женском  мирке.
Сент-Лу - один из тех уголков  страны,  до  которого  война  доходила  в
основном в виде слухов и всякого рода болтовни. Даже солдаты, оказавшись
в Сент-Лу в отпуске, старались не вспоминать свои военные заботы.
   Так что и я невольно оказался погружен в мир политики, а эта область,
во  всяком  случае  в  таких  местах,  как  Сент-Лу,  также  принадлежит
преимущественно женщинам.
   Это мир просчитанных эффектов, убедительных доводов и  тысячи  разных
тонкостей в сочетании со множеством больших  и  малых  местных  проблем,
повседневной рутиной - вечным уделом женщины. Собственно говоря, это мир
в миниатюре: война и большая политика с их  кровопролитиями  и  насилием
занимают  в  нем  такое  же  место,  как  задник   в театре.  На  фоне
еще не окончившейся мировой войны мы были вовлечены  в  мелочную  борьбу
между  личностями.  То  же  самое  происходит  по  всей  Англии,  только
замаскированное    звучными    лозунгами:    "Демократия",    "Свобода",
"Безопасность", "Национализация", "Лояльность"...
   Однако сами выборы, как я начал подозревать, всегда зависят от личных
интересов, которые оказываются намного значительнее и важнее слов,  имен
на лозунгах.
   "...Какая из сторон даст мне жилье? Вернет моего сына  Джонни,  моего
мужа Дэвида из-за моря? Какая сторона предоставит моим детям лучший шанс
в жизни? Кто сумеет спасти нас от новой войны, спасти  от  гибели  моего
мужа, а может быть, даже моих сыновей?
   Красивыми словами сыт не будешь! Кто поможет мне  снова  открыть  мою
лавку.., построить свой дом? Кто даст нам больше продуктов,  талонов  на
одежду, полотенца, мыло?
   Черчилль - подходящая фигура. Он  выиграл  для  нас  войну,  спас  от
нашествия немцев. Надо держаться Черчилля, консерваторов.
   ...Уилбрэхем - школьный учитель. Образование  поможет  детям  пробить
себе дорогу в жизни.  Лейбористы  обещают  дать  жилье.  Национализируют
шахты - тогда у всех будет уголь. Черчилль не  так  скоро  вернет  наших
парней домой...
   ...Майор Гэбриэл мне нравится.  Он  настоящий  человек.  Ему  не  все
равно. Был ранен. Воевал по всей Европе, не отсиживался дома. Знает, как
мы переживаем за наших парней. Он такой, как надо, не то что этот чертов
учитель. Чего они стоят, эти учителя! Эвакуированные училки не  помогали
миссис Полуидден даже посуду помыть после завтрака. Гордецы  они  все  -
вот кто!.."
   В конце концов, что такое политика, как не стоящие в ряд  на  мировой
ярмарке  торговые  палатки,  в  каждой  из   которых   предлагают   свою
собственную дешевку - средство от всех болезней?.. И доверчивая  публика
проглатывает всю эту болтовню.
   Это и был тот женский мир, в котором я оказался, вернувшись к  жизни,
начав ее сначала. Мир, которого я не знал прежде.  Совершенно  для  меня
новый.
   Сначала я снисходительно презирал этот женский  мирок,  посчитав  его
очередной забавой. Но теперь начал понимать, что лежит в  его  основе  -
какая жестокая правда, какая нескончаемая борьба за  выживание.  Женский
мир не похож на мужской. Мужчина  всегда  был  охотником,  добытчиком  -
беззаботным, иногда оборванным, нередко голодным,  но  рвущимся  вперед,
прокладывая путь для женщин  и  детей.  В  его  мире  нет  надобности  в
политике - нужен только острый глаз, твердая рука и  умение  выслеживать
добычу.
   Но нашу цивилизацию породила  земля  -  родящая,  плодоносящая  нива.
Именно  этот  земледельческий  мир  возводит  здания  и   наполняет   их
собственностью. Вот женский мир - плодородный и  богатый,  но  в  то  же
время это мир жестокий, в котором выжить во много раз  сложнее  и  можно
либо преуспеть, либо потерпеть неудачу сотнями  самых  разных  способов.
Женщины в нем не видят звезд.
   Они видят четыре стены, защищающие от непогоды,  котелок  на  огне  и
здоровые лица спящих сытых детей.
   Как мне хотелось - страстно! - убежать из  этого  женского  мира.  Но
Роберт не мог мне в этом помочь. Он художник  и  по-матерински  поглощен
творимой им жизнью.
   У  Гэбриэла,  напротив,  мужского  начала  было  предостаточно,   его
появление наконец разорвало паутину повседневности, но мы органически не
переваривали друг друга.
   А Руперт Сент-Лу вернул мне  мой  собственный  мир,  мир  Аламейна  и
Сицилии, Каира и Рима. Мы говорили  с  ним  на  одном  языке,  используя
понятные обоим выражения, открывая общих знакомых. Я  вновь  был  там  -
целый и невредимый - в беззаботном мире  войны  и  неотвратимой  гибели,
бодрый духом и телом.
   Руперт Сент-Лу  понравился  мне  невероятно!  Он  был,  я  это  сразу
почувствовал,  первоклассным  офицером  и  удивительно   привлекательной
личностью. Умный, чуткий, с тонким чувством юмора, он, по-моему, был  из
тех людей, без которых не построить новой послевоенной  страны.  Человек
традиций - и в то же время современных широких взглядов.
   Вскоре пришли Тереза с Робертом и присоединились к нам. Тереза тут же
рассказала, в какой водоворот политической борьбы мы  вовлечены.  Руперт
Сент-Лу  признался,  что  не  очень  разбирается  в  политике.   Явились
Карслейки  и  Гэбриэл.  Миссис  Карслейк  ударилась  в  воспоминания,  а
Карслейк, сразу взяв сердечный тон, заявил, что он в восторге от приезда
лорда Сент-Лу и представил "нашего кандидата майора Гэбриэла".
   Руперт Сент-Лу и Гэбриэл любезно поздоровались.
   Молодой лорд пожелал удачи кандидату от консерваторов, и они  немного
поговорили об избирательной кампании и о том, как идут дела. Они  стояли
рядом, и яркое солнце высвечивало  резкий,  беспощадный  контраст  между
ними.
   Контраст заключался не только в том, что Руперт был красив, а Гэбриэл
уродлив. Все было значительно глубже.
   Руперт  Сент-Лу  производил   впечатление   человека   уверенного   и
уравновешенного,   держался   естественно,   вежливо    и    приветливо.
Чувствовалось, что он абсолютно честен.
   Руперт был, если позволительно такое сравнение, из  тех  людей,  кому
даже осмотрительный китайский купец доверил бы свой  товар  под  честное
слово, - и не прогадал бы!
   В сравнении с ним Гэбриэл очень  проигрывал.  Слишком  самоуверенный,
дерганый, он беспокойно  шагал  взад-вперед,  а  останавливаясь,  широко
расставлял ноги. Бедняга выглядел  пошловато  и  довольно  несимпатично,
мало того, он производил впечатление человека честного лишь до тех  пор,
пока ему это выгодно. Он был похож на пса с сомнительной родословной,  о
которой никто не вспоминал, пока не увидели  его  на  выставке  рядом  с
чистопородной особью того же вида.
   Роберт стоял около моего кресла, и я  обратил  его  внимание  на  них
обоих. Гэбриэл все еще неловко переминался с ноги на ногу.  Разговаривая
с Рупертом, он вынужден был смотреть на него, задрав голову, и  это  его
раздражало.
   Не только мы с Робертом наблюдали  за  ними.  Изабелла  не  отрываясь
смотрела сначала на обоих, а потом ее взгляд безошибочно остановился  на
Руперте. Губы ее чуть приоткрылись, на щеках  появился  легкий  румянец,
голова горделиво поднята. Как мне приятно  было  видеть  Изабеллу  такой
довольной и гордой!
   Роберт  тоже  заметил  реакцию  Изабеллы,  но  его  внимание  тут  же
переключилось на Руперта.
   Когда все ушли в гостиную выпить по бокалу хереса, Роберт остался  на
террасе и я спросил его, что он думает  о  Руперте  Сент-Лу.  Ответ  был
неожиданным:
   - Я бы сказал, что на его крестинах не было ни одной злой феи.

Глава 19

   Ну что же, Руперту и Изабелле понадобилось немного времени, чтобы все
решить. По-моему,  все  было  решено  в  тот  самый  момент,  когда  они
встретились на террасе, около моей каталки.
   Очевидно, они оба испытали огромное облегчение от  того,  что  мечта,
которую каждый из них тайно лелеял так долго, прошла  испытание,  и  оба
они не разочаровались.
   Спустя несколько дней Руперт признался мне, что действительно все эти
годы лелеял мечту.
   Мы с ним сошлись довольно близко. Он  тоже  был  рад  моему  мужскому
обществу. Атмосфера в замке  была  переполнена  женским  обожанием.  Три
старые леди откровенно боготворили Руперта; даже леди Сент-Лу  отбросила
свою привычную суровость. Так что Руперт с удовольствием приходил ко мне
поговорить.
   - Мое отношение к Изабелле, - как-то  раз  неожиданно  сказал  он,  -
всегда казалось мне чертовски безрассудным.  Что  ни  говори,  в  высшей
степени странно - сперва принять решение жениться на ком-то, когда  этот
кто-то еще ребенок - к тому же худющий! - а потом обнаружить, что ты  не
передумал и не изменил своего решения.
   - Подобные случаи встречаются, - заметил я.
   - Думаю, дело в том, что мы подходим друг другу, - продолжал он. -  Я
всегда чувствовал, что Изабелла, часть меня самого. Часть", которая  мне
пока еще не  принадлежит,  но  обязательно  должна  принадлежать,  чтобы
составить единое целое. Странно! Изабелла - необычная девушка.
   Минуту-другую Руперт молча курил.
   - Знаете, - опять заговорил  он,  -  мне  особенно  нравится,  что  у
Изабеллы нет чувства юмора.
   - Вы так думаете?
   - Она начисто лишена юмора. Это удивительно успокаивает...  Я  всегда
подозревал, что чувство юмора - своего рода светская уловка, которой мы,
цивилизованные люди, обучились, чтобы застраховаться от разочарований.
   Мы сознательно делаем усилие, заставляя себя видеть вещи  в  забавном
свете, так как подозреваем, что на самом деле они довольно скверные.
   Гм, пожалуй, в этом что-то есть... Улыбаясь, я обдумывал  его  слова.
Да, похоже, Руперт Сент-Лу в чем-то прав!
   Руперт задумчиво смотрел на замок.
   - Я люблю его, - наконец отрывисто произнес он. - И всегда любил.  Но
я рад, что вырос в Новой Зеландии, пока не пришло время  ехать  в  Итон.
Это дало мне непредвзятость. Я в состоянии  как  смотреть  на  замок  со
стороны, так и чувствовать себя его обитателем. Я  с  радостью  приезжал
сюда из Итона, зная, что замок в самом деле мой, что когда-нибудь я буду
здесь жить. Я принимал его таким, каков он есть, как  нечто  такое,  что
мне всегда хотелось  иметь.  Я  испытывал  странное,  сверхъестественное
чувство (я ощутил это с первой минуты, как  только  увидел  замок),  что
приехал домой. Изабелла тоже тесно связана с замком.  Я  уже  тогда  был
уверен, что мы поженимся и будем жить здесь до конца наших дней... И  мы
будем здесь жить! - Он решительно сжал челюсти. - Несмотря  на  расходы,
налоги, ремонт и угрозу национализации. Это наш дом. Мой и Изабеллы.
   На  пятый  день  после  возвращения  Руперта  состоялась  официальная
помолвка.
   Эту новость сообщила нам леди Трессилиан.
   - Завтра или послезавтра, - сказала она, - о помолвке будет объявлено
в "Таймсе". Мне хотелось, чтобы вы  первыми  услышали  об  этом.  Я  так
счастлива! Очень-очень счастлива!
   Милое круглое  лицо  леди  Трессилиан  дрожало  от  переполнявших  ее
чувств. Мы с Терезой оба были  растроганы  при  виде  искренней  радости
славной старой  леди.  Это  так  явно  свидетельствовало  о  пустоте  ее
собственной жизни!
   Радость этого события отодвинула  на  второй  план  даже  материнскую
заботу леди Трессилиан обо мне, и теперь  ее  общество  стало  для  меня
намного приятнее. Впервые она не принесла мне никаких брошюр и  даже  не
пыталась, по своему  обыкновению,  меня  подбадривать.  Было  ясно,  что
Руперт и Изабелла заняли все ее мысли.
   Две другие старые леди отнеслись к событию каждая  по-своему.  Миссис
Бигэм Чартерно удвоила свою энергию и кипучую деятельность. Она  уводила
Руперта  на  долгие  прогулки  по  всему  поместью,   представляла   ему
арендаторов, поучала, как относиться к их просьбам,  касающимся  ремонта
крыши и других работ, которые следовало либо выполнить обязательно, либо
оставить без внимания.
   - Эмос Полфлексен постоянно недоволен. Хотя  два  года  назад  сделал
новую расшивку стен. А вот  с  трубой  в  доме  Эллен  Хит  надо  что-то
сделать. Эллен очень терпелива. И вообще, Хиты уже три столетия являются
надежными арендаторами в поместье.
   Однако больше всего меня заинтересовала реакция на эту помолвку  леди
Сент-Лу. Сначала я даже не мог понять ее, но потом все-таки нашел ключ к
разгадке: это было торжество,  как  после  победы,  выигранной  в  битве
против невидимого, нематериального противника.
   - Теперь все будет хорошо, - сказала мне леди  Сент-Лу  и  вздохнула.
Это был долгий вздох усталого человека.
   Она как будто произнесла вслух: "Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко,
по слову твоему с миром..."   Старая  леди
Сент-Лу произвела на меня впечатление  человека,  который  долго  жил  в
страхе, не смея даже показать его, и теперь наконец понял,  что  бояться
больше нечего.
   Пожалуй, шансы на то, что молодой лорд Сент-Лу в самом деле  вернется
и женится на своей троюродной сестре, с которой не виделся  восемь  лет,
были не очень велики. Вероятнее было бы, что он женится на  какой-нибудь
иностранке. В военное время такие браки заключаются быстро.  Да,  многое
было против того, чтобы Руперт женился на Изабелле.
   - И все-таки в этой помолвке была справедливость - и закономерность.
   Я спросил Терезу, что она думает об этом.
   - Чудесная пара! - ответила Тереза.
   - Как говорят обычно на свадьбах старые, преданные семье слуги:  "Они
созданы друг для друга". Но в данном случае это действительно правда.
   - Да, правда. Невероятно! Тебе иногда не кажется, Хью,  что  все  это
сон и ты вот-вот проснешься?
   Я понял, что она имела в виду.
   - Ты права. Все связанное с замком Сент-Лу кажется нереальным.
   Пришлось мне выслушать  и  мнение  Гэбриэла.  Он  продолжал  со  мной
откровенничать. Насколько я понял, лорд Сент-Лу ему  не  нравился,  что,
впрочем, было вполне естественно,  так  как  Руперт  перехватил  большую
часть его популярности.
   Весь Сент-Лу был взбудоражен  прибытием  законного  владельца  замка,
коренные обитатели гордились древностью титула, многие еще  помнили  его
отца. Те, кто поселился в этих краях недавно, тоже  как  истинные  снобы
были приятно взволнованы.
   - Отвратительное стадо  баранов!  -  возмущался  Гэбриэл.  -  Что  ни
говори, просто удивительно, до чего англичане любят титулы!
   - Не называйте корнуоллца  англичанином!  Неужели  вы  этого  еще  не
усвоили?!
   - Просто случайно сорвалось с языка. Но это правда, не  так  ли?  Они
либо раболепствуют, либо  кидаются  в  другую  крайность,  объявляя  все
титулы фарсом, что, по сути дела, тот же снобизм - снобизм навыворот!
   - А как относитесь к этому вы сами? - спросил я, Гэбриэл ухмыльнулся.
Он всегда чутко реагировал да любую шпильку, направленную в его адрес.
   - Я, разумеется, сноб навыворот. Больше всего на  свете  я  хотел  бы
родиться Рупертом Сент-Лу.
   - Вы меня удивляете!
   - Есть вещи, с которыми нужно родиться. Я бы все отдал за то, чтобы у
меня были такие ноги, как у него, - задумчиво произнес он.
   Мне вспомнились слова леди  Трессилиан  на  собрании,  когда  Гэбриэл
впервые выступил с речью, и подивился тому, насколько он чувствителен  и
раним. Я спросил, не думает ли он, что Руперт Сент-Лу перехватил у  него
часть популярности.
   Гэбриэл размышлял над моим замечанием,  не  проявляя  ни  досады,  ни
раздражения.
   - Все нормально, -  сказал  он.  -  Лорд  Сент-Лу  не  является  моим
политическим оппонентом, так что его приезд - всего лишь  дополнительная
пропаганда  в  пользу  консерваторов.  Хотя,  если   бы   лорд   Сент-Лу
баллотировался (чего, будучи пэром, сделать  не  может),  он,  по-моему,
скорее всего стоял бы за лейбористов.
   - Вовсе нет! - возразил я. - Он землевладелец.
   - Ну, конечно, национализация ему бы вряд ли понравилась, но  в  наше
время, Норрис, все так перепуталось.  Фермеры  и  многие  рабочие  стали
лояльными консерваторами, а молодые  люди  с  интеллектом,  степенями  и
немалыми деньгами стали лейбористами, я полагаю, потому что  они  ничего
не умеют делать руками и понятия не имеют, чего хочет рабочий человек.
   - А чего же он хочет? - спросил я, зная, что Гэбриэл отвечает на этот
вопрос всякий раз по-иному.
   - Хочет, чтобы страна процветала, тогда и он сам будет жить лучше. Он
считает более вероятным, что консерваторы сделают  страну  процветающей,
так как консерваторы лучше разбираются  в  финансах,  что,  в  общем-то,
вполне резонно. Я бы сказал, что лорд Сент-Лу - старомодный  либерал,  а
уж конечно либералы никому не нужны.
   Нет, Норрис! Либералы никому не нужны, и вам незачем  открывать  рот,
чтобы сказать то, что вы собираетесь. Подождите  результатов  выборов  и
увидите. Они уменьшатся так сильно, что без лупы не разглядишь. Их  идеи
никогда никому не нравились. Я хочу сказать, никому не нравится  средний
курс. Он чертовски уязвим.
   - Вы полагаете, что Руперт Сент-Лу - сторонник среднего курса?
   - Да. Он благоразумный, умеренный человек. Придерживается  старого  и
приветствует новое. Ни рыба ни мясо. Имбирный пряник - вот что он такое!
   - Что-что?!
   - Вы прекрасно слышали, что  я  сказал.  Имбирный  пряник!  Пряничный
замок!  Пряничный  владелец  замка!  -  Он  презрительно  фыркнул.  -  И
пряничная свадьба!
   - Невеста тоже пряничная?
   - Нет. С ней все в  порядке.  Просто  заблудилась..,  и  попала,  как
Гензель и Гретель, в пряничный домик.  Он  такой  привлекательный,  этот
пряничный домик! Можно отломить кусочек и съесть. Он съедобный.
   - Вам не очень-то нравится Руперт Сент-Лу? Не так ли?
   - А с какой стати он должен мне нравиться? Я ему тоже не нравлюсь.
   Я подумал, что он прав. Руперту Сент-Лу Гэбриэл вряд ли нравился.
   - И все-таки ему от меня не избавиться, - сказал Гэбриэл.  -  Я  буду
членом парламента от его территории.  Меня  придется  время  от  времени
приглашать на обед и сидеть рядом со мной на всякого рода собраниях.
   - Вы слишком уверены в себе, Гэбриэл. Вас еще не избрали.
   - Дело решенное. Должны избрать. Понимаете, другого шанса у  меня  не
будет. Это своего рода эксперимент.
   Если он не удастся, моя репутация  загублена  и  со  мной  все  будет
кончено. В армию я не смогу вернуться, для  административной  работы  не
гожусь. Я нужен, только когда идет настоящая драка. Как только  война  с
Японией кончится, мне конец. Ратные дела Отелло никому больше не нужны.
   - Отелло мне всегда казался не правдоподобным.
   - Ну и что? Просто ревность сама по себе кажется не правдоподобной.
   - Ну хорошо, скажем иначе: я никогда не считал его симпатичным. Он не
вызывает сочувствие. Его попросту считаешь отъявленным глупцом.
   - Сочувствия он правда не вызывает, - согласился со мной  Гэбриэл.  -
Ему не сочувствуешь так, как Яго.
   -  Жалеть  Яго?  Послушайте,  Гэбриэл,  у  вас  невероятно   странные
симпатии!
   Глаза его странно блеснули.
   - Вы не поймете!
   Гэбриэл встал и принялся ходить по  комнате.  Движения  у  него  были
порывистые, резкие. Он машинально передвинул  несколько  вещей  на  моем
письменном столе. По всей видимости, его  обуревали  какие-то  глубокие,
невыразимые словами чувства.
   - Я понимаю Яго, - сказал  он  наконец.  -  Я  даже  понимаю,  почему
бедняга произносит в конце:

   Все сказано. Я отвечать не стану
   И не открою рта.


   Такие, как вы, Норрис, - Гэбриэл повернулся ко мне,  -  те,  кто  всю
жизнь прожил в ладу с самим собой,  кто  имел  возможность  вырасти,  не
отступая перед трудностями,  -  что  вы  знаете  о  таких,  как  Яго,  -
обреченных, подлых людишках? Господи! Если бы я когда-нибудь  ставил  на
сцене Шекспира, я бы начал  с  поисков  Яго...  Я  нашел  бы  настоящего
актера, такого, кто взял бы вас за живое! Вообразите только, что  значит
родиться трусом и все  время  лгать  и  обманывать,  чтобы  скрыть  свою
трусость... Любить деньги настолько, что постоянно - во сне, наяву, даже
когда целуешься с женой - мысли твои заняты главным образом деньгами.  И
при этом знать, что ты представляешь собой на самом деле.
   Это же адская жизнь!.. Когда на твоих крестинах - только одна  добрая
фея, а остальные злые и когда вся эта компания