охочущие  каменные  громады.  Сделалось  темно,  как  перед  ночью.  Ветер
поднимал с земли песок и швырял пригоршнями в лицо. Его порывы  были  такими
сильными, что перехватывало дыхание. И только теперь я  спохватился.  Скорее
найти хоть какой-нибудь кров!
   Стал накрапывать дождь, поначалу мелкий. И  тут  в  стороне  от  шоссе  я
заметил сарай. Бросился к нему. Уже не мелкий дождь, а большие тяжелые капли
ринулись на меня с небес. Каждая из них с лету пробивала  одежду,  добираясь
до тела.
   Вымокший, исхлестанный дождем, я добежал до сарая. Укрылся  под  стрехой.
Вовремя! Дождь лил теперь с такой  силой,  что  все  -  и  небо  и  землю  -
заслоняли сплошные водяные струи. Беспрерывно сверкали молнии, могучие удары
грома заставляли сжиматься в комок и прятать лицо.
   Вот когда стало по-настоящему страшно! Я прижался  к  стене  сарая.  Вода
быстро просочилась через редкий соломенный навес и полила ручьями. Под  ноги
натекли лужи. Надо забраться в сарай... Где там! Дверь заколочена вот такими
гвоздями.
   Дождь лил долго. Вода, кругом вода! Шоссе  -  сплошная  лужа,  в  канавах
стремительные потоки. Проплешины на обочине  дороги,  где  не  росла  трава,
походят на размокшее мыло. Идти трудно:  ноги  скользят  и  разъезжаются  по
сторонам. А ведь день уже на исходе.
   И тут мне посчастливилось. Добросердечный крестьянин провез меня  десяток
верст.
   К ночи я достиг перекрестка,  где  нужно  было  сворачивать  с  шоссе  на
большак. На разъезде стоял кабак и постоялый двор. Кабак я обошел  стороной,
помня о вчерашней неудаче. Зато на постоялом дворе нашлась свободная скамья,
на которой я и расположился на ночь. И тепло, и сухо, и бояться нечего...
   Рассвет застал меня на большаке. В отличие от прямого как  стрела  шоссе,
он кружил между холмами и березовыми рощами  Местность  тут  напоминала  мои
родные места: беспрерывный шелест осин, пестрота березок,  пышные  ольхи  на
краю лугов и болот,
   Меня стали донимать пастушьи  псы.  Вздыбив  шерсть,  оскалив  зубы,  они
следили за каждым  движением  моей  дубинки,  не  решаясь,  однако,  подойти
поближе. Лишь один нахал попытался схватить меня за ногу. Я сделал вид,  что
вот сейчас кинусь за ним. Он с визгом метнулся прочь. Остановился далеко, на
взгорке, и залился обиженным лаем.
   Перекликались пастухи, мычали коровы. Серые скворцы стаями перебирались с
одного поля на другое, пролетая над головой с шумом, похожим на порыв ветра.
Видел я и длинноухих. Зайцы подходили совсем близко к дороге,  но,  заслышав
мои шаги, быстро скрывались в не скошенном еще овсе. По краям болота бродили
аисты, высматривая себе лягушек помоложе и  повкуснее.  Я  шел,  наблюдал  и
радовался каждому деревцу, каждому живому существу...
   Еще верста, еще... Все ближе и ближе. Только теперь я  почувствовал,  как
сильно соскучился по дому. Кажется, не три-четыре дня, а  долгие  месяцы  не
видел я своих друзей. Вот будет что порассказать им!  И  вообще...  Проделав
такой путь, смело можно числить себя среди  первых.  Когда  будем  играть  в
войну или отправимся за орехами, мое  место  уже  не  позади,  среди  прочей
мелюзги, а впереди, где большие.
   Вот ведь какая штука: домой-то, оказывается, возвращаться куда  приятнее,
чем уходить. Ничто не портит настроения: ни песчаные бугры, в которых вязнут
ноги, ни илистые канавы, через которые перелезаешь, чтобы спрямить путь.
   Прежде десять верст казались  мне  до  невозможности  долгими.  А  сейчас
прошагал в Псков и обратно целых двести, и сил еще  вполне  достаточно.  Вот
когда только понял я любимые слова отца:  "Кто  крепко  захочет,  тот  много
сможет".
   Приближался вечер. Но это меня больше не тревожило.  Ведь  вместе  с  ним
приближались и знакомые места. Вон на холме  ветряная  мельница  с  длинными
скрещенными руками - бывал я возле нее! А за мельницей, в долине,  небольшое
озерко, тут и на мою наживку клевала рыбка...
   Стемнело. В ночном воздухе за версту слышался плеск волн на нашем  озере.
А за озером уже мелькают огоньки местечка. Еще пройти  лес  на  берегу  -  и
считай что дома.
   Но впереди самое неприятное место. Посреди леса, на повороте дороги, врыт
большой крест. Давным-давно здесь ночью убили богатого торговца. Даже  когда
днем идешь мимо, и то делается не по себе. А теперь ночь. От любого шороха -
листья ли шелохнутся, сучок ли  хрустнет  -  вздрагиваешь,  оглядываешься  в
тревоге: не разбойник ли притаился в  кустах?  Дуновение  ветерка  -  и  уже
прислушиваешься напряженно: что это, не застонал ли кто? Я не шел, а  крался
посередине дороги, до боли сжав в руке свою верную дубинку.
   Послышалось негромкое позвякивание,  а  вскоре  на  дороги  блеснул  свет
фонаря. Я облегченно вздохнул: это проезжала пароконная почтовая коляска.
   Пока звякал веселый колокольчик, я на рысях проскочил страшное  место.  И
вот уже Янова горка, под ней раскинулось местечко.
   Сердце у меня бешено колотилось, когда я постучал в нашу  дверь.  Сначала
все было тихо. Потом чиркнула спичка, сквозь скважину  замка  блеснул  свет.
Дверь отворилась.
   Мать радостно вскрикнула. Я бросился в ее объятия.
   ЗА ОРЕХАМИ
   Вскоре возвратился из Пскова и Август.  В  ближайшее  воскресенье  решено
было идти по орехи. И мы трое - брат, Август и я - собирали ребят.
   Орешник верстах в десяти от дома. Не близко, зато орехов  полно.  Правда,
охотников пощелкать орешки там  подстерегали  немалые  опасности:  баронский
лесник и вреднейшие мальчишки из соседнего  поместья.  Поэтому  отправляться
туда можно было только ватагой. Ребята требовались бойкие и  смелые,  такие,
которые и по деревьям лазать умеют, и при случае могут постоять за себя и за
товарищей.
   В субботу после обеда  решили  собраться  на  Яновой  горке  в  гравийном
карьере и обо всем договориться. Мы  трое  пришли  задолго  до  назначенного
времени. Уселись в ожидании на краю обрыва, свесив босые ноги.
   - Смотрите, "Гоп, ребята" идет! - Август показал рукой на густые  заросли
ольшаника.
   И верно, оттуда вынырнул Сипол,  самый  отчаянный  и  сильный  из  ребят.
Жилось ему несладко: отец, сезонный рабочий, не имел постоянного  заработка.
Вот и привык Сипол к лишениям, закалился, не ныл, не жаловался, а все больше
с шуткой, с насмешкой.
   - Гоп, ребята! -  выкрикнул  Сипол,  по  своему  обыкновению,  и  в  знак
приветствия швырнул камнем в стенку карьера точно под нашими ногами, обрушив
вниз целый поток мелкого гравия.
   Подбежал к обрыву, крикнул, заприметив кого-то в кустах:
   - Эй, эй, Васька, не прячься, вижу  тебя,  вижу!  Васька,  которому  явно
хотелось подобраться к  нам  втихую,  чтобы  потом  выскочить  неожиданно  и
напугать, неохотно вылез из кустов.
   - Привет!
   - Здорово! - Я ему не очень-то обрадовался.
   Шкодлив он сверх всякой меры и к тому же упрям  как  осел.  Но  не  трус,
этого о Ваське никак не  скажешь,  и  для  предстоящего  похода  за  орехами
годился вполне.
   Кстати  сказать,  он  был  никаким  не  Васькой,  а  Базилеоном  -  таким
редкостным  именем,  вычитанным,  вероятно,  в  какой-нибудь  старой  книге,
наградил его родитель, чудаковатый  стекольщик.  Парнишка  терпеть  не  мог,
когда его называли Базилеоном, даже драться лез и откликался только на Базю,
Базьку, а охотнее всего на Ваську. В конце концов так все его и стали звать,
позабыв, что он является обладателем совсем другого, гордого имени,  которое
в переводе с греческого означает "царская власть".
   Постепенно подошли и остальные. Ребят набралось изрядно.
   Август вскочил на большой валун, откашлялся и произнес речь:
   - Значит, так: завтра утром идем  за  орехами.  Но  имейте  в  виду:  эти
баронские подлипалы наверняка полезут драться, как тот раз. Придется всыпать
им как следует.
   - Набрать с собой побольше камней, - предложил кто-то.  -  Там  лес,  где
возьмешь?
   - Верно, - согласился Август. - И палку пусть каждый возьмет обязательно!
Собирать орехи будем не все разом. Часть собирает, часть сторожит.
   - Ага, умный! - тут же возразил Васька. - Одним густо, другим пусто?
   - Не бойся, орехи разделим поровну, - успокоил его Август. -  Теперь  вот
еще что. Сипол пусть будет главным у воинов, Васька - у караульщиков.
   Васька заартачился:
   - Не хочу никаким главным! Сам посмотрю: где будет нужнее, туда и я.
   - Э, нет! "Хочу", "не хочу" - так не пойдет! - поддержал Августа Сипол. -
Надо сейчас распределиться. А то, если начнет каждый  бегать  куда  захочет,
живо нам наклепают.
   - Тогда я...
   - Да хватит тебе, Васька! Вечно споришь! Не тебя ли  самого  прошлый  раз
звезданули камнем? А ведь тоже кричал:  "Зачем  сторожей?"  -  очень  кстати
напомнил Август. - Снова по башке захотелось?.. А главным я  предложил  тебя
потому, что зорче глаз нет, пожалуй, ни у кого, - пустился он на хитрость. -
Не хочешь - не надо, назначим другого. Только жаль...
   Тут  уж  Васька,  падкий  на  лесть,  устоять  не  смог.  Просиял,  сразу
согласился.
   Все остальное было улажено  быстро.  Выходить  решили  с  утра  пораньше.
Камней набрали тут же, в карьере.
   - А теперь - гоп, ребята! - пошли бросать в цель, -  предложил  Сипол.  -
Перед таким походом не мешает потренироваться.
   К стене карьера прислонили кусок дерна, отсчитали тридцать шагов и начали
бросать. Лучшим, как всегда, был Си-пол: из десяти  камней  семью  он  попал
точно в цель. Потом бросали издалека. А закончили тем, что выбежали на берег
озера и стали "печь блины". Плоские камни отскакивали от воды  по  два,  три
раза, у самых ловких даже по десять. Лучшим "пекарем" у нас считался Август.
   Уже в вечерних сумерках, когда с озера поднялся туман, разошлись каждый в
свою сторону,
   Мы полезли в гору, чтобы спрямить путь.
   - Гоп, ребята, только не проспите! - весело крикнул Си-пол на прощание.
   Высокие  березы  на  Яновой  горке  были  усеяны  стаями  галок,  которые
слетались сюда по вечерам со всей  округи.  С  вершины  горы  казалось,  что
местечко потонуло в молоке - так  низко  лег  туман.  Над  белесым  покровом
возвышалось  голько  несколько  островерхих  крыш,  похожих  на  шалаши,  да
церковный шпиль.
   Теплыми летними вечерами мы, мальчишки, часто приходили  сюда,  на  гору,
тайком прихватив из дому белые простыни. Расстилали их  на  земле,  к  углам
привязывали веревки. Долго ждать  не  приходилось.  С  наступлением  темноты
летучие мыши начинали низко летать над простыней, а потом и  вовсе  садились
на белую материю. Закинешь углы - и летучая мышь  в  ловушке.  Мы  осторожно
вытаскивали ее, рассматривали,  удивляясь  странному  виду,  и  отпускали  с
миром.
   А на склоне, возле глубокой канавы, росла старая ива. Здесь в дупле  жила
сова. Если поздним вечером затаиться у  дерева,  можно  увидеть  ее  круглые
горящие глаза. Сова выбирается из убежища,  некоторое  время,  осматриваясь,
неподвижно сидит на иве, а затем, бесшумно взмахивая  крыльями,  улетает  на
ночную охоту.
   Да, все вокруг было разведано нами до мелочей,  ничто  не  ускользало  от
острых мальчишечьих глаз...
   Воскресным утром  у  перекрестка  дорог  на  окраине  местечка  собрались
охотники за орехами. С палками, обвешанные торбами, в которых гремели камни.
У всех с собой по доброму ломтю хлеба на целый день.
   Сипол, как всегда, улыбается. Для каждого у него находится  шутка,  когда
добродушная, когда позлее.
   - Мамочка дала тебе горшочек с молочком на дорожку?  Это  подошел  Вилис,
сын стражника, порядочный рохля и нытик Он долго колебался: идти с нами  или
не идти? Все-таки отважился - орехи манили.
   Получил свою долю и мой друг Август:
   - Ты чего вместо палки хворостину захватил? Уж не гусей ли пасти?..
   Утро было чудесным. Ясное, теплое, на крышах домов воркуют голуби. Солнце
только-только осветило верхушки деревьев и  позолоченного  петуха  на  шпиле
церкви. В местечке царила воскресная тишина.
   - Гоп, ребята, шагом марш! - скомандовал Сипол. Построились  по  двое  и,
шагая в ногу, прошли через местечко до Яновой горки. Там наш строй распался.
Те, кто ростом повыше, зашагали быстрее, маленькие отставали, а потом  бегом
догоняли передних.
   С  горы  далеко  просматривалась  дорога,  вилявшая   по   холмам   между
перелесками и полянами. На обочине растревоженными ульями гудели телеграфные
столбы. В траве сверкала густая роса, на кустах  поблескивали  паутинки.  На
большом камне, у края дороги,  сидела  лягушка  и,  не  двигаясь,  удивленно
провожала пас вылупленными глазами, словно никак не могла сообразить, откуда
взялось это пестрое войско и куда оно  направляется.  На  небе  ни  облачка,
высоковысоко с пронзительным щебетом носятся ласточки.
   - Ay! Ay! - кричал какой-то пастух, а может  быть,  и  грибник,  и  голос
многократно повторяло эхо.
   Навстречу стали попадаться первые повозки с  богомольцами,  спешившими  к
утренней службе. Мужчины одеты во все лучшее,  у  женщин  на  головах  белые
платки, в руках молитвенники  с  золотым  тиснением  на  переплетах.  Лошади
прядали ушами и настороженно косились на палки в наших руках.
   Один из ездоков придержал коня:
   - Вы что, ребята, уж не на  войну  ли  собрались?  Ему  в  ответ  веселые
голоса:
   - Да нет, в бор волков бить.
   - Баронских зайцев гонять под самым носом у лесничего.
   - Гоп, не верьте им, дядя! На поля мы, горошком помещичьим лакомиться.
   Ездок смеялся, качая головой и пуская густой дым из трубки.
   С веселым гамом прошли мимо  трактира.  Возле  обгрызенной  коновязи  уже
стояло несколько повозок.
   До цели недалеко. Зато теперь нужна особая  осторожность.  Неподалеку,  в
лощине, жилые дома помещичьей челяди. Оттуда  просматривается  большак,  нас
могут заметить.
   Все попрыгали в канаву. Шли то во весь  рост,  то  пригнувшись  там,  где
канава помельче.
   Таясь, добрались до холма и снова вышли на дорогу - опасное место позади.
   За  полями  уже  виден  орешник.  Рослые  ели  надменно  высились   среди
приземистых лиственных деревьев. Никого теперь не приходилось поторапливать.
Почуяв близкую добычу, все пустились чуть ли не бегом. Опушка орешника будто
сама спешила нам навстречу.
   Решили применить военную хитрость: собирать орехи не здесь, на опушке,  а
зайти поглубже в лес. Тогда нас, возможно,  и  не  приметят.  Осмотрелись  -
никто не следит? - и в чащу.
   Орешник перемежался елями и соснами. Острый запах  хвои  приятно  щекотал
нос.
   - Гоп, ребята, сколько здесь орехов!
   Сипол мигом взобрался на тонкое  дерево.  Наступил  на  длинную  ветку  и
держал так до тех пор, пока ребята внизу не ухватились за нее и не  пригнули
и другие ветки.
   И закипела работа! Как приятно было раздвигать шуршащие листья и находить
в них светло-зеленые грозди.  Более  спелые  орехи,  гладкие,  круглые,  как
птичьи яйца, вышелушивались сами и скользили в горсть. На первых порах мы не
столько собирали, сколько щелкали. Кругом стоял сплошной треск.
   Где-то звонко крякнул надломленный сук.  Прошумела  листва,  мальчишеский
голос отчаянно заорал:
   - Помогите!
   Васька! Оставил потихоньку сторожевой пост и на свой риск и  страх  полез
за орехами. Тонкая ветка, на которую он неосторожно ступил, обломилась...
   Все сбежались  к  упавшему.  Васька,  хлопая  глазами,  лежал  на  земле.
Вцепился в свою сумку, молча и испуганно глядел на нас.
   - Можешь встать? - спросил Август.
   Васька, не отвечая, сел. Мы подняли его на ноги.
   - Давай шагни!
   - Нет, лучше сначала попробуй, сгибается ли спина!
   - Да ты что, речи лишился? Скажи хоть слово! - наперебой кричали ребята.
   Васька сделал шаг, другой. Согнулся, присел и наконец проворчал сипло:
   - Чего собрались? Давно не видели, что ля? Ему повезло. Он упал на мягкую
мшистую землю. Шум, крики,  смех  потревожили  хозяек  орехового  царства  -
белочек. Две из них зазевались и  едва  не  угодили  нам  в  руки.  Распушив
хвосты, они перелетели над самыми нашими головами на  ближнюю  ель.  Уселись
там и, нисколько не напуганные, стали наблюдать с явным любопытством.  Потом
принялись носиться вверх и  вниз  по  стволу,  словно  показывали  нам  свою
ловкость и умение. Я не мог отвести от них глаз, так проворно  они  все  это
проделывали. Раздался громкий свист, а вслед за ним крик:
   - Пацаны из поместья!
   - Гоп, ребята, на них!
   Мы сумки за плечи, в руки припасенные камни - и вперед.  Срывая  на  лету
листья и мелкие сучья, пронеслись первые снаряды, пущенные  врагами.  Но  на
том месте, куда обрушился их удар, никого уже не было.  Зато  мы  приметили,
где они прячутся, и вот грянул наш дружный залп.
   Противник отступил. Мы, торжествуя, бросились за  ним.  Сипол,  отчаянный
храбрец, бежал впереди всех и орал во все горло:
   - Эй, помещичьи  шавки,  бегите  скорее  на  баронскую  псарню!  Там  вас
кормушки ждут!
   Лес поредел, мы добежали до опушки. И в это время вражеский камень угодил
Сиполу в голову. Он схватился обеими руками за лоб.
   Мы столпились вокруг Сипол а:
   - Сильно ударило? Терпеть можешь?
   - Убери руку, а то шишка вскочит...
   Лишившись вожака, мы сочли за лучшее  приостановить  наступление.  Решили
перейти на другую сторону дороги, пройти  версту-полторы  и  собирать  орехи
там. Побежали во весь дух, чтобы поскорее оторваться от врагов; они, хоть  и
не показывались, но, несомненно, тайно наблюдали за  нами.  Дорогу  перешли,
предварительно выслав разведчиков, - на ней никого не было.
   На этой стороне большака тоже было много орехов. Но сначала нужно  помочь
Сиполу - у него на лбу наметилась основательная шишка. Из  рассеченной  кожи
текла кровь.
   Отыскали ручей, промыли Сиполу рану. Кровь продолжала сочиться.
   - Нужно найти кровохлебку.
   - А какая она?
   - Я знаю, - отозвался Август.
   Пошел с другом и я. На краю  дороги  было  много  этой  пахучей  травы  с
мелкими зубчатыми листьями. Мы нарвали побольше и вернулись к ребятам. Снова
промыли рану, наложили на нее листья  кровохлебки  и  перевязали  тряпочкой.
Сипол вскочил на ноги:
   - Гоп, ребята, снова здоров!
   - Вот что мы сделаем, - предложил Август, - поставим сторожевых  у  самой
дороги. Тогда никто не сможет подкрасться незамеченным: дорога - это не лес.
А остальные пусть собирают орехи. Потом поменяемся.
   Васька и с ним еще трое ребят пошли наблюдать  за  дорогой,  а  мы  снова
стали наполнять свои сумки. Здесь, на южной стороне,  орехи  были  помельче,
зато более спелые. Это знали и ребята из  поместья;  вероятно,  они  нередко
наведывались сюда - часть деревьев была уже обобрана.
   Дело шло  быстро.  Вчетвером  или  впятером  мы  хватались  за  дерево  и
обтряхивали его.  Спелые  орехи  сыпались  градом.  Снова  отличился  Сипол.
Несмотря на боевое ранение, он натряс орехов больше всех.
   Около часа мы спокойно  орешничали,  а  потом  опять  послышался  длинный
тревожный свист. Взвалив на спину заметно потяжелевшие сумки,  бросились  на
помощь караульным. Васька кричал, возбужденно размахивая руками:
   - Готовьте камни! Вон там, за кустами, эти сопляки из поместья!
   Мы бросали, бросали без устали.  Камни  сыпались  дождем.  Кто-то  заорал
пронзительно:
   - Ай-ай-ай!
   Уже  противник  в  панике  начал  беспорядочное   отступление.   Уже   мы
торжествовали: победа, полная победа!
   И тут, откуда ни возьмись, на дорогу выбежал лесник, сорвал с плеча ружье
и как бабахнет в воздух.
   Ох и задали мы стрекача! Вслед прозвучал еще один выстрел. Стрелять в нас
лесник не решился бы, просто пугал. Мы это знали, а все равно было  страшно.
Вдруг попадет шальная пуля? И неслись не разбирая пути.
   - Больше... не... могу! - задыхаясь, простонал Вилис, сын стражника.
   И правда, он  едва  поспевал  за  нами.  Останавливаться  и  ждать,  пока
переведет дух? Нельзя! Вблизи трещали сучья и слышался  тяжелый  топот.  Это
лесник. Его интересовали не столько мы сами,  сколько  наши  сумки.  Поймает
кого-нибудь - и орехи станут его добычей.
   Сипол и Август, более сильные, чем другие, схватили  В