ят  не  приглашал,  с  ними  после
гудели...  Девок  назвал, не  соврать, штук  семнадцать. Пришли  парадные, в
платьицах,  брюк  почти  не носили еще. Я  их  знакомлю. Все солидно: они  -
"очень приятно", ну трезвые все, да и не врубились еще, по какому принципу я
их сгреб.  Выпили шампуня по бокальчику. Одна учительница, со мной работала,
речь сказала -  ну... я вам доложу!..  А на  столе рыбка, салатики, фрукты в
вазах  - по прописям, короче.  Поддали  еще, еще - девки заудивлялись: а что
это ты,  Станислав, или Стасик, я не помню сейчас, друзей не привел? Сколько
красавиц, a кавалеров нет... Я рюмочку  допил, встаю, сейчас, думаю,  сообщу
им...
 "Сообщить" Стасику не дали: постучали в забор.
 Мишка покрутил пупырчатую головку замка, отворил.
 - Ого! - крикнул Стасик. - Гость попер!
 Компактный дворик Стасика быстро заполнялся приглашенными.
 Петрович, заведующий, невысокий  простолицый блондин в синем  пиджаке с
металлическими  пуговицами,  подошел к Воробью и с  уважительной комичностью
пожал  его  багровую  громадную,  с  изгрызенными  ногтями  руку. Маленькая,
отвыкшая от инструментов директорская лапка скрылась без остатка в мосластой
клешне Воробья.
 -  Поздравляю  тебя  с днем рождения,  Воробей!  Здоровья  тебе  желаю,
успехов,  ну, и чтоб все остальное было нормально. Подарок тебе не покупали,
сам разберешься,
 - Петрович достал из кармана джинсов сложенную вдвое пачечку бумажек.
 Воробей, не выдержав редкой для себя торжественности, потупился:
 - Спасибо.
 А вчера наоборот -  Воробей "поздравлял" Петровича: раз  в неделю они с
Мишкой  "посылали"  в  контору. Много  не много,  а  червончик в неделю будь
любезен. А зажмешь раз-другой,  и Петрович тебя зажмет: хорошему клиенту  не
порекомендует, с халтурой шугать начнет.
 Продавщицы из  цветочного магазина, Зинка  с Малявочкой,  тоже, кстати,
Стасиковы приятельницы,  - возились с огромным подарочным букетом, не находя
под него сосуд.  Стасик  нырнул под навес, где  держал лопаты, ведра, банки,
побренчал там и вылез с голубым эмалированным ведром:
 - Давай сюда - в вазу.
 Ведро с цветами  поставили  в  центр  специально для гуляний найденного
стола с пузырящейся от времени фанеровкой. Привез его небрезгливый Стасик  с
помойки на тележке ножками  вверх  катил  две троллейбусных остановких  под
законный смех пешеходов. Стол  был  удобен и для  долбежки -  гравировки  по
мрамору и граниту. Это Стасик тоже умел.
 Девки  из  "Цветов",  Райка-приемщица  и  Петрович  с  Воробьем сели за
прибранный стол. Остальные - кто где.
 Стасик ворошил  угли в  корыте. Охапыч с  Кутей покуривали  на бревне у
забора.  Кутя,  как   всегда  по  торжественным  случаям,   прицепил  орден.
Борька-йог тихо, ни к кому не  обращаясь, нес неинтересную ахинею: цитировал
каких-то тибетских попов и старых китайцев. Поди проверь. Рядом с ними сидел
Финн. Имени у него и то путем не было, все Финном звали. Вроде живал он там.
Трудился в командировке,  электромонтером, что ли. Клеклый  он был какой-то,
мокроватенький. И глаза бутылочные.
 Может, Финн  трепал про  Финляндию, а может, и нет: во  всяком случае в
выходной иногда зайдет на кладбище подпить легонько  -  одет под иностранца:
пальто замшевое, джинсовый костюм, часы на руке с тремя головками, на другой
браслетик, как у хипаря натурального, кепочка кожаная.
 У Мишки на его жизнь был свой взгляд.
 Приблизительно такой. В Финляндии  он был. Только не монтером. А оттуда
его попросили за пьянку.  Специальности никакой, учиться поздно, да и нечем:
под  белесой  потной  лысинкой  мозжонки  сивухой   расплавлены.   Прослышал
где-нибудь, что  на кладбище  кормушка  хорошая,  подмазал кого надо, часики
пообещал  или рубашечку, и пристал  к покойничкам. А тут: не тут-то было. Ни
силенки,  ни  хватки, ни  умения  -  ничего  нет. А  из ничего  -  ничего  и
получается: оградку за пятерку  покрасить  да скамейку сколотить - вот и вся
его халтура.
 А он особо  и  не рвется. Ходит мутный  да  волосики на лысине  поперек
гладит.  И  потеет  нехорошо  от слабости и  похмелья  постоянного. Мордочка
худенькая, подбородка мало, и с того капельки падают.
 Кент Непутевый, тоже под стать Финну,  семенил слабыми, размагниченными
ногами  по  дворику, мусолил свой  бесконечный огарок... Настреляет сигарет,
курнет  раз-другой,  поплюет,  пригасит  - опять  в  карман  опять  захочет
покурить - дернет пару раз, снова поплюет... Вечно с оплевышами таскается.
 А  сейчас все ждал,  томился: кто б скомандовал  выпить.  Кроме как  на
холяву и не пил  вовсе. Редко, когда подхалтурить ему удавалось. Нигде он не
работал и на кладбище так, по привычке сшивался.  Никто его из кладбищенских
не гонял - потому что не опасен: клиенты от него шарахались. Сам дохленький,
а морда круглая, водянистая, почти без глаз.
 - Еще пару минут - и порядок, - торжественно заявил Стасик.
 Охапыч, сидя на бревне, похлопал себя по плечам:
 - Зябко. Наколки не греют. Принять бы. У вас далеко?
 - Во-во, - с трудом провернул непослушным языком Кент.
 - Тащи,- скомандовал Воробей.
 И Мишка принес из сарая "Посольскую".
 Охапыч даже с бревна привстал от удивления:
 - Это где ж такую красулю надыбали?
 - Места  надо знать,  Витек,  -  победительно проговорил колдующий  над
корытом Стасик.
 - Кого ждем?  - забеспокоился Охапыч и  подался  к столу. -  Раевский с
Кисляковым подойдут. К ним клиент прибыл.
 Наливали по-кладбищенски: каждый себе. Испокон веков так:  на  кладбище
сивуха  рекой течет,  особенно в сезон,  ноздря  в ноздрю никто не гоняется,
всем под самый жвак хватает.
 - Вы как хотите, а я  себе целей налью, не ровен час, помру завтрева по
утряку - так хоть отпробую. - Охапыч налил себе  целый стакан и махом выпил.
- Ласковая, сука!.. Извиняюсь, девки. - Охапыч выдохнул. - Из чего ее гонят,
Стась?
 - Тебе, Витек, не понять.
 -- От ней и башка небось не трещит, сколь ни пей?
 Кутя обреченно махнул рукой:
 - От любой трещит!
 Воробей пододвинулся к заведующему:
 - Петрович, ты меня на пару недель не отпустишь? Хочу на озеро съездить
с Валькой.  Палатку поставить, рыбку  поудить. Мишка  без  меня  повертится.
Знаю,  что сезон, не хмурься,  не попросил бы... Из-за суда  все... Как дело
повернется, хрен его знает... На всякий случай...
 - А участок у тебя как?
 - Ты что, Воробья не знаешь?.. Все чисто.
 - Ладно, зайдешь завтра в контору, поговорим.
 - На Мишку оставляешь? - задумчиво спросил Стасик. - Ну гляди.
 Воробей налил себе "Буратино", понюхал.
 - Слышь, Петрович, год не пью и не тянет. Ты б поверил  - кто сказал?..
О! Вот и я б не поверил.
 За забором послышались шаги, дверь задергалась.
 - Чего вы позапирались, как эти?.. Орут на весь тупик...
 Мишка  открыл дверь.  Шурик удивился,  увидев его, но ничего не сказал,
лишь вопросительно взглянул на Стасика.
 - Нормально все, - миролюбиво ответил Стасик  на вопросительный  взгляд
Шурика. - Проходи, пристраивайся. А Молчок?
 - Он в конторе, - объяснил Петрович.
 -  Ага-а!  -  протянул Раевский, принимая  у  Стасика  тяжелый от  мяса
капающий шампур. - Это баранина?
 - Ты вопросы не задавай, ты лучше Воробья поздравь по всем правилам.
 - Ага-а, - снова прогнусавил Раевский, решив  все-таки сперва закончить
с шашлыком. Он спешно дожевал, вытер руки о робу.  - Воробей... Часовня  ну,
мы, в смысле, значит, поздравляем тебя... Чтоб не болел. Ну, и остальное...
 Охапыч  захлопал  первый.  Хлопали  все,  кроме  Борьки-йога,   который
по-прежнему  бесстрастно смотрел  перед  собой  и время  от  времени  что-то
подборматывал. Можно было бы  действительно принять  его  за  чокнутого,  за
йога,  за  папу римского, если бы  не знать, как он лихо теребил клиентуру и
никогда не бывал в прогаре. Да и сейчас он хоть и гнал  дуру под блаженного,
шашлык кушал более чем и выпивать не  забывал. "Посольская" - ноль семь - на
его краю пустела быстро. Хотя никто  к ней и  не пристраивался, у девок своя
ноль семь.
 Охапыч хлопал дольше всех. Наконец и он устал и махнул рукой Шурику:
 - Котлы давай!
 Раевский вытащил из кармана часы на браслете.
 - Ну-ка? - протянул руку Стасик,  рассмотрел внимательно и присвистнул.
- Ну, Алеша, теперь живи - не хочу: телевизор цветной, часы японские...
 Все потянулись смотреть часы, даже Борька-йог.
 Охапыч,  не увлеченный  часами, все порывался  рассказать  про то,  как
выиграл стакан в пивной на Самотеке. Он всегда про это рассказывал.
 Стакан  в  пивной на  Самотеке  он  действительно выиграл  интересно. В
молодые годы  в зоне ему оторвало на бревнотаске указательный палец, остался
обрубок. В  пивной  Охапыч  заспорил,  что засунет в  ноздрю  палец целиком.
Компания  заржала.  Охапыч  наклонил голову, приставил обрубок  к  ноздре  и
обернулся к притихшей публике...
 Охапыч рассказывал  про ноздрю, а Мишка с тоской поглядывал на Воробья.
"Хоть  бы объяснил им, сволочь, что зря визжал. Рыбу удить едет, а мне тут с
ними..." В марте  в  трафаретную Гарик  заходил. После Склифосовского не тот
это был Гарик. И не в том дело, что похудел вполовину, не в том,  что бороду
обстриг, - у него даже голос стал другой, тихий такой, старушечий.
 Кто бил, не знаю, сказал он следователю. Но зато сказал,  кто видел.  И
назвал Мишку с Финном.
 Ну,  Финна,  того  Раевский сразу  по-свойски  предупредил:  "Тут  ведь
кладбище,  могилки.  Так?  Так. Могилку вскопал, гробик уложил.  Так? Так. А
можно на два штычка поглубже под  гробик земельку  выбрать... Так? Так.  Все
ясно? А гробик потом... сверху"...
 Мишке Раевский не сказал ни слова. Знал, что Финн передаст. Передал.
 ...Раевский стоя дожевал свой шампур и направился к бревнам покурить.
 - Мужики, а кто знает,  чего  это у  "декабристов" колготятся какие-то?
Рожи  вроде  не родственные.  Похоже,  нюхают. А за  "декабристами" свежак -
венки еще сырые. Кто копал-то?
 -  Так! -  вдруг  сказал Петрович,  вставая.  -  Чтоб  все  тихо  было!
Нормально,  спокойно. Без эксцессов. Охапыч! Без раскрутки мне, уволю!  И вы
все! - Петрович погрозил пальцем, застегнул пиджак и ушел.
 Воробей  отыскал  на  столе среди  "Посольской"  "Буратино",  сковырнул
крышечку:
 - Охапыч, Кутя, наливайте. Кент, пристраивайся! Да не сусоль ты огарок,
пальцы  обожгешь! Девки, вы-то что,  как целки, ломаетесь?  Раиса Сергеевна!
Давай! За мое здоровье! За Лешку! За Воробушка! Воробушек  все чик-чирик - и
без башки летает!
 К девяти часам гости были уже  хороши. Охапыч плакал: "За Воробья жизнь
отдам!" - и рвался целовать. Воробей, чтоб не обидеть Охапыча, подставлялся,
но осторожно, левой стороной - оберегал пробоину. Охапыч  колотил кулаком по
столу. Стаканы прыгали.
 Малявочка решила, что домой ей сегодня не обязательно:
 - Стась, не хочу домой, не прогонишь?.. - и сладко потянулась.
 Стасик подскочил к ней, кавалерски подставил руку крендельком: - Прошу,
мадам!
 И увел в домик. Минут через пять он вышел.
 - Мужики! Все, все, завязывай!.. В часовню давайте. Жратву берите и - в
часовню...  - Сунул  покачивающемуся Раевскому недопитые бутылки и сгреб  со
стола что было. - Давай, мужики, давай, у нас мертвый час.
 Переполненные гости тихо выбредали.
 Воробей  с Мишкой ускользнули от продолжения: у Воробья заболела голова
и совсем отказал слух, - значит, устал.


7

 Мишка обогнул бензоколонку и шмыгнул в пролом.
 - Молодой человек! - С  соседней  дорожки от  "декабристов"  ему  махал
незнакомый толстый мужчина. - Можно вас на минутку?
 Мишка подошел.
 - Какие трудности?
 - Увидел, как вы уверенно проникли на кладбище, подумал, здешний.
 - Ну-ну?..
 - Да, собственно... Ничего не могу понять... - Мужчина пожал плечами. -
Мистика какая-то... Откуда взялась эта могила? - он  ткнул пальцем  в свежий
холмик, заваленный цветами.
 Мишка нагнулся,  раздвинул цветы. Ну да,  вот трафарет, он его и писал.
Воробей  в тот день  в прокуратуру ходил. Втроем и захоранивали после обеда:
он, Стасик и Раевский.
 - Здесь была бесхозная могила, - продолжал мужчина. - Где она?
 - Бесхозная? - насторожился Мишка.
 - Дело вот в чем: я из Управления культуры. Здесь должны быть...
 -  Михаил!  -  По соседней дорожке шли Стасик с Раевским.- Тебя  клиент
обыскался.
 - Извините, - пробормотал Мишка толстому, - я не в курсе.
 Когда очередь за цветниками уже подходила к концу, появился Стасик.  Он
вошел в сарай и прикрыл дверь.
 -- Ну, с кем это ты толковал у "декабристов"?
 Мишка похолодел.
 - Не знаю... Спросил, откуда могила свежая?..
 - Угу, могила... - тише обычного проговорил Стасик.
 - А ты?.. Мол, не знаю, дядэнька?..
 -  А чего? Чего случилось-то? -  спросил Мишка,  прекрасно понимая, что
случилось.
 - Ничего, - Стасик улыбнулся. - Все прекрасно. Будь здоров, дружок.


8

 - Чего-то у тебя звонок не фурычит? - На пороге стоял Воробей с пузатым
портфелем в руках. - Здорово, могильщик хренов!..
 - Леша? - Мишка растерянно смотрел на гостя.
 - Как разыскал?
 - Забыл? На день рожденье моем сам записывал. Забы-ыл! - Воробей махнул
рукой. - В квартиру-то пустишь?
 Воробей поелозил ногами о половик, повертел головой:
 - А чего? Ничего! Однокомнатная, сколько вас здесь?
 - Я да бабка. Потише, спит она... Она с дачи приехала за пенсией.
 - Ага. Пускай спит, мы на кухне. Я тут привез, - он протянул  портфель.
-  Не разбей... Самопляс...  А чего... Валька спит. Дай,  думаю,  к  Михаилу
сгоняю. Взял мотор... Кастрюля есть?
 Воробей высыпал из целлофана в кастрюлю потрошеных окуней,  подлещиков,
лавруху, перец горошком:
 - Уха сейчас будет. Я и соль взял. Может, думаю, нет.
 - Соль есть, картошка кончилась.
 ...Воробей  сидел  за  кухонным  столиком  спокойный,  загорелый,  даже
слышать стал лучше:  говорили вполголоса, а он разбирал. Рассказывал, хорошо
было:  солнце, лес, рыбка...  Озеро  переплывал  туда-сюда. Врачи?  А  пошли
они...
 По тарелкам Воробей разливал уху сам. Мишке брызнул в тарелку самогона.
 - Не спорь, - заметил он удивленный взгляд Мишки.
 -- Попробуешь - скажешь.  В  кастрюле  чего  осталось - бабке покушать.
Скажешь, Лешка Воробей сготовил. Ну, рубай, пока жаркая, остынет - не то...
 Воробей доедал уху.
 - Выходит, ты - с бабкой. А родичи?
 - Они в Тушино, у них тоже однокомнатная.
 - А-а-а... Так ты  вот чего к бабке слинял. Понятно. Бабка-то старая?..
Помрет - хата твоя.
 -  Да  она пока  не собирается. Меняться хочет, на двухкомнатную. Тогда
уж, говорит, и помирать, чтоб у тебя двухкомнатная была...
 - Любит,  значит... А  в двухкомнатной уже и поджениться  можно,  дети,
то-се... Чайку заведи.
 - Бабуля у меня хорошая, - Мишка включил газ под чайником.
 - Слышь, Миш, а чего ты на кладбище сунулся, за деньгой?
 Мишка пожал плечами.
 - В общем-то да... Шел мимо, дай  зайду, а  тут Гарик... А у меня время
днем как раз свободное.
 -  Правильно   сделал,  -  согласился  Воробей.  -  Главное  дело,   не
зарываться. Гарик вон допрыгался. У Гарика долго в "неграх" ходил?
 - Месяца три...
 - Платил как? Поджимал?
 - Иногда совсем не давал.
 - Этот может. Покрепче завари. Слышь, Миша, а зеленого у тебя нет?
 - Есть.
 -  О!  - Воробей  обрадовался.  -  Самый  чай.  Я его  в  Средней  Азии
пил-перепил... Не  рассказывал про Азию? Расскажу... Пиал-то нету? Ну хрен с
ними, чашки давай. Варенье поближе.
 Как отца выселили, мы  с  Васькой жили. Ремеслуху кончил  - меня  в жэк
дежурным сантехником. Без  денег  не сидел. С утряка по  подвалам  пробегу -
магистраль  посмотрю. Ее раз  в неделю  положено, а я  -  каждое  утро.  Где
подкрутил, где подвернул - и весь день калым сшибаю.
 Потом  мне  в  армию подошло.  А я  из жэка  уволился,  денег  получил,
отпускные, и ходу. В  Среднюю Азию. Там  без семи дней три  года  промотался
вместо армии. Два года в Бухаре жил. Про бухарских евреев не слышал? Я лучше
этих евреев людей не встречал. У одного кирпичи лепил для дома. Хорошо было.
 Жарко, конечно. Да  у меня-то мослы ж одни, плавиться  нечему толстый,
тот другой расклад  сомнется мигом.  И  вот смотри:  тело у меня  сложеньем
такое  или натура?..  Ведь сколько водяру жрал, а на работу  - как штык.  Да
хоть у наших спроси: как я пил до больницы?  А кого Петрович просил, случись
что? Воробушка!
 Да...  Потом на  тростнике  работал. Вроде  комбайна идет машина, а  ты
перед ней стоишь. Тростник выше головы ухватишь и перекручиваешь, и концы -
в барабан заправляешь. Работенка - я те дам. Больше недели, ну, десяти дней,
никто не выстаивал. А я там сезон отмотал. Меньше четырех сотен не выходило.
И с похмела всю дорогу... Организм такой, на работу выносливый.
 ...Вернулся, прогудели  мы  с Васькой, что  было.  На  работу надо. Мне
соседка из другого подъезда говорит: иди к  нам на базу мороженым торговать.
Ну вот, опять смеешься. Ты слушай лучше. Работаю на базе -  те же три-четыре
сотни. Как? Да вот так. На базу приезжаю за товаром, учетчице четвертак кину
- она мне полную тележку рожков  по пятнадцать копеек накидает.  Рожки и так
всегда хорошо идут, а летом за ними - давиловка, ломятся все... Да я еще ору
в полную пасть... У Савеловского стоял. Поначалу неудобно: знакомые...
 А  вот еще!.. Интересный случай. Вечером как-то  иду выручку сдавать, в
халате,  звеню весь.  Остановился  у ларька пива попить.  Пацаны  приметили,
савеловские...  Я  иду  дальше  по путям, они  за мной,  трое  их...  Думаю:
побежать - дробь рассыплю - мелочь из карманов вывалится.
 Ладно, думаю, я их здесь на путях повеселю.
 Остановился. Они подходят и - с разных сторон.
 Я говорю:  чего, ребята, нам ссориться, лучше поделимся,  только у меня
ведь одна мелочь. И  в  брюки лезу - с  понтом,  выгребу им  сейчас все. А в
брюках у  меня медь одна, пятаки...  Достаю, сколько взял: нате, куда,  мол,
сыпать. Они, соплята,  подставляются ближе. А я об одном думаю: самому б  не
скакать  -  выручку растеряю,  как  потом  впотьмах,  тем  более  у меня  со
зрением...
 Берите,  говорю,  сейчас  еще  нагребу.  Что  гробить  их  буду  -   не
догадываются. Одному, думаю, бабаху выпишу, а потом погляжу, с этими как...
 Отоварил одного... Потом, веришь, полночи не спал, жалко было... А  как
отоварил?..  Меня Харис в  Самарканде  научил... Харя  -  тот вообще  -  уже
рассказывал про него - тот дня без драки не проживет спокойно.  Ножа никогда
не  таскал  с  собой.  С ложкой  ходил,  которой ботинки помогают  надевать,
правда, отточенная, зараза...
 Ну вот, обеими руками сразу: по виску - костяшкой  и по челюсти вздвиг.
Только  одновременно надо. Парень тот  больше и  не  двигался. Я  уж  мелочь
подобрал,  а  он  все  так  же на боку  лежит,  отдыхает. А  эти-то, другие,
побежали, конечно.
 Я думаю: чего  он без толку лежит?  Котлы с него сдернул. Потом в озере
их утопил, когда купался. Хорошие. "Полет", с автоматическим подзаводом.
 - Мишенька! - послышалось из комнаты.
 - Бабка?.. Разбудили все-таки...
 Мишка пошел в комнату и вернулся с банкой варенья.
 - Бабка яблочное дала. Будешь?
 -  Яблочное  люблю.  Вообще -  сладкое. Недожрал  свое  с мачехой да  в
колонии. Теперь за прошлое добираю а  у Вальки наоборот: у нее ж на Лобне в
мать бомба попала. Валька-то сорок второго, ее  тетка взяла, потом в детдоме
дорастала - сладкого в  глаза не видела и сейчас не ест. Ужинаем с ней когда
- детский сад, прям: мне торт, ей чекушка...
 Так  чего говорил-то. А-а... Стою как-то, мужик  подходит в  болонье  -
коробку с мелочью берет с ларька и не торопится... Я опешил, молчу... Тут он
морду  поднял  и  смеется...  Марик!.. Дружок  мой,  до  колонии  мы  с  ним
хулиганили. А потом, говорят, шпаней его в Лианозове не было.
 Задразнил меня Марик  вконец: и работа бабья, и халат, и вообще... Иди,
говорит, ко мне на Долгопу - Долгопрудненское кладбище. Пошел...
 Первую могилу копал - вся  Долгопа ржала. Сказали, чтоб метр девяносто.
А у меня ни метра, ничего.  А я сам метр девяносто. Лег, примерился  и еще с
походом взял. А глубина?.. Думал как лучше, чуть  не  в  полтора роста своих
выковырнул и - вылезти не могу. И так и сяк -  осклизаюсь, да еще дождь, как
назло... Пришлось орать. Старуха м