живать
болтик. А Максим сел на корточки рядом. Маленький Вадик оглянулся на
него и доверительно сообщил:
    - Вот Венька обрадуется.
    "На кого он похож?- подумал Максим.  - Я,  наверно, встречал его
брата в ансамбле. Интересно, он в каком кружке?" Но спросить постес-
нялся.
    - Мы  сегодня по телевизору выступали,- сказал он,  и получилось
так, что он и про себя и про Веньку сказал.
    - Венька говорил,  да мы не смотрели,- откликнулся высокий маль-
чик. - Замотались и забыли. С утра с этой штукой возимся.
    Он распрямился и с высоты глянул на Максима:
    - Ну,  спасибо за винт.  Мы тебя обязательно покатаем.  Тебя как
зовут?
    - Максим.
    Высокий мальчик растерянно заморгал.
    - Не может быть...  Меня тоже Максим!
    Это здорово  получилось!  Сразу  сделалось так,  будто они почти
друзья.
    - Мы тебя обязательно покатаем,-повторил высокий Максим.- Сколь-
ко хочешь.
    - А когда?
    - Как  начнем  испытывать,  сразу  позовем,-  неожиданно  сказал
Олег.- Нам еще один человек не лишний будет.  А ты парень дельный.
    В Максиме поднялась теплая волна благодарности.
    - А когда испытывать? - спросил он.
    - Завтра,- сказал высокий Максим.- Сегодня такелаж  поставим,  а
завтра-отдать якоря... Если ветер не упадет.
    - Такой ветер не упадет,- решительно сказал Вадик.  И Максим ему
поверил.
    - Да, а ты где живешь?- спохватился высокий Максим.- Как мы тебя
найдем?
    - На улице Техников. Дом три, квартира сорок. Второй подъезд.
    - Это же рядом, - сказал Олег.
    - Разве рядом? - нерешительно откликнулся Максим. - Я не знаю...
Я тут недавно живу. Пошел напрямик по улице Гризодубовой, а она про-
пала.
    Ребята засмеялись. Высокий Максим сказал:
    - Никуда она не пропала.  Сейчас выйдешь за ворота, и она дальше
тянется.  А через квартал - твоя улица...  Значит, дом три, квартира
сорок?
    - Да, - сказал Максим.- Только не забудьте... Я пойду.
    Солнце уже совсем ушло,  и Максим  вдруг  сообразил,  что  дома,
должно быть, беспокоятся.
    - Пока, - сказал Олег и протянул руку.
    И высокий Максим - тоже.
    И маленький Вадик протянул перемазанную ржавчиной ладошку.


                           Огонек в траве

    Что говорят все мамы, когда сын является позже назначенного сро-
ка,  помятый,  взъерошенный, с боевыми ссадинами? Они говорят одни и
те же слова:
    - Боже мой! Где тебя носило? На кого ты похож?!
    Что должен  делать сын?  Сокрушенно вздохнуть,  опустить глаза и
всем своим видом показать,  что он и сам очень огорчен, что это было
совершенно  случайно и - главное - самый последний раз.  Тогда можно
избежать нагоняя или, в крайнем случае, ослабить его.
    Но в Максиме,  несмотря на усталость, пела радость победителя. В
ответ на мамины слова он неосторожно сообщил:
    - Это потому,  что день такой был. - И посмотрел на маму радост-
ными глазами.
    Мама сухо поинтересовалась,  что это был за день и где в течение
этого дня Максим околачивался.  Не на экскурсии же он был с утра  до
вечера.
    - Почему с утра до вечера?  - слегка обиделся Максим.  -  Сперва
передача, потом...
    - Максим!  - строго сказала мама. А папа крякнул, отложил журнал
и странным голосом спросил:
    - Ты что же, станешь утверждать, что был на передаче?
    - А где же я был?  - изумился Максим. - Да вы что, сами разве не
видели?
    - Ну,  знаешь ли... - сказал папа.- Это просто не по-мужски: так
изворачиваться. Неужели ты будешь доказывать, что передача была, ес-
ли  ее не было?
    Максим по очереди посмотрел на папу и маму. Они не шутили.
    - Да вы что! - громко сказал Максим. - Вы просто прозевали передачу,
а теперь говорите!
    - Не  смей  грубить!-  воскликнула  мама.- Это выходит за всякие
рамки! Мало того, что все сочиняешь, еще и голос повышать начал!
    - Я? Сочиняю?- тихо спросил Максим.
    Почему так подло устроен человеческий организм?  Когда правда на
твоей  стороне и говорить надо гордо и спокойно,  в горло набиваются
колючие крошки,  а в глазах начинает щипать и  появляются  скользкие
капли...
    - А кто сочиняет?- вкрадчиво спросил папа.- Может быть, мы?
    - Вы просто перепутали программу.
    - Ничего мы не перепутали.  По местной программе были новости  и
концерт,  только не твой, а хора имени Пятницкого. А по Московской -
утренняя зарядка и "Человек и закон". Вот и все.
    - Значит, телевизор сломался! Мама неприятно засмеялась:
    - Это просто великолепно!  Сломался и превратил ваш  ансамбль  в
русский народный хор!
    - Телевизор в полном порядке,-  сказал  папа.  Он  не  поленился
встать и торжественно щелкнул клавишей выключателя. - Полюбуйся.
    Максим не стал любоваться.  Он повернулся и прохромал на  кухню.
На кухне вкусно пахло горячим ужином.  Но есть уже не хотелось.  То,
что случилось,  погасило прежнюю радость и придавило Максима тройной
тяжестью.
    Во-первых, не было передачи!
    Во-вторых, как он мог ляпнуть глупые слова про сломавшийся теле-
визор?
    В-третьих, почему они не верят? Разве он когда-нибудь обманывал?
Если двойку получал, дневник не прятал; если виноват был, никогда не
отпирался.  Потому что многого на свете боялся Максим, но мамы с па-
пой не боялся никогда.  Конечно,  случалось,  что ругали его крепко,
если  было за что,  а от мамы один раз даже перепало по затылку - за
разбитый фарфоровый чайник (папа тогда сказал шепотом: "Эх ты, а еще
педагог"). Но это же минутное дело. Потом все равно пожалеют и прос-
тят.
    Почему же не верят?
    Максим положил на газовую плиту локти,  на локти - голову. Рядом
стояла теплая кастрюля и ласково грела щеку. Максим сделал несколько
крупных глотков и загнал слезы вглубь. Но все равно было горько.
    - Может быть,  у них просто была репетиция,  а им не сказали?  -
произнес в комнате папа.
    - Ах, оставь, пожалуйста!- возразила мама.- Просто у него разыг-
ралась фантазия. В этом возрасте бывает.
    - Ничего не разыгралась, - сказал Максим.
    - Не смей подслушивать! - откликнулась мама.
    - Я не подслушиваю.  Вы сами на всю громкость... Если не веришь,
позвони Анатолию Федоровичу...
    "Репетиция"! Тогда сказали бы,  когда настоящий концерт будет. И
зачем было камеры включать?
    Но почему не было передачи?
    "Фантазия..." А может,  правда все приснилось?  И студия, и пес-
ня... И оркестр, и мальчик с тарелками?
    Почему он,  этот мальчик,  все время вспоминается?  Тарелки были
такие  блестящие  и  так здорово звенели,  чтобы еще лучше и сильнее
звучал марш...
    И марш опять отозвался в Максиме. Громко и уверенно. Максим даже
удивился.  Голову поднял.
    Нет, это  не в нем.  Это в комнате!  Припадая на левую ногу,  он
заскакал к двери.
    На экране  телевизора  играл оркестр. Т о т   с а м ы й! И маль-
чик-музыкант вскидывал и плавно разводил в стороны сверкающие тарел-
ки.  Его показали крупно, по пояс. Тарелки вспыхивали так, что экран
не выдерживал блеска - блики делались черными.  А волосы у  мальчика
весело вставали торчком после каждого удара.
    Он смотрел без улыбки,  и только в глазах были веселые точки. Он
прямо на Максима смотрел! Он словно пришел на выручку Максиму.
    - Это же наши!- крикнул Максим.- Это же мы! Вот! Ура!
    - То  есть...  Ах,  ну  конечно!- воскликнул папа и посмотрел на
всех так,  будто сделал открытие.  - Конечно!  Почему вы решили, что
будет прямая передача? Как правило, делают запись, а потом показыва-
ют!
    А марш звенел. Победный марш! И Максим смотрел на экран сияющими
глазами.
    - Тебя еще не показывали? - встревоженно спросила мама.
    - Да нет, нет. Еще не сейчас...
    - Максим,  - внушительно сказал папа,  - мы были неправы. Ты нас
извини.
    - Ладно, ладно,- торопливо сказал Максим. - Вы смотрите как сле-
дует. Тут все интересно.
    Он скакнул к дивану и забрался с ногами.  К папе. Мама выключила
люстру, и при мягком свете торшера экран стал ярче.
    Мальчик последний раз взметнул тарелки, и марш отзвучал. Зрители
захлопали.  Максим на миг увидел себя: как он колотит кулаком с бол-
тиком о раскрытую ладонь. И мама с папой увидели. Мама даже ойкнула.
Но тут появились танцоры...
    ...Все было,  как на концерте.  Даже показали,  как сбегается на
площадку хор "Крылышки".  И Максим опять увидел себя! Но сел он неу-
дачно,  позади Ритой Пенкиной,  и, когда пели "Кузнечика", на экране
видна была только Максимкина пилотка.  Ну ничего...  Вышел Алик Тиг-
рицкий. Заложил руки за спину, кивнул пианистке.
    Запел.
    - Какой красивый голос,-сказала мама. - И какой славный здоровый
ребенок. Не то что наша щепка.
    - Не хватало еще, чтобы он стал такой же круглый, - шепотом воз-
мутился папа.
    - Да  тише,- жалобно сказал Максим.  Алик допел и с достоинством
поклонился.  А у Максима внутри все замерло. Потому что сейчас, сей-
час...
    - Песня о первом полете! Солист Максим Рыбкин!
    Батюшки, неужели это он? Маленький такой, с перепуганными глаза-
ми!  Взъерошенный какой-то. Пилотка, правда, на месте, но застежка у
жилета  сбита набок.  И штаны перекошены:  одна штанина длиннее дру-
гой... Трах! Чуть не сбил Пенкину с сиденья.
    - О, гиппопотам...- страдальческим шепотом сказала мама.
    Максим сжался.  Почему он такой?  Зачем хлопает глазами и расте-
рянно оглядывается?  И шевелит губами.  И что там на студии, дураки,
что ли?  Для чего во весь экран показывают,  как он стиснул кулак  с
болтиком? Тем более, что тут же видно, что другая рука испуганно те-
ребит пальцами краешек штанов и что на обшлаге расстегнулась пугови-
ца... "Да перестань ты стискивать свой болтик, дубина!"
    - Не волнуйся,  не волнуйся,  Максим,- сказал папа.  Это он тому
Максиму,  который  на  экране.  Но теперь-то чего там "не волнуйся"!
Поздно уже...
    Показали опять лицо. Зачем он хмурит брови и смотрит прямо в ка-
меру, балда?
    Боже мой,  это  ведь  жуткий  и  окончательный  провал!  Неужели
кто-нибудь из знакомых ребят смотрит?  Сколько смеха будет  в  поне-
дельник! И как злорадствует Транзя!
    Запели... Чего уж теперь петь-то!  Издевательство  одно.  Хорошо
только, что перестали его показывать, показывают ребят...

               Над травами,
                          которые
               Качает ветер ласковый...

    Ой, как это сделали?  На экране-поле с ромашками, трава волнует-
ся.  Маленький самолет стоит в траве.  Идет сквозь траву к  самолету
мальчишка. Вроде Максима. Это, наверно, из какого-то кино.
    Через кинокадры с ромашками во весь  экран  медленно  проступило
Максимкино лицо.  Он уже не шевелил бровями и губами.  Он напряженно
смотрел с экрана и ждал. Потом запел.
    Он пел  и  просил о полете.  Но не жалобно,  а скорее с какой-то
сердитой настойчивостью.  Это что же: у него такой голос? Совершенно
незнакомый. Не такой высокий и чистый, как у Алика, но какой-то зве-
нящий. Звенело отчаянное требование чуда!
    Это что же, его глаза? Во весь экран. Зачем? И прямо в этих гла-
зах-опять аэродром и бегущий мальчик,  и сверкающий круг винта...  И
опять Максим - во весь рост.

               ...Возьмите!
                          Я очень легкий!

    Папа тихо кашлянул. Вдруг показали какого-то кудрявого мальчишку
среди зрителей. Он сидел, подавшись вперед и прикусив губу. Конечно,
переживал. Наверно, ему неловко было за Максима.
    Но тогда... Тогда почему так струится трава под взлетающим само-
летом?  И так искрится солнце в мерцающем круге  пропеллера?  И  хор
отозвался так радостно:

              Машина рванулась -
                               все выше!
              Выше!
                   Выше...
                          Выше...

    И затихла  песня.  И скрылся у солнца самолет.  И Максим притих,
затаился, только сердце-как пулемет...
    - Малыш ты мой,- тихонько сказал папа.- Вот какой ты у нас...
    А мама ласково притянула его за уши и чмокнула в нос.  Это  что?
Значит, им за него не стыдно? Значит... не так уж и плохо?
    И в этот миг из телевизора вырвался шумный плеск. Это были апло-
дисменты. Максим вздрогнул.
    Конечно! Это же было! Уже было!
    Там, на студии,  была победа, и он стоял тогда радостный и оглу-
шенный - такой же,  как теперь,  на экране. Как он мог забыть? Испу-
гался начала и забыл про конец! А конец-вот он! Хлопают свои ребята,
хлопают незнакомые мальчишки и девчонки.  И мальчик-музыкант! Максим
не видел его со сцены,  а сейчас - он здесь. Хлопает так, что волосы
опять торчком встают от ударов воздуха.  Как от тарелок!
    Неужели это он,  Максим,  дал ему радость? Ему и другим...
    А вот Анатолий Федорович вышел. Н женщина-диктор.
    - Тебя зовут Максим?  Поздравляю,  Максим, ты хорошо пел. Верно,
ребята?
    - ...Ты, наверно, не первый раз выступаешь на концерте?
    - ...А кем ты хочешь быть, Максим? Может быть, летчиком?
    Ох, почему у него такой глупый вид?  Ну,  не глупый,  а все-таки
растерянный...
    - А что у тебя в кулаке? Ой, ну для чего это?
    - Это так, болтик...
    - Интересно. А зачем он тебе?
    - Для крепкости... И ладонь - во всю ширину экрана! С болтиком!
    И все хлопают,  никто не смеется. Кроме мамы. Мама повалила Мак-
сима, стиснула ему плечи и сквозь смех сказала:
    - Весь на виду,  как есть!  Ох, Максим, Максим! Даже здесь пока-
зал, какой ты барахольщик!
    Но она это совсем необидно сказала.  И Максим засмеялся и забол-
тал в воздухе ногами,  потому что все,  оказывается, было прекрасно.
Мама ухватила его за ногу.
    - Стой, голубчик. Рассказывай, наконец, почему бинт, почему гли-
на на штанах. И все остальное.
    - Ой, только поем сначала, - простонал Максим. - А то помру.
    - Тогда марш мыть руки.
    - У-у...
    - Что значит "у"?
    - Мам,- весело сказал Максим,- купи слона.
    - Какого слона?.. Что еще за новости? Одному пленку для магнито-
фона, другому слона. Что такое слон?
    - Все говорят "что такое слон?", - печально откликнулся Максим.-
А ты возьми и купи слона.
    - Я серьезно спрашиваю...
    - Все серьезно спрашивают,- перебил Максим. - А ты не спрашивай.
Просто возьми и купи слона.
    Мама посмотрела на папу. Папа смотрел на Максима и покусывал гу-
бы.
    - Я не понимаю...- начала мама.
    - Все говорят "не понимаю". А ты просто купи слона.
    Мама вдруг заулыбалась:
    - Все говорят "купи слона"!  И никто не хочет мыть руки.  Марш в
ванную, а то я тебя тапочкой!
    Максим захохотал и скрылся.

    Потом он сидел на кухне и ел.  Он ел за обед и за ужин. Суп, со-
сиски, манную кашу с джемом. Пил чай с ирисками "Кис-кис". И расска-
зывал. Про концерт. Про револьвер у вахтерши. Про утюг, третий этаж,
форточку и Марину.
    - Взять бы да всыпать как следует,  - жалобно сказала мама.  - А
если бы ты сломал шею?
    - А если бы дом сгорел?
    - Человек дороже дома!
    - Тут вопрос чести и самолюбия, - сказал папа.
    - Тут вопрос глупости,- сказала мама.
    - Ничего же не случилось,- сказал Максим.- Дело прошлое.
    Мама выразила надежду,  что в будущем ее сын не станет так  бес-
толково рисковать головой.
    Максим на всякий случай сказал "ладно" и поведал про  Ивана  Са-
вельевича, потом - мимоходом - про уколы и, наконец, как появилась в
садике Марина и как отправил ее обратно Иван Савельевич.
    - Ну  и ну,- вздохнула мама.- Денек был у тебя бурный...  Перес-
тань жевать конфеты, лопнешь... А ногу надо перевязать. Болит?
    - Не-а...
    - А откуда все-таки глина?
    - Это я в парк шел по берегу и увяз у ручья.  Думал,  что совсем
перемажусь, да одна девчонка помогла...
    - Не девчонка, а девочка. Надеюсь, ты ее поблагодарил?
    - Ага. Мы потом играли. У нее на берегу есть тайна...
    - А зачем тебя понесло на берег,  это не тайна?
    Максим не успел ответить. Пришел Андрей.
    - Эх ты, - сказала ему мама,-прогулял. А Максима все-таки
показывали. Совсем недавно.
    - Не прогулял. У Галки Жильцовой видел, - отозвался Андрей. - Не
дитя - народный артист. Имей ввиду, Макс, Галка в тебя влюбилась.
    - Больно надо...
    - А еще Максим рассказывал про свои подвиги,-заметил папа.
    - Как  Транзистора вырубил,  уже рассказал?
    (Откуда он все знает?!)
    - Не транзистор,  а утюг,  - вмешалась мама.  - И не вырубил,  а
выключил. Хотя бы дома не бросайся своими словечками.
    - Именно  Транзистора,- спокойно разъяснил Андрей.- Мелкую шпану
младшего переходного возраста.  Именно вырубил.  Точнее -  расквасил
нос и поставил фингал.
    - Максим, ты дрался?- широко раскрывая глаза, спросила мама.
    - А чего! Он сам сколько раз первый приставал! Если полезет, еще
дам...
    - Только  не  рыпайся первый,- посоветовал Андрей.- А то бывает:
силу почуял и пошел на всех отыгрываться. Транзя с этого начинал.
    - Я не Транзя, - небрежно сказал Максим.
    Потом он пошел в их с Андреем комнату,  чтобы  посмотреть  новую
"Пионерскую правду". Но он сделал ошибку. Надо было сначала включить
свет,  а потом плюхаться на тахту.  А он сразу плюхнулся, и вставать
стало лень.  За окнами ровно шумел теплый ветер. В комнате качались,
как туман у крыльев самолета, сумерки. Какое уж тут чтение! И Максим
стал лежать просто так.

    ...Когда вглядываешься  в  сумерки,  в  них можно увидеть разные
картины. Великанов, старинные города, море с парусами... Максим уви-
дел джунгли. И осторожно пошел среди синих пальмовых листьев, лиан и
высокой травы.  И вышел на поляну.  Там стоял громадный серый  слон.
Максим попятился. Слон его увидел. Встал на задние лапы, выпятил жи-
вот и не спеша побежал к Максиму. Максим - от него.
    - Стой, стой!- затрубил слон голосом Ивана Савельевича.-Ты куда?
Не бойся.
    Максим вспомнил, что он теперь не трус, и остановился.
    Слон подошел вплотную,  и над Максимом нависло его брюхо - круг-
лое и необъятное,  как дирижабль,  на котором в молодости летал Иван
Савельевич.
    - Ты куда?- повторил слон.- Какой хитрый! Купил, а теперь убега-
ешь.
    - Разве я вас купил? - осторожно спросил Максим.
    - А как же! Ты же сам маму просил, вот она и разрешила.
    - А куда мне вас девать?
    - Все говорят "куда девать", - печально вздохнул слон. - Раз ку-
пил - думай.
    - А чем вас кормить?
    - Все говорят "чем кормить"... Ирисками, конечно!
    - Ладно, - сказал Максим. - Во дворе за гаражами как-нибудь уст-
рою...
    - Нет уж...  - опять вздохнул слон. - Лучше я здесь буду. А ты в
гости приходи. Ириски не забудь...
    Максим обрадовался и хотел сказать,  что не забудет, но раздался
резкий звонок...
    Максим открыл глаза.  Слон пропал, и опять была синяя от сумерек
комната.
    Снова зазвонили. Мама, видимо, открыла. Максим услышал:
    - Вы к кому, мальчики?
    - Здрасте. Скажите, пожалуйста. Максим здесь живет?
    - Да... Но уже поздно. Кажется, он приткнулся где-то и спит.
    - Не сплю! - сказал Максим и выскочил на свет. Потому что он уз-
нал голоса. В дверях стояли Олег, высокий Максим и Вадик.
    - Мы за тобой, - сказал высокий Максим. - У нас все готово. Мама
охнула:
    - Что у вас готово на ночь глядя?
    - Одна  интересная  штука,- торопливо сказал Максим.- Надо испы-
тать. Да, ребята? Главное, что ветер...
    Мама, видимо, приготовилась твердо заявить, что никуда Максим не
пойдет,  и... встретилась с его взглядом. И наверно, поняла, что се-
годня Максим стал гораздо взрослее, чем вчера. Она оглянулась на па-
пу,  вздохнула и снова посмотрела на ребят.
    И тогда маленький большеглазый Вадик сказал:
    - Да вы не волнуйтесь, пожалуйста. Мы его проводим назад.
    Мама тихонько засмеялась и махнула рукой.
    - Только не больше чем на полчаса.

    Над потемневшей травой в синем вечернем воздухе трепетало  треу-
гольное крыло-распущенный по ветру главный парус.  Он показался Мак-
симу живым.
    - Садись,- сказал Олег.- Держись за трос. А как услышишь "отдать
тормоза" - дергай эту штуку. - И он положил Максимкину ладонь на де-
ревянный рычаг.
    Рычаг был гладкий и теплый.
    Ма