.
    Конечно, это не очень храбрый поступок. Ну, а что делать? Подлый
Транзя обязательно прискреб„тся. Если бы Максим шел в обычном костю-
ме - тогда еще неизвестно.  Может быть,  Транзя и поленился бы спус-
каться с ворот.  А увидев  Максимкину  вишневую  форму,  обязательно
спрыгнет и загородит дорогу.
    "Ах ты моя Рыбачка, ах крохотулечка! Какой красавчик! Какая кур-
точка,  какие штанишки,  какие пуговки... А ну стой, когда старшие с
тобой беседуют!  Вот так...  Ах,  какая  пилоточка!.  Дай-ка  приме-
рить..."
    И что? Спорить? Бесполезно. Убегать? Стыдно. Стоять и ждать? Пи-
лотку заберет, и неизвестно, что дальше. Может быть, и отдаст, а мо-
жет быть,  на крышу забросит.  Да и самого Максима ловкой  Подножкой
кинет  в пыль и покатает.  А потом сам же поднимет,  будет чистить и
"жалеть": "Ах мой бедненький, упал нечаянно..."
    У, Транзя  ехидная...  Чтоб  тебя с ворот сбросило!..  Всегда ко
всем,  кто слабее,  привязывается,  а к Максиму чаще всех.  Подойдет
сзади незаметно, одной ладонью рот зажмет, а другой давай волосы вы-
дирать на затылке.  Намотает на ноготь - и дерг!  А потом ладонью по
шеетрах! Катись, мол... И так всюду: и на улице, и в школе.
    Максим представил Транзину улыбочку - тонкую и длинную. А глаза,
несмотря на улыбку,  скучные какие-то. На губе болячка, а лицо будто
серой пылью присыпано.  Это, наверно, от курения. Транзя каждый день
в  туалете курит со старшеклассниками.  Все про такое дело знают,  и
ничего ему все равно не бывает. Что с таким сделаешь, если привяжет-
ся?  Что?  Вообще-то Максим знал - что.  Не такой уж Транзя сильный,
ростом лишь чуточку  выше  Максима...  Но  нужна  смелость,  а  Мак-
сим-трус.
    Никто из людей, пожалуй, не знал про это. Но сам Максим про себя
знал,  что трус.  Себя-то не обманешь.  Иногда только забыть про это
можно,  а потом опять- испугаешься чего-нибудь,  и на душе кисло.  А
делать  нечего.  Все равно жить надо,  раз уж такой уродился.  Трусы
ведь тоже люди.  А жизнь у них нелегкая: трус должен все делать, как
нормальные люди, да еще заботиться, чтобы никто не узнал про его бо-
язливость.
    Правда, есть надежда,  что трусость пройдет.  Ведь меняются же у
людей с возрастом характеры.  Может,  и у Максима  изменится.  Может
быть,  даже скоро. И тогда Транзя не обрадуется. Максим и сегодня не
так уж и боялся.  Он,  может, и не свернул бы в переулок, если бы не
новая форма.
    В конце концов,  у него скоро важное выступление.  Не  может  он
из-за какого-то Витьки Транзистора портить себе нервы. Не имеет пра-
ва. У него должно быть веселое настроение... Тем более, что утро та-
кое хорошее.  Небо отражается в стеклах, как в темной воде, а солнце
отлетает от них горячими вспышками. И надо шагать!
    Теперь, кажется,  налево  нужно повернуть,  чтобы потом выйти на
улицу Титова, где троллейбусы.
    Максим повернул и оказался в переулке,  где не бывал ни разу. Не
удивляйтесь.  Он приехал в этот город недавно,  после  зимних  кани-
кул.
    Раньше Максим жил в новом городе, который вырос вместе с большим
заводом.  Дома  там  были  многоэтажные и в общем-то похожие друг на
друга. Улицы прямые, без хитрых поворотов и закоулков. Максиму каза-
лось  тогда,  что все города такие.  А приехал сюда и увидел замеча-
тельную пестроту.  Корпуса в двенадцать этажей поднимались над  бре-
венчатыми домиками и старинными зданиями из красного кирпича. К этим
зданиям лепилось железное кружево балконов. Улица Гоголя мимо нового
гастронома  и детского сада вдруг выводила к высокой церкви с башня-
ми,  куполами и узкими окнами.  Правда, в церкви теперь никто не мо-
лился, а работала контора "Кинопрокат", но все равно интересно.
    Максиму иногда казалось,  что в этом городе полным-полно  всяких
тайн и кладов. И в самом деле, в газете один раз напечатали, что ра-
бочие ломали старый дом и нашли в стене жестяную  банку  с  золотыми
монетами.  Какой-то  купец  в  давние времена запрятал.  Но монеты -
ерунда.  Наверно,  можно и оружие найти, которое с гражданской войны
осталось! На  чердаках  этих  старых домов может все что угодно ока-
заться.  Вот бы отыскать маузер или шашку!  В музей можно отдать  на
почетное  место.  Но не сразу,  конечно,  а сперва поиграть.  Витька
Транзя тогда ходил бы тихий, как мышка.
    Жаль, что  Максим  живет в новом пятиэтажном доме,  а не в таком
вот маленьком и старинном, как этот, где плотники чинят ворота.
    Ворота были красивые,  большие. На потемневших створках деревян-
ный узор,  похожий на солнышко.  Но уж слишком они покосились. И на-
верно, поэтому хозяева решили заменить столбы.
    Двое мужчин тюкали топорами, вытесывали из соснового бревна бал-
ку.
    Максим остановился. Очень здорово блестело отесанное дерево! Как
слиток золота. И щепки отлетали тоже золотые. Одна - длинная и широ-
кая - шлепнулась на траву недалеко от Максима.
    Максим смело  шагнул  поближе.  Плотники  не  Витька Транзистор,
драться не будут.
    - Дяденьки, можно, я возьму щепку?
    Плотники распрямились.  Один был молодой и хмурый. Он, не выпус-
кая топора, достал пачку "Беломора", щелчком выбил папиросу, вытянул
ее губами.  Стал нашаривать спички.  Другой бросил топор и глянул на
Максима.  Он был старый, с серебристой щетиной на худом подбородке и
вокруг впалого рта. А глаза - синие-синие.
    - Ух ты сверчок!  - сказал старый дядька, будто очень обрадовал-
ся. И заулыбался. Стали видны редкие прокуренные зубы. - Щепку тебе?
А чего ж,  бери,  коли надо,  хоть все. Тебе зачем? На растопку, что
ль?
    - Да нет. Как сабля,- объяснил Максим и помахал рукой.
    - Ну бери, бери саблю, воюй, чапаевец!
    - Спасибо.
    И Максим зашагал,  оглядываясь иногда на хорошего старика. Плот-
ники  опять стучали по балке,  но старший один раз придержал топор и
посмотрел вслед Максиму.
    А щепка была замечательная. С крепким сосновым запахом, с медны-
ми чешуйками коры на одном боку и свежим срезом  на  другом.  Максим
шагал,  хлопал  себя  этим срезом по коленкам,  и крошечные капельки
смолы на миг прилипали к коже.
    Узенький тротуар  повел  мимо низкого забора из некрашеных реек.
Здесь выросли уже довольно крупные лопухи.  А из лопухов поднимались
пыльные стебли прошлогоднего репейника. Большие, выше Максимки.
    Максим жалел живые растения,  но репейник-то  был  сухой.  Самый
подходящий,  чтобы  испробовать саблю.  Максим красиво развернулся и
рубанул.  Ж-жих!  Но толстые стебли оказались  словно  из  проволоки
сплетенные.  Верхушки только вздрагивали,  а не падали.  Рраз, раз!
Острые края щепки уже затупились,  а упрямый репейник  стоял,  будто
смеялся...толстые  стебли оказались словно из проволоки сплетенные.
Верхушки только вздрагивали,  а не падали.  Р-раз,  раз! Острые края
щепки уже затупились, а упрямый репейник стоял, будто смеялся...
    - Чего тут расхулиганился? А ну иди отсюдова!
    Это над забором появилась женская голова.  Наверно, хозяйки ого-
рода.  Максим увидел тюрбан волос, обмотанный розовой косынкой, мел-
кие сережки и злющие глаза. Сначала он вздрогнул, а потом удивился:
    - Разве я хулиганю? Я играю.
    - "Играю"! Ишь размахался!
    Максим пожал плечами.
    - Вам разве жалко? Я старый репейник рублю.
    - Домой иди и руби что хочешь!
    "Дура какая-то", - подумал Максим, но вежливо сказал:
    - Это же не ваш репейник. Он на улице растет. Тетенька в розовой
косынке  несколько  секунд  хлопала губами и набирала воздух.  Потом
взорвалась:
    - Ишь!..  "Не  ваш"!..  Еще культурный на вид,  а какой!  Как со
старшими... Сейчас собаку отцеплю!
    Максим не испугался собаки.  Но зачем связываться?  Он пошел. Он
даже не очень расстроился,  а просто думал, какие разные встречаются
люди...
    Щепка стала зазубренной и теперь  не  годилась  для  оружия.  Но
все-таки было жаль ее - ведь она только что служила саблей.
    В конце переулка, где уже виднелась улица Титова и мелькали жел-
то-красные троллейбусы. Максим заметил синюю лужу. Наверное, она ос-
талась от ночного дождика. Вот и хорошо! Пусть щепка станет корабли-
ком. На краю тротуара Максим подобрал пустой спичечный коробок. Щеп-
ка - это корпус корабля, коробок-штурманская рубка. Счастливого пла-
вания!
    От парохода углом разбежались волны, и он ушел к другому берегу.
Но Максим на тот берег не спешил.  Он сидел на корточках и смотрел в
перевернутое небо.  Там,  далеко внизу,  в темно-синем воздухе плыло
светлое  растрепанное  облако.  А на краю неба отражался сам Максим.
Все такой же ладный и симпатичный - с белым треугольником рубашки  в
вырезе жилета,  с крылышками на пилотке,  с алой звездочкой над кар-
машком.
    Звездочку Максим носит последние деньки.  Послезавтра на дружин-
ном сборе его примут в пионеры. Многих в классе уже приняли, но Мак-
симу старшая вожатая Римма Васильевна в тот раз сказала:
    - Ты,  Рыбкин, человек пока новый. Прояви себя в коллективе, а в
мае решим.
    Максим тогда расстроился:  как себя проявлять,  он не знал.  Но,
видно, как-то проявил, потому что сейчас решили принять. Наверно, уж
менять решение не станут. Особенно если увидят, как он поет по теле-
визору...
    Максимкины мысли прервала сирена.  В  переулок  на  полном  ходу
свернула "скорая помощь". Жизнь устроена сложно: у кого-то праздник,
а у кого-то беда. Максим отскочил от лужи, чтобы не забрызгало. Про-
водил машину глазами.  В кабине рядом с шофером сидела женщина в бе-
лом халате и белой шапочке - такой же, как у школьного врача Светла-
ны Сергеевны. Той самой, которая делает ребятам прививки.
    Вспомнил Максим Светлану Сергеевну,  и тут же его  стало  грызть
беспокойство.  Потому что перед весенними каникулами,  на уроке чте-
ния,  когда настал тот жуткий момент и учительница  Софья  Иосифовна
сказала,  что теперь в кабинет врача пойдут Иванов, Стременко и Рыб-
кин,  Максим не выдержал.  Он встал и удивительно спокойным  голосом
сообщил:
    - А мне совсем недавно укол делали.  В старой школе. Если снова,
то, наверно, это вредно.
    - Да?  - подозрительно сказала Софья Иосифовна.  - Тогда об этом
должна быть запись в медицинской карте.
    - Не знаю.  Но мне точно делали. Я еще на другой день в школу не
ходил, потому что температура была и болело.
    Максим врал с холодным отчаянием  человека,  над  которым  висит
смертельная опасность. Не было в нем тогда ничего сильнее страха.
    Максим боялся в жизни многого. Хулиганов вроде Транзи. Оставать-
ся в пустой квартире поздно вечером.  Грозы, когда грохает над самой
головой... Но страх перед уколами был особенный.
    Всего два  раза  делали  Максиму прививки - в первом и во втором
классе.  А страх был постоянный. Потому что кто знает, когда следую-
щий раз?  Конечно, Максим не всегда помнил о страхе. Но, собираясь в
школу, он обязательно думал: "А вдруг сегодня?" И когда видел вдруг,
что в школьном вестибюле мелькает белый халат, сразу начинал мучить-
ся:  не готовятся ли? И если посреди урока в тихом коридоре начинали
стучать каблучки,  он вздрагивал. Сразу представлялась медсестра или
врач. Она приближалась (стук-стук-стук) неотвратимо, и в руке ее по-
качивалась блестящая круглая коробка,  а внутри коробки-шприцы.  Они
похожи на громадных комаров с прозрачными  брюшками  и  беспощадными
жалами.  Когда нажимают на поршень,  из жала бьет удивительно тонкая
струйка, а потом на кончике иглы повисает капля. А затем... "Ну, го-
лубчик, повернись, не бойся..." Ага, не бойся !
    И страшно не только потому, что больно. Хуже всего-жуткое ожида-
ние,  тихое звяканье металла, замирание в душе. И неизбежность. Ведь
никуда не сбежишь,  не спрячешься. И приходится через силу улыбаться
и делать вид,  что все это-чепуха на постном масле.  Потому что есть
одна вещь,  еще более страшная, чем укол. Насмешки! Если узнают, что
трус...
    Ехидный, похожий на колючего морского конька Мишка  Стременко  и
так уже подозрительно поглядывал в прошлый раз на Максима...
    А каблучки:  стук-стук-стук...  Слава богу,  мимо! Но это сейчас
мимо.  А  ведь все равно когда-то настанет момент:  "Рыбкин,  к вра-
чу"... И вот он настал.
    И Максим не выдержал.  Он врал, хотя и понимал, что вранье очень
скоро может открыться.
    Не открылось.  Наверно, поверили. Или забыли про Максима в суете
многих дел.  Но страх то и дело возвращался: вдруг узнают? Тогдавсе.
Во-первых, неизбежен сам укол. Во-вторых, весь класс будет смеяться.
А Римма Васильевна скажет:  "И ты, Рыбкин, после такого вранья наде-
ешься стать пионером?"
    Впрочем, сегодня в школе Максим почти не будет,  потому что экс-
курсия. Завтра выходной. А послезавтра уже прием в пионеры. Наверня-
ка ничего не успеет открыться. А дальше уже каникулы на носу.
    За каникулы Максим подрастет и окрепнет.  И воспитает силу воли.
И смелость.  Он и сейчас уже стал чуть-чуть  смелее.  Раньше  боялся
петь перед залом, а сейчас не боится. Ну, если по-честному, то самую
капельку. Не боится, а волнуется.
    И надо  шагать,  потому что до концерта не так уж много осталось
времени.
    Пора! Максим расправил плечи и...  Ух ты!  Рядом с его сандалией
лежала замечательная вещь!  Винт с головкой  и  накрученной  гайкой.
Длиной с Максимкин мизинец,  толщиной чуть побольше карандаша. Прек-
расный новый болтик со свежей острой резьбой.  Такой для чего хочешь
пригодится!
    Болтик был полувтоптан в сырую  землю.  Максим  выковырнул  его,
наскоро отмыл в луже, вытер листом подорожника.
    Жаль, что положить некуда.  В плоский кармашек на жилете не  су-
нешь:  будет проступать под материей да и запачкать может. Ну и лад-
но! Можно в кулаке нести. Хорошая находка - хорошая примета. Значит,
все будет хорошо.


                               Полет

    Максим не бывал еще в тех местах, где телестудия. Но заблудиться
было  трудно.  Телемачта - высотой- почти двести метров,  и ее видно
отовсюду. Можно пешком добраться, а можно и на троллейбусе. Анатолий
Федорович объяснил Максиму,  что надо проехать всего три перегона, и
будет остановка "Телецентр".
    В троллейбусе были свободные места,  но Максим не сел.  Он встал
на задней площадке, спиной к окошку, и закинул руки за трубчатый по-
ручень.  Солнце  сквозь стекло сразу начало припекать Максиму плечи,
за окнами побежала назад веселая улица  с  разноцветными  вывесками,
большими деревьями и прозрачными стеклами магазинов.
    Максим немного посмотрел на улицу и стал разглядывать болтик.  У
болтика была шестигранная головка. На головке-выпуклые цифры "12". А
гайка плавно ходила по резьбе - не очень свободно и не  очень  туго.
Ну просто прелесть что за винт!  Даже мама,  наверно, не скажет, что
Максим - Плюшкин, потому что такой болтик кому угодно понравится. ..
    На третьей остановке Максим выскочил на солнечный асфальт и сра-
зу же задрал голову.  Прямо над ним на  страшную  высотищу  взлетала
кружевная телебашня.  Среди редких белых облаков виднелись ее антен-
ны, похожие на оперения стрел. Вот бы забраться!
    Но тебе, пожалуй, заберутся! Башня - за высоким решетчатым забо-
ром, в заборе - проходная: красивый домик с двумя окошками и дверью.
А у двери стоит широкая тетя в берете со звездочкой,  в синей куртке
и с большой кобурой.  Кобура спускается из-под куртки на двух ремеш-
ках-как у военных моряков и летчиков.  А под кожаной крышкой (Максим
сразу разглядел) торчит круглый  металлический  затылок  рукоятки  с
кольцом. Значит, наган.
    Максим огляделся.  А где ребята?  Ведь было сказано: собраться у
входа. Максим нерешительно шагнул к тете с наганом.
    - Извините, пожалуйста. Здесь ребята должны были собраться, что-
бы выступать. Вы не знаете?
    Тетя обернулась и расплылась в улыбке:
    - Еще один! Глянь, какой ладненький. Знаю, знаю, собираются. Ве-
лено сразу пропускать,  чтоб не ждали. А то некоторые, вроде как ты,
раздетые прискакали. Прозяб небось?
    Вот тебе и на! Максим и думать забыл про холод. На улице настоя-
щее летнее утро, даже ветерок и тот не холодит.
    - Проходи,  проходи, чижик,- сказала тетя и слегка отодвинулась.
Максим  скользнул было в щель между ее круглым боком и дверным кося-
ком.  И остановился.  Рядом с собой, в небывалой близости, увидал он
опять тугую кобуру с торчащей рукояткой.

    - А он заряженный?- уважительным шепотом спросил Максим и поднял
на тетю серьезные глаза.  (Потрогать бы хоть пальчиком!  Но  нельзя,
конечно.)
    - Заряженный,  - со вздохом сказала тетя.  - Если не заряженный,
чего тогда таскать зря тяжесть-то?
    - А боевыми или холостыми?
    Тетя-вахтер опять улыбнулась.
    - Холостыми стреляют, когда кино снимают. А у меня пост.
    - Это если шпионы полезут?- догадался Максим. Потому что в самом
деле,  если пролезут диверсанты да рванут телебашню,  сколько железа
посыплется на соседние кварталы! Все дома порасшибает!
    - У меня не пролезут,  - успокоила тетя и погладила кобуру.  - У
меня  даже  таракан  не  пролезет,  не  то что шпион.  А хорошим лю-
дям-всегда пожалуйста... Ну, беги в дом, грейся, а то вон коленки-то
синие...
    - Вовсе не синие,- снисходительно объяснил Максим.- Это  немного
смола прилипла от щепки.
    И он запрыгал через двор на одной ноге,  а вторую поднял,  чтобы
помусоленным пальцем оттереть пятнышки смолы.  А потом не стал.  Все
равно сразу не ототрешь. Да смола ведь и не грязь. Ею даже, говорят,
ревматизм лечат...

    В вестибюле  студии было уже полным-полно народа.  И девчонки из
хореографической группы, и длинноволосые, как Андрей, парни из стар-
шего  хора,  и ребята из оркестра - с большими футлярами,  где лежат
всякие инструменты. И конечно, народ из "Крылышек".
    Мама была права:  большинство пришли в плащах, куртках или спор-
тивных костюмах.  Но Максим тоже был немножко прав: кое-кто заявился
так же, как и он, - не побоялись, что озябнут. И не только ребята из
"Крылышек". Вон прислонился к стенке круглолицый сероглазый мальчиш-
ка в такой же,  как Максимкина, форме, только не в вишневой, а зеле-
новато-голубой. Значит, из музыкантов.
    Небольшой, не старше Максима, а играет в оркестре! Интересно, на
каком инструменте? Может, спросить? Нет, неловко почему-то.
    Хотел Максим  побежать к своим,  из хора,  но увидел,  что маль-
чик-музыкант смотрит на него. Потом оттолкнулся от стенки, подошел к
Максиму, голову набок наклонил и спросил:
    - Тебя как зовут?
    Глаза у  него были веселые.  Максиму понравилось,  что он просто
так вот подошел и, спросил. И он ответил поскорее:
    - Максим...
    - Максим, купи слона.
    - Какого... слона?
    Лицо у мальчика стало слегка грустным. Он вздохнул:
    - Все  говорят "какого слона"...  А ты купи слона!
    Глаза у него сделались хитроватыми.
    "Игра такая!"- догадался Максим.  Но не стал показывать, что до-
гадался.  Потому что незнакомый мальчик ему нравился и сделалось ве-
село.
    - Я бы купил...- начал он.
    Мальчик опять вздохнул и перебил:
    - Все говорят "я бы купил". А ты возьми и купи.
    "Вроде "белого бычка",- подумал Максим.  Но тут же почувствовал,
что не совсем "вроде".  Потому что представился ему  слон-большой  и
печальный. Он стоял где-то, привязанный за ногу к толстому столбу, и
никто не хотел купить беднягу. Все только отговаривались.
    - Если денег хватит, - серьезно сказал Максим.
    - Все говорят "если денег хватит". А ты не считай - возьми и ку-
пи!
    - А в квартиру влезет?
    Мальчик понимающе улыбнулся.
    - Все спрашивают:  "В квартиру влезет?" А ты просто возьми и ку-
пи.
    - Ладно!
    - Все говорят "ладно"!  А ты... И тут принесло Маргариту Пенкину
- старосту хора "Крылышки".
    - Рыбкин!  Где ты бродишь? Анатолий Федорович всех уже собирает!
Распеваться пора!
    - Ой-„й-„й! - насмешливо сказал Максим, чтобы мальчик из оркест-
ра не подумал, будто он боится Ритку. - Где это я брожу? Наверно, за
сто километров!
    Он попрощался с мальчиком глазами и пошел за Пенкиной. Они шага-
ли длинным коридором, и Максим смотрел,