ь  славные,  -- весело согласилась Дорин
Рагг,  которая  совсем  недавно  еще  сама  была  студенткой  и
относилась к своим ученицам по-товарищески.
     --  Они -- загубленные души, -- язвительно произнесла мисс
Люкс.  --  Они  думают,  что  Ботичелли  --  это  разновидность
спагетти. -- Она с глубоким унынием уставилась на кофе, который
налила ей мисс Рагг. -- Если уж на то пошло, они не знают и что
такое спагетти. Не так давно Дэйкерс поднялась посреди лекции о
диетах и обвинила меня в том, что я разрушила ее иллюзии.
     --  Я  очень  удивлена,  я не знала, что можно предпринять
что-то, что может  быть  разрушительным  по  отношению  к  мисс
Дэйкерс,  --  произнесла  своим  низким  бархатным голосом, как
обычно, замедленно, мадам Лефевр.
     -- Какие же  иллюзии  вы  разрушили?  --  поинтересовалась
сидевшая у окна молодая женщина-врач.
     --  Я  просто  сообщила  им,  что спагетти и тому подобное
делаются из мучного теста. Кажется, это пошатнуло представление
Дэйкерс об Италии.
     -- И как же она представляла себе ее?
     -- Как поля колышащихся макарон, так она сказала.
     Генриетта, опускавшая два куска сахара в крошечную чашечку
кофе (как здорово, грустно подумала Люси, иметь фигуру, похожую
на мешок  муки  и  плевать  на  это!),   обернулась   ко   всем
присутствующим и проговорила:
     -- По крайней мере, они не совершают преступлений.
     -- Преступлений? -- с изумлением переспросили ее.
     --  Мисс  Пим  только  что  интересовалась, случались ли в
Лейсе преступления. Вот что значит быть психологом.
     Прежде чем Люси смогла  запротестовать  по  поводу  такого
истолкования  ее вопроса, заданного просто из любознательности,
мадам Лефевр проговорила:
     -- Прекрасно, давайте окажем ей любезность. Вывернем мешок
с тряпками нашего позорного прошлого. Какие преступления у  нас
бывали?
     --   Фартинг  оштрафовали  перед  Рождеством  за  езду  на
велосипеде без фонаря, -- вспомнила мисс Рагг.
     --  Преступления,  --   подчеркнула   мадам   Лефевр.   --
Преступления. Не мелкие проступки.
     --  Если  вы имеете в виду настоящие прегрешения, то у нас
было это ужасное создание; она с ума сходила по мужчинам и  все
субботние  вечера  проводила,  околачиваясь  у  ворот казармы в
Ларборо.
     -- Да, -- сказала мисс Люкс, припоминая. -- А  что  с  ней
стало после того, как мы ее выгнали, кто-нибудь знает?
     -- Она работает служанкой в "Приюте Моряков" в Плимуте, --
сказала   Генриетта   и   широко   раскрыла  глаза,  когда  все
рассмеялись. -- Не знаю, что  в  этом  забавного.  Единственное
настоящее  преступление,  случившееся у нас за последние десять
лет, как вы хорошо знаете, это история с часами. И даже это, --
добавила она,  ревниво  относясь  ко  всему,  что  касалось  ее
любимого  заведения,  --  было  скорее  манией,  а не настоящей
кражей. Она брала только часы, и никуда не относила их. Держала
в ящике своего бюро, совершенно открыто.  Там  их  было  девять
штук. Мания, конечно.
     --  По  прецеденту,  она  теперь,  я  полагаю,  работает у
ювелира, -- сказала мадам Лефевр.
     -- Не знаю, --  ответила  Генриетта  серьезно.  --  Думаю,
родители держат ее дома. Они достаточно состоятельные люди.
     -- Видите, мисс Пим, происшествия случаются в количестве 0
целых  сколько-то  десятых  процента.  -- Мадам Лефевр покачала
тонкой загорелой рукой. -- Мы -- общество без сенсаций.
     -- Слишком уж мы нормальны, -- заявила мисс Рагг. -- Время
от времени маленькое пятнышко скандала не помешало бы. Приятное
разнообразие после стоек на руках и упражнений на кольцах.
     -- Мне бы хотелось посмотреть стойки на руках и упражнения
на кольцах, -- сказала Люси. -- Можно мне завтра  утром  прийти
посмотреть на Старших?
     Ну,   конечно,   ей   нужно  посмотреть  Старших,  сказала
Генриетта. Они сейчас работают над программой для Показательных
выступлений, так что это будет как Показ для нее одной.
     -- Это одна из лучших групп, какие у нас только бывали, --
объявила Генриетта.
     -- Можно мне занять гимнастический зал  на  первом  уроке,
пока  во  вторник  Старшие  сдают  свой  выпускной  экзамен? --
спросила мисс Рагг, и все стали обсуждать расписание.
     Мисс Пим подошла к окну и присоединилась к доктору Найт.
     -- Это вы отвечаете за  сечение  чего-то,  что  называется
villi? -- спросила она.
     --  Нет-нет,  физиология  --  рядовой  предмет в программе
колледжа. Кэтрин Люкс ведет его.
     -- А что вы читаете?
     --  О,   на   разных   ступенях   разные   вещи.   Систему
здравоохранения.  Так  называемые  "социальные" болезни. Скорее
даже так называемые жизненные факты. Ваш предмет.
     -- Психологию?
     -- Да. Здравоохранение -- это моя работа, а психология  --
моя  специальность.  Мне  так  понравилась  ваша  книга.  В ней
столько здравого смысла.  Я  восхищалась  ею.  Ведь  так  легко
впасть в напыщенность, рассуждая об абстрактных предметах.
     Люси  зарделась. Никакая похвала не бывает столь приятной,
как похвала коллеги.
     -- И еще я, конечно, медицинский консультант колледжа,  --
продолжала  доктор Найт с улыбкой. -- Синекура, несомненно. Все
они отвратительно здоровые.
     -- Но -- начала Люси. И тут она  вспомнила,  как  Детерро,
аутсайдер,  настаивала  на  их  анормальности. Если бы она была
права, то такой опытный сторонний наблюдатель, как доктор Найт,
несомненно, заметила бы это.
     -- Конечно, несчастные случаи бывают, --  сказала  доктор,
неправильно  поняв  "но"  Люси.  -- Вся их жизнь -- это длинная
цепочка маленьких  несчастных  случаев  --  ушибы,  растяжения,
вывихнутые  пальцы  и  тому  подобное,  но что-нибудь серьезное
происходит очень редко. За время моего пребывания здесь я  могу
назвать  один единственный пример -- Бентли, девушка, в комнате
которой вы  живете.  Она  сломала  ногу  и  вернется  только  к
будущему семестру.
     --  И  все  же  -- напряженные тренировки, крайне активная
жизнь -- неужели они никогда не испытывают упадка сил от  такой
нагрузки?
     --  Да,  такое  бывает. Последний семестр особенно труден.
Концентрация ужасов -- с точки зрения студенток. Классы критики
и --
     -- Критики?
     -- Да. Каждая из них должна отзаниматься в  гимнастическом
зале и в классе танцев в присутствии всего штата преподавателей
и  соучениц по группе и получить оценку того, что она показала.
Оглушительный удар по нервам. Они уже позади,  классы  критики,
но  впереди  выпускные  экзамены и Показательные выступления, и
распределение мест работы, и расставанье со студенческой жизнью
и многое другое. Да, это серьезная нагрузка для них,  бедняжек.
Но  они удивительно жизнестойки. Иначе никто не выдержал бы так
долго. Давайте, я принесу вам еще кофе. Я иду наливать и себе.
     Доктор Найт взяла у Люси чашку и отошла к  столу,  а  Люси
зарылась  в  складки  портьеры  и выглянула в сад. Солнце село,
очертания стали расплывчатыми, в мягком дуновении,  коснувшемся
ее  лица,  чувствовался первый намек на вечернюю росу. Где-то в
другой части дома (в общей  студенческой  комнате?)  играли  на
рояле,  и  какая-то  девушка  пела. У нее был прелестный голос,
свободно льющийся, чистый, без профессиональных трюков и модной
игры  четверть-тонами.  Более  того,   песня   была   балладой,
старомодной  и сентиментальной, но абсолютно лишенной жалости к
себе и позы. Искренний молодой голос и искренняя старая  песня.
Люси была потрясена тем, как, оказывается, давно она не слышала
поющего  голоса,  который  не исходил бы от кнопок и батарей. В
Лондоне в эти минуты  воздух,  пропитанный  выхлопными  газами,
гремел  от  звуков  радио,  а  здесь, в прохладном, наполненном
ароматами саду девушка пела просто потому, что любила петь.
     Я  слишком  долго  жила  в  Лондоне,  подумала  Люси.  Мне
необходима   перемена.   Быть   может,  найти  отель  на  южном
побережье. Или уехать за границу. Забываешь, что мир молод.
     -- Кто это поет? -- спросила она доктора Найт, беря у  нее
из рук чашку.
     --  Наверное,  Стюарт, -- ответила та, не проявив никакого
интереса. --  Мисс  Пим,  вы  можете  спасти  мне  жизнь,  если
захотите.
     Люси  сказала,  что  спасение докторской жизни доставит ей
огромное удовольствие.
     --  Мне  бы  очень   хотелось   поехать   на   медицинскую
конференцию  в  Лондон,  --  прошептала  доктор заговорщическим
тоном. -- Она состоится в четверг, а по четвергам у меня лекция
по  психологии.  Мисс  Ходж  считает,  что  я  вечно  езжу   на
конференции,  так  что  мне  и  просить  не стоит. А если бы вы
прочли эту лекцию вместо меня, все было бы замечательно.
     -- Но я возвращаюсь в Лондон завтра после ленча.
     -- Нет-нет! -- воскликнула доктор Найт порывисто.  --  Вам
обязательно нужно?
     --  Как  странно,  я  только что думала, как ужасно мне не
хочется возвращаться.
     -- Вот и не уезжайте.  Оставайтесь  на  день  или  два,  и
спасите мне жизнь. Пожалуйста, мисс Пим.
     -- А как отнесется Генриетта к такой замене?
     --  Ну,  вот  это  уже чистое притворство. Вам должно быть
стыдно. Я -- не автор бестселлера, я -- не знаменитость, я даже
не автор последнего учебника по этому предмету --
     Люси легким кивком дала понять, что признает свою вину,  а
ее  глаза  по-прежнему  были  устремлены в сад. Зачем ей сейчас
возвращаться в Лондон?  Что  зовет  ее  туда?  Ничто  и  никто.
Впервые   ее  ясная,  независимая,  удобная,  знаменитая  жизнь
показалась слегка унылой.  Слегка  узкой  и  нечеловечной.  Как
могло  это  случиться? Может быть, в том существовании, которым
она была  так  довольна,  ей  не  хватало  тепла?  Конечно,  не
контактов  с  людьми  ей  не  хватало. Ее жизнь была пересыщена
контактами с людьми. Но  все  это  были  какие-то  однообразные
контакты,   так  ей  теперь  казалось.  За  исключением  миссис
Монтгомери,  ее  приходящей  прислуги,   уроженки   одного   из
пригородов  Манчестера, тетки Селии, жившей в Уолберсвике, куда
она, Люси, иногда ездила на уик-энд, и продавцов,  она  никогда
не   разговаривала   ни   с   кем,  кто  бы  не  был  связан  с
издательствами или с академическим миром. И  хотя  все  леди  и
джентльмены  из  этих обоих миров были и умными, и интересными,
нельзя было отрицать, что они на поверку оказывались достаточно
ограниченными. Например, вы не могли говорить с одним и тем  же
человеком  о социальной безопасности, о народных горских песнях
и о  том,  кто  выиграл  заезд  в  3.30.  У  каждого  был  свой
"предмет".  И  предметом  этим, как она убедилась, похоже, чаще
всего являлся вопрос о гонорарах. У самой Люси было лишь весьма
смутное представление о гонорарах, особенно ее  собственных,  и
она никогда не могла поддерживать подобные разговоры.
     Кроме того, никто из них не был молод.
     По  крайней  мере,  не  так  молод,  как  эти  дети здесь.
Некоторые знакомые Люси были молоды по  возрасту,  однако,  вес
мирских  пороков  и сознание собственной значимости уже согнули
их спины. Очень приятно было в виде разнообразия встретить юное
утро мира.
     И очень приятно было нравиться.
     Нечего обманывать себя и искать причину  того,  почему  ей
хотелось  еще ненадолго остаться, почему она всерьез готовилась
пожертвовать  прелестями  цивилизации,  казавшимися  ей   столь
желанными, ну просто необходимыми еще только вчера утром. Очень
приятно было нравиться.
     За последние несколько лет ею пренебрегали, ей завидовали,
ею восхищались, ее брали на буксир и обрабатывали; однако тепло
личной  приязни  к себе она не испытывала с той самой поры, как
вскоре после ее ухода в отставку четвертый класс младшей группы
попрощался  с  ней,  подарив  сделанную   собственными   руками
перочистку  и написав речь, которую произнесла Глэдис такая-то.
Чтобы еще немного побыть в этой  атмосфере  молодости,  доброго
отношения,  тепла,  Люси  готова  была  какое-то время смотреть
сквозь пальцы на звонки, бобы и ванные комнаты.
     -- Найт, -- позвала юная мисс Рагг, оторвавшись от беседы,
в которой участвовала, --  Апостолы  не  просили  вас  дать  им
рекомендательное письмо к какому-нибудь врачу в Манчестере?
     --  Да-да,  просили. Все вместе. Конечно, я согласилась, с
радостью. Думаю, они добьются большого успеха.
     -- Сама по себе каждая из Апостолов  --  ничего  собой  не
представляют,  --  сказала мисс люкс, -- но вместе они обладают
учетверенной безжалостностью, которая совершенно  необходима  в
Ланкашире.  Это  единственный  случай  в  моей  практике, когда
ничто,  помноженное  на  четыре,  дает  что-то  около  шести  с
половиной.  Если  никому  не  нужна "Санди Таймс", я возьму ее,
почитаю перед сном.
     Газета  явно  не  была  нужна  никому.  После  ленча  Люси
просмотрела  ее  первой,  а  потом  она так и оставалась лежать
сложенной в гостиной, и никто, как заметила  мисс  Пим,  никто,
кроме мисс Люкс, не прикоснулся к ней.
     --  Старшие  этого выпуска очень неплохо устроились, почти
без нашей помощи, -- сказала мадам Лефевр. -- Нервотрепки будет
меньше, чем обычно.
     Эти  слова  прозвучали  не  очень  сочувственно,   скорее,
сардонически.
     -- Меня все время удивляет, -- произнесла мисс Ходж отнюдь
не сардонически,   --  что  студентки  каждый  год  оказываются
нарасхват. Вакансии  открываются,  как  только  есть,  кому  их
заполнить.  Почти  как  -- как две части одного устройства. Это
так удивительно и так успокаивает. По-моему,  ни  разу  за  все
время  моего  пребывания в Лейсе у нас не было ни одного случая
профессиональной непригодности. Кстати, я  получила  письмо  из
школы  Кордуэйнерс,  в  Эдинбурге,  как  вы  знаете. Вы помните
Малкастер, Мари? -- и Генриетта  повернулась  к  мадам  Лефевр,
которая  за  исключением  самой  мисс  Ходж  была  Самой давней
обитательницей Лейса и которую, к несчастью, звали просто Мари.
     -- Конечно, помню. Кусок теста без закваски,  --  ответила
мадам,  которая  судила  всех  и  вся  по способности выполнить
rondes des jambes [Rond des jambes -- пируэт (франц.)].
     Славная девушка, -- спокойно произнесла  Генриетта.  --  Я
думаю, Кордуэйнерс будет хорошим местом для Шины Стюарт.
     -- Вы сказали ей об этом? -- спросила мисс Рагг.
     -- Нет-нет. Я всегда люблю откладывать дела до утра.
     --  Высидеть  идею,  как  цыплят,  хотите  вы  сказать, --
заявила мадам. -- Ведь вы, наверно, узнали про Кордуэйнерс  еще
вчера утром, до ленча, потому что именно тогда пришла последняя
почта. А мы слышим об этом только сейчас.
     --  Это  была не очень важная новость, -- пояснила, как бы
оправдываясь,  Генриетта,  а  потом  добавила  с  почти  глупой
улыбкой: -- Но до меня дошли слухи о настоящем лакомом кусочке,
о действительно замечательном шансе для кого-то.
     -- Расскажите, -- попросили все присутствующие.
     Но Генриетта сказала -- нет; официального запроса не было,
и он может  вовсе не прийти, так же, как заявка, а пока их нет,
лучше и не говорить об этом. Но при этом вид у  мисс  Ходж  был
очень довольный и загадочный.
     --  Ну, я иду спать, -- сказала мисс Люкс, забирая "Таймс"
и поворачиваясь спиной к неуклюжим попыткам Генриетты  проявить
скрытность. -- Вы не уедете завтра до ленча, не правда ли, мисс
Пим?
     --  Знаете,  --  ответила  Люси,  неожиданно решившись, --
может быть, мне  можно  остаться  на  день  или  два?  Ведь  ты
предлагала мне, правда? -- напомнила она Генриетте. -- Все было
так мило... так интересно оказаться в совершенно ином мире... И
здесь  так  чудесно...  --  о,  Господи,  все  это  звучит  так
по-идиотски! Неужели она никогда не  научится  вести  себя  как
Люси Пим -- знаменитость?
     Но  ее  бормотание  потонуло  в  накатившей  волне шумного
одобрения. Люси была тронута, заметив отблеск радости  даже  на
лице мисс Люкс.
     -- Оставайтесь до четверга, прочтите Старшим лекцию вместо
меня по  психологии,  а меня отпустите на конференцию в Лондон,
-- подхватила доктор Найт, как будто это  пришло  ей  в  голову
только что.
     --  О,  не  знаю,  как  --  , -- начала Люси, артистически
выражая сомнение, и посмотрела на Генриетту.
     -- Доктор Найт всегда готова умчаться на  конференцию,  --
сказала  мисс Ходж неодобрительно, но спокойно. -- Ну, конечно,
мы будем рады и почтем за  честь,  Люси,  если  ты  согласишься
прочесть студенткам еще одну лекцию.
     -- С удовольствием прочту. Так приятно будет почувствовать
себя временным членом вашего коллектива, а не просто гостьей. С
большим  удовольствием  прочту. -- подымаясь, она повернулась и
подмигнула  доктору  Найт,  а  та  сжала  ее  локоть  в  порыве
благодарности.  --  А  теперь мне, наверно, следует вернуться в
студенческое крыло.
     Люси пожелала всем спокойной ночи и вышла  вместе  с  мисс
Люкс. Пока они шли в другую часть дома, Люкс сбоку посматривала
на мисс Пим, и когда Люси поймала ее взгляд, ей показалось, что
в  этих холодных как лед серых глазах блеснул отсвет дружеского
расположения.
     -- Вам действительно нравится эта menagerie [Menagerie  --
хозяйство  (франц.)],  -- спросила Люкс. -- Или вы просто ищете
еще что-нибудь, что можно приколоть булавками к картону?
     Тот же вопрос задала вчера Нат Тарт. Вы приехали  собирать
образцы?  Хорошо,  она ответит так же и посмотрит, какова будет
реакция Люкс.
     -- О, я остаюсь, потому что  мне  этого  хочется.  Колледж
физического  воспитания никоим образом не место, подходящее для
поиска анормальностей. -- Она произнесла это  как  утверждение,
не как вопрос, и ждала ответа.
     --  Почему?  --  спросила мисс Люкс. -- Работа до седьмого
пота, до состояния комы может помутить рассудок,  но  не  может
лишить эмоций.
     --  Правда?  --  удивилась  Люси. -- Если бы я устала, как
собака, у меня несомненно не осталось бы никаких других чувств,
кроме желания как можно быстрее лечь спать.
     -- Когда идут спать смертельно усталыми -- все в  порядке,
это  нормально,  приятно и безопасно. Болезнь начинается, когда
человек просыпается смертельно усталым.
     -- Какая болезнь?
     --  Гипотетическая  болезнь,  о  которой  мы  говорим,  --
спокойно ответила Люкс.
     --   Вы   хотите  сказать,  что  просыпаться  с  ощущением
смертельной усталости -- обычное дело для студенток?
     -- Я не являюсь их медицинским консультантом, так что я не
могу бегать со  стетоскопом  и  устраивать  опросы,  но  должна
сказать,  что  пятеро  из шестерых Старших в последнем семестре
устают так, что каждое утро для  них  --  тихий  кошмар.  Когда
человек  устает  до  такой степени, его эмоциональное состояние
перестает  быть  нормальным.  Маленькое  препятствие  на   пути
превращается   в   Эверест,   неосторожное  замечание  вызывает
затаенную обиду, небольшое разочарование неожиданно оказывается
поводом для самоубийства.
     В голове Люси мелькнуло видение  --  лица,  собравшиеся  в
саду   за   чаем.   Загорелые,   смеющиеся,   счастливые  лица,
беззаботные и в большинстве  своем  принадлежащие  людям,  явно
уверенным  в  себе.  Где  в  этом  сборище здоровой раскованной
молодежи таился хоть малейший намек на напряженность, на дурное
настроение? Нигде. Конечно, они ныли по поводу выпавшего на  их
долю тяжкого жребия, но это были комические жалобы по отдельным
случаям.
     Возможно,  они устали; даже наверняка устали -- чудо, если
бы было иначе; но устали до анормальности --  нет.  Поверить  в
это Люси не могла.
     --  Вот  моя комната, -- сказала Люкс и остановилась. -- У
вас есть что читать? Вряд ли  вы  взяли  с  собой  книгу,  если
собирались пробыть здесь только один день. Дать вам что-нибудь?
     Она   открыла   дверь   в   опрятную   комнату,  служившую
одновременно спальней  и  гостиной,  единственными  украшениями
которой  были  одна  гравюра,  одна  фотография и целый стеллаж
книг. Из соседней комнаты доносилось журчание шведской речи.
     -- Бедная фрекен, -- неожиданно сказала Люкс, заметив, что
Люси прислушивается. -- Она  так  ску