траншею,  и внутри у него слегка захолодело.
Но как быть? В конце концов, нельзя же трусить всю жизнь!

              Ведь я ничуть не боюсь высоты,
              Я прыгал два раза с крыши...

    Он отошел,  вздохнул и крепко сжал болтик. И разбежался так, что
ветер засвистел в ногах. Р-раз! Он перелетел! Мельком увидел под со-
бой темную глубину траншеи с голубым осколком воды и упал на  четве-
реньки в кучу рыхлой глины.
    Вскочил, отряхнул глиняные крошки и  пошел,  не  оглянувшись  на
девчонок.
    Но так спокойно и независимо шел он недолго. Потому что на тихой
улице  послышался громкий плаксивый голос.  Кто-то кричал и причитал
за углом высокого дома.
    Максим заторопился и свернул в переулок.  На тротуаре стояла ху-
дая,  как палка,  тетенька в синем платье и клетчатом платке. Платок
закрывал всю голову,  лоб и шею. Голова была похожа на клетчатый шар
с маленьким остроносым лицом.  Тетенька стояла прямо,  как на сцене,
и, глядя перед собой, голосила:
    - Сгорим, сгори-им ведь, паразит он проклятый, утюх-та не выклю-
чен,  и ушел, чтоб его машина переехала, опять наберется по уши, ви-
сельник окаянный!..
    Толстый дядя в полосатой рубахе,  две женщины с большими сумками
и очень высокий гражданин в очках стояли неподалеку  и  переглядыва-
лись.  Видно,  понять не могли: что за невыключенный "утюх", который
ушел куда-то, и почему его должна переехать машина.
    Максиму тоже  стало интересно и сделалось немного жаль крикливую
тетеньку.
    Подошла еще  женщина - видно,  знакомая.  Ухватила голосистую за
локоть. Громко спросила:
    - Что с тобой, Марина?
    Тетенька с девчоночьим именем Марина стрельнула по сторонам гла-
зами и опять запричитала:
    - Только на минутку вышла к Нюре  за  маслом,  велела  паразиту:
"Никуда не уходи",  - ключ не взяла,  а он уже смылся, дверь захлоп-
нул! Только бы за воротник залить ради субботы,  а что  утюх  горит,
сообразить - ума нет! Ой, пожар будет на всю улицу! Ой, будет!.. Там
газеты рядышком лежат, все равно что растопка...
    - Ну  ясно,-  сказал  толстый дядя женщинам.- Муж сбежал,  ключа
нет, утюг калится. Это надо же: уходить - и не выключать электропри-
боры.
    - На минутку вышла-то, кто же его знал!-жалобно откликнулась Ма-
рина. И захныкала, не поворачивая головы.
    - Подожди ты!  Может, твой Витя выключил утюг-то, - сказала зна-
комая.
    Марину опять прорвало:
    - Выключит он,  как же! Сроду ничего не выключает, палец о палец
стукнуть дома не желает,  чтоб он отравился!  Наделаем  пожару,  всю
жизнь не расплатимся, будет знать, рожа запойная!
    - Дело понятное,  - сказал толстый дядя.  - Все может  кончиться
возгоранием.
    - Тогда,  наверное,  есть смысл немедленно позвонить пожарным, -
откликнулся высокий гражданин.
    Несколько остановившихся прохожих ему возразили:  а  вдруг  утюг
все же выключен и пожарные приедут зря? Неприятность будет.
    - Пока ведь не горит.  Ежели бы горело,  дым бы из форточки шел.
Она открытая.
    Все посмотрели наверх.  Над нижним кирпичным этажом  поднимались
еще  два-деревянные,  и на верхнем,  под узорчатым карнизом большого
окна, темнел квадрат распахнутой форточки.
    Подошли две девчонки-то,  что стояли у ворот,  когда Максим пры-
гал. Тоже стали смотреть на форточку, быстро поняли, что к чему. Од-
на сказала:
    - Если бы кто залез да выключил...
    - Это,  пожалуй, здравая мысль, - откликнулся высокий гражданин.
- Но кто рискнет? Тут необходимы ловкость и сноровка.
    Может быть,  они просто так говорили,  но у Максима под рубашкой
забегали холодные мохнатые жуки.  Показалось, что все смотрят на не-
го.  Если ловкость и сноровка, то у кого? Не у толстого же дяди и не
у этих пожилых женщин с кошелками. И не у девчонок с глупо приоткры-
тыми ртами.
    Наверно, видели передачу и уже вспоминают, как он пел про полет.
    Здесь, конечно,  не песню петь. До окна с форточкой метров семь:
если стукнешься,  щепки будут... А пилотка? А эти слова: "Ведь я ни-
чуть не боюсь высоты"?  Попробуй теперь сделать вид, что тебя ничего
не касается, попробуй уйти! Может быть, ничего не скажут, но как бу-
дут смотреть вслед...
    И как потом ходить по городу в пилотке с крылышками?
    Максим глянул  на водосточную трубу.  Даже не оправдаешься,  что
старая и не выдержит.  Или что грязная - перемажешься ржавчиной. Как
назло, новая, прочная, покрытая коричневой масляной краской.
    В конце концов,  по шесту в спортзале он лазил, не падал...
    И по правде говоря,  как было бы здорово, если бы сейчас юа виду
у всех он спас от пожара дом...
    Чувствуя замирание в душе.  Максим снял пилотку и положил в  ие„
болтик.  Потом расстегнул и скинул жилет.  Протянул все это высокому
гражданину в очках:
    - Подержите, пожалуйста.
    Гражданин с почтением взял Максимкино имущество. Зрители эапере-
говаривались:
    - Ишь, смелый малец...
    - А чего! Он как перышко, враз доберется.
    - Перышко! Мать-то видела бы...
    - Да поймаем, коли оборвется...
    - Ты, мальчик, главное, не бойся, забудь, что высоко...
    - Граждане, зачем вы разрешаете? А если что случится?
    - А если пожар?
    - Мальчик, не надо!
    "Не надо"!  Теперь никуда не денешься, нужно держаться до конца.
Максим,  не оборачиваясь, подошел к трубе и здесь сбросил сандалии и
носки. Глянул вверх, вдоль трубы. И все, наверно, смотрели, как он -
ловкий, гибкий и быстрый - готовится рисковать. Сзади тяжело затопа-
ли - подошел толстый дядя.
    - Давай-ка, акробат, я подсажу повыше. Все легче будет.
    И не успел Максим вздохнуть, как оказался в двух метрах над зем-
лей. Почти на уровне второго этажа.
    Он вцепился в трубу.  Сжал ее коленями, ступнями, ладонями. При-
жался грудью и даже щекой.  Будто приклеился.  Посмотрел вниз. Все с
ожиданием глядели на него. Максим вздохнул и полез...
    Труба, хотя и блестящая была,  но не очень скользкая. И не очень
шершавая - не царапалась.  Она словно прилипала к ногам  и  ладоням.
Угол дома был в тени, труба не нагрелась от солнца и приятно холоди-
ла. Максим после каждого рывка прижимался к ней щекой. Это прогоняло
боязнь.
    В общем,  лезть было не очень трудно,  и Максим  понял,  что  до
третьего этажа доберется.
    А вот как дальше?
    Он подтянулся последний раз,  встал  на  перемычку,  соединявшую
трубу  со стенкой.  Железо было тонкое и резало ступни.  Максим сжал
зубы, зашипел от боли и поскорее перебрался на длинный карниз, кото-
рый отделял второй этаж от третьего.
    Окно с форточкой было третьим от угла.  Цепляясь за  косяки,  за
выступы деревянных узоров и переплеты рам, он стал пробираться вдоль
стены. Снова стало жутковато, и, чтобы не дрожать. Максим уговаривал
себя: все это не страшно,  до земли всего два этажа, а если точнее -
то полтора, потому что первый, каменный, - не настоящий этаж, а поч-
ти полуподвал. И если что случится, толстый дядька обещал поймать...
    До окна он добрался. Подергал створки. Они, конечно, не открыва-
лись. Теперь начиналось самое сложное. Внизу переговаривались, дава-
ли Максиму советы и даже требовали,  чтобы он спускался обратно.  Но
он не обращал внимания. Он знал, что выход один - лезть в форточку.
    Он дотянулся до верхнего карниза,  встал  пальцами  на  узенькую
кромку  подоконника.  Нижний край форточки оказался на уровне груди.
Максим сунул в форточку голову и руки, лег грудью на переплет, заца-
рапал коленками по скользкому стеклу. И, сам не зная как, начал про-
талкиваться все дальше,  дальше. Наконец перевесился и радостно сва-
лился вниз головой в комнату.
    Нет, не зря он сюда забрался!  В комнате уже плавал едкий дымок.
На  шерстяном  одеяле,  накрывавшем стол,  вокруг чугунной подставки
утюга, расползалось коричневое пятно, похожее на большого краба.
    Максим дернул шнур, схватил за ручку утюг, ударил им по подстав-
ке. Она со звоном покатилась и легла у двери. Максим поставил на нее
безопасный теперь утюг.  Потом, кашляя от запаха горелой шерсти, по-
дошел к окну,  дернул запоры.  Распахнул створки.  Снизу,  одинаково
приоткрыв рты, смотрели на него разные люди.
    - Все!- сказал Максим.- Выключил.  Еще немного, и загорелось бы.
Одеяло уже дымилось.
    Он был сдержан,  а душа у него ликовала. Две девчонки перегляну-
лись,  снова задрали головы и вдруг зааплодировали. Как на концерте.
И тогда другие люди,  взрослые, тоже захлопали. Все. И толстый дядя,
и  женщины  (они  аккуратно  поставили на тротуар сумки),  и высокий
гражданин в очках (он повесил Максимкии жилет  на  локоть).  И  даже
трое больших мальчишек-они подошли, когда Максим забирался в окно. И
еще разные прохожие.
    Максим даже  отодвинулся  на полшага от подоконника.  И наверно,
слегка покраснел.  Второй раз за сегодняшний день его награждали ап-
лодисментами.  Снова он был победитель. Может быть, напрасно он сов-
сем недавно считал себя трусом?
    Максим сделал спокойное лицо и перегнулся через подоконник. Надо
было узнать,  как выбраться из квартиры.  Он не успел даже спросить.
Голосистая Марина одна из всех не хлопала и, едва Максим наклонился,
закричала:
    - Ты иди,  мальчик, иди в коридор, там дверка с замочком. Ты иди
отопри, а я поднимусь!
    И, не сгибаясь,  торопливо засеменила во двор-словно ходячая си-
няя палка с клетчатым шаром-набалдашником.
    Максим через кухню вышел в коридор. Здесь горела желтая лампочка
и почему-то пахло ржавчиной и керосином.  На стене  висела  жестяная
ванна,  велосипед  без переднего колеса и старые пальто.  На высокой
двери с деревянными завитушками поблескивал новый  накладной  замок.
Он  был  сложный  - с рычажками и кнопками.  Как на секретном сейфе!
Максим понажимал,  подергал,  но без всякого результата.  За  дверью
послышались поспешные мелкие шаги.
    - Как открывать-то?  - нетерпеливо спросил Максим.  - Я в  школу
опаздываю.
    - Кнопочку,  кнопочку снизу  нажми,  а  рычажок  отведи,  оттяни
его...  Кнопочек  на  замке  было две.  Максим нажал их по очереди и
вместе,  подергал рычажки. Попытался повернуть граненую ручку. Замок
сопротивлялся с железным упорством.  Максим стукнул по нему кулаком,
отбил сустав на мизинце, сунул палец в рот и шепеляво произнес:
    - Ну и шиштема! Я не жнаю, што делать!
    - Заело!- запричитала Марина.- Его, как сильно хлопнешь, завсег-
да заедает!
    Максим вынул изо рта палец и сердито потребовал:
    - Ну слесаря тогда зовите. Мне же в школу надо скорее.
    - Где его в субботу найдешь,  слесаря-то?  Вот уж если Витя при-
дет...
    Жди, когда ее Витя явится!
    Успех всегда  прибавляет сил.  Максим чувствовал в себе сердитую
смелость. Решительно шлепая босыми ступнями, он опять прошагал к ок-
ну.  В конце концов, это даже лучше-вернуться на землю тем же риско-
ванным путем.
    - Замок  у нее заело,  - с ехидной ноткой громко объяснил Максим
зрителям. - А мне в школу пора.
    Он ловко  перебросил  ноги  через  подоконник  и  опять встал на
узенький карниз.
    - Мальчик!- сказал гражданин в очках. - Не надо! Сейчас нет осо-
бой необходимости, а...
    Но договаривать он не стал.  Какой смысл?  Максим уже двигался к
трубе.  Он пробирался вдоль стены цепко и  ловко.  Рубашка  выбилась
из-под резинки на штанах и,  наверно,  красиво трепетала на ветерке.
Максим не боялся. Путь по карнизу был знаком, а по трубе он спустит-
ся  в  два  счета -  это ведь не вверх карабкаться.  Один раз у него
дрогнула и сорвалась рука. Девчонки громко ойкнули. Но это лишь при-
бавило  Максиму храбрости.  Он вцепился в трубу и,  поглядывая вниз,
начал спускаться. Толстый дядя подошел и растопырил руки.
    - Спасибо,  я сам, - сказал Максим. Скользнул до конца трубы и с
облегчением ступил на ее изгиб - в полуметре от земли.
    В эту  секунду нижнее колено трубы вырвалось из скоб и грянулось
о землю. Вместе с Максимом.
    Он грохнулся на бок,  плечом и локтем, и отлетел к фундаменту, с
размаху стукнувшись левой коленкой о шершавые кирпичи.
    Секунду он лежал оглушенный. Потом подумал: "Вот глупо-то! У са-
мой земли.  Смеяться будут". Быстро сел. Посмотрел на локоть: сильно
ли порвана рубашка?  Странно:  не порвана и даже почти не испачкана.
Это хорошо!
    Он толкнулся  о  землю  ладошками,  чтобы  вскочить и засмеяться
вместе со всеми. В колене словно взорвалась маленькая бомба - на сто
колючих осколков!  Максим тихонько ойкнул и посмотрел на колено. Там
было что-то красное и блестящее. Максим зажмурился, и его слегка за-
тошнило.
    Максима обступили и пытались поднять.
    - Осторожно,  осторожно!..  Очень больно, мальчик? (Еще бы! Боль
нарастает резкими толчками. Такая, что слезы уже не сдержать.)
    - Тише, товарищи, ногу не трогайте. Вдруг сломана! (Этого еще не
хватало! Ведь послезавтра сбор!)
    - "Неотложку" надо,  шов придется накладывать... (Мамочка! Какой
еще шов?)
    - Не надо шов, на мальчишках все подсыхает... (Вот и хорошо...)
    - Да,  подсыхает! Смотрите, земля попала! А если заражение? Надо
прививку...
    - Не надо! - отчаянно сказал Максим.
    - Тише,  тише мальчик,  не бойся.  Нужно перевязать. У кого есть
чистый платок? (Как назло, платок дома остался!)
    - Девочки, у вас есть платок?.. Эх, а еще девочки.
    - Тут больница недалеко.  Давайте,  мы на  руках  дотащим!  (Это
большие мальчишки. Им что! Возьмут и дотащат. А там...)
    - Спокойно, товарищи. Где раненый? Дайте-ка я возьмусь.
    Это был густой командирский голос. Максим разлепил мокрые веки.
    Сквозь повисшие на ресницах капельки он увидел громадного  чело-
века.
    Человек был большущим в высоту и ширину.  Как башня. Башня, оде-
тая в синюю форму гражданского летчика.  Где-то в подоблачной вышине
маячила белая клеенчатая фуражка с голубым околышем.  Этот необыкно-
венный  летчик  словно  весь  состоял из круглых больших складок.  В
складках необъятный живот,  обтянутый форменным пиджаком.  Складками
повисла шея над белым воротничком сорочки.  В складках крупное лицо.
И оттуда,  с вышины,  добродушно и внимательно смотрели  на  Максима
очень синие глаза.  Такие же синие,  как у плотника, который подарил
золотую щепку.
    Люди расступились. Человек-башня вытянул из брючного кармана бе-
лоснежный платок размером с  небольшую  скатерть.  Потом,  колыхаясь
складками,  присел над Максимом. Мягко, но решительно взял в большу-
щие пальцы его ногу...
    Плотная повязка придавила, ослабила боль, сделала ее нестрашной.
Летчик поднял Максима.
    - Ступить можешь?
    Максим попробовал. Шепотом сказал:
    - Могу, если несильно.
    Рукавом вытер ресницы, помигал и спросил:
    - А где моя пилотка?
    Высокий гражданин торопливо подошел:
    - Вот, пожалуйста. И винтик ваш...
    Максим улыбнулся:
    - Это мой болтик.
    Ему помогли надеть жилетик.  Натянули носки и застегнули  санда-
лии. Летчик, увидев пилотку, пророкотал:
    - Эге, да ты тоже из авиаторов. Неудачно сел?
    Максим опять улыбнулся,  посмотрел на колено. И снова испугался:
сквозь платок проступало красное пятно.  Летчик  сказал  обступившим
людям:
    - У меня тут машина. Сейчас отвезу пострадавшего товарища в нашу
санчасть. Там посмотрят.
    Взрослые зрители обрадованно запереговаривались:  как все удачно
получается!
    Им-то что! Это ведь не им, а Максиму в санчасть, где на стеклян-
ных полках всякие блестящие штуки: щипцы, ножницы, шприцы...
    - Может, не надо? Подсохнет, - жалобно сказал он.
    Летчик проурчал что-то по-медвежьи,  подхватил Максима,  как ще-
почку, и понес. Куда денешься с такой высоты из таких могучих лап?
    А может быть, все еще обойдется? Перевяжут - и дело с концом. Не
обязательно же прививка...
    Максим слегка успокоился. Сидеть было удобно. Он плыл над троту-
аром, покачиваясь, как в люльке. От летчика пахло крепким одеколоном
и  табаком.  У  него были седые брови,  клочковатые светлые волосы и
большой круглый нос в прожилках.  А глаза были  ласковые.  И  Максим
вдруг подумал,  что летчик похож на Деда-Мороза,  которого побрили и
одели в форму.
    Летчик принес Максима к старенькому "Москвичу", усадил на перед-
нее сиденье. Сам зашел с другой стороны, стал втискиваться в кабину.
"Москвич" застонал и присел на рессорах.
    - Старость...- сказал летчик и  немного  смущенно  покосился  на
Максима. Потом озабоченно спросил: - Не болит? Не сгибай пока ногу.
    Максим глянул на колено и коротко вздохнул: красное пятно сдела-
лось больше.
    Летчик стал торопливо давить на педаль стартера. "Москвич" зачи-
хал.
    - Сейчас, быстренько доедем...
    - А куда?- спросил Максим.
    - Туда, где Управление Аэрофлота. Может быть, видел?
    - Конечно,  видел! Я там во дворце в ансамбле занимаюсь. Видите,
и форма такая: хор "Крылышки".
    - Вот и отлично,  - прогудел летчик.  - Я сразу понял, что ты из
наших... А чего это ты приземлился так неладно?
    - Да...  из-за одной растяпы,- небрежно сказал Максим.- Утюг ос-
тавила включенный,  а дверь захлопнулась.  Пришлось лезть на  третий
этаж. Хорошо, что успел: уже гореть начало...
    - Да ты герой,  - серьезно сказал летчик.
    У Максима  уши стали теплые,  и он отвернулся к окошку.  Они уже
ехали. Скоро замелькали дома на знакомой улице Титова.
    - Сейчас  домчимся,  - опять зарокотал летчик.  - Там тебя быст-
ренько починят. Промоют, перевяжут... Ну, укольчик в одно место, без
этого никто не проживет. И будешь прыгать, как новенький.
    - Укольчик-то зачем?- слабым голосом откликнулся Максим.
    - Надо, братец. Чтобы глупого риска не было. У нас в сорок пятом
году бортмеханик был - всю войну целехонький прошел,  а  потом  руку
поранил,  загрязнил  и помер.  На двенадцатый день скрючило всего от
столбняка. Так что лучше уж сразу делать как надо.
    Вот и все.  Никакой надежды.  Теперь,  даже если была бы возмож-
ность спастись.  Максим не стал  бы  убегать.  Потому  что  укол-это
страшно,  однако  помирать  в неполные десять лет-тоже что хорошего?
Особенно когда у тебя на счету столько побед, а кругом лето...


                               Обида

    "Москвич" остановился  у здания,  где было Управление Аэрофлота.
Но не у главного входа,  а сбоку. Летчик со скрипом выбрался наружу,
обошел машину,  открыл дверцу с Максимкиной стороны. Добродушно про-
тянул большущие ладони.
    - Ну что, пилот, пойдем на ручки?
    Неизбежное приближалось.  У Максима в животе и  груди  ощущалась
холодная  пустота,  а в ней противно и однотонно стонали беспокойные
струнки. Все это и называлось "страх". От такого чувства слабеют но-
ги, если даже они обе здоровые.
    Но, кроме страха,  в человеке есть гордость.  Она со страхом бо-
рется,  и  они  стараются друг друга повалить на лопатки.  В Максиме
никто из них пока не повалил другого. Максим стал вылезать из "Моск-
вича".
    - Я сам пойду.
    - А не больно?
    Максим осторожно ступил на левую ногу.  Боль толкнулась в разби-
том колене,  но терпимо. Это был пустяк по сравнению с тем, что Мак-
сима ожидало.
    - Ничего, можно идти, - уныло сказал он.
    - Ну и молодец.
    Они прошли через садик, и Максим увидел в стене голубую дверь, а
на ней белый кружок с красным крестом. Вот такая жизнь! Боишься, бо-
ишься, и наконец все равно случается то, чего боишься.
    Он вспомнил слова летчика про "положенное место" и успокоил  се-
бя, что, наверно, это не так больно, как под лопатку. Хотя, с другой
стороны, конечно, неприятнее... Но ведь в санчасти у летчиков навер-
няка все врачи - мужчины.  Так что ладно уж... В прохладном коридоре
был ряд белых дверей.  Летчик пошел к самой дальней. Максим, прихра-
мывая, - за ним. Струнки в нем перестали стонать, но дрожащая пусто-
та внутри осталась.
    В санчасти все оказалось так,  как ожидал Максим. Бинты, склянки
и блестящие штучки на стеклянных этажерках.  Белые стулья  и  тахта,
накрытая клеенкой.
    Только врача-мужчины не было,  а была девушка. В халате и шапоч-
ке, как у Светланы Сергеевны в школе. Совсем-совсем молоденька