"
     Проходили  месяцы. Уайтинг  неизменно  писал свою тысячу слов в неделю.
Однажды  не  удержался и  заглянул в  газету,  в  отдел  критики.  Словно  в
насмешку,  бросилось   в  глаза:  "Рассказ  Говарда  Фрома  "Афера".  Статья
начиналась словами:
     "Нельзя не прийти в восхищение  от изумительного рассказа мистера Фрома
"Афера". Автор с  удивительным мастерством описывает  эпизод из времен своей
молодости". Скомкав газету, Ричард с болезненной злобой разорвал ее в мелкие
клочья. Схватил несколько листов бумаги и стал писать письмо в редакцию:
     "Считаю своим долгом сообщить следующее:
     Все рассказы  и  повести, вышедшие в свет за последний  год  под именем
Говарда  Фрома, принадлежат  мне,  Ричарду Уайтингу.  Для установления этого
факта предлагаю  устроить  конкурс, где в присутствии  жюри я и  Говард Фром
обязаны будем написать на любую заданную тему каждый по рассказу, после чего
можно  будет установить авторство рассказов, выпущенных под фамилией  Фрома.
Это без особого труда члены жюри смогут определить по  стилю, языку и манере
самого письма.
     Ричард Уайтинг Нью-Йорк. Октябрь 1959 года".
     Боясь раздумать, сейчас же отнес письмо на почту. На другой день  город
был   поражен  сенсацией.   Тираж  газеты,  опубликовавшей  письмо  Ричарда,
увеличился вдвое.  Многие  газеты  Нью-Йорка  и Вашингтона  в  тот  же  день
перепечатали письмо Уайтинга, сопроводив его комментариями, портретами Фрома
и кричащими названиями статей и статеек о плагиате в разные века  и о данном
в частности.
     К Уайтингу приезжали журналисты, расспрашивали и выпытывали. Предлагали
свои услуги писатели, обиженные  издательством  Говарда  Фрома.  Газеты были
испещрены  подробностями  скандала. В одной  из них  сообщалось,  что якобы,
встретив  Уайтинга  в ресторане, Фром предлагал ему  написать  опровержение,
обещая  уплатить  за это  десять  тысяч долларов. Издатели радостно потирали
руки,  репортеры  изощрялись  в  догадках  и  вымыслах.  На  всех  улицах  и
перекрестках,  в  будуарах,  ресторанах и театрах только  и говорили, что  о
литературном скандале.
     Ричард знал,  что встреча с  Фромом неизбежна,  но никак не ожидал, что
без  всякого  предупреждения  и  даже  без  телефонного  звонка  опороченный
бизнесмен явится к нему на квартиру и просто, без возмущения станет спокойно
объясняться  с ним, словно речь идет не  о чести издателя Фрома, попавшего в
грязную историю, а о незначительной ошибке Уайтинга, которую  тот несомненно
исправит.
     Появившись в квартире Ричарда, Фром спросил:
     --  Скажите,  мистер  Уайтинг,  кто  из  моих конкурентов  надоумил вас
написать разоблачение в газету?
     -- Я сам,-- с достоинством ответил Ричард.
     -- И  знаете, к  чему  это  привело?  Мне пришлось  выключить  все  мои
телефоны. Звонили из десятка издательств, не только Нью-Йорка  и Вашингтона,
но из Филадельфии и Сан-Франциско. Все наперебой просят разрешить переиздать
оба сборника  в  небывалых  тиражах.  Предлагают  за  рассказы  баснословные
цены... Нет, вам следовало родиться бизнесменом, а не писателем.  Вы создали
сенсацию  номер   один,  превосходящую   все   известные  мне   коммерческие
комбинации. Поздравляю вас с гениальной  идеей.  А гонорар мы поделим с вами
поровну.
     --  Простите,--  сдержанно  сказал  Уайтинг,--   я  считаю,  что   ваши
коммерческие сделки могут продолжаться, но только без моего участия.
     -- Почему? Разве вас перестали интересовать мои  доллары, на которые вы
кутите и содержите вашу танцовщицу?
     -- Думаю, что разговаривать больше не о чем: ведь вы читали  мое письмо
?
     -- Читал. Но я нисколько не обижен. Теперь  вы  напишете  опровержение,
сошлетесь на пари или что-нибудь другое, и мы с вами отхватим солидный куш.
     -- Нет! Этому не бывать, мистер Фром.
     -- Что? А где же ваше слово джентльмена?
     -- Я, конечно,  перед вами виноват, мистер Фром,  но  я не знал  самого
себя. Я переоценил свои силы, и нервы мои не выдержали.
     -- Нервы тут ни  при чем. Это  зависть. Зависть к той  славе, которую я
себе создал! Итак, конкретно: что вы хотите?
     -- Вернуть вам в течение нескольких лет  все полученные от вас суммы. Я
буду писать, печататься, и вы  понимаете, что я смогу не только рассчитаться
с  вами, но и возместить тот материальный ущерб, который, возможно, причинил
вам своим газетным разоблачением.
     -- А  честь? Имя? Фирма? Это, по-вашему,  ничего  не  значит? Или, быть
может, на вашей писательской бирже такие понятия не котируются? Нет,  мистер
Уайтинг, мы будем с вами бороться, бороться до конца! Я принимаю ваш вызов.
     Членами суда согласились быть три известных литератора. Уайтинг отлично
понимал, что  этих прославленных писателей никто не сможет подкупить  ни  за
какие доллары, и тем не менее волновался.
     Он  беспокоился, что Фром, набив  руку на переделке  его  произведений,
сможет написать что-то, отдаленно похожее на  какой-нибудь из его рассказов.
Но  то,  что  члены  третейского суда  --  известные  писатели,  успокаивало
Ричарда.  Эти  столпы  литературы  несомненно  сумеют отличить  подделку  от
подлинника,  как отличают  эксперты  антикварного  магазина  Рембрандта  или
Ван-Дейка от самой совершенной копии. Иначе и не может быть!
     Переполненный  зал  гудел,  словно улей.  Журналисты, сидя на  стульях,
подоконниках  и  верхом  на  скамейках,  что-то  быстро  записывали  в  свои
блокноты.   Сверкали   очки.  В  проходах   сновали   люди,   вперед--назад,
вперед--назад. Тут же заключались пари, как на скачках:
     "За Уайтинга -- 50. За Фрома -- 100".
     Всюду  шум,  гам.  Кто-то  отвечал  за Ричарда  тройным  кушем. Шуршали
бумажные доллары,  звенели  центы. Лихорадка охватывала зал. Но вот появился
Уайтинг,  а  следом  за  ним Говард  Фром.  Раздался свист,  и сразу  же все
смолкло.  Соперников   пригласили  в  соседние   залы.   Уайтинг  вгляделся.
Квадратная  комната,  красивые обои,  холодные,  мраморные  подоконники.  От
прикосновения к одному из них вдруг задрожали руки. В голове
     у Ричарда ни одной мысли, как у новорожденного младенца. Перед  глазами
листы белой  бумаги  с печатями. Зубы вгрызаются в ручку. Взглянул в  трюмо.
Под глазами круги -- следы беспутно проведенных ночей. Сердце чугунной гирей
колотится  в груди. Злоба комком  застряла  в  напряженном  горле.  Раздался
звонок.
     Да, да, это  им дан старт. Как  на бегах. Ну  что  ж, начнем.  Два часа
писать. Скорее... Только писать... Здесь-то он на коне...
     "Ночь тупо смотрела черной  впадиной. За окном летели ветер  и тьма..."
Ветер  и тьма... Нет, это  все  банально,  и,  кажется, в каком-то  из  моих
рассказов уже были  эти фразы,-- подумал Ричард. --  Если это так, их теперь
припишут  Фрому, а меня обвинят в плагиате. К черту! Начну  иначе: "Алмазные
россыпи звезд  плескались в изумрудной синеве моря". Слащаво до приторности.
К черту! "Ночь наступила неожиданно.  Яркие звезды одна за другой загорались
в синем небе". "Почему в синем, а не в лиловом, не в темном?.."
     И вдруг  Уайтинг почувствовал  себя жалким и  беспомощным, как бродячая
собака, с  трудом  разгрызшая кость.  А  в кости-то весь  мозг  давно высох!
Рябило в глазах. Ведь раньше, даже  пьяный,  он писал много. Так,  просто за
деньги. Почему же  сейчас  мысли  путаются,  и  ускользают  куда-то, и снова
возвращаются,  но уже  в каком-то ином, искаженном  виде? Ведь  выпита одна,
всего только одна рюмка. Для храбрости. Ну и к черту! Пиши!
     И  вдруг  потекли ясные,  стройные  мысли... Написал две страницы. Так,
еще. Скорее, скорее!
     Рука  быстро  скользила по  бумаге.  Слова  цеплялись одно за другое  и
нанизывались,  как в ожерелье. Фабула росла и ширилась. Еще немного, поворот
и неожиданный конец. Все как будто правильно, все хорошо. Ричард не замечал,
как бежало время. Публика кричала:
     -- Говард Фром! Ричард Уайтинг! Жмите!
     А потом  свистели, долго, пронзительно, засунув  пальцы  в  рот, как на
ипподроме, когда лошади уже у финиша.
     "Да,  да!  Сейчас кончаю, --  подумал  Ричард  и  вздрогнул: -- А  что,
если...  Тогда  уцеплюсь  руками за  портьеру и буду головой биться о  косяк
двери в опустевшем зале. Все равно один конец".
     Звонок возвестил, что положенные  два часа истекли. К столу жюри прошел
Фром и сдал исписанные  листки.  Уайтинг дописывал последние строчки. Вот он
встал  и  пошел в  главный  зал,  не  замечая  возбужденных  лиц.  Торопливо
заключались последние пари. Журналисты склонили головы над блокнотами. Члены
жюри поднялись.
     -- Кончили?  Вот и прекрасно. Мы  вас  долго  не задержим, минут сорок,
максимум пятьдесят. Не волнуйтесь!
     Чинно прошли в голубой зал. Вот он, цвет литературной Америки: те, кому
издатели с радостью  платят по  три тысячи  долларов за  рассказ. Публика им
аплодировала и криками выражала свое мнение:
     --  Уайтинг -- молодчина!  Смелый парень,  так  им и  надо! Думают,  за
деньги  можно  купить  и  господа  бога.  Ошибаетесь, джентльмены!  То,  что
возможно на  Уолл-стрите, здесь не  пройдет! Старики не дадут в обиду парня!
Они сами мучились в молодости...
     Минуты текли медленно, особенно последние четверть часа.
     Но   вот  они   идут,   вершители   судеб:  лысые,  прилизанные,  такие
обыкновенные...
     Все взоры обращены на них и тут же, словно рикошетом, падают на Фрома и
Ричарда.
     Уайтингу вдруг захотелось убежать из зала. Он едва  сдержался, чтобы не
крикнуть:  "Не  смотрите!  Не хочу,  чтобы  вы  таращились  на меня, как  на
обезьяну в зверинце!"
     При взгляде на членов жюри в голове мелькнуло:
     "От них зависит все. А что, если эти люди ошибутся?.."
     Наступила тишина. Председатель жюри посмотрел  на всех  с  высокомерной
улыбкой и, пригладив рукой блестящие волосы, прочел скрипучим голосом:
     "Определение литературного суда чести.
     Город Нью-Йорк.
     Джентльменский  суд  писателей  Севера  Соединенных  Штатов  Америки  и
американских  писателей, живущих в  других странах, состоялся по  просьбе  и
доверию литераторов Ричарда Уайтинга и Говарда  Фрома,  проживающих в городе
Нью - Йорке.
     На  конкурсе,  состоявшемся  по  просьбе литератора  Ричарда  Уайтинга,
рассмотрено его произведение, написанное им здесь же, в помещении, указанном
жюри конкурса, и произведение литератора Говарда Фрома, написанное в тех  же
условиях и там же.
     Предмет суждения:  Установление на основании написанных здесь Уайтингом
и Фромом  произведений подлинного автора вышедших  под  именем Говарда Фрома
повестей и рассказов.
     Рассмотрев  тематику,  манеру  письма и  язык (словарь)  представленных
вещей, жюри установило:
     1.  Рассказ,  написанный  в  помещении жюри  и  представленный Говардом
Фромом, как по форме, так  и по  техническим приемам совпадает с рассказами,
вышедшими ранее под его, Фрома, именем.
     2.  В  произведении  Ричарда  Уайтинга,  написанном   здесь  же  и   им
представленном,  явно  чувствуется полная  беспомощность: неумение построить
занимательную  фабулу   композиционная   сумбурность,   бедность   языкового
материала,  отсутствие  логической  и   психологической  последовательности.
Исходя из всего вышеизложенного, члены жюри единогласно решили:
     Все  произведения,  вышедшие  из  печати  под  именем   Говарда  Фрома,
бесспорно принадлежат его перу, о чем мы и свидетельствуем.
     В отношении же Ричарда Уайтинга жюри заключило:
     судя по написанному им здесь рассказу, все члены  жюри вынесли глубокое
убеждение,  что  он,  Ричард  Уайтинг,  находится  в болезненном  состоянии,
каковое и  было причиной событий последних дней. Принимая  во  внимание, что
литератор  Говард   Фром  понес  в  результате  действий   Ричарда  Уайтинга
моральный,  а   возможно,   и   материальный  ущерб,  члены   жюри   считают
целесообразным:
     Предоставить Говарду  Фрому право привлечь Ричарда Уайтинга к  законной
ответственности за клевету и потребовать с Уайтинга возмещения материального
ущерба, если Г. Фром того пожелает.
     Принято единогласно.
     Октябрь 1959 г. Рокфеллеровский центр".
     Из  зала  Ричард  ушел,  как  ему  казалось,  последним.  Спускаясь  по
мраморной лестнице, он вдруг услышал за собой шаги и знакомый голос:
     --  Я  не злопамятен, мистер Уайтинг. Наш  договор может  оставаться  в
силе: тысяча слов в неделю. Мой адрес вам известен.
     Ричард резко  обернулся и расхохотался  в  лицо проходившему мимо  него
Говарду Фрому. Он смеялся громко, раскатисто, с каким-то надрывом.
     Хохот его гулким эхом перекатывался по пустому вестибюлю.
     1961, 1965 г.


     Рустем Георгиевич Валаев.
     АЛМАЗ -- КАМЕНЬ ХРУПКИЙ Новеллы о драгоценных камнях, рассказы.
     Редактор В. Г. Омелянчук.
     Художник Н. Д. Дахно.
     Художественный редактор М. П. Вуек.
     Технический редактор В. В. Чалая.
     Корректор А, А. Холоша
     Тираж 50000.
     Издательство "Радянський письменник", Киев, бульвар Леси Украинки, 20.