как на Риткином затылке пры-
гают белые с черными горошинами банты.
    - Пенкина, купи слона, - сказал он.
    - Да ну вас!- бросила она,  не обернувшись.- Все с ума посходили
с этим слоном. И так переживаешь из-за концерта, а они еще...
    Подумаешь, переживает.  Может,  Максим тоже волнуется, только не
кричит об этом в коридоре.
    Они пришли в комнату,  где собрался хор "Крылышки".  Оттого, что
на всех стенах были зеркала,  казалось, будто народу здесь целая ты-
сяча.  Толпились,  переговаривались, смеялись, ойкали от случайных и
неслучайных толчков локтями. Те, кто пришли тепло одетые, укладывали
теперь свои пальто и куртки на длинные столы. Вот будет потом нераз-
бериха!
    Алик Тигрицкий стащил через голову мохнатый громадный  свитер  и
весело повернулся к Максиму.  Он совсем не злился,  что Максим будет
вместо него петь песню про полет.
    - Рыбкин, купи слона!
    - Да я уже знаю, - сказал Максим.
    - Все  говорят "да я уже знаю"...- обрадовался Алик.  И тут раз-
дался голос Анатолия Федоровича:
    - Друзья! Минутку внимания! Скоро начинаем. А пока - подготовим-
ся...
    И тогда у Максима и вправду от волнения засосало внутри.

    Студия не похожа была на зрительный зал дворца.  Вместо сцены  -
ступеньки и маленькие помосты разной высоты. Вместо стульев для зри-
телей тоже ступени - полукругом, как ряды на стадионе. Там уже сиде-
ли ребята в пионерской форме - зрители из разных школ.  Ребят из ан-
самбля посадили вперемешку со зрителями.  Под .потолком включили це-
лые  шеренги прожекторов.  И еще прожектора - большущие,  на длинных
ногах.  Их стекла были затянуты марлей,  а то,  наверно,  можно было
совсем ослепнуть.
    Операторы катали по полу тяжелые камеры на высоких,  похожих  на
столбы  подставках.  За  камерами  извивались черными змеями кабели.
Опять появился Анатолий Федорович.
    - Эй, "Крылышки"! Полетели на сцену!
    Что? Уже? Максима даже слегка затошнило от волнения. Но это была
пока репетиция. Даже не репетиция, а прикидка: где кому стоять и си-
деть.  Оказалось,  что хор не будет выстраиваться в три шеренги, как
обычно,  а ребята рассядутся вразброс на ступеньках и больших фанер-
ных кубиках.
    - Так будет естественнее, - сказала Анатолию Федоровичу кудрявая
девушка с микрофоном на груди.  Анатолий Федорович нахмурил дремучие
брови.
    - Непривычно это. Что ж заранее не сказали?
    - Ну, вы такие молодцы! Справитесь! Справитесь, ребята? "Крылыш-
ки" радостно завопили,  что справятся.  Сидеть было интереснее,  чем
стоять рядами.
    - Порепетировать бы,  - сказал Анатолий Федорович.  Но девушка с
микрофоном торопливо объяснила, что репетировать уже некогда: "Осве-
тители и так затянули подготовку, и время поджимает".
    Анатолий Федорович посмотрел ей вслед и позвал Алика и Максима.
    - Ну что, коллеги? Страшновато?
    Алик помотал головой.  Солист Тигрицкий имел большой опыт и  ни-
когда не волновался. А Максим сказал:
    - Маленько... Ох...
    - Ничего,  ничего.  Вы  уж не подведите...  А то и так все через
пеньколоду... Э, Максимушка, у тебя что с рукой?
    А было не "с рукой",  а "в руке". Болтик. Максим так его и носил
в кулаке. Он разжал пальцы и показал находку:
    - Некуда положить.
    Ладошка была вспотевшая,  красная, со следами смазки и рубчиками
от резьбы.
    Анатолий Федорович покачал головой.  Вытянул из кармана платок и
начал вытирать Максимкину руку. А потом и болтик.
    - Это что? Талисманом запасся, чтобы не бояться? Э?
    - Да нет, просто нашел. А куда девать?
    - Ага!  А я думал,  это у тебя амулет,  для храбрости.  Ты с ним
петь собираешься?
    - А можно?
    - Ну... можно, наверно. Только ты уж постарайся.
    Максим кивнул... и почувствовал, что волнение прошло. Стало спо-
койно,  уютно и даже чуточку спать захотелось.  Наверное,  от тепла.
Разные светильники и прожекторы так нагрели воздух,  что  стало  как
летом на черноморском пляже.  Максим с сочувствием поглядел на стар-
ших ребят: как они жарятся в своих костюмах...
    "Крылышки" опять рассыпались по зрительским местам.  На площадку
перед камерами выходили другие группы.  Тоже что-то  прикидывали,  о
чем-то спорили.
    Наконец откуда-то сверху  донесся  радиоголос:  "Всем  внимание!
Сейчас начинаем!"
    Старший хор - в голубых пиджаках и клешах-выстраивался  на  пло-
щадке.
    Вышла вперед незнакомая женщина - молодая,  в красивом  пушистом
свитере. Улыбнулась и заговорила отчетливо и весело:
    - Дорогие ребята!  Уважаемые телезрители!  Сегодня в нашем  кон-
цертном зале выступают юные артисты:  певцы, музыканты, танцоры. Ко-
нечно,  это пока не настоящие артисты,  это такие же ребята, как вы.
Просто они очень любят петь,  плясать, играть на музыкальных инстру-
ментах. А учатся этому они в своем пионерском ансамбле...
    Появилась ведущая - пятиклассница Светка Данилевская.  И в нава-
лившейся тишине голос ее был очень звонким:
    - Выступает  детский музыкально-хореографический ансамбль Дворца
культуры имени Чкалова!..
    Потом еще минут пять:  кто художественный руководитель, кто кон-
цертмейстер, кто дирижер, кто композитор... Наконец старшие запели.
    Максим назубок знал их программу и потому не очень слушал. Боль-
ше следил за операторами у камер.  Иногда  камеры  поворачивались  к
зрителям.  Значит,  сейчас Максима видят в телевизорах!  Мама видит,
папа, Андрей. И ребята...
    Максим старался  изо всех сил сидеть солидно,  а болтик покрепче
стиснул в кулаке.
    Хор спел две песни про космонавтов,  потом про "Зарницу".  После
этого на площадке появился оркестр.  Точнее, не весь оркестр, а нес-
колько человек-самых младших.  С трубами,  флейтами и барабаном. Се-
ребряный контрабас был таких размеров,  что совсем упрятал под собой
мальчишку-музыканта.  Лишь ноги торчали да голубая пилотка.  Барабан
тоже оказался великанским. Однако и девчонка-барабанщица была не ма-
ленькая-худая, но высокая, выше всех.
    А впереди оркестра встал тот мальчик, что встретился в коридоре:
"Купи слона..." Он держал медные тарелки. Лицо у мальчика было серь-
езное.  Но Максиму показалось, что за серьезностью прячется хитрова-
тая улыбка: "Это я на первый взгляд такой спокойный, а вот как возь-
му да гряну..." Максим тихонько засмеялся и постарался встретиться с
мальчиком глазами. Но тот стоял будто в строю-сдвинул пятки, опустил
руки и глядел прямо перед собой. Ну и пусть. Все равно он с Максимом
немножко знаком,  и Максим рад, что выступает такой хороший человек.
Жаль,  что они раньше не встречались.  А как встретишься?  Хор и ор-
кестр занимаются в разные дни...
    - Старинная мелодия!- объявила Данилевская.- Марш отдельного Ку-
банского пластунского батальона "Морской король"!  Исполняет младшая
группа духового оркестра! Дирижер Евгений Сергеевич Кочкин!
    Евгения Сергеевича можно было бы звать просто Женей: он оказался
чуть постарше Максимкиного брата  Андрея.  Евгений  Сергеевич  легко
вспрыгнул на площадку и поднял руки.  Маленький музыкант с тарелками
покосился на дирижера и чуточку улыбнулся. Они заиграли.
    Марш был красивый.  Местами немного печальный, но все равно бое-
вой.  Он Максиму очень понравился.  А больше всего понравилось,  как
мальчик  ударял  тарелками.  Грянет,  потом широко разведет и плавно
опустит руки.  Он был почему-то без пилотки, и после каждого удара у
него от толчка воздуха торчком вставал отросший русый чубчик.
    Максиму хотелось, чтобы марш звучал долго-долго. Но, что подела-
ешь,  он  кончился.  И тогда Максим захлопал вместе со зрителями изо
всех сил. Жаль, что мальчик с тарелками не посмотрел на него: навер-
но, не заметил среди многих мальчишек и девчонок.
    Ребята из танцевальной группы  сплясали  "Тройку",  и  наступила
очередь "Крылышек". Народ в вишневых пилотках отовсюду стал сбегать-
ся к площадке и усаживаться,  как договорились.  Получилось шумно  и
даже бестолково.  "Неужели весь этот кавардак видно на экранах?" - с
беспокойством подумал Максим. Наконец расселись.
    Три большие телекамеры смотрели на них темными выпуклыми стекла-
ми.  На одной камере над объективом горела красная лампочка. Значит,
эта камера как раз и работает. Максим старался на нее не смотреть. У
него опять от волнения заныло внутри. Но тут он сообразил, что песня
о полете еще не сейчас.  Есть время, чтобы собрать всю смелость.
    Рядом с камерой, так, чтобы не попасть на экраны, встал Анатолий
Федорович. Опять бойко затопала к микрофону Светка Данилевская.
    - Выступает хор "Крылышки"!  Художественный руководитель и дири-
жер Анатолий Федорович Вершков.
    Зрители захлопали, а хор смотрел на Анатолия Федоровича. Тот не-
заметно кивнул, поднял руку: внимание...
    Сначала вместе, без солистов, спели "Кузнечика": как его слопала
лягушка.  Потом  Алик пел свои "Макароны".  Это шуточная песня,  как
один итальянец очень хочет похудеть,  но ничего не может с собой по-
делать:  больше всего на свете он любит вкусные макароны и, как уви-
дит, сразу на них набрасывается.
    Алик пел здорово,  смешно. Зрители долго хлопали и веселились. А
Максим понимал,  что вот наступает и его минута. И даже ноги ослабе-
ли.
    "А ну,  прекрати,-сказал он себе строгим маминым голосом.- Прек-
рати сию же минуту. Изволь держать себя в руках!"
    И это немножко помогло.  Потом он увидел, как ему улыбнулся Ана-
толий Федорович, и эта улыбка тоже помогла. В самом деле, чего нерв-
ничать? На репетициях-то он пел нормально. А здесь что? Ребят не так
уж много,  зал меньше,  чем во дворце.  Будто в комнате поешь. А про
камеры не надо думать, вот и все...
    - "Песня о первом полете"! Солист Максим Рыбкин!
    Ух ты,  как стало тихо!  Почему это?  Или только так кажется? Ну
ладно...
    Максим поднялся,  сжал в кулаке болтик и храбро пошел к микрофо-
ну.  Правда, по пути он зацепил ногой фанерный кубик, на котором си-
дела Пенкина,  и чуть не потерял равновесие.  Но не потерял. Никто и
не заметил, наверно, как он споткнулся.
    Микрофон был похож на черную решетчатую грушу.  Груша торчала на
блестящей палке-как раз на уровне Максимкиного подбородка. Максим не
стал подходить к микрофону вплотную: чего он будет прятаться за него
от камер? Анатолий Федорович кивнул ему: "Правильно".
    Максим встал прямо-прямо и опустил руки.  Не будет он руки  дер-
жать за спиной, как Алик. Не о макаронах поет, а о летчиках... Инте-
ресно,  правильно ли сидит на голове пилотка?  Сейчас уже не  прове-
ришь... Не сбиться бы... Главное, как запоют, сразу представить поле
и самолеты.  Ну а как же иначе? Он сразу и представит. Небо, облака,
траву,  легкие  разноцветные аэропланы.  И себя недалеко от машины с
серебристыми крыльями.
    Зазвучал рояль.  И вот уже началась песня. Но это еще не его, не
Максимкины, слова. Пока поет хор:

              Над травами,
                      которые
              Качает ветер ласковый,
              Над кашкой и ромашками
              Растет веселый гром:
              С рассветом просыпается,
              Под крыльями качается
              Наш маленький
                         учебный
                             городской аэродром.

              Пока еще сигнала нет
              От строгого диспетчера,
              Пока пилоты прячутся
              От солнца под крылом,
              Мальчишка в синей маечке.
              Дежурным не замеченный.
              В траве стоит, не двигаясь,
              И взглядом просит он...

    Максим для убедительности еще крепче сжал болтик.  Глянул поверх
голов зрителей. Прожекторы светили в глаза и грели, как летнее солн-
це. Максим слегка прищурился и запел:

              Товарищ летчик!
                      Ну что вам стоит?
              Я жду уже три недели...
              Ведь это совсем-совсем простое
              Для вас, для летчиков, дело.

              Мне очень надо подняться в небо -
              Я летчиком тоже хочу быть,
              А в небе ни разу, ни разу не был...
              Возьмите,
                      сделайте чудо!

    Он пел, и ему уже казалось, что он в самом деле просит летчиков,
чтобы  взяли  в полет.  И если будет просить очень убедительно,  изо
всех сил, тогда, может быть, и в самом деле случится чудо.

              Ведь я не прошусь ни в тайгу,
                                        ни на полюс,
              Ни в жаркие страны далекие.
              Мне лишь на минуту взлететь над полем...
              Возьмите!
                      Я очень легкий!

    И потом, как последний, отчаянный довод:

              Ведь я ничуть не боюсь высоты,
              Я прыгал два раза с крыши!..

    И тихо.  На секунду тихо.  И каждый раз,  когда Максим кончал на
этих словах, он чуточку боялся: возьмут? Он знал, что возьмут, и все
равно с напряжением ждал,  когда хор совсем развеет тревогу.  И  хор
закончил песню:

              Рванули на клочья
                                воздух
                                       винты,
              Прижались от ветра трава и кусты:
              Машина с мальчишкой рванулась -
                                        все выше!
              Выше!
                  Выше...
                        Выше...


    Песня затихла постепенно и плавно,  как  затихает  звон  мотора,
когда самолет уходит к горизонту.
    И стала нарастать тишина.  Какая-то удивительно плотная тишина и
очень долгая. Что же это? Так и будет? А что теперь делать?
    И вдруг кто-то хлопнул.  И еще!  И  сразу  рванулась,  понеслась
трескучая река аплодисментов, и Максим в первую секунду испугалсяда-
же больше, чем тишины. Не так уж много народа, откуда же столько шу-
ма?  Хлопают, хлопают. Кто-то даже крикнул: "Молодцы!" Как в хоккее.
Максим растерянно оглянулся на хор.  Ребята стояли и  тоже  хлопали.
Подошел и встал рядом с Максимом Анатолий Федорович. Взял Максима за
плечо.  Максим глянул на него удивленно и вопросительно. Алексей Фе-
дорович улыбнулся ему мельком, потом стал смотреть в зал и несколько
раз поклонился.  Быстрыми шагами подошла красивая женщина в пушистом
свитере - та, что открывала концерт. Нагнулась сбоку над Максимом.
    - Тебя зовут Максим?  Поздравляю,  Максим,  ты хорошо пел.  - И,
выпрямившись, спросила:- Верно, ребята?
    Аплодисменты опять налетели,  как шумный ветер. А когда приутих-
ли, она спросила:
    - Тебе нравится петь?
    - Ага...- сказал он сипловато от смущения.  И поправился:  - Да,
нравится.
    - Ты, наверно, не первый раз выступаешь на концерте?
    - Первый... То есть солистом первый. И по телевизору...
    - Ну,  тем  более  поздравляю.  Удачное начало...  Ты кем хочешь
быть, Максим?
    Он беспомощно  глянул  на Анатолия Федоровича.  Но тот ободряюще
улыбался: "Держись".
    - Я не знаю, - почти шепотом сказал .Максим.
    - Но все-таки! Может быть, летчиком?
    - Может быть,- согласился Максим.  Но обманывать не хотелось,  и
он опять повторил: - Не знаю... Правда, не знаю. Я еще не решил...
    Кажется, это  был  неудачный ответ.  А что сказать?  Максим свел
брови и досадливо потер лоб кулаком. Зрители засмеялись. Максим пос-
пешно опустил руки. Женщина в свитере тоже смеялась.
    - Ничего, Максим, время еще есть, успеешь решить... А что у тебя
в кулаке?
    - Это так, болтик, - растерянно объяснил Максим и раскрыл ладош-
ку.
    - Интересно. А зачем он тебе?
    Долго было  про  все  рассказывать.  Максим  набрался храбрости,
улыбнулся и сказал:
    - Для крепкости...


                 "Ведь я ничуть не боюсь высоты..."

    Лето вначале кажется сказкой.  Потом привыкаешь, но первые дни -
радость  и  праздник.  А  самый  первый  летний день-настоящее чудо.
Все - чудо!  Запах короткого дождика,  который вымыл  асфальт  (хотя
дождя не было, а проехала поливальная машина). Стайка желтых бабочек
над газоном.  Согретый воздух,  обнимающий со всех сторон,  отвесные
лучи, которые греют плечи сквозь тоненький жилет и рубашку. И чудес-
ная легкость:  нет на тебе ни пальто, ни тесной куртки с кусачим во-
ротником.  Скачешь  и  словно купаешься в солнечном воздухе.  А если
разбежаться и посильнее ударить подошвами об асфальт,  можно подско-
чить и полететь к облакам, похожим на большие белые парашюты.
    Тепло, тепло, тепло... Даже не верится, что утром царапал ноги и
шею колючий холодок. Те, кто пришли на студию одетыми, теперь тащили
свое имущество под мышками.  Только Алик Тигрицкий натянул свитер  -
он берег свой голос от малейшего дуновения.
    "Крылышки" разлетались от проходной во все стороны  -  по  своим
улицам, домам, школам.
    Максима догнала Маргарита Пенкина.
    - Рыбкин,  ты можешь стать гордостью ансамбля, если будешь рабо-
тать над собой,- внушительно сказала Ритка.- И если не станешь  заз-
наваться.
    Максим досадливо вздохнул  и  ускакал  вперед-чтобы  не  портить
настроения.  Ненормальная какая-то! Разве он хоть чуточку зазнается?
Просто радуется, что все хорошо получилось. И все ребята радовались:
песня-то общая. Вон, левое плечо все еще гудит-это Вовка Семенов по-
дошел,  сказал:  "Молоток!" - и трахнул с размаху ладонью. Дружески,
конечно, однако крепко.
    А на щеке, наверное, до сих пор красный кружок с четырьмя бугор-
ками - след от пуговицы. Это Алексей Федорович прижал Максима к пид-
жаку. Изо всех сил прижал и сказал:
    - Молодчина, Максимушка, спасибо тебе.
    А за что ему спасибо? Это всем на свете спасибо, что так здорово
было. Алексею Федоровичу - за то, что учил и не сердился, когда Мак-
сим путался в нотах (если честно, то и сейчас путается, но, говорят,
слух выручает).  Мальчику-музыканту - за "слона", за сверкающие мед-
ные тарелки и боевой марш "Морской король". Алику-за то, что не оби-
делся. Вовке  - за приятельский тумак.  Женщине-диктору - за хорошие
слова. И всем - кто слушал и хлопал...  Летнему дню спасибо за тепло
и радость. И мастеру, который сшил вишневую форму - такую, что в ней
легко и песни петь,  и по солнышку  шагать  вприпрыжку,  и  красивым
быть:  прохожие поглядывают и улыбаются... И крепкому железному бол-
тику спасибо.
    Максим шагал, радовался, перебрасывал болтик из ладони в ладонь.
И вдруг подумал: а куда идти?
    В школу рановато. Если поспешить, можно заскочить домой, узнать,
понравилась ли передача.  Но это будет неинтересный, торопливый раз-
говор.  Во-первых,  мама засадит обедать,  а есть совсем не хочется.
Во-вторых,  скажет, чтобы переодевался. Нечего, мол, казенную одежду
трепать.  Но в школьных штанах и куртке он заживо сварится-вон какое
солнце! А новенькую пионерскую форму трогать нельзя: она приготовле-
на к послезавтрашнему сбору.
    Да, по правде говоря, не только в этом дело. Просто хочется Мак-
симу быть таким, как на выступлении. И не хвастовство это вовсе. Ну,
может быть,  только чуть-чуть... Просто он чувствует, что, если сни-
мет форму "Крылышек", потеряет частичку радости. А зачем?
    Нет, лучше уж сразу в школу.  А чтобы не  прийти  слишком  рано,
можно попетлять по,  незнакомым улицам. На каждой улице - лето. И на
каждой - что-то неизвестное. И все надо узнать. Ведь это теперь его,
Максимкин, город.
    Максим прикинул примерное направление к школе,  перешел дорогу и
свернул за угол.
    Улица называлась Восточная и была тихая. Дома-разные: деревянные
и каменные. Некоторые одноэтажные, а чаще по два и три этажа. Но все
старые.  И тротуары старые - не асфальтовые,  а из стертых гранитных
плит. В трещинах пробилась яркая травка и желтели одуванчики. Максим
шагал,  стараясь не наступать на них. В одном месте плиты были выво-
рочены,  и улицу пересекала глубокая траншея. Видимо, водопроводчики
меняли здесь трубы. Но сегодня была суббота, и никто не работал. Че-
рез траншею перекинут был мостик из досочек. Но это - на другой сто-
роне улицы. Там у чугунных узорчатых ворот стояли две девчонки- на-
верно, класса из пятого - и поглядывали на Максима.
    Максим посмотрел за