загорелое  лицо,
не привыкшее скрывать чувства. Широкий рот,  ослепительно  белая  улыбка  на
фоне сильного загара. Добрые темно-карие глаза, которым нельзя не доверять.
     А  фигура!  Грудь  загорелыми  полусферами   дыбилась   над   чашечками
купальника. Плоский живот, округлые бедра. Длинные ноги, рост не меньше пяти
футов семи дюймов на каблуках. Нас разделяли двадцать  футов,  когда  улыбка
стала еще шире.
     - Привет.
     - Привет, - улыбнулся я в ответ.
     - Не смогли бы вы посмотреть за  моими  вещами,  пока  я  искупаюсь?  В
прошлый раз их утащили какие-то мальчишки, и  мне  пришлось  возвращаться  в
купальном костюме, - она  расстелила  на  песке  красно-черное  полотенце  и
поставила рядом сумку.
     - Я Анна Кидд, - она протянула руку, которую я с удовольствием пожал.
     - Питер Апшоу.
     - Вы американец?
     - Да.
     - По произношению этого не скажешь, хотя я не дала вам вымолвить и пары
слов, не так ли? Но шляпа выдает вас с головой. Я не видела такой с тех пор,
как уехала из Дейтона.
     - Это семейная реликвия.
     Она вновь улыбнулась.
     - Я быстро. Пожалуйста, не уходите.
     - Не сдвинусь с места.
     По песку она бежала красиво, прыгнула в  воду,  легко  поплыла  кролем.
Плавала она превосходно. Пятнадцать минут спустя девушка вновь стояла  рядом
со мной. Выбеленные солнцем волосы  намокли  и  висели  отдельными  прядями.
Очарование Анны от этого нисколько не пострадало.
     - Вы напоминаете мне одну знакомую рыбку.
     Она рассмеялась, подняла полотенце, стряхнула песок, начала вытираться.
Я не отрывал от нее глаз.
     - В трехлетнем возрасте дома меня  бросили  в  бассейн.  На  вечеринке.
Родители решили, что  это  всех  позабавит.  Меня  научил  плавать  инстинкт
самосохранения.
     - Вы не испугались?
     - Наверное, не успела. Папа прыгнул  следом,  затем  мама.  В  вечерних
туалетах. Потом все гости и они передавали меня  друг  другу,  как  надувной
шар. Все славно повеселились. Но я этого не помню.
     Когда Анна расстелила полотенце и  села  на  него,  подтянув  колени  к
подбородку, я предложил ей сигарету. Она отказалась.
     - Позвольте мне глотнуть пива. Ужасно хочется пить.
     - Оно теплое. Хотите, я принесу вам бутылку?
     - К теплому я привыкла. Мне хватит одного глотка.
     Я протянул ей бутылку, она выпила, отдала бутылку назад.
     - Где вы привыкли к теплому пиву?
     - В Убондо.
     - Вы там живете?
     - Учу студентов. Я из Корпуса мира.
     - Никогда не встречался с Корпусом мира. Вам там нравится?
     - По прошествии какого-то времени уже не задумываешься,  нравится  тебе
или нет. Просто выполняешь порученную работу.
     - И давно вы здесь?
     - В Альберти?
     - Да.
     - Пятнадцать месяцев. Я приехала в Барканду, чтобы  проверить  зубы.  У
здешних баптистов хорошая стоматологическая клиника. А как ваши зубы?
     - Пока обхожусь без вставных.
     - Кто-то сказал мне, что о себе нельзя думать больше, чем о собственных
зубах. С тех пор у меня на уме одни зубы. Вы часто думаете о своих?
     - Каждое утро. И каждый вечер.
     - Я люблю мои зубы. Похоже, они единственное, что во мне не меняется.
     - Какова численность Корпуса мира в Альбертии?
     - Человек семьдесят. Несколько на севере, двадцать в  Убондо,  примерно
сорок пять на востоке. Вы тут недавно? Это  сразу  видно  по  вашей  светлой
коже.
     - Только прилетел.
     - Из Штатов?
     - Из Лондона.
     - В консульство? Вы не похожи на миссионера.
     - Я, конечно,  не  проповедник.  Хотя  приехал  сюда,  чтобы  пробудить
интерес к предвыборной кампании.
     - О. Так вы один из тех американцев? Вас двое, да?
     - Совершенно верно.
     - О вас говорили в университете Убондо. Студенты.
     - Надеюсь, только хорошее?
     - Не совсем.
     - Тогда что?
     - Видите ли, насчет методов Мэдисон-Авеню...
     - Этого следовало ожидать.
     - Американский империализм, рядящийся в наряд политического  советника.
Прошел слух, что вы связаны с ЦРУ. Это правда?
     - Нет.
     - Я рада. Честное слово. Это странно?
     - Не знаю.
     - Так почему вы здесь?
     - Это моя работа. Я получаю жалованье за организацию таких кампаний.
     - Разве вас это не смущает?
     - А вас?
     - При чем тут я?
     - Вы же вступили в Корпус мира. Вас это не смущает?
     - Я одна из тех, кто считает, что мы делаем нужное дело. А если  что-то
идет не так, пусть все люди знают об этом. Нет, меня не смущает  то,  чем  я
занимаюсь.
     - Почему вы вступили в Корпус мира?
     - Из-за Кеннеди.
     - Вы имеете в виду его мысль о том, что "не нужно  ждать,  пока  страна
что-нибудь сделает для тебя"?
     - Отчасти. Я была в Вашингтоне, когда его  приводили  к  присяге.  Папу
пригласили, потому что он пожертвовал крупную сумму.
     - Тот же папа, что бросил вас в бассейн?
     - Тот самый.
     - Кеннеди произнес тогда прекрасную речь.
     - Поэтому я и присоединилась к Корпусу мира. Подумала, что могу помочь.
     - Помогли?
     Она посмотрела на меня, потом на океан. Подул  легкий  ветерок,  холодя
потную кожу.
     - Не знаю. Во всяком случае, я увлеклась, впервые в жизни. Возможно,  я
хотела помочь себе. Возможно, с этого следовало начать.
     - Но потом что-то изменилось?
     - Да, после смерти Кеннеди. Я вступила в Корпус  мира  через  два  года
после того, как его убили, чтобы доказать, что он выражал и мои чувства.  Но
теперь все по-другому.
     - Он был молодым президентом. В этом вся разница.
     - Не только, - покачала головой Анна. - Сейчас много говорят и пишут  о
его такте и манерах. Все это было при нем,  да  еще  красавица-жена  и  двое
милых ребятишек. Вся семья - словно с плохого рекламного плаката. И в то  же
время он не задумывался над  тем,  как  выглядит,  я  хочу  сказать,  он  не
позволял себе много думать о собственной персоне...
     - Как о зубах, - вставил я.
     - Да. Он знал, что у него есть все, о чем мечтают многие и  многие,  но
на нем это никак не отражалось. Я несу чушь, да?
     - Говорите, говорите.
     - Они убили его, потому что плевать он хотел на то,  что  заботило  их,
потому что не могли его терпеть.  Они  убили  его  не  потому,  что  он  был
хорошим, но потому, что он был лучше любого из них, и  этого  они  не  могли
перенести.
     - Кто, они?
     - О, Освальд,  все  эти  Освальды.  Их  миллионы,  и  в  душе  все  они
обрадовались его смерти. Я знаю, что обрадовались. И дело не в том, были они
демократами, республиканцами или кем-то еще. Им было  не  по  себе  рядом  с
Кеннеди, а теперь они совершенно спокойны. Они выбрали  старика,  техасского
деревенщину, и могут похихикивать над ним сколько влезет, в уверенности, что
они лучше его или, по крайней мере, равны ему, чего не позволили бы  себе  с
Кеннеди.
     - Это теория, - задумчиво заметил я.
     Она взглянула на меня,  на  этот  раз  от  улыбки  повеяло  арктическим
холодом.
     - Вы не из тех, кто прыгает за борт, не так ли, Питер Апшоу?
     - Я лишь сказал, что это теория.
     - А я имела в виду другое. То, что чувствую. И мне все равно,  согласны
вы с моими чувствами или нет, потому что отказываться от них я не собираюсь.
Я просто говорю, что вы не прыгнете за борт ради чего бы то ни было, так? Вы
осторожны. И, если навсегда останетесь таким, вас никогда не поймают, а если
вас не поймают, вы ничего не почувствуете.
     Я промолчал, наблюдая за накатывающимися на берег волнами.
     - Вы женаты, не так ли? - кротким голосом спросила Анна.
     - Нет. Разведен.
     - Вы сильно любили свою жену?
     Я посмотрел на нее.  В  вопросе  не  было  подвоха,  лишь  любопытство,
искреннее любопытство.
     - Нет. Сильно  я  ее  не  любил.  Я  ее  вообще  не  любил.  Почему  вы
спрашиваете?
     - Вы выглядите одиноким. Я подумала, что вам одиноко без жены. Но  дело
не в этом, так?
     - Нет.
     Мы молча сидели на полотенцах, расстеленных  на  африканском  песке,  и
обозревали океан. Над водой кружили чайки. Трое мальчишек бежали за  собакой
с огромным хвостом, затем развернулись - и уже собака мчалась за  ними.  Они
кричали и смеялись, а собака радостно тявкала.
     - Не хотите еще раз окунуться? - спросила Анна.
     - А вы?
     - Хочу.
     - Кто будет стеречь вещи?
     - Мы сможем присматривать за ними из воды и закричим, если кто-то к ним
подойдет. А если они попытаются что-нибудь утащить, вы их догоните.
     - Хорошо.
     Мы подбежали к воде и прыгнули в одну  и  ту  же  волну.  Вынырнув,  мы
оказались совсем рядом и я поцеловал ее. Поцелуй получился коротким, мокрым,
соленым, Анна рассмеялась и выдохнула: "О боже", - но я понял, что она имела
в виду. Поэтому мы стояли в альбертийском море, целовались и  обнимались.  А
потом  детский  смех  и  собачье  тявканье  стали  громче.  Мы   обернулись,
улыбнулись и помахали ребятишкам, указывавшим на нас пальцами. Те посмеялись
еще и побежали за собакой. Взявшись за руки, мы вернулись на берег. Я  помог
Анне вытереться, и мы не обмолвились ни словом, пока не оделись, не  сели  в
джип, не выехали на шоссе, ведущее  к  моему  отелю.  Потом  я  спросил,  не
пообедает ли она  со  мной  в  семь  часов,  а  она  улыбнулась  и  кивнула.
Оставшуюся дорогу  мы  молчали.  Лишь  однажды  Анна  взглянула  на  меня  и
подмигнула.
     - Я полагаю, такое бывает. Со мной это произошло впервые.


Глава 8

     Приняв душ и переодевшись,  я  вышел  в  коридор  и  постучал  в  дверь
соседнего номера.
     - Открыто, - крикнул Шартелль.
     Его номер походил на мой, как две капли воды. Шартелль  сидел  на  краю
кровати. Покрывало и пол белели листами бумаги.
     - Это начало нашей кампании, Пити.
     - Выглядит впечатляюще. Во всяком случае, создана деловая обстановка.
     - Как вода?
     - Я выловил женщину и пригласил ее на обед.
     - Белую женщину? - он переложил несколько листов.
     - Да.
     - Я-то рассчитывал, что вас подцепит дочь одного из соперников Акомоло,
чтобы шпионить за нами, но удача отвернулась от меня.
     - В следующий раз я постараюсь оправдать ваши надежды.
     Шартелль собрал бумагу с покрывала и стопкой уложил листы на столе.
     - Тяжелое дело.
     - Какое?
     - Кампания.
     - У нас есть шанс? - Я подобрал с пола лист бумаги  и  положил  его  на
кровать. Шартелль тут же вернул его на прежнее место.
     - Небольшой.
     - Может, подкупить избирателей?
     Он покачал головой.
     - Придется заплатить слишком много. Если мы выиграем, то  лишь  потому,
что используем их ошибки. У нас просто нет голосов.
     - Следовательно?
     - Мы должны спланировать их ошибки.
     - Заманчивая перспектива.
     Шартелль перешел к окну, взглянул на бухту.
     - Какая бухта! Вы знаете, где я побывал сегодня днем?
     - Нет.
     - В  Управлении  переписи  населения.  Встретился   там   с   маленьким
старичком-англичанином, лет на  семь  старше  Сатаны,  который  показал  мне
распределение голосов, от провинции к провинции,  от  округа  к  округу,  от
деревни к деревне. Он дошел бы и  до  избирательных  участков,  будь  они  в
Альбертии.
     - И что?
     - Как я уже сказал, у нас нет голосов.
     - Вы думаете, Акомоло знает об этом?
     Шартелль посмотрел на меня и ухмыльнулся.
     - Если бы у него были голоса, даже если б ему казалось, что у него есть
голоса, едва ли он пригласил бы нас сюда, не так ли?
     - Логично.
     Шартелль вернулся к кровати и улегся на ней заложив руки за голову.
     - Я думаю, Пит, нам  придется  одним  выстрелом  убивать  двух  зайцев.
Давненько мне не приходилось этого делать.
     - Одним выстрелом?
     - Совершенно верно.
     - Стратегию намечаете вы. Только скажите, что вам нужно, и когда.
     Шартелль долго изучал потолок, затем закрыл глаза и нахмурился.
     - Вы идите. Я пообедаю в номере.  У  меня  есть  идея,  но  ее  следует
подработать. Вам понадобится машина?
     - Думаю, что нет.
     - Скажите Уильяму, чтобы он заехал за нами в восемь утра. В  полдень  у
нас совещание в Убондо.
     - Звонил Акомоло?
     - Один из его помощников.
     - Я зайду к вам утром.
     - Думаю, это единственный путь.
     - Какой?
     - Убить двух зайцев одним выстрелом.
     Я пожал плечами.
     - Давайте попробуем.
     Шартелль вздохнул и потянулся.
     - Надо подумать.


     Выйдя из отеля, я кивнул Уильяму и сказал, что  в  восемь  утра  машина
должна быть готова к отъезду в Убондо. Затем прошел в бар  отеля  и  заказал
австралийский мартини.
     В бокале осталось чуть больше двух третей, когда  я  вдруг  понял,  что
проскочил очередную веху. Я называю их вехами. Это  обычные,  сами  по  себе
ничего не значащие события, но для меня они становились временными рубежами.
По ним я мерил прошлое. Первая имела место, когда мне было  шесть  лет  и  я
качался в парке на качелях. Я  до  сих  пор  ощущаю  ладонями  шероховатость
серого металла цепей, помню деревянное сидение с зеленой краской, оставшейся
по краям,  но  стертой  посередине  тысячами  детских  штанишек  и  платьев.
Вторая - пятнадцать лет спустя, в  студенческом  городке  в  Новом  Орлеане.
Насыщенный влагой воздух, низкие облака, дорожка, вдавленный в ней фирменный
знак, указывающий, что бетон укладывали "А.Пассини и сыновья" в 1931 году.
     И вот третья, в баре отеля "Принц Альберт", и я знал, что и  десять,  и
двадцать лет спустя в точности вспомню и этот бар, и бокал  с  коктейлем.  И
Анну Кидд, какой увидел ее в то мгновение:  в  светло-желтом  прямом  платье
чуть выше колен и без рукавов. В коротких белых перчатках, с маленькой белой
сумочкой и в белых туфельках без каблука.  С  ниткой  жемчуга  на  шее.  Она
грациозно вспорхнула на стул у стойки и вехи остались позади.
     - Вы какой-то странный, - заметила она.
     - Восхищен вашим платьем.
     - Благодарю.
     - Что будете пить?
     - Если можно, мартини.
     Я подозвал бармена.
     - Сегодня что-то случилось, - промолвила Анна. - Во всяком  случае,  со
мной.
     - Я знаю.
     - Никогда не ощущала ничего похожего. Мне понравилось. Я  боялась,  что
вы не придете.
     - Обычно такое случается, когда тебе четырнадцать или пятнадцать лет.
     Она улыбнулась альбертийцу, поставившему  перед  ней  полный  бокал,  и
ответила широкой улыбкой.
     - Он одобряет, - прокомментировал я. -  В  его  глазах  я  -  настоящий
мужчина. После обеда мы пройдемся мимо местной бензоколонки, чтобы парни  по
достоинству оценили мой выбор.
     - Вы это делали? Выгуливали ваших девушек перед парнями,  собиравшимися
на углу у гаража или аптеки?
     Я покачал головой.
     - Когда я начал  приглашать  девушек  на  свидания,  на  углах  уже  не
собирались. Все перекочевали в открытые кинотеатры, куда приезжали в  десять
вечера в семейном седане, а  отпрыски  богатых  родителей  -  в  собственных
автомобилях.
     - А вы?
     - Был ли богат мой папаша?
     - Да.
     - Конечно. Он нажил состояние на зерне.
     - Он фермер?
     - Нет. У него элеватор.
     - Где?
     - В Северной Дакоте.
     - Вы его любите?
     - Он у меня молодец. Северная Дакота его вполне устраивает.  Живет  там
со второй женой. Моей мачехой.
     - А ее вы любите?
     - Да. Чудесная женщина.
     - Теперь я знаю о вас все.
     - Если осталось что-то еще, то самая малость.
     - А где вы учились?
     - В Миннесоте.
     - Английская литература... я угадала?
     - Нет. Просто литература.
     - Литература?
     - Почти что классическое образование, как  его  понимали  в  Миннесоте.
Немного латыни, еще меньше древних греков. Цель -  всесторонне  образованный
человек. Кажется, после того, как я получил  диплом,  они  переключились  на
человека коммуникабельного.
     - Интересная биография, - кивнула Анна.
     Она  рассказала  о  себе.  Состоятельная  семья,   достаточно   молодые
родители, к тому же ладящие друг с другом. Никакие стрессы  не  омрачали  ее
детство, она закончила школу и колледж  и  присоединилась  к  Корпусу  мира,
отработав восемнадцать месяцев в агентстве социального обеспечения в Чикаго.
     - Ничего запоминающегося, правда?
     Я улыбнулся.
     - Впереди еще немало времени.
     - Добрый вечер, мисс Кидд, - раздался за спиной густой, обволакивающий,
словно растопленный  жир,  баритон.  Обернувшись,  я  увидел  широкоплечего,
ростом  за  шесть  футов  альбертийца,  как  я  понял,  в  армейской  форме,
перетянутого кожаным поясом и в шнурованных башмаках  до  колен.  Короны  на
плечах указывали, что он - майор.
     Анна посмотрела на него, улыбнулась.  Я  позавидовал,  что  эта  улыбка
предназначена не мне.
     - Майор Чуку. Рада вас видеть.
     - Я не знал, что вы в Барканду.
     - Приехала два дня назад... К дантисту.  Майор  Чуку,  познакомьтесь  с
Питером Апшоу.
     - Добрый день, - улыбнулся я, и мы пожали друг другу руки. Рука у  него
была крепкая и широкая.
     - Вы из Лондона, мистер Апшоу?
     - Да.
     - По делам или на отдых?
     - По делам, к сожалению.
     - Надеюсь, поездка будет удачной.
     - Благодарю.
     - Майор Чуку командует батальоном в Убондо, - пояснила Анна. -  Там  вы
будете  видеться  чаще.  Мистер  Апшоу  приехал,  чтобы  вести  предвыборную
кампанию.
     - Вы - один из тех американцев,  что  будут  учить  нас,  как  добывать
голоса, мистер Апшоу?
     - Да.
     - Тогда вы, должно быть, знакомы с моим другом Падрейком Даффи?
     - Я у него работаю.
     - Значит, мы должны выпить. Вы позволите угостить вас?
     - Нет возражений.
     Мы перешли за столик. Майор усадил Анну, затем сел  сам.  У  него  было
круглое лицо с маленьким острым носом и маленькими ушами.  Курчавые  волосы,
словно шапочка, облегали голову. Широкий, всегда готовый улыбнуться друзьям,
рот превращался в узкую щелочку, когда он говорил с официантом. Свойственные
ему командирский вид встречался только  у  опытных  воспитательниц  детского
сада, да у старших офицеров.
     Когда официант принес бокалы, майор настоял на  том,  что  заплатит  за
всех. Я согласился.
     - Скажите мне, мистер Апшоу, как поживает мой друг Падрейк Даффи? Когда
мы виделись с ним в последний раз,  он  убеждал  меня  вкладывать  деньги  в
какао. Иногда я думаю, что напрасно не последовал его совету.
     - Вы познакомились с ним здесь?
     - Да, когда он прилетал сюда, готовя рекламную  компанию  какао.  Вождь
Акомоло показывал ему Альбертию. Вы знакомы с премьером?
     - Мы виделись лишь однажды.
     - Интересный человек