ощупал шишку, улыбнулся:
   - Сам виноват! Пока руль в руке, ты хозяин в седле.  Как  руль  отпустил,
так черенок раскроил.
   Шутит - значит, ничего серьезного. Сипол сразу перестал  охать,  вскочил,
побежал на луг. Нашел там сырое место и прижался к нему лбом.
   А бесовпед? Он-то пострадал? Представьте себе -  нет!  С  железным  конем
ничего не случилось: удар принял на себя резиновый обод. У березы хоть  кора
содрана, а на бесовпеде ни малейшей царапины.
   Теперь пришла очередь Августа. Он поставил бесовпед  на  колеса,  сказал,
поглядывая искоса на хозяина колесницы:
   - А я бы проскочил мимо дерева!
   - Бери и скачи, - улыбнулся сын кузнеца.
   Мы крикнули "ура!" и так же усердно, как несколько  минут  назад  Сиполу,
стали помогать Августу. Сипол на время  прекратил  лечение,  обмыл  в  озере
грязный лоб и тоже присоединился к нам.
   Второй  обучающийся  оказался  способнее  первого.  Он  быстрее  научился
держать равновесие и съезжать с горки, хотя это самое трудное.  Педали  живо
крутились, и нечего было даже думать о том,  чтобы  замедлить  скорость.  Но
Август держался молодцом. Стиснув зубы, он мужественно  переносил  тряску  и
коварные прыжки бесовпеда.  Норовистому  коню  так  ни  разу  и  не  удалось
сбросить нового наездника.
   Первые успехи окрылили Августа.  Он  втащил  бесовпед  на  самую  вершину
горки.
   Сипол вертелся рядом, ощупывая шишку на лбу, и наставлял:
   - Главное - руль! Руль сжимай изо всех сил!
   Мы придерживали бесовпед, пока  Август  поудобнее  устраивался  в  седле.
Потом по его команде подтолкнули.
   Бесовпед покатил под уклон. Мы бежали за ним.  Вот  уже  впереди  береза.
Ближе, ближе... Все быстрее крутятся колеса, бесовпед набирает скорость.
   И тут я заметил, что Август растерялся. Хочет повернуть руль и  никак  не
может.  Глаза  выпучил,  лицо  напряглось.  Он  оказался  в  полной   власти
разбушевавшегося бесовпеда...
   Словом, Август ни на вершок не сдвинулся с  пути,  который  так  печально
завершился для Сипола. Все повторилось сызнова.  Опять  мы  кричали  во  все
горло: "Рули! Поворачивай в сторону!" Опять дружно ахнули, когда бесовпед на
всем ходу врезался в то же самое дерево. Но, в  отличие  от  Сипола,  Август
избежал неприятного столкновения с деревом. Выскочил из седла,  словно  мяч,
перелетел через канаву и приземлился на лугу, головой в жидкую грязь...
   Когда мы подбежали, Август уже сидел на земле и пыхтел,  как  паровик  на
баронском поле. Лицо черное и  блестящее,  как  у  негра,  лишь  белки  глаз
сверкают.
   Увидели мы, что с ним ничего не случилось, и сразу развеселились. А Сипол
тут же придумал:
   - Кто руля не удержал, тот черной каши похлебал!.. Прокатиться с горки на
бесовпеде больше желающих не нашлось. Сын кузнеца не спеша двинулся  обратно
в местечко. Бесовпед будто знал, что теперь в седле сидит хозяин, и сделался
покорным и кротким как овечка.
   ВЫСТРЕЛ В КАМЫШАХ
   Баронский рыбак Крузе уже не воевал с удильщиками  так  яростно.  Слишком
дорого стоили ему войны с местечковыми мальчишками. Зато  теперь  войну  нам
объявил лесничий, молодой пруссак с орлиным носом и длинной журавлиной шеей.
Среди жителей местечка  ходили  слухи,  что  он  прислан  сюда  из  Германии
специально для того, чтобы хорошо изучить местность - на всякий  случай.  Уж
не знаю, вправду ли он был шпионом или это выдумали досужие кумушки,  только
приехал он в наши края не один. У  соседских  баронов  тоже  завелись  такие
пронырливые молодые пруссаки.
   Однажды туманным летним утром мы впятером рыбачили на  болотистом  берегу
озера. Рыбка ловилась хорошо, наши сумки быстро тяжелели.
   Неожиданно сзади раздалось:
   - Вон отсюда! Вон!
   Оглянулись в  испуге.  Недалеко,  на  мостках  через  канаву,  стоял  сам
господин лесничий и грозил нам ружьем.
   И тут у лесничего случилась неприятность. Нога поскользнулась  на  мокрой
доске, и он, хватая руками воздух, упал в грязную канаву.
   Не так-то легко оказалось из нее выбраться. Тем более, что ружье лесничий
держал на весу.
   Наконец, весь грязный, вылез из канавы.  Злой,  красный,  фыркает,  будто
лошадь после купания. Выловил свою зеленую шляпу с петушиным хвостом  и  как
заругается на ломаном латышском языке:
   - Черт подрал щенячий пород! Сказал - вон! Вам дробь в штаны пускать, да?
Брат перепугался:

   - Пропали! Убьет! Август успокаивал:
   - Не бойся. Не имеет он права стрелять в детей.
   - Права-то у него нет, а вот возьмет без всякого права и  пальнет,  -  не
согласился с ним Сипол. - Это же пруссак! Прятаться надо, и поскорее.
   А мне и страшно и смешно - очень потешно выглядел  франтоватый  надменный
лесничий, весь измазанный с ног до головы.
   Мы быстренько утопили удочки, придавили сверху камнями и полезли глубже в
камыш. Лучше бы убежать, да  никак  нельзя:  единственная  тропка  пролегала
слишком близко от того места, где бушевал лесничий.
   Он нас теперь не видит, а мы тайком наблюдаем за ним  сквозь  просветы  в
зарослях. Вот уложил ружье в траву.  Вот  нарвал  ивовых  листьев  и  чистит
костюм. Вот стряхнул несколько раз мокрую шляпу, сунул ее  под  мышку.  Взял
ружье и пошел в нашу сторону.
   - Полезет! Полезет в болото! - Брат дрожал от страха. - Что  ему  терять?
Брюки все равно уже мокрые.
   - Пусть себе лезет! - Август не сводил глаз с лесничего. -  Провалится  в
трясину. Еще и вытаскивать придется.
   Август, конечно, храбрился. Ему было так же  страшно,  как  и  нам.  Ведь
податься некуда, разве только в озеро.
   Лесничий прошел по мокрой лужайке и полез в болото. Зубы оскалил, глазами
так и шарит по зарослям.
   Мы еще  плотнее  припали  к  болотистой  почве,  следили  за  каждым  его
движением. Одежда у нас намокла. По спине пробегала дрожь. Хоть бы  появился
кто-нибудь из местечковых на берегу! Мы бы крикнули, позвали на помощь.
   Эх, не надо было лезть сюда! Вот возьмет и пристрелит... Нет, не посмеет!
Ведь мы не косули, не зайцы - мы люди...
   А впрочем, кто знает: если барон  и  его  слуги  могут  стрелять  зайцев,
косуль, рыбачить, когда другим это запрещено, то, может  быть,  у  них  есть
право стрелять и в людей?..
   Вода уже заливала лесничему сапоги, а он, как страстный  охотник,  лез  и
лез вперед. Хоть бы ухнул в трясину! Тогда мы по камышам,  по  камышам  -  и
прочь!
   Болотистая земля пружинисто покачивалась под тяжестью лесничего. Когда он
ставил ногу на кочки, те утопали. Но он вырывал из ила  чавкающие  сапоги  и
упорно шел дальше. Все ближе к нам, все ближе...
   Наконец остановился: впереди был илистый омут. Поднял ружье,  приложил  к
щеке...
   У меня по лбу катились капли - то ли пот, то ли вода. Кто-то  из  нас  не
выдержал напряжения и вскрикнул. Лесничий вздрогнул  и,  не  опуская  ружья,
обернулся назад. На лугу никого  не  было.  Тогда  он  прицелился  и  заорал
яростно:
   - Выходить, собачий сын!
   Мы приникли к самой воде. Хотелось  залезть  в  ил,  зарыться.  Частые  и
сильные удары сердца сотрясали тело.
   Раздался выстрел. Рассекая листья камыша,  дробь  хлестнула  по  воде.  И
сразу же прозвучал отчаянный крик...
   Выстрелив, лесничий стряхнул еще раз  свою  шляпу,  аккуратно  надел  ее.
Повесил ружье на плечо дулом вниз и заторопился  к  берегу.  Я  поднялся  на
ноги, прислушался. Кто-то плакал, кто-то из нас!
   Лесничий уже добрался до леса и исчез за деревьями. Мы побежали  по  воде
туда, откуда несся плач.
   - Видишь, все-таки стрельнул! - хрипло произнес браг.
   - Ничего! -  Август  скрипнул  зубами.  -  Когда-нибудь  и  этого  петуха
хлестнут свинцом по длинным лапам! Подбежали к пострадавшему:
   - В тебя, что ли, попал, Ивар?
   - Да! - Он всхлипывал. - Вот. - Мальчик показал на правое бедро,
   Мы стащили с него штанишки. Из двух маленьких ранок текла кровь.
   Сипол скинул курточку, оторвал полоску от подола рубахи.
   - Сейчас перевяжем тебя и отведем домой. Ты  только  не  бойся  -  ничего
страшного. Это же дробь, а не пуля. Ногу сгибать можешь?
   Ивар попробовал осторожно.
   - Кажется, могу.
   - Вот видишь...
   Мы как сумели перевязали рану. Ивар успокоился.  Взяли  его  под  руки  и
повели домой. Он сильно хромал,
   ВОЕННЫЙ СОВЕТ НА ЯНОВОИ ГОРКЕ
   На следующий день местечковые мальчишки собрались возле нашего дома.
   Подошел Август и сказал:
   - Нечего здесь толпиться! Тут не поговоришь. Пошли на Янову горку.
   Двинулись целой толпой. Даже оба младших сына кузнеца шли вместе с  нами,
хотя мать строго-настрого запрещала им якшаться с босяками - ей, видите  ли,
немецкая  речь  барона  больше  по  нутру,  чем  родная!  Все  с   почтением
поглядывали на нас. Ведь мы нюхали пороху, побывали  под  свинцовым  ливнем!
Так и подмывало выкатить грудь колесом.
   Рядом со мной, стараясь держаться в ногу, шагал маленький сын сапожника.
   - И тебе не было страшно? - Он восхищенно заглядывал мне в глаза.
   Я не стал его разочаровывать:
   - Нисколько! Мы стояли в траве скрестив  руки  и  спокойно  ждали:  пусть
только попробует выстрелить - ответит по закону. И  вот  теперь  отец  Ивара
подает на него в суд.
   Даже своенравный  Васька  и  тот  не  выдержал,  придвинулся  поближе  ко
вчерашним рыбакам:
   - Селедочник Вейстер говорит, что лесничий имел право стрелять.  Вы  ведь
его не послушались. Сипола это разозлило:
   - Подумаешь, Вейстер! Сам он немецкий колонист, вот и  пляшет  под  дудку
лесничего. И вообще лучше пусть они уймутся, эти колонисты, и Вейстер в  том
числе. А то объявим войну - получит  тогда  из  рогатки  по  своей  багровой
лысине!
   - А еще кофейщица Рузе... -  начал  было  Васька,  но  тут  же  почему-то
передумал. - Ладно, потом скажу...
   Бегом через луг, и вот уже Янова горка.
   Высокие осины тянули к солнцу свои серебристые  листья.  Статные  березы,
монотонно шелестя,  лениво  покачивали  листвой.  За  деревьями  шли  густые
заросли папоротника. А там - обрыв.
   Мы, словно  кузнечики,  попрыгали  в  карьер.  Кто  удачно,  кто  кубарем
покатился по отвесному краю, вздымая столбы пыли.
   - Вот как могут простолюдины!  -  воскликнул  Сипол.  -  Пусть  попробуют
баронские сынки - живо свернут себе шею.
   На дне карьера сбились в плотную кучу. Сипол поднял белый гладкий камень,
подбросил в воздух.
   - Ну, что сделаем с этим пруссаком, который стрелял в Ивара? Оставим так?
Или...
   Я его понял. Поднял точно такой же камень, стал оглаживать пальцами.
   - Нет, не оставим! - наперебой закричали ребята. - Камнями его!
   - Этому Вейстеру и всей его банде баронских подлипал  тоже  надо  поддать
хорошенько, - высказался Август.
   - Всему свой черед, - сказал Сипол. - Сейчас  главное  -  рассчитаться  с
пруссаком. Вот что: остеклим его окна воздушными стеклами. Я уж  и  местечко
присмотрел, откуда это можно сделать без особого риска.
   - А если поймают? - робко поинтересовался кто-то из мелюзги.
   - А мы таких,  которые  боятся  и  которых  можно  поймать,  не  возьмем,
понятно?
   Тут в разговор вмешался Васька. Глаза у него азартно поблескивали.
   - Пусть я лопну,  если  эти  колонисты  не  знают,  что  пруссак  стрелял
незаконно. Сегодня утром позвала меня к себе кофейщица  Рузе.  Кофе  налила,
крендель  дала:  "Угощайся,  мальчик,  угощайся!"  А  пока  я   ел,   начала
выспрашивать, что говорят в местечке взрослые и ребята. Ну, про  это  самое,
про выстрел. Я крендель умял, кофе выпил. Но так ничего и не сказал. Только:
"Не знаю, господа", "Не слышал, мадам". Пусть больше не зовет, ха-ха!
   - А почему? Если еще угостит, ешь, не стесняйся! - посоветовал Сипол. - А
спросит, что мы делаем, скажи: от страха трясутся, сидят по  своим  норам  и
боятся нос высунуть.
   Но нашлись и такие, которых Васькин рассказ обеспокоил:
   - Ox, Васька! Смотри не стань их шпионом.
   - С ума сошли! - возмутился Васька. - Я что - за барона, да?
   - Кто тебя разберет! С Вейстером знаешься, с Рузе...
   - Ну уж нет! - вступился за Ваську Август. - Всякое  у  него  бывает,  но
чтобы изменником стать - это нет!
   - Вот, слышали? - Васька зыркал исподлобья на обидчиков.
   Сипол на песчаной стене карьера нацарапал острым камнем большое окно и  в
нем шляпу с петушиным хвостом.
   - Кто попадет в хвост, получит картофельную медаль! Началась стрельба  по
цели. Камни ударялись о стену, песок осыпался на дно ямы.
   Многие попали в окно. А вот в петушиный хвост -  никто.  Солнце  ушло  за
лес. Одна за другой умолкали птицы, устраиваясь на ночлег.
   Мы тоже разошлись по домам.
   ВОЗДУШНЫЕ СТЕКЛА
   К дому лесничего подобраться было вовсе не трудно. Белое стройное  здание
стояло на пригорке, открытое со всех сторон. Швыряй камнями откуда хочешь!
   Но как потом удрать от погони? Вот над чем следовало крепко подумать.
   Возле дома лесничего проходила дорога, а сразу за ней -  угол  баронского
парка, отгороженный высокой оградой. Она-то и привлекла наше внимание.
   Днем мы обследовали все подступы к дому  лесничего.  Примерились,  откуда
камень долетит, а откуда не добросить.
   Ближе к вечеру к нам пришли Сипол и Август. Начался военный совет.
   У Августа был уже готовый план:
   - Между дорогой и забором глубокая канава. В ней полно кустов,  с  дороги
нас никто не увидит. Вот что мы сделаем. Пророем под  забором  ход  в  парк.
Тогда между нами и домом лесничего будет высокий  забор.  Камни  через  него
перелетят свободно, а вот лесничий, если погонится за нами, пусть  попробует
перелезть через забор! Пока он там будет возиться, мы ныр в  свой  ход  -  и
айда!
   Сипол внес в план поправку:
   - Одного хода мало. Всякое может случиться! Давайте выроем  и  второй,  с
другой стороны, у прудов.
   Так и порешили. Вечером вырыли  под  забором  ходы,  наподобие  кротовых,
пролезли в парк, осмотрелись.
   Все получалось как надо.
   Осуществить задуманное решили следующим  же  вечером.  Брат  опять  начал
колебаться:
   - Нехорошо бить окна.
   - В детей стрелять еще хуже! - отрезал я, и  он  умолк...  С  утра  пошел
дождь. Единственное наше окно залило слезами,  капли  барабанили  по  крыше.
Синее небо покрылось  серой  холстиной.  На  улице  -  никого.  Даже  собаки
попрятались по конурам. Только на шпиле  церкви,  как  всегда,  скрипел  под
ветром золоченый петух.
   - Никуда мы не пойдем! - Брат вроде бы даже радовался.  -  Дождь  как  из
ведра!
   День был тусклым, серым, смеркаться стало раньше обычного.
   И тут явился к нам Август.
   - Готовы, братья? - спросил весело.
   - Льет, - попробовал возразить брат.
   -  И  пусть  себе  льет.  Даже  еще  лучше,  -  ответил  Август,  к   его
разочарованию.
   Подошел Сипол. На нем был мешок из-под картошки.
   - Гоп, ребята, пусть свистит ветер! И камни тоже.
   - Ну и вырядился! - Август осмотрел его с  головы  до  ног.  -  Настоящее
пугало!
   - Ага, даже своя собственная собака облаяла,  не  узнала.  А  так  просто
здорово! Шлепай себе под дождем.
   Мы с братом отыскали одежду поплоше, обули старые рваные  постолы.  Вышли
во двор. Ветер плеснул в лицо  дождем.  Двор  размочило,  он  превратился  в
настоящую трясину.
   - По болотам лазить... - ворчал брат.
   - В солдаты возьмут - никто тебе мосточки под  ноженьки  не  подложит,  -
сказал Сипол. - Шагай да привыкай!
   В темноте едва различались  силуэты  домов.  Мы  осторожно  двигались  по
грязным улочкам. Вскоре послышался шум деревьев - баронский парк. В  глубине
мелькали освещенные окна замка. Свет падал на белые башенки по углам.
   - Живут же эти бароны как в  сказке!  А  знаете,  мой  дедушка  тоже  тут
работал, когда замок строили, - рассказывал Август. -  Каменщики,  плотники,
штукатуры - все наши, из местечка. Ох и трудно работалось -  барон  ходил  с
плеткой...

   Спрыгнули в мокрую канаву, нащупали свой лаз. Ветер зашумел  сильнее.  На
мгновение стало страшно - хоть беги! Но я вспомнил об Иваре, о том. как  две
струйки крови стекали у него по ноге. И сразу  же  страх  сменился  желанием
мстить. Вышибить все окна ему, этому злодею!
   Кажется, лесничего нет дома - в окнах темно.
   - Тихо! - шепнул Сипол. - Кто-то идет.
   На дороге чавкала грязь. Появилась темная  фигура.  Но  что  это?  Почему
прохожий так странно идет? С одной стороны дороги на другую, топает прямо по
лужам.
   Пьяный!..
   Вот он прошел.
   - Начинаем! - скомандовал Сипол.
   Вытащили из карманов приготовленные камни, размахнулись... Первые снаряды
перелетели через забор. Было слышно, как они стукнулись о железное.
   - Крыша! - сказал Август. - Еще раз!
   Бросили снова. На этот раз раздался звон стекла...
   Мы кинулись бежать. Нырнули в свой ход. Цеплялись одеждой за корни, сучья
- она с треском рвалась. Подумаешь, беда! Главное - отомстили!
   Не разбирая дороги - лужи не лужи, -  неслись  по  пустым  улицам.  Дождь
поливал как из лейки. Оглядывались: казалось, что в темноте  кто-то  гонится
за нами.
   Тяжело дыша, взлетели по лестнице. Брат схватил меня за рукав:
   - Такими грязными нельзя являться домой. Вернулись во  двор,  к  колодцу.
Набрали воды, обмыли постолы. В доме было тихо.
   - Только бы отец не проснулся! - тревожился брат.
   - А знаешь, что мы сделаем? Разуемся на чердаке... Утром мать принесла  с
базара новость. Говорили, что ночью ветром  повышибало  все  стекла  в  доме
лесничего.
   СУД
   У Ивара вытащили дробь из бедра, он выздоровел. Но все же  отец  подал  в
суд на лесничего. Нам, ребятам, пришли повестки явиться  в  суд  в  качестве
свидетелей.
   Случилось и другое, так  или  иначе  связанное  с  выстрелом  в  камышах.
Лесничий велел приделать ко всем  окнам  своего  дома  ставни,  чтобы  ветер
больше не выбивал  стекол.  Сын  селедочника  Вейстера  собрал  вокруг  себя
мальчишек немецких колонистов. Они ходили большими группами,  задирали  нас,
дрались.
   - Мы их не трогаем, они сами лезут.  Ну  и  получат,  что  заработали,  -
грозил Сипол.
   - Правильно! - поддержал Август. - Наши деды  здесь  жили  и  прадеды,  а
теперь эти колонисты гоняют нас, словно лесную дичь. Не выйдет!
   Чем ближе  к  суду,  тем  больше  разговоров  в  местечке  о  предстоящем
разбирательстве. Август поучал нас:
   - Главное, не бояться господина в мундире с золотыми пуговицами. Хоть  он
и мировой судья, а все равно ничего нам сделать не  может.  Мы  ведь  скажем
чистую правду.
   - Господа, наверное, уже его обработали, - сказал Сипол.  -  Недавно  его
везли в замок в баронской карете, я сам видел.
   - Ну и пусть! - Август твердо стоял на своем. -  У  них  сила,  а  у  нас
правда. А правда суда не боится.
   Мы слушали и диву давались: откуда такие умные речи?
   - Опять, наверное, дедушка? - спросил брат. И все-таки было не  по  себе.
Подумать только: суд! От  одной  только  мысли,  что  придется  отвечать  на
вопросы высокомерного и такого сердитого мирового, тряслись  поджилки.  Этот
царский чиновник ни с кем не знался, кроме барона, управляющего имением,  ну
и еще богатого владельца мельницы, с которым он, как  говорили,  дулся  ночи
напролет в карты. Жители местечка ненавидели судью, а при встрече кланялись:
кто знает, может, сведет когда-нибудь  судьба.  От  сумы  да  от  тюрьмы  не
открещивайся...
   Мало было таких, которые в суде находили справедливость. Вот и теперь все
кругом вздыхали:
   - С сильным не борись, а с богатым  не  судись!..  С  самого  утра  возле
здания, где должно было происходить разбирательство, собралось много народу.
В толпе шныряли колонистские ребята и что-то кричали на немецком языке.
   К нам, молчаливым, растерянным, подошел Сипол и обидно рассмеялся:
   - Что молчите?  Говорилки  свои,  что  ли,  проглотили?  Мы  разозлились:
смеяться над нами! Зашумели, заспорили с ним. Страх исчез, а Сипол,  хитрый,
видно, этого и добивался.
   Открылись двери в  зал.  Мы  робко  заглянули  внутрь.  В  помещении  все
выглядело  торжественно.  Ряды  скамеек   для   публики.   Впереди   скамьи,
огражденные барьером. На стене,  над  большим,  покрытым  красной  скатертью