йшая  задержка  с  получением
новых данных приводила их в безумную ярость,  и  они  соизволили  наконец-то
подать голос на третьем месяце  лишь  в  тот  момент,  когда  познавательные
инъекции вдруг резко сократились.
     По правде говоря, этим зародышам,  еще  не  ставшим  людьми,  вовсе  не
хотелось  разговаривать  с  матерью.  Она  представлялась    им    болтливой
сплетницей, от которой можно  было  ожидать  только  вздорного  квохтанья  и
тупых наставлений. Отнюдь не считая  себя  продолжением  материнского  тела,
они рассматривали матку как временное пристанище и жили  собственной  жизнью
в ожидании свободы. Они не принадлежали  к  тем  сверхчувствительным  детям,
которые забиваются в угол или начинают дуться, если  мамочка  не  уделит  им
должного  внимания.  Напротив,  им  нужен    был    лишь    благожелательный
нейтралитет. Главное же, ей следовало  помалкивать,  когда  нечего  сказать!
Она раздражала их тем, что принималась громко  читать  вслух  уже  усвоенную
ими статью, причем запиналась и мямлила, как последний тупица  в  классе.  О
человеке, который ей помогал, они пока не  составили  определенного  мнения,
но чихали и на него (носики у  них  были  крохотные,  как  положено  в  этом
возрасте). Все эти жалкие людишки их совершенно не интересовали.
     Однако им пришлось обратиться к  Мадлен  за  помощью,  чтобы  научиться
читать. Походя в этом отношении на некоторых деревенских жителей,  одаренных
феноменальной памятью, но в глаза не  видевших  ни  одной  книги,  они  были
чистым продуктом устного обучения. Дабы приобщить их к  таинствам  алфавита,
доктор Фонтан  изобрел  тактило-визуальную  систему.  Посредством  зонда  он
передавал в амнеотическую пазуху светящиеся изображения  букв,  составленных
из  мерцающих  иголок,  -  их  форма  таким  образом  становилась    внятной
прикасавшимся к ним пальцам. Эти осязаемые буквы через сутки  рассасывались.
Мадлен,  следившая  за  ходом  операции  на  экране  при   помощи    камеры,
направленной прямо в живот, называла букву или  буквосочетания,  оказавшиеся
у них в руках. Быстро разобравшись с гласными и согласными, со  строчными  и
прописными, они освоили чтение через неделю, а затем одним махом и  уже  без
участия матери изучили кириллицу, санскрит, арабскую вязь и иврит.
     Очень скоро обнаружилось, что Селина для Луи значит больше, чем  просто
сестра  или  школьный  товарищ,   -    она    была    учителем    жизни    и
наставником-руководителем. Даже при явной склонности Селины  к  естественным
наукам - в отличие от  Луи,  проявлявшего  живейший  интерес  к  дисциплинам
гуманитарным, - она развивалась  так  стремительно,  что  первенствовала  во
всех сферах познания. Она обожала геологию и ядерную химию, но  с  неменьшим
пылом отдавалась литературе и классической музыке, к  которой  их  приобщила
мать, включая каждый  вечер  соответствующие  записи.  Объяснив  Луи  основы
нейроэндокринологии, она тут же читала ему вслух какое-нибудь  стихотворение
Ронсара и узнавала на слух либо трио Брамса, либо симфонию Шостаковича -  по
первым же тактам. У нее был поистине энциклопедический ум! Она  не  ленилась
постоянно напоминать брату, каким образом  произошло  их  зачатие,  особенно
упирая на жертвенность трехсот миллионов  сперматозоидов,  из  которых  лишь
одному удалось в мучительной борьбе достичь яйцеклетки.
     - Разве не является  это,  дорогой  Луи,  свидетельством  безжалостного
отбора, совершаемого природой во имя сотворения лучших  из  лучших?  Запомни
же хорошенько: мы выжили в этой  бойне,  поскольку  мы  одни  были  достойны
избрания.
     Она убедила его не  тревожиться  по  поводу  слишком  больших  размеров
мозга, который выступал из головы  наподобие  полей  широкой  шляпы.  Только
заурядным  личностям  пристало  заботиться  о  внешности.  Пусть  его  разум
властно приказывает материи подчиниться, приведя ее в  полную  покорность  и
заставляя развиваться безропотно.
     - Ведь ты же  не  станешь  упиваться  мыслью,  братец,  что  тело  твое
состоит из воды,  газа  и  молекул?  Или  тем,  что  благодаря  убыстренному
сердечному ритму вырабатываешь тестостерон,  а  я  -  острадиол?  Ведь  тебе
безразлично, что я девочка, тогда как ты мальчик?
     - Разумеется, Селина! Для нас это не имеет никакого  значения,  ибо  мы
превзошли разделение и вражду полов.
     Селина просила Луи не поддаваться чувству признательности  к  родителям
- разве заслуживают  благодарности  мужчина  и  женщина,  которые  доставили
удовольствие друг другу, совершенно не задумываясь о нас? Отец с  матерью  -
это всего лишь ступеньки; отталкиваясь  от  них,  можно  набрать  высоту.  В
особенности  же  вдалбливала  она  в  голову  брату-близнецу   понятие    их
исключительности. Она повторяла вновь и вновь, что им  обоим  нет  равных  в
мире и что вся Вселенная оцепенеет  от  изумления,  когда  они  появятся  на
свет. Уже сейчас им удалось избегнуть двойного  проклятия,  тяготеющего  над
смертными в сфере науки, - чрезмерно узкой  специализации  и  поверхностного
дилетантизма. Они будут блистать  во  всех  отраслях  знания,  соединят  дух
синтеза с духом анализа, охватят взором как детали, так  и  целое.  Вершиной
же их жизни станет исследование мозга. Они  сделают  этот  темный  континент
прозрачным, как алмаз, и тогда сознание проникнет в самые  потаенные  уголки
психики. Короче говоря, это маленькое сообщество  было  проникнуто  обоюдным
восхищением, и каждый из них восторгался мудростью другого.  Однако  главную
скрипку в этом дуэте, несомненно, играла Селина.
     Луи  склонял  голову  перед  подавляющим  превосходством  сестры,    но
несколько огорчался ее  способностью  все  схватывать  на  лету  и  накрепко
запоминать. Это наводило его на мысль, что она без  труда  вырвется  вперед,
как только родится. А ведь она еще и танцевала! Откуда и каким  образом  она
этому научилась, осталось тайной. Но именно  благодаря  ей  Луи  освоил  азы
бибопа, румбы, вальса. Несмотря на воды плаценты, мешавшие их пируэтам,  они
кружились, словно две гибкие  рыбешки.  Нередко,  чтобы  слегка  взбодриться
после напряженного труда,  они  в  дьявольском  темпе  начинали  отплясывать
рок-н-ролл, и к концу беременности  Мадлен  Луи  умел  исполнять  не  меньше
двадцати  девяти  фигур,  в  том  числе  знаменитое  па,  когда    партнершу
пропускают  между  ног,  а  затем  вскидывают  себе  на  плечи.  Однако   по
темпераменту своему он был больше склонен к умозрительным  построениям,  чем
к  прыжкам  и  кульбитам.  Высшим  наслаждением  для  него   было    изучать
происхождение и эволюцию великих философских  систем.  С  самого  начала  он
обнаружил безграничное влечение к работам немецкого мыслителя Г.В.Ф.  Гегеля
- это был как бы его духовный брат, протягивавший  ему  руку  через  века  и
приглашавший вступить в захватывающую дискуссию. Луи  сожалел,  что  у  него
нет прямого доступа к великим текстам: он  отдал  бы  все  на  свете,  чтобы
прочесть "Феноменологию духа" в оригинале, а затем сличить, с  карандашом  в
руке,  различные  переводы.  Впрочем,  близнецы  решили,  что  будут    сами
руководить своим образованием, - слишком много времени  они  потеряли  из-за
ошибок. Один из замотанных секретарей перевел на  дискету  каталог  товаров,
пересылаемых по почте, а также расписание железнодорожных  линий  Бретань  -
Анжу за 1987 год. Из-за  оплошности  другого  им  пришлось  ознакомиться  со
следующими брошюрами: "Как  победить  робость?",  "Как  питаться,  чтобы  не
толстеть?", "Как ухаживать за кожей рук  после  хозяйственных  дел?".  Чтобы
пресечь подобные промахи, они стали теперь  заказывать  по  телефону  нужные
издания.  Матери  была  передана  внушительная  библиография,   где    самые
необходимые работы были подчеркнуты. Мадлен  замешкалась  с  удовлетворением
этой просьбы. Компьютер все чаще зависал и загружался с  трудом,  а  теснота
их жилища не позволяла прибегнуть к передаче - прямым  путем  через  пищевод
или как-то иначе - настоящих книг, пусть даже и миниатюрного размера.
     В общем, им смертельно надоело торчать в амниотическом мешке,  где  они
чувствовали себя куклами, надоел этот доктор  Фонтан,  постоянно  шпионивший
за ними,  подслушивавший  их,  подстерегавший  каждое  движение  при  помощи
эндоскопии  и  томографии!  Надоели  все  эти  фотокамеры,    ультразвуковые
исследования, оптические волны. Извольте  уважать  частную  жизнь,  господа!
Мамин живот - это вам не дом из прозрачного стекла. Черт возьми, они, как  и
любой другой гражданин, обладали правом на неприкосновенность  личности!  Со
всем этим пора было кончать. Неужели нельзя было избавить их  от  тягостного
труда по созреванию плода, даже если бы им пришлось родиться  с  весом  чуть
ниже нормы? Но выпустит ли  их  Мадлен  добровольно  или  надо  будет  самим
пробиваться к свободе? Они желали немедленного появления на свет, чтобы  тут
же засучить рукава (если так можно выразиться применительно к  младенцам)  и
приняться за работу!


     Глава II РОДИТЬСЯ ИЛИ НЕ РОДИТЬСЯ
     В начале восьмого месяца Луи и Селина из чистого любопытства  попросили
ознакомить их с периодикой. Им были зачитаны отрывки из  ведущих  ежедневных
газет мира. Заподозрив розыгрыш, они потребовали настоящую прессу. Мадлен  и
доктор Фонтан предложили другие издания. Близнецы изумились еще  больше.  До
сих пор их знакомство с  окружающей  действительностью  ограничивалось  тем,
что они почерпнули из книг. Все просачивалось к ним  сквозь  пуховое  одеяло
материнского чрева, словно бы застревая в контрфорсах  брюшной  полости.  Из
истории они знали о существовании войн и природных катаклизмов,  однако  под
защитой своего пузыря воспринимали самые страшные   бедствия   как   нечто
 отвлеченное, словно бы речь шла о далеких галактиках.
     Но внезапно глаза у них открылись.  От  первой  до  последней  страницы
газеты были заполнены известиями о преступлениях, насилии, войнах и  голоде.
Быть может, выдался  какой-то  необыкновенный  день?  Нет,  следующий  номер
ничем не отличался от предыдущего - каждое утро читатель  получал  очередную
порцию мерзости. Так вот что ожидало их - хаос и террор.  И  это  не  считая
ядерной и бактериологической угрозы, загрязнения окружающей среды,  массовой
вырубки лесов. Удрученные, они прекратили свои занятия, отключили  наушники,
перестали отвечать на вызовы и приказали  не  беспокоить  их  ни  под  каким
предлогом. Фонтан и Мадлен не сочли нужным докучать им нотациями,  поскольку
успели привыкнуть к выходкам  близнецов,  -  у  этих  маленьких  гениев  был
переменчивый нрав и трудный характер. Однако Луи с Селиной  никак  не  могли
оправиться от пережитого шока: они еще только готовились совершить бросок  в
мир, но им уже была ясна жестокая истина.  Их  жизнь  не  будет  одним  лишь
триумфальным шествием - придется столкнуться и с враждебными происками, и  с
собственной обреченностью на  вырождение.  При  мысли  о  подстерегающих  их
опасностях оба содрогались.
     Луи первым додумался до этой идеи: а что, если не выходить вообще?
     - Останемся у мамы. К чему идти на бессмысленный риск? Здесь нам  ничто
не угрожает.
     - Но, Луи, по истечении  девяти  месяцев  уже  невозможно  пребывать  в
матке...
     - Как-нибудь устроимся!
     Селина напомнила ему о неизбежных последствиях:  они  задохнутся  ввиду
недостатка кислорода, будут страдать от голода, вырастут до  такой  степени,
что разорвут материнское чрево. Луи не сдавался. Чем больше уговаривала  его
сестра, тем упорнее он сопротивлялся. Никогда в жизни  не  высунет  он  даже
пальца в эту юдоль скорби.
     - Не  нравится  мне  существование,  которое  нам  предлагают.  Честное
слово, меня это совсем не вдохновляет. Правда, правда! Подумай, ведь до  нас
родилось  уже  восемьдесят   миллиардов    человеческих    существ!    Какая
банальность! Все, что могло, уже случилось - зачем затевать это вновь?  Наше
будущее станет всего лишь  тупым  повторением  прошлого,  время  выварено  и
изношено, все ожидающее нас несет на  себе  печать  былых  веков  и  ушедших
цивилизаций. Нет, лучше повременить с переездом. Быть  может,  через  годик,
если ситуация выправится. Жизнь дается только один раз. Значит, я должен  ее
поберечь!
     Селина смотрела на вещи иначе. Хотя прочитанное в прессе  ужаснуло  ее,
она  смирилась  с  тем,  что  нужно  родиться.  В  ней  было  слишком  много
честолюбия,  чтобы  согласиться  на    заточение    в    матке.    Множество
фундаментальных проблем требовало  решения:  например,  следовало  выяснить,
что происходило в начальный момент, перед самым запуском Вселенной, а  также
свести воедино теорию относительности с  квантовой  механикой.  Но  подобные
предприятия  требовали   преданной    команды    сотрудников,    необходимых
материалов, денег, лабораторий. Если она хотела заявить о  себе,  обеспечить
хоть крупицу славы своему имени, надо было идти в мир.
     - А коли уж совсем откровенно, - признавалась  она  Луи,  -  мне  здесь
жарковато. Очень большая  влажность;  мы  вынуждены  томиться  в  постоянном
муссонном климате. Для размышлений  мне  нужен  холод.  И  не  хочу  я  этой
липовой жизни, этой зависимости, этого сюсюканья над нами.
     Во имя высоких целей она решилась на грандиозный выход в свет.  А  Луи,
страшась одиночества, умолял ее - хотя и тщетно - не высовывать нос наружу.
     * * *
     Приближался  великий  день.  Мадлен  и  доктор   Фонтан    со    своими
ассистентами понятия не имели  о  разногласиях  в  маленьком  внутриутробном
племени. Оба готовились к появлению на свет близнецов  как  к  национальному
празднику. Доктор уже пригласил на беспрецедентные роды  целый  ряд  научных
светил. Теперь таиться было уже ни к чему - настала  пора  сделать  открытие
достоянием гласности и пожать плоды трудов. Это будет признано настоящим
подвигом,   событием,   которое   можно сравнить  лишь  с  высадкой  первого
человека на Луну. Мадлен изнывала от нетерпения поведать  о  своей  хитрости
мужу и родителям.  Те,  без  всякого  сомнения,  простят  ее,  когда  увидят
результат. А Освальд сможет посостязаться с младенцами в способности  быстро
считать в уме.
     Однако радость ее померкла, когда позвонил Луи.
     - Здравствуй, малыш, как ты себя чувствуешь?
     - Благодарю тебя, очень хорошо. Мне нужно с тобой поговорить.
     - О чем же, малыш?
     - Во-первых, прекрати называть  меня  "малышом"!  Этими  словами  пусть
пользуются всякие простушки, глупые мамаши-наседки! Я должен  сообщить  тебе
новость, которая, вероятно, тебя огорчит.
     - Что случилось, мой славный Луи? Ты поссорился с сестренкой?
     - Мама, мы с Селиной не пререкаемся никогда. Из  принципа.  Тебе  давно
бы следовало об этом знать. Я хотел предупредить  тебя  только  об  одном  -
родиться я не собираюсь.
     Мадлен с нежностью хихикнула.
     - Ты говоришь глупости. Что ты там задумал?
     - Мне открылась истина, мама. Я  отказываюсь  родиться,  потому  что  в
мире все скверно, очень скверно, а жизнь  полна  мерзости  и  может  вызвать
только отвращение своим уродством. Я крайне этим огорчен, вот и все.
     - Ты преувеличиваешь. Жизнь не так уж дурна. Бывают и хорошие моменты!
     - Только слепцу позволительно проявлять подобный оптимизм!
     - Да нет же, уверяю тебя.
     - Приведи мне доводы в пользу рождения.
     Мадлен, которая всегда находила убежище в крепости общепринятых норм  и
привычных поступков, растерялась.
     - Ну, не знаю, скажем, ты сможешь  есть  три  раза  в  день,  принимать
теплый душ, крепко спать...
     - Какая жалкая пропаганда! Ты восхваляешь сон перед тем, кто  страшится
жизни.
     - Есть и другие удовольствия, мой котик, и их совсем немало.
     - В последний раз тебя прошу, чтобы больше не было  никаких  "котиков"!
Меня зовут Луи, черт возьми, я тебе не клопик и не цыпленочек,  не  котик  и
не зайчик!
     - Хорошо, Луи, прости меня. Как ты сегодня раздражителен!
     - Я вовсе не раздражителен, а всего  лишь  точен!  Хорошо,  вернемся  к
нашей дискуссии: готов согласиться с тобой, что бывают минуты  удовольствия,
однако оплачивать их приходится бесчисленными муками!
     - Ты рассуждаешь, как старик, хотя еще даже не родился.  Ты  ничего  не
знаешь. Опробуй на себе, что такое жизнь, а уж потом суди ее.
     - Мама, ты сама захотела, чтобы я узнал жизнь в столь раннем  возрасте,
поэтому пусть тебя  не  удивляет  моя  прозорливость.  Я  знаю  только  одно
средство спастись от всемирного хаоса - отказ от участия в нем.
     - Мальчик мой, не пора ли прекратить этот детский лепет!
     - Вот сказанула! Зародыш и должен быть ребячливым...
     - Ты уже не ребенок.
     - Ты хочешь сказать, я еще не ребенок. Мадлен начала нервничать.
     - Не цепляйся к словам. Ты должен, у тебя  нет  выбора.  Приготовься  к
выходу и жди наших указаний.
     - Как это, у меня нет выбора?  Мама,  только  свобода  и  право  выбора
отличают человека от животных. Это доказано  всеми  великими  мыслителями  -
Руссо, Кантом, Гегелем. А  первая  из  всех  свобод  состоит  в  возможности
сказать нет!
     - Хватит с меня всех этих писак! Сестра знает о твоем капризе?
     - Не беспокойся, Селина согласна родиться.  Она  совершенно  не  отдает
себе отчета в том, что делает.
     - Дай мне переговорить с ней.
     В беседе теперь принимали участие трое.
     - Селина, пожалуйста, прикажи брату выйти. Мы  не  для  того  пошли  на
такие расходы, чтобы он все испортил своей прихотью.
     - Знаю, мама, но Луи упрямится.
     - Увлеки его за собой.
     - Я уже пыталась, но он непреклонен.
     - Надо ему приказать. Заставь его выйти силой.
     - Мама, я признаю только силу убеждения.
     Никогда я не заставлю брата поступать против воли.
     - Решение мое окончательное, - вмешался Луи.  -  С  первого  же  вздоха
жизнь превращается в  выживание,  и  каждая  секунда  приближает  к  смерти.
Отказываюсь от этого попятного движения.
     - Прекрати, - гневно отозвалась Мадлен. - Я родилась и умирать пока  не
собираюсь. Твой отец тоже.
     - Вам это еще предстоит. Нет, я все  взвесил  и  отказываюсь.  В  конце
концов кто заметит мое отсутствие? По статистике рождается  два  младенца  в
секунду. Одним больше, одним меньше, не все ли равно?
     - Суть дела не в этом, - окончательно  разозлилась  Мадлен.  -  Ты  был
зачат, чтобы родиться, и ты родишься, устраивает тебя это или нет.  Если  не
выйдешь сам, мы вытащим тебя за задницу.
     - Мама, наш разговор теряет смысл, и  я  этим  очень  огорчен.  В  тебе
говорит не голос разума, а  уязвленное  самолюбие.  В  подобных  условиях  я
считаю продолжение диалога бесполезным.
     И Луи с треском повесил трубку.
     А в палате Мадлен горько рыдала в объятиях  доктора  Фонтана,  подробно
пересказывая доводы Луи и возмущаясь упрямством  малыша.  Она  обнаружила  в
своем ребенке тот самый страх, что парализовал ее собственную волю с  раннею
детства. Озадаченный врач старался успокоить ее, уверяя, что бунт одного  из
подопытных никоим образом не ставит под сомнение успех дела.
     - Вы же знаете, Мадлен, сообразно с законами  физиологии  Луи  вынужден
будет  подчиниться.  Даже  если  он  начнет   упираться    всеми    четырьмя
конечностями, воды, хлынувшие  из  разорванного  пузыря,  подтолкнут  его  к
выходу, просто выпихнут во внешний мир. В самом  крайнем  случае  мы  усыпим
его, чтобы сделать кесарево сечение. Если он останется внутри, то  впадет  в
состояние сенсорного голодания - и это  в  момент,  когда  мозг  его  жаждет
стимулов для дальнейшего развития. Поверьте мне,  никогда  не  бывало  и  не
будет, чтобы ребенок задержался в чреве матери сверх положенного  срока.  Не
следует настраивать его против нас и будить в  нем  подозрения.  Пусть  себе
брюзжит. Луи,   оскорбленный   словами   Мадлен,     все  больше  проникался
бунтарскими настроениями. Как же он теперь ненавидел жизнь! В самых  великих