езу  в
ее новой шляпке усадили  во  втором  ряду  в  числе  менее  значительных
личностей. А в первом расположились председатель, несколько  престарелых
джентльменов с трясущимися головами, оратор из штаба, леди Сент-Лу,  еще
две дамы и сам кандидат.
   Дребезжащим, но довольно приятным голоском председатель  обратился  к
собравшимся, неразборчиво прошамкав какие-то банальности. Это был  очень
старый  генерал,  отличившийся  еще  в  Бурской  войне  (а  может  быть,
Крымской? ). Во всяком случае, дело было очень давно, и  того  мира,  о
котором он бормотал, в настоящее время уже не существовало.
   Тонкий старческий голосок замер, грянули  восторженные  аплодисменты,
какими  в  Англии  всегда  награждают  друга,   выдержавшего   испытание
временем... Каждый в Сент-Лу  знал  генерала  С.  "Славный  воин  старой
школы", - говорили о нем.
   В своих  заключительных  словах  генерал  С,  представил  собравшимся
представителя новой школы, кандидата от консервативной партии  -  майора
Гэбриэла, кавалера Креста Виктории.
   В эту минуту  послышался  глубокий,  тяжкий  вздох,  и  я  неожиданно
обнаружил рядом с собой леди Трессилиан (подозреваю, что сюда ее  привел
безошибочный материнский инстинкт).
   - Как жаль, - выдохнула она, - что у него такие простецкие ноги.
   Я сразу понял, что она имела в виду, хотя,  если  бы  меня  попросили
дать определение, какие ноги можно назвать простецкими, а какие  нет,  я
бы ни в коем случае не смог этого сделать. Гэбриэл был  невысок,  и  для
такого роста ноги у него были, можно сказать, нормальные  -  не  слишком
длинные  и  не  слишком  короткие.  И  костюм  был  довольно  приличный,
неплохого покроя. Тем не менее эти ноги в брюках,  несомненно,  не  были
ногами  джентльмена!  Может  быть,  в  строении  и   постановке   нижних
конечностей  и  кроется  сущность  родовитости,   породы?   Вопрос   для
"мозгового треста".
   Лицо Гэбриэла не подвело. Это было некрасивое, но довольно интересное
лицо с поразительно прекрасными глазами. Ноги же портили всю картину.
   Он встал, улыбнулся - улыбка была обаятельная -  и  заговорил  ровным
голосом, с несколько просторечными интонациями.
   Гэбриэл говорил двадцать минут. И говорил хорошо.
   Не спрашивайте о чем. Я бы сказал, что он говорил обычные  вещи  и  в
более или менее обычной манере. Но его приняли.  Этот  человек  создавал
вокруг себя некое поле.
   Вы забывали, как он выглядит, забывали, что у него безобразное  лицо,
неприятный голос и дурной выговор. Зато возникало  впечатление  глубокой
искренности и серьезности намерений.  Вы  чувствовали,  что  этот  малый
действительно собирается сделать все от него  зависящее.  Искренность  -
именно искренность!
   Вы  чувствовали..,  да,  чувствовали:   ему   не   безразлично,   его
действительно заботит вопрос нехватки жилья и трудности молодоженов,  не
имеющих возможности обзавестись своим домом; и проблемы солдат,  которые
много  лет  пробыли  за  морем  и  теперь  должны  вернуться  домой;   и
необходимость   обеспечения   техники   безопасности;    и    сокращение
безработицы.  Он  жаждет  увидеть  свою  страну  процветающей,  ибо  это
означало бы счастье и  благополучие  жителей  каждого  входящего  в  нее
района. Время от времени он неожиданно отпускал шутку, заурядную дешевку
не первой свежести, -  однако  его  шутки  воспринимались  благосклонно,
потому что были понятны и всем знакомы.
   Дело было не в шутках, а в искренности. Он говорил, что, когда  война
наконец закончится и Япония будет выведена из строя, наступит мир и  вот
тогда будет жизненно важно взяться за дело,  и  он,  если  его  выберут,
готов это сделать...
   Вот, собственно, и "все. Я воспринял это  как  шоу  одного  актера  -
майора Гэбриэла.  Я  не  хочу  сказать,  что  он  игнорировал  партийные
лозунги. Отнюдь, он сказал все, что  полагалось  сказать;  с  подобающим
восторгом и энтузиазмом говорил о лидере;  упомянул  империю.  Все  было
вполне правильно, но вас призывали поддержать не  столько  кандидата  от
консервативной партии, сколько  лично  майора  Джона  Гэбриэла,  который
намеревается осуществить обещанное и страстно заинтересован в том, чтобы
это было сделано.
   Аудитории  он  понравился.  Правда,  люди  за  этим  и  пришли.   Все
собравшиеся были тори,  -  но  у  меня  создалось  впечатление,  что  он
понравился публике больше, чем она того  ожидала.  Мне  показалось,  что
слушатели даже немного проснулись. "Ну конечно,  -  подумал  я,  -  этот
человек - настоящая динамо-машина!" И даже возгордился  точностью  моего
определения.
   После аплодисментов (по-настоящему искренних) был представлен  оратор
из центра. Он был великолепен. Говорил  все  правильно,  делал  паузы  в
нужных местах и в нужных местах вызывал смех. Должен признаться,  что  я
почти не слушал.
   Собрание закончилось обычными формальностями.
   Когда все поднялись со своих мест и стали выходить,  леди  Трессилиан
остановилась около меня. Я был прав - она ангел-хранитель.
   -  Что  вы  думаете  о  нем?  -  спросила  она  своим   задыхающимся,
астматическим голосом. - Скажите, пожалуйста, что вы думаете?
   - Хорош! Определенно хорош.
   - Очень рада, что вы так думаете. - Она порывисто, шумно вздохнула.
   Я  удивился.  Почему  мое  мнение  может  что-то  для  нее   значить?
Последующие слова леди Трессилиан просветили меня на этот счет.
   - Видите ли, - сказала она, - я  не  так  умна,  как  Эдди  или  Мод.
Политикой я никогда не занималась.., и я старомодна... Мне не  нравится,
что членам парламента платят деньги. Я так  и  не  смогла  привыкнуть  к
этому. Членство в парламенте - это служение  родине,  и  оно  не  должно
оплачиваться.
   - Но, леди Трессилиан, не каждому под силу служить родине, не получая
плату, - заметил я.
   - Вы правы, я знаю. В настоящее время это невозможно. По-моему, очень
жаль! Наши законодатели должны избираться из числа  людей  того  класса,
которому нет надобности  трудиться  ради  куска  хлеба.  Из  класса,  не
нуждающегося в заработке.
   У меня чуть не сорвалось с языка: "Дорогая моя леди!
   Вы, должно быть, явились прямехонько из Ноева ковчега!"
   Однако  было  любопытно  обнаружить  в  Англии  существование   таких
уголков, где все еще живы старые идеалы. Правящий класс.  Господствующий
класс. Высший  класс.  Такие  ненавистные  фразы.  И  все-таки  -  будем
честными - в них что-то есть, не правда ли?
   - Мой отец, знаете ли, - продолжала леди  Трессилиан,  -  был  членом
парламента от Гэрависси в течение тридцати лет. Он  находил  это  тяжким
бременем, но считал своим долгом.
   Я невольно перевел взгляд на платформу. Майор Гэбриэл разговаривал  с
леди Сент-Лу. Судя по ногам, он определенно чувствовал себя не  в  своей
тарелке. Считал ли майор Гэбриэл депутатство в парламенте своим долгом?
   Я в этом очень сомневался.
   - Мне он показался очень искренни  м,  -  заметила  леди  Трессилиан,
проследив за моим взглядом. - А вам?
   - Мне тоже.
   - И он так чудесно говорил о мистере Черчилле... По-моему, вся страна
поддерживает мистера Черчилля. Вы согласны?
   Да, я был с этим  согласен.  Вернее,  я  полагал,  что  консерваторы,
безусловно, вернутся к власти, хотя и с небольшим перевесом голосов.
   Ко мне подошла Тереза, и тут же явился  мой  бойскаут,  чтобы  катить
инвалидную каталку.
   - Получила удовольствие? - спросил я Терезу.
   - Да.
   - Что ты думаешь о нашем кандидате?
   Она долго молчала. И ответила лишь только после того, как мы вышли из
зала:
   - Я не знаю.

Глава 5

   Я встретился с кандидатом спустя  несколько  дней,  когда  он  пришел
переговорить с Карслейком, и тот привел его к нам. У Терезы и  Карслейка
возник  какой-то  вопрос,  связанный  с  канцелярской  работой,  которую
выполняла Тереза, и они оба вышли из комнаты.
   Я извинился перед Гэбриэлом, что не могу подняться, сказал, где стоят
бутылки, и предложил, чтобы он нашел все сам. Как я заметил, он выбрал и
налил себе напиток покрепче.
   Подавая мне стакан, Гэбриэл спросил:
   - На войне?
   - Нет, - ответил я, - на Хэрроу-роуд.
   Теперь это стало моим  постоянным  ответом,  и  я  даже  с  некоторым
интересом наблюдал за реакцией, которую он вызывал. Гэбриэла такой ответ
позабавил.
   - Жаль, что вы так отвечаете, - заметил он. - Упускаете возможность.
   - По-вашему, мне следовало бы изобрести героическую историю?
   - Нет надобности  ничего  изобретать.  Скажите  только,  что  были  в
Северной Африке, или Бирме, или еще где-нибудь... Вы были на войне?
   Я кивнул.
   - Аламейн  и даже дальше.
   - Ну вот! Упомяните Аламейн. Этого достаточно.
   Никто не будет детально расспрашивать...  Сделают  вид,  что  им  все
ясно.
   - Стоит ли? - спросил я.
   - Ну... - он немного подумал, - стоит, если дело касается женщин.  Им
нравятся раненые герои.
   - Это мне известно, - горько заметил я.
   Он понимающе кивнул.
   - Да. Должно быть, иногда  здорово  действует  на  нервы.  Тут  много
женщин. В некоторых могут проснуться материнские чувства.  -  Он  поднял
свой пустой стакан. - Вы не возражаете, если я себе налью?
   Я сказал, чтобы он не стеснялся.
   - Понимаете, я иду в замок на обед, - объяснил Гэбриэл. - Эта  старая
ведьма прямо-таки нагоняет на меня страх.
   Разумеется, мы могли  бы  оказаться  друзьями  леди  Сент-Лу,  но,  я
полагаю, Гэбриэлу было хорошо известно, что близких отношений между нами
и обителями замка не было.
   Джон Гэбриэл редко ошибался.
   - Леди Сент-Лу? - спросил я. - Или все они?
   - Я ничего не имею против толстухи.  Она  -  женщина  того  сорта,  с
какими запросто можно справиться, а миссис  Бигэм  Чартерис  -  типичная
лошадь, с ней остается только ржать. Говори о лошадях - и все! А вот эта
самая Сент-Лу, она из тех, кто видит тебя  насквозь  и  будто  наизнанку
выворачивает! Ей не пустишь пыль в глаза... Я бы и пытаться не стал...
   Он немного помолчал.
   - Знаете, - задумчиво продолжал он, - когда тебе попадается  истинный
аристократ, ты пропал! И ничего с этим не поделаешь - Я не  уверен,  что
вас понял.
   Он улыбнулся.
   - Гм, видите ли, в каком-то роде я оказался в чужом лагере.
   - Хотите сказать, что вы не тори?
   - Нет! Я хочу сказать, что я человек не их круга, чужак. Им  нравятся
- не могут не нравиться! - представители старой школы. Конечно,  в  наше
время   не   покапризничаешь,   приходится    довольствоваться    такими
неотесанными болванами, как я. Мой старик, - произнес  он  задумчиво,  -
был водопроводчиком.., к тому же не очень-то хорошим.
   Он посмотрел на меня и подмигнул.  Я  усмехнулся  в  ответ.  С  этого
момента я подал под его обаяние.
   - Да, - сказал он, - по-настоящему - мое место с лейбористами.
   - Но вы не верите в их программу? - предположил я.
   - О, у меня нет никаких убеждений, - с легкостью сообщил  Гэбриэл.  -
Для меня это просто вопрос выгоды.
   Нужно определяться с работой. Война почти закончена,  и  скоро  жизнь
войдет в прежнее русло. Я всегда полагал, что смогу  сделать  карьеру  в
политике. Вот увидите, я этого добьюсь.
   - И поэтому вы тори? Предпочитаете быть в  партии,  вторая  придет  к
власти?
   - Боже милостивый! Уж не думаете ли вы, что тори победят?
   Я  ответил,  что,  по-моему,  тори  победят,  но   с   незначительным
преимуществом.
   - Чепуха! - заявил он. - Страну захватят лейбористы.  Их  подавляющее
большинство.
   - Но.., если вы так думаете... - Я остановился.
   - Вас удивляет, почему я не хочу быть на стороне  победителей?  -  Он
ухмыльнулся. - Но, старина, потому-то  я  и  не  лейборист!  Я  не  хочу
потонуть  в  толпе.  Оппозиция  -  вот  мое  место!  Что,  в   сущности,
представляет собой партия тори?
   В общем и целом - это самая бестолковая толпа ни на что не  способных
джентльменов и абсолютно неделовых бизнесменов. Они  беспомощны.  У  них
нет политики и политиков - все вверх дном,  так  что  любого  более  или
менее способного человека видно за милю. Вот посмотрите,  я  взлечу  как
ракета.
   - Если вас выберут.
   - О, меня, конечно, выберут!
   Я с любопытством взглянул на него.
   - Вы и правда так думаете?
   Гэбриэл опять ухмыльнулся.
   - Выберут, если не сваляю дурака. У меня есть слабости.  -  Он  допил
последний глоток. - Главная из них - женщины. Мне надо держаться от  них
подальше. Здесь это будет  нетрудно.  Хотя  должен  сказать,  есть  одна
этакая штучка в таверне "Герб  Сент-Лу".  Не  встречали?  -  Взгляд  его
остановился  на  моей  неподвижной  фигуре.  -  Виноват,   конечно,   не
встречали. - Он был смущен, даже тронут и с видимым чувством произнес:
   - Не повезло!
   Странно, но это было первое проявление сочувствия,  которое  меня  не
обидело. Оно прозвучало так естественно...
   - Скажите, пожалуйста, - поинтересовался я, - вы и с  Карслейком  так
откровенны?
   - С этим ослом? О Господи, конечно нет!
   Потом я немало размышлял о том, почему Гэбриэл так разоткровенничался
именно со мной, и пришел к выводу, что он был одинок. В  Сент-Лу  он,  в
сущности, разыгрывал (и очень успешно!) спектакль, но  у  него  не  было
возможности расслабиться в антрактах. Разумеется, он  знал,  должен  был
знать, что неподвижный калека всегда в конце концов оказывается  в  роли
слушателя.  Я  хотел  развлечений,  и  Джон  Гэбриэл   охотно   мне   их
предоставил, введя за кулисы своей жизни. К тому же по своей  натуре  он
был человеком откровенным.
   С некоторой долей любопытства я спросил, как к  нему  относится  леди
Сент-Лу.
   - Превосходно! - воскликнул он. - Превосходно! Черт бы  ее  побрал!..
Это один из способов, каким она действует мне на нервы.  Ни  к  чему  не
придерешься - как ни старайся: она свое дело знает. Эти старые ведьмы...
Уж если они захотят нагрубить, они будут такими грубыми, что у  вас  дух
захватит... Но если они грубить не пожелают - их ничем не заставить.
   Меня удивила страстность его речи. Я не понимал, какое  ему  дело  до
того, груба к нему или нет такая старуха, как леди Сент-Лу. Разве ему не
все равно - ведь она принадлежит ушедшему столетию.
   Я все это высказал Гэбриэлу, и он как-то странно, искоса взглянул  на
меня.
   - ,Вы и не поймете, - резко бросил он.
   - Пожалуй, что не пойму.
   - Я для нее просто грязь.
   - Но, послушайте...
   - Она смотрит как-то сквозь тебя. Ты не идешь в счет.
   Тебя для нее просто-напросто не существует... Что-то вроде разносчика
газет или посыльного из рыбной лавки.
   Я понял, что тут как-то замешано прошлое Гэбриэла.
   Какая-то давнишняя обида, нанесенная сыну водопроводчика.
   Он предвосхитил мои мысли.
   - О да! Это у меня  есть.  У  меня  обостренное  чувство  социального
неравенства. Я  ненавижу  этих  высокомерных  дам  высшего  класса.  Они
заставляют меня почувствовать, что я никогда не поднимусь до их  уровня.
Для них я навсегда останусь грязью, что бы я ни сделал. Видите  ли,  они
знают, что я представляю собой на самом деле.
   Я был поражен. На мгновение он дал мне заглянуть в глубину его обиды.
Там  была  ненависть  -  безграничная  ненависть.  Я  невольно   задался
вопросом,  какой  инцидент  из  прошлого   Джона   Гэбриэла   продолжает
подсознательно терзать его.
   - Я знаю, что на них не стоит обращать внимания, - продолжал Гэбриэл.
- Знаю, что их время прошло По  всей  стране  они  живут  в  обветшалых,
разрушающихся домах, и  доходы  их  превратились  практически  в  ничто.
Многие даже не могут нормально питаться и  живут  на  овощах  со  своего
огородика. Прислуги  нет,  и  большинство  из  них  сами  выполняют  всю
домашнюю работу. Но у них есть что-то такое, чего я не могу уловить.., и
никогда не уловлю. Какое-то дьявольское чувство превосходства. Я  ничуть
не  хуже,  чем  они,  а  во  многих  отношениях  даже  лучше,  но  в  их
присутствии, черт побери, я этого не чувствую!
   Он неожиданно рассмеялся.
   - Не обращайте на меня внимания. Просто мне надо было выпустить  пар.
- Он посмотрел в окно. - Какой-то невсамделишный, пряничный замок... Три
старые каркающие вороны.., и девушка  будто  палку  проглотила..,  такая
чопорная, что и слова  не  вымолвит.  Видно,  из  тех,  кто  почувствует
горошину сквозь ворох перин.
   Я улыбнулся.
   - Мне всегда казалось, что "Принцесса  на  горошине"  -  чересчур  уж
разумный образ.
   Гэбриэл ухватился за эти слова.
   - Вот-вот! Принцесса! Именно так она и держится! И  они  относятся  к
ней, будто она королевской крови!.. Прямехонько из  волшебной  сказки...
Только никакая она не принцесса. Обыкновенная девушка из плоти и  крови.
Достаточно посмотреть на ее рот!
   В этот момент появились Тереза и  Карслейк.  Вскоре  наши  посетители
откланялись.
   - Жаль, что он ушел, - сказала  Тереза.  -  Мне  хотелось  бы  с  ним
поговорить.
   - Думаю, нам теперь придется видеть его часто.
   Тереза внимательно посмотрела на меня.
   - А ты заинтересовался! - заметила она. - Верно?
   Я немного задумался.
   - Это же первый раз! - воскликнула она. - Самый первый! С тех пор как
мы сюда приехали, я впервые вижу, что ты проявляешь к чему-либо интерес.
   - Вероятно, политика интересует меня больше, чем я предполагал.
   - О нет! - заявила Тереза. -  Это  не  политика.  Тебя  заинтересовал
человек.
   - Да, он, безусловно, личность яркая, - признал я. -  Как  жаль,  что
Гэбриэл так уродлив!
   - Пожалуй, он уродлив, - задумчиво сказала Тереза, - но в то же время
очень привлекателен. Не смотри на меня так удивленно. Он и в самом  деле
привлекателен. Это сказала бы тебе любая женщина.
   - Ну и ну! Поразительно! Никогда бы  не  подумал;  что  подобный  тип
привлекает женщин!
   - И ошибся бы, - заявила Тереза.

Глава 6

   На следующий день к нам  пришла  Изабелла  Чартерно  с  запиской  для
капитана Карслейка от леди Сент-Лу. Я был на  садовой  террасе,  залитой
солнцем. Выполнив поручение, Изабелла вернулась в сад  и,  пройдя  вдоль
террасы, села около меня на каменную резную скамью.
   Будь это леди Трессилиан, я мог  бы  заподозрить  в  этом  проявление
жалости, словно к хромой собаке.  Но  Изабелла  не  выказывала  никакого
интереса к моему положению.
   Вообще я не встречал  человека,  у  которого  интерес  к  окружающему
отсутствовал бы в такой степени.  Какое-то  время  Изабелла  сидела,  не
проронив ни слова. Потом неожиданно сказала, что ей нравится солнце.
   - Мне тоже, - отозвался я. - Однако вы не очень загорели.
   - Я сильно не загораю.
   Кожа Изабеллы в ярком солнечном свете была восхитительна и напоминала
белизну цветка  магнолии.  Я  невольно  отметил  гордую  посадку  головы
девушки и понял, почему Гэбриэл назвал ее принцессой. Мысль  о  Гэбриэле
заставила меня спросить:
   - Вчера майор Гэбриэл обедал у вас, не правда ли?
   - Да.
   - Вы были на собрании, в Спортивном комплексе?
   - Да.
   - Почему-то я вас не видел, - Я сидела во втором ряду.
   - Вам было интересно?
   Изабелла задумалась, прежде чем ответить.
   - Нет, - наконец сказала она.
   - Зачем же вы туда ходили?
   - Мы всегда так делаем.
   - Вам нравится здесь жить? - полюбопытствовал я. - Вы счастливы?
   - Да.
   Мне неожиданно пришла в голову мысль, как редко  мы  получаем  четкий
односложный  ответ  на  подобный  вопрос.  Большинство  людей  было   бы
многословно, и  обычные  ответы  звучали  бы  приблизительно  так:  "Мне
нравится быть у моря" или "Я люблю деревню", "Мне здесь нравится". А эта
девушка ограничилась коротким "да", и прозвучало оно убедительно.
   Изабелла перевела взгляд на замок и чуть заметно улыбнулась. Я  вдруг
понял, кого она мне напоминает - "дев Акрополя", пятый век до  Рождества
Христова! У Изабеллы была такая же,  как  у  них,  прелестная,  неземная
улыбка.
   Значит, Изабелла Чартерно, живя в замке Сент-Лу  с  тремя  старухами,
вполне счастлива. Это спокойное уверенное счастье,  владевшее  девушкой,
было почти осязаемо. Почему-то мне вдруг стало страшно за нее.
   - Вы всегда были счастливы, Изабелла? - спросил я, х