ом, словно раскаленное железо в кузнечном горне.
   - Будет холодно. - Август озабоченно покачал головой.
   - Не будет, а уже холодно! - Я растирал лицо рукавичкой. - Не чувствуешь,
что ли, как щиплет щеки.
   Наши голоса непривычно громко отдавались на пустынных улицах. Дома стояли
тихие, покрытые инеем, с темными окнами, словно нежилые. С  берез  поднялось
вспугнутое воронье. Протяжное карканье нарушило тишину.
   Подошли к имению. Возле дома управляющего уже стояло несколько ребят.
   - Эй, сонные тетери, что так долго спите? Зайцы давно все  поразбежались.
Возвращайтесь-ка лучше домой со своими стучалками пугать сверчков за печкой.
   Конечно, Сипол!
   Август не остался в долгу;
   - От такого страшилища, как ты, заяц побежит - никакая пуля не догонит.
   Ребята расхохотались. Август попал в точку: у Сипола и в самом  деле  был
странный  вид.  На  голове  непонятной  формы  шапчонка  из  козьего   меха.
Обтрепанный полушубок, тоже козий, на ногах  старые-престарые  валенки.  Все
когда-то было светлым, а теперь грязное, вытертое, бесцветное.
   - Так я же нарочно, вот чудак! Теперь нам даже медведь не страшен. Увидит
меня и - гоп, наутек!
   Все загонщики собрались. Последним явился Васька.  Трещотки  он  себе  не
сделал, зато сунул за пояс две белые короткие  дубинки.  На  нем  широченный
кафтан с подвернутыми рукавами, на голове пушистая заячья ушанка.
   - Смотри, Васька, не высовывайся из кустов, а то,  чего  доброго,  примут
тебя за зайца, - пошутил Август.
   Из помещичьих конюшен одна за другой вынеслись три пароконных упряжки. На
широких розвальнях толстый слой соломы. Две упряжки для нас, загонщиков,  по
шесть ребят на каждую. Затем подкатили барские сани, крытые  мехом,  -  одни
для барона, другие для управляющего. У обоих  кучеров  зипуны  с  блестящими
пуговицами, на головах высокие бараньи шапки. Сани барона по парковой  аллее
тут же лихо унеслись в замок за хозяином, а  из  конторы  имения  повысыпали
остальные участники охоты. Впереди управляющий, за  ним  мельник,  аптекарь,
лесничий и двое  лавочников.  Все  говорили  между  собой  по-немецки,  хотя
настоящими немцами были только управляющий да лесничий.
   - Ишь, как наши-то стараются! - шепнул мне на ухо Си-пол. - Сами вспотели
от натуги, зато нам, темным, не понять!
   Подъехал барон.
   - Вставать! - гаркнул управляющий. Мы вскочили в санях.
   - Доброе утро! - поздоровался барон  по-латышски.  Горе-немцы  смешались:
кто ответил по-латышски, кто по-немецки.
   - Поехали! - сказал барон, на этот раз на немецком. Ему  очень  нравилось
ставить  людей  в  тупик.  Охотничий  кортеж  тронулся.  На  первых   санях,
запряженных гнедыми стройными красавцами, следовал сам барон.  На  вторых  -
управляющий с лесничим. Мы - позади всех. Снег визжал под полозьями, подковы
гулко стучали по наезженной колее. На сани из-под копыт летели кусочки  льда
и  слежавшегося  снега.  Охотники,  одетые  в  теплые  новенькие  полушубки,
важничали, держали ружья напоказ между колен стволами кверху. Над лошадьми и
ездоками вился пар.
   Промчались по тихим  улочкам  местечка.  Свистели  кнуты,  фыркали  кони.
Особенно приятно было, когда на перекрестках лошади круто сворачивали и сани
заносило в сторону. Блестели подковы, впереди мелькали бегущие ноги лошадей,
полозья пели свою однообразную песню.
   Первые лучи солнца осветили заснеженный лес. Редкие  облака,  похожие  на
сугробы, словно застыли на небе. Поля, деревья, дорога, придорожные кусты  -
все вокруг сверкало  бесчисленными  огоньками.  А  воздух  какой  -  свежий,
чистый, вкусный утренний зимний воздух! Дышишь,  дышишь  им  -  и  никак  не
можешь надышаться.
   - Что храпишь, как загнанная лошадка? - спросил меня Август.
   - Нравится.
   Он не понял:
   - Что нравится?
   - Нравится дышать, нравится так ехать, нравится смотреть  по  сторонам  -
все нравится!
   Тем временем наш караван подъехал к цели.  Сани  остановились  па  опушке
леса. Здесь ожидали два лесника, тоже с  ружьями.  Мы  выскочили  из  саней,
торопливо начали прилаживать к ногам лыжи.
   - Загонщики, сюда! - позвал один из  лесников.  И  стал  разъяснять  нашу
задачу: - Пойдете по лесу - держитесь все время на таком  расстоянии,  чтобы
не терять друг друга  из  виду.  Не  отставать  и  не  вырываться  вперед  -
двигаться всем с одной скоростью, ровным рядом. И,  главное,  шум  чтобы  не
прекращался  ни  на  секунду,  понятно?  Если  какой-нибудь  зверь   захочет
проскочить назад - не пропускать. Всех гнать вперед, только вперед!..
   Сипол уже освоился с непривычной  обстановкой  и  пошел  негромко  сыпать
шутками:
   - Гоп, ребята, кто опаснее: кролик или заяц?
   - Васька, слышь, Васька! Спроси у него: ежей тоже назад не пропускать?
   Один лесник провел в глубь леса возбужденно переговаривавшихся охотников,
другой остался командовать загонщиками. Двое охотничьих псов, которых он еле
удерживал за поводки, от нетерпения сучили лапами и поскуливали.
   И  все  это  нацелено  на  каких-то  несчастных  зайцев,  которые  и  так
смертельно боятся всего па  свете!  Я  чувствовал,  как  во  мне  постепенно
начинает угасать любопытство, уступая место жалости. Решил  про  себя:  если
какой-нибудь отчаявшийся зверек кинется в мою сторону - пропущу.
   Васька был возбужден не меньше, чем охотники:
   - Ребята, а если подранка увидим - не спрятать ли? А завтра за ним, а?
   - Да ну тебя! Выдумываешь вечно!
   Васька отошел от нас явно недовольный.
   На другом конце леса  прозвучал  рог.  Это  означало:  приготовиться.  Мы
разошлись по опушке редкой цепочкой, лесник с собаками в самой  середине.  У
меня в соседях по одну сторону брат, по другую Август, дальше Васька.  Снова
прозвучал сигнал, и мы двинулись.  Лыжи  застревали  в  кустах,  с  деревьев
осыпался снег, ветки так и норовили хлестнуть по лицу.
   И пошла суматоха! Собаки лаяли, загонщики орали  во  все  горло,  крутили
трещотки, колотили палками по деревьям. Вот из-под  кустов  выскочил  первый
заяц и, прижав к спине уши, понесся в чащу.

   - Заяц! Заяц! - закричал Август. Собаки, тоже заметившие зайца,  кинулись
вдогонку и скрылись из виду, беспрестанно лая.
   - Косуля, смотри! - У брата горели глаза. Грациозное  животное  с  высоко
поднятой головой большими прыжками удалялось от загонщиков. Вот оно  исчезло
за деревьями, оставив на снегу цепочку свежих следов.
   Дикий шум, внезапно  взорвавший  лесную  тишину,  вспугнул  и  птиц.  Они
выбирались из своих убежищ  на  деревьях,  ошалело  смотрели  вниз  и  шумно
вспархивали, улетая подальше от опасного места,  а  на  нас  обрушивались  с
заснеженных елей целые лавины.  Одна  из  таких  лавин  накрыла  Августа.  В
последний момент я успел отскочить, меня лишь припорошило. А Август? Вот он,
между кустами. Обсыпан снегом с ног  до  головы.  А  все  равно  старательно
крутит свою трещотку.
   Псы гоняли потревоженных обитателей леса. Лай быстро перемещался с одного
места на другое;  звери,  действуя  каждый  по  своему  разумению,  хитрили,
ловчили, петляли по чаще, пытаясь уйти от смертельной опасности.
   Ударили первые выстрелы. Я содрогнулся, словно меня хлестнули нагайкой.
   Впереди послышался треск кустов. Совсем  недалеко  от  меня  остановилась
косуля. Я увидел ее черные, полные  отчаяния  глаза,  блестящую  мордочку  и
перестал вертеть  трещотку.  Несколько  секунд  она  стояла  неподвижно,  мы
смотрели друг на друга. Затем я поспешно спрятался  за  ель.  Косуля  словно
ждала этого, прыгнула, пронеслась почти  рядом  со  мной.  Мелькнули  тонкие
стройные ноги, серая, будто седая шерсть...
   Спаслась! Я заулыбался во весь рот.
   Подбежал Август - он все видел:
   - Зачем пропустил?
   - А тебе очень хочется, чтобы ее пристрелил барон? Он растерялся:
   - Не-е...
   - Ну и помалкивай!
   Охота продолжалась. Со всех сторон гремели выстрелы.
   Скоро уже противоположная опушка леса. Сквозь стволы поредевших  деревьев
проглядывали заснеженные поля. Загонщики зашумели еще сильнее  -  здесь,  на
опушке, могли прятаться звери, не решавшиеся уйти из родного леса.
   С полей снова зазвучали выстрелы. Заяц-подранок, кувыркаясь и  хромая,  с
перепугу и от боли не  обращая  внимания  на  шум,  кинулся  назад,  в  лес.
Пробежал мимо меня, круто свернул к Ваське. На белом  снегу  остались  капли
крови.
   Лес здесь был не такой густой, кустов тоже не много. Я видел, как  Васька
выбежал  зайцу  наперерез.  Когда  же  тот,  пытаясь   увернуться,   потерял
равновесие и упал, Васька  стукнул  его  с  размаху  своей  дубинкой.  Затем
схватил зайца за уши, сунул под маленькую пышную елочку, быстро  накидал  на
него снегу. Оглянулся по сторонам - никто не видел? - и  пошел  дальше,  изо
всех сил молотя по деревьям своими двумя дубинками.
   Вечно этот Васька... Но не выдавать же его!
   Когда вышли из леса, лесник приказал:
   - А ну ищите подстреленных зайцев! Там должны быть, я видел, как бежали.
   Снова вернулись в лес. Васька приминал лыжами заячьи следы.
   Я делал вид, что ничего  не  замечаю.  Поискали  немного  и  вернулись  с
пустыми руками.
   - Не загонщики, а бараны! - ругался лесник. - Даже такой ерунды  поручить
нельзя!
   Впереди,  на  бугорке,  собрались  охотники  и  за  чем-то  с   интересом
наблюдали. Мы тоже изо всех сил заскользили туда на лыжах.
   Собаки гоняли раненую косулю. Она убегала, прихрамывая и покачиваясь.
   Наконец косуля рухнула в снег. Псы окружили ее, ожесточенно лая.
   Все - и охотники, и загонщики - дружно ринулись к косуле. Животное лежало
в снегу, приподняв голову. Подбежал лесник, приставил дуло ружья к голове. В
ужасе я крепко зажмурился, зажал ладонями уши.
   Выстрел. Тишина. Потом чей-то голос произнес:
   - Готова!
   Я  открыл  глаза.  Голова  косули  лежала  на  снегу,  по   нему   быстро
расползалось ярко-красное пятно.
   Лесник связал ноги убитой косули, взял  у  одного  из  загонщиков  палку,
просунул между опутанных ног.
   - Ну-ка, кто из вас посильнее, несите!
   Вызвались Сипол с Августом. Взвалили палку  с  тяжелой  ношей  на  плечи.
Косуля свешивалась до самой земли, голова покачивалась в такт шагам. А я все
гадал: та ли это косуля, которую пропустил, или не та? Вроде  у  той  шерсть
поседее. Уж очень хотелось верить, что "моя" косуля спаслась.
   Подошел барон, поворошил ружьем груду убитых зайцев, осмотрел с довольным
видом косулю.
   Лесник поднес за уши двух окровавленных зайцев,  швырнул  их  на  снег  к
остальным.
   - Вот бы еще лиса попалась!  -  Он  подобострастно  улыбался.  -  Был  бы
госпоже баронессе неплохой воротник.
   Как я их ненавидел в тот миг: и  холеного  барона,  нежно  поглаживавшего
убитую косулю, и лесника - он так низко  согнулся  перед  своим  господином,
будто хотел лизнуть баронскую руку.
   Обложили  следующую  рощу.  Оглушительно  затрещали  трещотки,  понеслись
крики... В этой роще нам пришлось  труднее,  чем  в  первой.  Сквозь  густые
заросли кустарника пробирались с натугой, налегая всем телом. Наш ровный ряд
смешался. Более сильные ушли вперед, кто поменьше да послабее, поотстали.
   Странно, до сих пор ни одного выстрела!
   Вдруг Густав рядом со мной как закричит:
   - Прячься за дерево!
   И сам упал в снег.
   Я успел заметить зайца. Он несся по снежной  целине  прочь  от  охотников
прямо на нас. Едва  я  спрятался  за  толстый  ствол  сосны,  как  прозвучал
выстрел, многократно повторенный  эхом.  Со  свистом  разлетелись  дробинки,
срезая мелкие ветки.
   Стало страшно. Выждав немного, я высунул голову из-за ствола и  посмотрел
по сторонам; не случилось ли несчастья?
   Нет, вроде ничего.
   Брат встал, отряхнулся:
   - Хорошо, вовремя заметил.
   Убитый заяц лежал в снегу, от него  поднимались  струйки  пара.  Это  был
единственный здесь трофей охотников. Роща оказалась бедной дичью.
   Скоро про наше приключение стало известно всем ребятам. Сипол подошел  ко
мне, ехидно улыбаясь:
   - Как штаны? В порядке?
   На этот раз никто не рассмеялся.
   - Зря зубы скалишь, все равно калача тебе  не  будет!  -  мрачно  буркнул
брат.
   На пригорке, между тонкоствольными голыми  ивами,  похожими  на  огромные
метлы, воткнутые черенками в снег, стояла крестьянская  усадьба.  Неподалеку
от дома - крепкий дуб с аистовым гнездом на вершине. Невысокая  изгородь  из
ивовых прутьев опоясывала фруктовый сад.
   К этой усадьбе и потянулся охотничий караван во главе с баронскими санями
- их легко можно было отличить даже издалека: на  облучке  недвижно,  словно
снеговик, восседал кучер в широком светлом зипуне.
   Здесь было решено сделать привал. Сани охотников забили весь двор.  Мы  с
Августом соскочили на ходу и побежали,  чтобы  первыми  оказаться  в  тепле.
Навстречу кинулась собака и остервенело  залаяла,  отступая  шаг  за  шагом.
Видно, сюда редко заезжали чужие; собака  захлебывалась  от  злости,  густая
шерсть встала дыбом, уши тряслись.
   Нас встретила молодая женщина.
   - Туда идите! - Она показала рукой в глубину двора.
   В большой комнате на столе  расставлены  глиняные  кружки  с  молоком,  в
середине дымится большой чугун с картошкой. Тускло  поблескивала  на  блюдах
жирная сельдь.  Толстые  ломти  свежеиспеченного  хлеба,  сложенные  горкой,
распространяли  дурманящий  аромат,  и  я  сразу  почувствовал,  как  сильно
проголодался.
   И все-таки больше всего  привлекали  круглые  селедочные  спинки.  Так  и
подмывало, отбросив в сторону все правила приличия, впиться в них зубами.
   Этот обед был для нас приятным сюрпризом. В конторе имения о  нем  ничего
не говорили.
   - Ну, что ждете? Садитесь к  столу!  -  Вошедший  вслед  за  нами  лесник
отряхивал снег с валенок. - Видите, как  о  вас  заботится  господин  барон.
Хорошим загонщикам нужно плотно поесть, не так ли?
   Приглашать вторично нас не пришлось. Секунда - и мы за столом.
   - Гоп, ребята, да здравствует селедка и картошка! - Сипол алчно оглядывал
стол. - С чего бы начать?
   - Давай, давай, перемалывай! - У Августа  уже  полон  рот,  слова  звучат
невнятно. - Нечего впустую гонять жернова!
   Трапеза длилась недолго. Вскоре от угощения  остались  только  селедочные
кости на тарелках да хлебные крошки на столе.
   Теперь можно было спокойно осмотреться. В углу за большой печкой  трещали
сверчки. Словно споря с ними, на  стене  стонали  и  скрипели  старые  часы.
Вместо гирь на  цепочке  болтались  подкова  и  кусок  железа  с  блестящими
крупинками на изломе. Вдоль одной стены тянулась длинная скамья, на  которой
теперь сидели мы, у противоположной - три  кровати,  поставленные  рядышком,
как в спальне нашего  школьного  интерната.  Потолок  пересекали  толстенные
закопченные балки. С них свешивались мешочки с  сушеными  травами,  ближе  к
печи - связки лука.
   - Смотри, смотри, Сипол, - заулыбался Август,  показывая  на  потолок.  -
Твои родственники висят2!
   Сквозь неплотно прикрытые двери  с  хозяйской  половины  доносился  смех,
оживленный говор. Странно звучала здесь громкая  немецкая  речь;  господский
язык никак не  вязался  с  неприхотливым  крестьянским  убранством.  Волнами
наплывал запах жаркого,  раздалось  восторженное  "о-о!".  Застучали  вилки,
ножи, выстрелили пробки, зазвенели бокалы. На  хозяйской  половине  шел  пир
горой.
   Открылась дверь, в комнате появился старик - хозяин усадьбы.
   - Вас зовут, - сказал леснику.
   Тот опрометью ринулся к двери.
   Старик рассматривал нас, мы  -  его.  В  серой  суконной  куртке,  сапоги
обильно  смазаны  жиром.  Седая  борода,  серебристые  волосы  выдавали  уже
почтенный возраст, а глубокие морщины, избороздившие хмурое  лицо,  наводили
на мысль, что в жизни ему пришлось испытать немало всяких горестей и бед.  Я
сразу вспомнил рассказы отца о том, как несладко живется крестьянам-латышам,
чьи хутора расположены рядом с баронскими землями.
   Старик присел на край скамьи, еще раз окинул нас  внимательным  взглядом,
стал расспрашивать.
   -  Так,  значит,  вы  не  из  поместья  -  из  местечка?  Сынки  рабочих?
Кустарей?.. Тогда другое дело! - Лицо у него подобрело, он смотрел на нас  с
дружелюбной улыбкой. - Ну, ребята, растите большими и сильными, чтобы и  вам
не пришлось ломать шапку перед этими чужаками. - Он кивнул в сторону  двери,
за которой слышалась быстрая немецкая речь и взрывы хохота. - Да, не хозяева
мы, латыши, на своей собственной земле! -  Он  тяжело  вздохнул.  -  Вон  та
рощица, из которой вы зайца погнали. Она вроде бы моя. И отец ею  владел,  и
дед. А вот зайцы-то не мои, их и пальцем тронуть не моги, даже  если  в  сад
заберутся и все до одной яблони сгрызут.
   - Как? - поразились мы.
   - А вот так!  -  Старик  невесело  усмехнулся.  -  Видно,  заяц  -  зверь
благородных кровей, стрелять его  разрешается  только  господам...  Что  так
удивляетесь? У вас разве иначе? Вон рыба на большом озере чья?  Уж  не  ваша
ли?
   Мы молча переглядывались.
   - Хозяин! Хозяин! - раздались крики. Вбежал лесник.
   - Иди, старый, господа требуют!
   Старик снова вздохнул, встал и, тяжело  переступая  сапогами,  затопал  к
двери.
   Я чувствовал, как во мне поднимается волна ненависти к тем, на  хозяйской
половине. Вероятно, и другие ребята почувствовали то  же  самое.  Насупились
все, брови сдвинуты, губы крепко сжаты...
   И снова рощи, снова шум и бегущие звери, снова кровь на снегу.
   Уже солнце садилось за деревья, когда санный караван, нагруженный  убитым
зверьем, въехал в местечко.
   КОНЕЦ СНЕЖНОЙ КРЕПОСТИ
   Недалеко от общинной школы, в которую ходили мы с Густавом,  за  пустырем
на Горной улице, находилась так называемая министерская школа. В ней училась
местечковая "знать" - сынки мельника, аптекаря, лавочников побогаче, а также
немцев из окружения  барона;  их  у  нас  называли  колонистами.  Самого  же
бароненка, как и сына управляющего имением, даже в эту школу не пускали -  к
ним в замок приезжали специально нанятые репетиторы.
   С министерскими у нас каждую зиму шла ожесточенная война. В прошлом  году
они взяли верх. Мы вспомнили об этом, как  только  лег  снег,  и  загорелись
жаждой мести. Первым делом создать мощное укрепление, откуда можно совершать
набеги на врага! И вот у забора школы, на краю пустыря, стала расти  снежная
крепость. Приложили много сил, затратили уйму времени. Дома мать ворчала:
   - Опять рукавицы изодраны в  клочья!  Да  разве  на  вас,  на  сорванцов,
напасешься!
   Мы виновато молчали. Что скажешь - все  правильно!  Но  и  отказаться  от
задуманного тоже никак нельзя.
   Крепость получилась на славу.  Толстые,  плотные  стены,  с  двух  сторон
сторожевые башни. Когда начались холода, снег смерзся, можно было без всякой
опаски  ходить  по  крепостной  стене,  залезать  в  башни  и  наблюдать  за
противником через  амбразуры,  специально  проделанные  для  этой  цели.  Мы
наготовили сотни снежков, твердых,  как  лед,  и  сложили  их  в  "пороховом
погребе" - так по-военному называлось специальное хранилище.
   Ребята из министерской школы тоже не дремали и возвели крепость  не  хуже
нашей. Ну, а раз крепости в полной боевой готовности - быть  большой  войне.
Кому ее начать?  Поскольку  министерские  нападали  на  нас  прошлой  зимой,
значит, очередь наша.
   Однажды  после  уроков  все  собрались  у  крепости.  Сипол  забрался  на
обледенелую стенку и произнес краткую речь:
   - Гоп, ребята, можем ли мы допустить, чтобы они всегда нападали первыми?
   - Нет! - ответили хором.
   - С чего это нам обязательно делать крюк, когда путь лежит мимо их школы?
Два дня назад Волдиса не пропустили, Вилиса тоже. Нет, так не пойдет!  Никто
не имеет права задирать нас безнаказанно.
   Поднялся шум:
   - Снести их крепость с лица земли!
   - Всыпать этим задавакам как следует!..
   Назначили нескольких сторожевых  из  числа  ребят  послабее  караулить  в
крепости наши сумки с учебниками.  А  остальные  вооружились  заготовленными
ранее снежками и двинулись толпой  через  пустыр