кого поднялись?
Против меня?  Против  Любки  Чертоватой?  Силы  нашей не  пробовали?  Рыбных
консервов с постным маслом захотелось?
     -- Это кто тут такой смелый? --  спросил Подряников, поднимаясь. -- Это
кто тут такой сильный?
     -- Да что  вы, Александр Николаевич, против своих-то? -- сказал мясник.
-- Вам  тоже гараж  записан  на будущее. Не  хотите машину,  так огурцы  там
засолите, копченые туши развесите. Гараж -- он как погреб.
     --  Новым  председателем Домсовета предлагаю назначить меня, --  сказал
Сусанин.
     -- А заместителем Подряникова! -- крикнули из зала.
     -- Голосуем! Кто "за"?.. Прекрасно!.. Я -- председатель Домсовета. Нет,
лучше  я  буду  называться  простатой  жильцов.  секретарь мне  не  нужен...
Впрочем, Иван, иди сюда. Будешь ненужным секретарем.
     -- А он не может! -- закричал Столик. -- Он не прописан в нашем доме.
     -- Сплю тоже не прописан в нашем доме! -- крикнули из зала.
     Сусанин   был   одного  роста   со  Столиком.  Он  подошел  вплотную  к
скороспелому пенсионеру и встал на его ботинки.
     -- Товарищ Столик, -- серьезно сказал Адам, -- сойдите со сцены.
     -- Не-мо-жет, -- повторил Сплю.
     -- Может, -- сказал Сусанин.
     -- Не-мо-жет.
     --  Со мной спорить бесполезно -- я всегда прав, -- сказал Сусанин.  --
Лучше освободите курульное кресло председателя.
     --   Это-мо-е-собст-вен-но-е-я-его-из-крас-но-го-у-гол-ка-при-нес,   --
сказал Сплю.
     На сцену поднялся Подряников и, взяв майора за шиворот, сказал:
     -- Вы надоели. Идемте, я изолирую вас от общества.
     -- Как же с площадкой? -- закричали из зала.
     -- Давай решать, и по домам!
     -- Кино скоро!
     --  А  что  тут  решать?  --  спросил Сусанин. --  Я звонил  городскому
архитектору, и он сказал, что на пустыре поставят приемный пункт стеклотары.
Никакие  гаражи и площадки  не  предусмотрены  генеральным планом  застройки
Сворска.
     -- Мы жаловаться будем! -- закричал зал.
     -- Это наше право, -- сказал Адам.
     Комсомольцы   загудели,  собаки  заскулили,  дети   заплакали,   мясник
заплевался и зачертыхался. Все поднялись со стульев и пошли к выходу.
     --  Подождите!  У  меня  идея. Я,  как председатель, хочу  сложить свои
полномочия, распустить Домсовет и  никогда больше  не  собирать,  --  сказал
Сусанин.  -- Товарищи, зачем мы сидим здесь по  вечерам? Кто нас заставляет?
Посмотрите, как на улице хорошо! Скоро деревья зацветут...
     --  Вы  слышали?!  Поняли теперь, почему он  в председатели рвался?! --
закричал  Столик.  --  Мы  же  сами  Домсовет создали, без подсказок сверху!
Сколько  сил,  времени   положили!   И  не  зря  --  Домсовет  нас  сплотил,
организовал, людей большой общности сделал. А теперь все коту под хвост, все
труды насмарку, потому что Сусанин так захотел! Он, видите ли, один умный, а
остальные дураки!
     -- Это верно, -- согласился Адам.
     --  За дураков  нас  держит! --  обрадовался  Столик,  тыча в  Сусанина
пальцем. -- Издевается, как хочет! Но мы-то молчать не будем, товарищи!
     -- Не будем! -- закричали из зала. -- Нас не заткнешь!
     -- Он враг  нам, враг Домсовету,  он хуже  Бутылки!..  Он к  нам пришел
как!.. А кто к нам так придет, того мы... убьем! Крепко убьем!  Насмерть! Не
жилец он среди нас, товарищи!
     -- Садитесь на свои  места и слушайте! -- сказал Сусанин.  -- Я докажу,
что, если я не погублю Домсовет, он погубит вас!..
     ...Подряников отвел Сплю на чердак  и запер  ключом,  который  вынул из
кармана  Клавдия  Ивановича.  Возвращаясь,  Саша вспомнил, что Марины он  не
видел  в подвале,  --  сидел один Иван.  Тогда Подряников остановился  у  ее
двери,  прислушался и, немного поколебавшись, толкнул дверь пальцем.  Она не
сопротивлялась, только зашипела, словно попросила вести себя тихо.
     --  Ах ты, ворюга! -- услышал  Подряников  детский голос,  обернулся  и
обнаружил за  собой ван  дер Югина. В следующую секунду И вцепился  зубами в
Сашину ногу. Подряников дал ему затрещину, оторвал от себя с куском штанов и
отбросил.
     -- Иди отсюда, уголовник! -- сказал Саша.
     --  Ах ты, свовофь! Снасява квавтиву уквав, а тепевь бес субов оставив!
-- и побежал жаловаться, размазывая слезы по щекам.
     Саша  зашел  в квартиру, хотел  постучаться и спросить: "Можно?" --  но
увидел, что в комнате темно, и только дверь ванной в рамке света. Подряников
оглянулся, подкрался на цыпочках и  заглянул в щель: Марина стояла под душем
с  закрытыми глазами. Саша  открыл дверь и, прислонившись  к  косяку, сложил
руки  на  груди.   "Дармовой   стриптиз",   --  усмехнулся   он  и  вспомнил
разглагольствования Сусанина об Афродите Пандемос -- богине красоты, которую
придумала  захватившая власть толпа. Богиней мог попользоваться  любой,  как
общественным клозетом, и  Саше до судорог в паху захотелось, чтобы Марина на
ближайшие пятнадцать минут превратилась в Афродиту Пандемос...
     ...Брошенный в темноту  и одиночество, Клавдий Иванович  долго напрягал
мозги,  чтобы  понять, как  он вдруг из подвала несшееся на чердак. И когда,
наконец, понял, что  подчиненный запер  его,  как  нашкодившего  ребенка, то
заскулил с горя. Вой  Сплю  не доставил  удовольствия птицам,  и  по чердаку
закружила  стая ворон,  примериваясь к  противнику. Черные дьяволы каркали и
хлопали  крыльями  по   лысине  отставного  майора.  Клавдий   Иванович  так
перепугался, что, согнувшись пополам,  побежал назад и боднул дверь.  Глухой
безнадежностью отозвалась жесть, а Сплю рухнул на пороге и заплакал горючими
слезами...
     ...Марина открыла глаза, увидела Подряникова и сказала:
     -- Уйдите!
     -- Нет, -- ответил Саша. -- Я хочу смотреть.  Ты такая  красивая, -- он
сделал шаг, взял со ладони и стал целовать их.
     -- Уйдите, -- опять попросили Марина. -- Вы -- лишний.
     -- Не гони меня, Марина, Я люблю тебя.
     -- Как же?
     -- Да вот так получились... На взаимность я не рассчитываю.  Бог с ней,
со  взаимностью. Пожалей меня. Чего тебе  стоит?  Неужели я  даже жалости не
заслужил? Смотри, я плачу.
     Она оторвала ладонь от его гy6 и погладила  Сашу по голове.  Подряников
обнял Марину обеими руками за талию и оказался мокрым.
     -- Как вам не стыдно, -- сказала она.
     --  А  почему  мне  должно  быть  стыдно?  --  спросил  он.  -- Я люблю
обниматься. В обнимку не чувствуешь себя таким одиноким.
     Он стал  целовать  ее грудь,  шею, лицо, потом залез в ванну, так и  не
решил для себя: разуваться -- не разуваться?..
     ... -- Слушайте, соседи, мои слова! -- заявил Сусанин. -- У этих людей,
-- он направил палец на Столика и сгрудившихся вокруг него пенсионером, -- у
этих людей  нет  дела, но  и совсем ничего не делать им скучно.  Поэтому они
придумали себе игру, но играть в нее можно только большим скоплением народа,
вот они и втянули всех. А вы? Вы-то что? Разве подыхаете от безделья?
     -- Подыхаем, -- ответили из зала.
     --  Но  играйте, по крайней  мере, во  что-нибудь полезное, -- смирился
Сусанин.  -- Устройте смотр  родительской  добросовестности, фотовыставку на
лестнице "Наш друг -- крестьянин", только не спорьте  неделями, в какой цвет
покрасить скамейку перед домом.
     -- Ты лучше притчу расскажи! -- закричали из зала.
     -- Прит-чу! Прит-чу! Прит-чу! -- стал скандировать подвал...
     ... -- Почему твои губы безответны?
     -- Я не умею целоваться, -- созналась Марина.
     -- Разве ты до меня ни с кем не целовалась?
     --  Меня  целовали... а  я  стояла, смотрела...  иногда  улыбаюсь.  Мне
казалось,  что меня  хотят  съесть  то  понарошку,  то взаправду.  И  сейчас
кажется, когда ты рот раскрываешь.
     --  А-а-ам!  --  сказал  Подряников  и  засмеялся.  --  Я  научу   тебя
целоваться.
     -- Разве этому учат?
     -- Ну, раз ты не умеешь, а я умею, значит, учат...
     В  этот  момент вошел Иван: сначала -- в квартиру, а  потом -- в ванную
комнату;  схватил за шиворот  стоявшего  спиной  Подряникова  и  выкинул  из
ванной. Раздался треск рвущейся ткани. Марина вскрикнула, а  Саша полетел на
кафель. Иван поставил отбивающегося Подряникова  на ноги и двинул  кулаком в
зубы.  Саша отлетел к  входной  двери.  Иван  опять  поставил  его  на ноги,
превращая пиджак в мокрые лохмотья, повторил удар и захлопнул дверь.
     -- Шлюха! -- сказал Иван.
     -- А ты на зверя похож, -- сказала Марина и села на дно ванной.
     -- Хватит! -- сказал Иван. -- Ищи  себе другого  евнуха! Или  сшей пояс
верности. Спроси у Сусанина, как это делается: он все знает.
     -- Что же я могу с собой поделать? -- спросила Марина. -- Мне его стало
жалко...
     --  Может, тебе еще  Сплю позвать? Он тоже стонет по твоим ногам, когда
стоит на один пролет  ниже на лестничной клетке!  Пожалей его,  безголового!
Ну, что ревешь, дура?!
     -- Мне  себя тоже жалко, --  сказала Марина, -- такая хорошая девушка и
такая несчастная.
     --  Ладно, все это  бесполезные разговоры, -- сказал Иван. -- Меня ждет
койка в женском изоляторе.
     -- Не уходи, -- попросила  Марина. -- Придет Подряников  -- что я  буду
делать?
     -- Ноги расставишь! -- крикнул Иван и хлопнул дверью... ...Саша очнулся
на лестничной клетке в луже воды. По его
     голове кто-то бил молотком.  Он попробовал заслонить  голову руками, но
удары продолжали сыпаться со всех сторон. Встав на четвереньки, Саша кое-как
стал спускаться по лестнице. Пробегавший  мимо  Иван  не удержался и дал ему
пинка. Подряников,  как колобок, скатился к нижней ступеньке пролета. Там он
подполз  к квартире  Сплю, встал,  уцепившись за  ручку  двери, и  позвонил.
Чертоватая пробормотала: "Господи!" -- и втащила его внутрь квартиры.
     Любка  положила  Подряникова  на софу, переодела в  сухое  белье мужа и
накрыла лоб мокрым полотенцем.
     -- Допрыгался, кобель, -- сказала она.
     -- Заткнись! -- приказал он и спросил: -- А откуда ты знаешь?
     -- Уже весь дом знает,  --  ответила Любка. -- Зачем ты  ван  дер Югина
обидел? Он последнее время очень злой стал...
     -- Я его утоплю, как Муму, -- сказал Подряников...
     ...Вволю нарыдавшись, Сплю заснул. Вот какой привиделся ему сон:
     "То ли он в военном трибунале, то ли в райсуде,  а на скамье подсудимых
-- жена Любка. Тут же в председательском кресле сидит товарищ Примеров, а на
ручке кресла примостился грозный редактор Куриляпов.
     -- Как так? -- спрашивает Куриляпов  таким  страшным голосом,  что даже
брови его переползают через  лоб и прячутся в  волосах.  -- Как так, рядовая
Чертоватая?  По какому праву и какой обязанности не  стали  вы  для товарища
майора  полноценной  супругой?  Почему не подарили  стране солдата, на худой
конец,  --  санитарку?  Почему выкручивали  ему  руки, отнимали  заслуженную
пенсию и тратили на безделушки? Кто приказал?
     Чуть не плача, Любка отвечает:
     -- Разжалуйте меня, товарищи судьи,  и накажите штрафбатом. Я  проявила
слепоту,  недоверие   к  старшему  по  званию,  потому   что  я  политически
малограмотная  и  плохо  соображаю,  что  семья  --  ячейка  нашей  армии  и
военно-морского флота. Простите меня, я сегодня же отдамся товарищу майору и
верну пенсию.
     Встает товарищ Примеров и говорит:
     --  Приказываю  отличнику  боевой  и  политической подготовки  сержанту
Подряникову стать наставником рядовой Чертоватой.
     Входит Подряников с ключами от чердака.
     -- А  если я не справлюсь, -- говорит он, -- то наставником  осужденной
может стать любой желающий..."
     ...Немного оправившись, Саша сел за стол и попросил у Чертоватой бумагу
и копирку. Он написал заявление в милицию и сказал:
     --  Вот оригинал,  а  вот копия.  С копией ты  пойдешь к этому идиоту и
скажешь, что, если он не хочет в тюрьму, пусть дает сто рублей.
     -- А я здесь при чем? -- спросила Чертоватая.
     -- Люба, делай, что тебе говорят.
     -- А сам? Боишься еще раз по морде получить?
     --  Ты  хочешь неприятностей?  Они будут  у тебя. Я  расскажу  товарищу
Примерову,  как  мимо него прошел на складе  единственный  рулон  китайского
линолеума и как он оказался у его подчиненной в квартире.
     -- Не пугай: Примерова я давно купила с потрохами.
     -- Любка, ты меня знаешь, --  сказал Подряников,  -- случай подвернется
-- раздавлю...
     -- Сам ты дурак!  -- сказала Чертоватая.  -- Ну, откуда он  возьмет сто
рублей? Он таких денег в руках не держал!
     -- Это его трудности... Пусть продаст что-нибудь, пусть займет.
     -- Кто ему даст, кроме Сусанина? Ты хочешь сцепиться с Сусаниным?
     --  Хочу.  Он  мне надоел своими выкрутасами...  Я не могу  тебе сейчас
много сказать, скажу только, что Сусанин  и  еще кое-кто  доживают последние
деньки. Скоро будет перемена декораций.  Но об этом надо помалкивать. Ты все
поняла?
     -- Все, -- сказала Любка и пошла к двери.
     -- Заодно вынь своего супруга с чердака, -- крикнул Подряников и бросил
ключ.
     Тут же из-под кровати выскочил ван дер Югин и тоже побежал  к двери, но
Любка  уже захлопнула  ее,  и ван  дер Югин  стал прыгать,  чтобы достать до
замка.
     -- Иди сюда, долгожитель. Чего боишься? Не трону, -- пожал  Подряников.
-- Давай дружить.
     -- Ты свовофь, -- сказал И.
     -- Сам виноват. Зачем кусаешься? -- спросил Саша.
     -- Ты мне субы не саковаливай, -- сказал ван дер Югин.
     --  Я тебе новые вставлю, --  пообещал Подряников. --  А  пока, дружок,
сослужи-ка мне одну службу. Ну и я тебя отблагодарю. Квартиру я, конечно, не
отдам, а вот пистолетик твой могу забрать из милиции. Будешь опять стрелять,
в кого пожелаешь.
     -- Я в твой самок квостей налофыл, ты тепель в том не войдеф, -- сказал
ван дер Югин, выскочил на балкон  и  по пожарной лестнице убежал  в квартиру
Марины.
     --  Вот маленькая дрянь! -- сказал Подряников.  --  Ладно,  и  до  тебя
доберемся...
     Иван пришел в  больницу,  открыл дверь женского  изолятора и огляделся.
Все лежало  на своих местах, даже пыль и деньги. Он плюхнулся на  койку, она
заскрипела и  загудела,  как колокол, в который залетел ветер.  И Ивану этот
гул, неразрушаемый ничьим голосом, показался пыткой, словно кто-то через ухо
вытаскивал из  него нерв. Он вышел  в больничный коридор и побрел к дежурной
сестре, которая спала за столом, обняв телефонный аппарат как подушку.
     -- Сестренка, -- сказал Иван, хотя "сестренке" перевалило за пятьдесят,
-- достань мне спирта, -- и протянул ей пять рублей.
     Бабка вынула из-под пола склянку.
     -- Чистый? -- спросил Иван.
     --  В больницу грязь не возят, -- зевнула  бабка  и спрятала бумажку  в
подол...
     ...Проснувшись,   Сплю  стал  ходить  по   чердаку  и  искать,  чем  бы
поживиться, но нашел  только  два  обглоданных  кошачьих  скелета и помойное
ведро Столика. Он хотел спрятаться в нем от ворон  и жить до  смерти,  залез
двумя  ногами  и еле-еле  потом  выбрался.  С тоски Сплю просунул  голову  в
вентиляционное  окошко и  издал  трубный звук, от которого содрогнулся  дом.
Звук  этот  означал:  "Мне скучно и грустно, почему никто  не  приходит меня
развлечь?"  Но  жильцам  было не до  майорского воя --  по  телевизору шел к
развязке фильм про  неуловимого  разведчика. Только два  подростка  старшего
школьного возраста замерли посреди улицы, и один сказал другому:
     -- Смотри, куда дурак залез! Докинешь до него?
     Другой поднял камень и  кинул в торчавшую из стены майорскую голову, но
не докинул и разбил стекло в квартире Анны Петровны.
     -- Мало каши ел, -- сказал он о себе...
     Тогда  Сплю вскарабкался  по  лестнице и  через люк высунул  голову  на
крышу, но, увидев кресты  телеантенн, так  испугался, что,  перекрестившись,
упал в могилу чердака и задрыгал ногами  и  руками. Черные дьяволы бросились
со всех углов и балок на поверженную жертву.  "За-дол-бят!" -- довольно-таки
быстро сообразил майор и сделал под себя.
     -- А ну! Кыш! -- раздался спасительный крик жены...
     ...В туалете Иван  взял  с умывальника стакан и выплеснул в него спирт.
Потом вылил спирт в горло, запил водой из-под  крана и стал следить за своей
физиономией в  зеркале.  Физиономия медленно  расплывалась,  и  одновременно
туалет наполнялся голосами Иван услышал, как  унитазы ругались друг с другом
на  всех  этажах,  переливая  брань  по  трубам, как  кран фырчал на них,  а
электрополотенце   пело  и  посвистывало  отрешенно,  себе  под  нос  теплым
воздухом.
     -- Что вы  ссоритесь?  --  спросил  он сантехнику.  -- Обидно,  что  не
созданы для прекрасного? Я -- человек -- как бы создан для этого. Но если бы
вы знали, сколько г... мне приходится поглощать  каждый день! Если  б знали,
как  тошно жить а  грязи по горло и  не  понимать,  кто  тебя затащил в  эту
трясину,  кто  сделал  из  тебя детский волчок,  игрушку,  которая  работает
вхолостую, на  потеху другим...  Хотя и этим  другим не до  смеха  и они  не
понимают, как вляпались по уши...
     В  туалет вошла больная,  но,  увидев Ивана,  прянула в сторону,  точно
лошадь, которую огрели хлыстом.
     -- Эта помойка чище меня, -- сказал  Иван женщине, показывая на унитаз.
-- Что же делать? Как  отмыться?.. Будь я Подряников, купил бы крысиного яда
и подсыпал в кастрюлю супа в столовой...
     Больная  привела  дежурную   сестру,  и  вдвоем   они  отвели  Ивана  в
изолятор...
     ...На  площадке перед  дверью Любка нашла лужу,  молочные  зубы ван дер
Югина и коренные -- Подряникова, зачем-то сгребла их тапочкой в кучку, потом
зашла в квартиру и увидела почти всех, кого, собственно,  и ожидала увидеть:
не хватало Ивана. На кровати, под одеялом, засыпали, обнявшись, Марина и ван
дер  Югин. В  ногах  у них,  тоже  обнявшись, сидели Путаник  и  Кавелька  и
убаюкивали детей грустной песней о непонятой любви. Семенов с Сусаниным пили
чай на кухне, и Семенов говорил, что беда наступает, как лихой кавалерист, и
пора  прятать  головы, что  теперь он каждое  утро будет  выходить  в город,
собирать слухи и к обеду выдавать ауспиции на ближайший день.
     Ван дер Югин открыл глаза и сказал:
     -- Она -- фпион!
     -- Сам ты шпион, -- ответила Любка
     Адам  подал знак, чтобы  Чертоватая вела себя тихо,  поманил на кухню и
налил ей чаю. Любка протянула ему копию заявления.
     -- Чего он добивается? -- спросил Сусанин, пробежав взглядом по бумаге.
-- Что ему надо?
     -- Отступных, -- ответила Чертоватая.
     --  Придется платить, --  вздохнул  Сусанин, --  я  ведь виноват больше
Ивана.
     -- Давай я заплачу, -- предложила Чертоватая.
     -- А сколько он требует?
     -- Сто.
     --  Хороший мальчик,  --  сказал Сусанин. --  Передай,  что  деньги  он
получит завтра, как откроется сберкасса.
     -- Я не узнаю тебя, Адам.  Придумай что-нибудь! -- взмолилась Любка. --
Нельзя же этому поганцу каждый раз спускать!
     -- Ван  дер  Югин взялся отомстить за всех, -- сказал Сусанин, закрывая
тему.
     Тогда Любка сказала:
     -- Есть проверенный слух, что на днях всем начальникам шапки посшибают.
     -- То же самое вычислил Семенов, --  ответил Адам. -- Но  мне-то что? Я
не  собираюсь  защищаться.  Чем бы  переворот ни завершился, хуже  не будет,
потому что -- некуда.
     -- Но  ты мог  бы воспользоваться  заменой  руководителей и протолкнуть
свой идеи, -- сказал Семенов.
     -- На мне клеймо прежней гвардии, -- ответил Сусанин.
     -- Дядя Семенов,  расскажи лесную сказку про дикого зверя, -- попросила
из комнаты Марина.
     Оракул  бросил Сусанина и Чертоватую, пришел в комнату, согнал Путаника
с кровати и сказал:
     -- Закрывайте глазки, а я  вам расскажу, как спал под кустиком опоссум,
как лежал на боку, морда  -- под лапами,  укутан хвостом, сладко спал,  руки
гладить  так  и  тянулись.  Да  нельзя.  Вот  уже  разлепляет  опоссум  очи,
усаживается удобно,  чихает-чихает, тянется потянется, чешет лоб о  дерево и
чует голод в теле. Ждет пождет часок-минутку -- нету пищи пред глазами, нету
и в помине. Тогда орать благим матом. А все звери  съедобные о