я тоже умру.
   - Все мы когда-нибудь умрем, - заметил я, думая в этот момент о  том,
что лежало у меня под рукой.
   - Разве вас это не тревожит? Ведь это ужасно! Постоянно  думать,  что
впереди смерть.., и все время  приближается.  И  однажды...  -  красивые
стройные  руки  Изабеллы  в  драматическом,  не  свойственном  ей  жесте
прижались к груди, - однажды придет конец.., конец жизни!
   - Вы странная девушка. Изабелла. Я никогда бы не подумал, что вы  это
так воспринимаете.
   - Счастье, что я не родилась мальчиком, - с горечью сказала она. -  В
случае войны мне пришлось бы стать солдатом, и  я  опозорила  бы  семью:
убежала или еще что-нибудь в таком роде. Да, - произнесла  она  тихо,  -
ужасно быть трусом...
   Я засмеялся, но смех прозвучал как-то неуверенно.
   - Не думаю, что в трудный момент вы бы струсили.
   Большинство людей, по-моему, просто боятся оказаться трусами.
   - А вы боялись?
   - О Господи, конечно!
   - Но когда пришлось.., все было в порядке?
   Я  мысленно  обратился  к  тому  моменту  напряженного   ожидания   в
темноте.., ожидания атаки.., сосущее чувство тошноты под ложечкой.
   - Нет! - признался я. - Не сказал бы, что все было в  порядке.  Но  я
понял, что более или менее справлюсь. Что смогу принять конец  не  хуже,
чем другие. Видите ли, через какое-то время начинаешь  чувствовать,  что
не ты остановишь пулю, а кто-то другой.
   - Как вы думаете, у майора Гэбриэла было такое же чувство?
   Я воздал Джону Гэбриэлу должное.
   - Мне кажется, - сказал я, - что Гэбриэл  -  один  из  тех  редких  и
счастливых людей, которым чувство страха просто неведомо.
   - Да, я тоже так думаю, - сказала Изабелла. Выражение лица было у нее
странное.
   Я  спросил,  всегда  ли  она  боялась  смерти.  Может   быть,   этому
способствовал какой-нибудь шок.
   Она покачала головой.
   - Не думаю. Правда, мой отец был убит еще до моего рождения, так  что
не знаю, могло ли это повлиять...
   - Очень возможно.
   Изабелла нахмурилась. Ее мысли были в прошлом.
   - Когда мне было лет пять, умерла моя канарейка.
   Накануне вечером она была здорова, а наутро лежала в клетке,  вытянув
застывшие ножки.., как эта птичка. Я взяла канарейку в руку. -  Изабелла
вздрогнула; она с трудом подбирала  слова.  -  Птичка  была  холодная...
Она.., она уже была  не  настоящая..,  не  видела..,  не  слышала..,  не
чувствовала - ее не было!
   Взглянув на меня, она вдруг трогательно, почти жалобно спросила:
   - Разве вам не кажется ужасным, что мы должны умереть?
   Не знаю, что я должен был сказать. Но  вместо  обдуманного  ответа  у
меня вырвалась правда.., моя личная правда:
   - Иногда.., это единственное, чего ждет человек.
   Она с недоумением смотрела на меня.
   - Я не понимаю...
   - В самом деле? - с  горечью  спросил  я.  -  Посмотрите  хорошенько.
Изабелла! Как вы думаете, что это за жизнь?
   Вас моют, одевают, поднимают каждое утро, как ребенка, перетаскивают,
как мешок с углем... Безжизненный ненужный обрубок, лежащий на солнце...
Он ничего не может, у него нет будущего, ему не на что надеяться...
   Если бы я был сломанным стулом, меня выбросили бы  на  свалку,  но  я
человек -  и  меня  одевают,  прикрывают  изуродованное  тело  пледом  и
укладывают на солнышке!
   Глаза Изабеллы широко раскрылись, в них было замешательство и вопрос.
Впервые эти глаза смотрели не на что-то за моей спиной, а прямо на меня,
взгляд сосредоточился на мне, но и сейчас она словно не  видела,  ничего
не понимала.
   - Но.., как бы то ни было, вы  -  на  солнце.  Вы  живы.  Хотя  могли
погибнуть.
   - Вполне. Господи! Неужели вы не понимаете? Мне жаль, что  я  остался
жив!
   Нет, она не понимала... Я говорил на непонятном ей языке.
   - Вам, - робко спросила она, - вам.., все время очень больно?
   - Время от времени я испытываю сильную боль, но дело ведь не в  этом.
Можете вы понять, что мне не для чего жить?
   - Но.., я знаю, что я глупа.., но разве обязательно жить для чего-то?
Разве нельзя просто жить?
   У меня дух захватило от такого вопроса.
   В этот момент я повернулся, вернее, попытался повернуться на каталке;
из-за неловкого движения выронил пузырек с надписью "аспирин", который я
постоянно держал  при  себе.  Он  упал,  пробка  открылась,  и  таблетки
рассыпались по траве.
   Я  резко  вскрикнул,  и  сам  услышал  свой  голос,   неестественный,
истеричный:
   - Не дайте им потеряться! О, соберите их.., найдите!.. Они не  должны
потеряться!
   Изабелла наклонилась,  ловко  и  быстро  собирая  таблетки.  Повернув
голову,  я  увидел  подходившую  к  нам  Терезу  и,  почти   всхлипывая,
прошептал:
   - Тереза идет!..
   И тут, к моему удивлению, Изабелла сделала нечто такое, чего я от нее
никак не ожидал. Быстрым и в то же время несуетливым жестом она сняла  с
шеи цветной  шарф,  который  дополнял  ее  летний  наряд,  и  он  плавно
опустился на траву, закрыв разбросанные таблетки... Негромко,  спокойным
голосом она произнесла:
   - ..так что, как видите, все может измениться, когда Руперт  вернется
домой...
   Не возникло бы и сомнений, что мы просто продолжаем беседовать.
   - Ну  как,  -  подойдя  к  нам,  спросила  Тереза,  -  не  хотите  ли
чего-нибудь выпить?
   Я попросил что-то довольно замысловатое.  Когда  Тереза  повернулась,
чтобы вернуться в  дом,  она  увидела  шарф  и  наклонилась,  чтобы  его
поднять.
   - Пожалуйста, оставьте его, миссис Норрис, -  невозмутимо  произнесла
Изабелла. - Он так хорошо смотрится на траве.
   Тереза улыбнулась и  вошла  в  дом.  Я  во  все  глаза  уставился  на
Изабеллу.
   - Милая девушка, почему вы это сделали?
   Изабелла застенчиво посмотрела на меня.
   - Мне показалось, что вы не хотели, чтобы она их увидела.
   - Вы правы, - мрачно сказал я.
   Дело в том, что, едва я стал поправляться, у  меня  родился  план.  Я
прекрасно понимал свою беспомощность, полную  зависимость  от  других  и
хотел, чтобы у меня в руках была возможность выхода.
   Пока мне делали инъекции морфия, ничего нельзя было  предпринять,  но
пришло время, когда морфий заменили снотворными каплями или  таблетками.
Тогда-то у меня и появилась эта возможность. Я  все  время  ругался  про
себя, пока мне давали хлорал   в
виде капель. Однако позднее, когда я уже был с Робертом и Терезой и стал
меньше  нуждаться  в  медицинской  помощи,  врач   прописал   снотворные
таблетки, кажется секонал, а  может  быть,  амитал.  Во  всяком  случае,
теперь я мог попытаться обойтись без таблеток, хотя  они  всегда  лежали
наготове  на  тот  случай,  если  я  не  смогу  заснуть.   Я   складывал
неиспользованные таблетки, и  мало-помалу  у  меня  накопился  запас.  Я
продолжал  жаловаться  на  бессонницу,  и  мне   продолжали   выписывать
таблетки. Долгими ночами я лежал без сна  с  широко  открытыми  глазами,
испытывая сильную боль, но меня  укрепляла  и  поддерживала  мысль,  что
выход у меня в руках и ворота для ухода открываются все шире,  теперь  у
меня их было более чем достаточно.
   Однако по мере осуществления моего плана настоятельная  надобность  в
его исполнении  отступала.  Удовлетворенный  достигнутым,  я  был  готов
немного подождать. Но не слишком долго.
   И вдруг теперь, в течение нескольких мучительных  минут,  у  меня  на
глазах мой план едва не пошел прахом! Его спасла лишь  сообразительность
Изабеллы. Девушка собрала таблетки,  сложила  их  в  пузырек  и  наконец
подала мне.
   Я спрятал его на прежнее место и вздохнул с глубоким облегчением.
   - Спасибо, Изабелла, - с чувством поблагодарил я.
   Она  не  проявила  ни  любопытства,  ни  беспокойства,  однако   была
достаточно проницательна, чтобы заметить мое волнение и  прийти  мне  на
помощь. Я мысленно принес ей свои извинения за то, что поначалу посчитал
ее слабоумной. Нет, она не глупа.
   Что она подумала? Наверное, поняла, что это не аспирин. Я внимательно
посмотрел на нее. Невозможно было  понять,  о  чем  она  думает.  Вообще
понять ее, по-моему, было очень трудно.
   Внезапно во мне шевельнулось любопытство. Изабелла упомянула имя...
   - Кто это Руперт? - спросил я.
   - Руперт - мой кузен.
   - Вы имеете в виду лорда Сент-Лу?
   - Да. Он может скоро приехать. Большую часть войны он пробыл в Бирме.
- Она помолчала. - Руперт может  поселиться  здесь...  Вы  ведь  знаете,
замок принадлежит ему.
   Мы только арендуем.
   - Я удивился, почему.., гм, почему вы вдруг упомянули Руперта?
   - Мне хотелось побыстрее  что-нибудь  сказать,  чтобы  все  выглядело
естественно, как будто мы разговариваем...
   Наверное, я заговорила о Руперте.., потому что все время о нем думаю.
Глава 9

   До сих пор лорд Сент-Лу, отсутствующий владелец замка, был всего лишь
именем, абстракцией. Теперь он  выступил  из  тени  на  свет,  становясь
реальностью. Мне захотелось больше узнать о нем.
   В полдень пришла леди Трессилиан и принесла  книгу,  которая,  по  ее
словам, могла бы меня заинтересовать. Но я сразу понял,  что  эта  книга
меня не заинтересует, - ловко написанная агитка,  заверяющая  вас,  что,
лежа на спине, можно сделать мир светлее и ярче  с  помощью  одних  лишь
прекрасных  идей.  И  леди   Трессилиан,   движимая   своим   неизменным
материнским  инстинктом,  упорно  продолжала  приносить   мне   подобную
литературу. Она мечтала помочь мне стать писателем и уже  снабдила  меня
материалами  по  крайней  мере,  трех  различных  заочных  курсов:  "Как
заработать на жизнь  писательским  трудом"  (двадцать  четыре  урока)  и
что-то еще в этом роде. Леди Трессилиан относилась к числу тех добрых  и
славных  женщин,  которые  никоим  образом  не  могут  допустить,  чтобы
страдалец страдал в одиночку.
   Я не мог испытывать к ней неприязни, но мог - и  всячески  пытался  -
уклониться от подобной участливости.
   Иногда мне помогала Тереза, но подчас она умышленно не делала этого и
на мои  упреки  отвечала,  что  легкое  раздражение  -  иногда  неплохое
болеутоляющее средство.
   Как раз в этот день Тереза ушла на  какие-то  очередные  политические
дебаты, и я остался с гостьей один на один.
   После  того  как  леди  Трессилиан,   вздохнув,   спросила   о   моем
самочувствии и сообщила, насколько лучше я выгляжу, а я поблагодарил  ее
за книгу и сказал, что книга, очевидно, интересная, мы наконец перешли к
местным новостям. Все наши разговоры в то время  сводились  к  политике.
Леди Трессилиан рассказала мне, как проходят собрания и как хорошо майор
Гэбриэл осадил крикунов, пытавшихся сорвать его выступление.  Потом  она
высказала мне свои соображения о том, чего действительно  хочет  страна,
как  было  бы  ужасно,  если   бы   все   национализировали,   насколько
бесцеремонны и бессовестны наши противники и как фермеры на  самом  деле
относятся к Комиссии по регулированию сбыта молока. Наша беседа как  две
капли воды была похожа на ту, которая состоялась три дня назад.
   После небольшой паузы леди Трессилиан снова вздохнула и сказала,  что
хорошо бы поскорее вернулся Руперт.
   - Есть такая вероятность? - спросил я.
   - Да. Он, видите ли, был ранен.., там, в Бирме.
   Как несправедливо, что газеты  почти  не  упоминают  о  Четырнадцатой
армии! Руперт какое-то время лежал в госпитале, и теперь ему  полагается
длительный отпуск. Тут предстоит решить немало вопросов. Мы делали  все,
что в наших силах, но обстоятельства все время меняются.
   Я понял, что в связи с налогами и другими трудностями  лорд  Сент-Лу,
очевидно, будет вынужден продать часть своих земель.
   - Земля у моря очень хороша для застройки, но нестерпимо видеть,  как
вырастают отвратительные домишки.
   Я  согласился  с  миссис  Трессилиан,  что  строители,  работавшие  в
Ист-Клифе, высоким художественным уровнем не отличались.
   - Мой зять, седьмой лорд Сент-Лу, - сказала леди Трессилиан, -  отдал
эту землю городу. Он хотел, чтобы  земля  сохранилась  для  общественных
целей города,  но  не  подумал  о  необходимости  составить  специальную
охранную грамоту, и в результате городской совет продал ее по частям под
застройку. Это было в высшей  степени  нечестно,  потому  что  намерения
моего зятя были совсем другими.
   Я спросил, собирается ли нынешний лорд Сент-Лу поселиться здесь.
   - Не знаю. Он ничего определенного не говорил. - Она вздохнула.  -  Я
надеюсь.., очень надеюсь... Мы давно его не видели,  -  продолжала  она,
помолчав. - С тех пор, как ему было шестнадцать.  Он  приезжал  сюда  на
праздники, когда учился в Итоне. Его мать была родом из Новой  Зеландии.
Очаровательная женщина! Овдовев, она вернулась к своим родным  и  увезла
мальчика с собой. Ее за это нельзя винить, но мне всегда было жаль,  что
он вырос не в своем родовом поместье. Я чувствую, что теперь,  когда  он
приедет, ему будет трудно адаптироваться здесь. Хотя, конечно, все может
оказаться и по-другому.
   Славное полное лицо миссис Трессилиан погрустнело.
   - Мы сделали все, что могли. Налоги  на  наследство  были  серьезные.
Отца Изабеллы убили в прошлой войне.
   Пришлось сдать имение  в  аренду.  Мы  втроем  -  Эдди,  Мод  и  я  -
арендовали его вскладчину. Нам казалось,  что  это  намного  лучше,  чем
пустить посторонних. Для Изабеллы это место всегда было домом.
   Выражение ее лица смягчилось, и она доверительно наклонилась ко мне.
   - Пожалуй, я очень сентиментальная старуха, но  я  всегда  надеялась,
что  Изабелла  и  Руперт...  Я  хочу  сказать,  это  было  бы  идеальным
решением...
   Я ничего не ответил, и она продолжала:
   - Такой красивый мальчик... Очаровательный, любящий, нежный  ко  всем
нам. Казалось, он всегда особенно относился к Изабелле.  Ей  тогда  было
только одиннадцать.
   Она всюду следовала за ним и была очень преданна. Эдди и я, глядя  на
них, говорили  друг  другу;  "Если  бы..."  Мод,  разумеется,  постоянно
повторяла, что они двоюродные брат и сестра и это никуда не годится. Для
Мод вообще родословная главнее всего, однако даже  двоюродные  сестры  и
братья вступают в брак, и все обходится благополучно. Мы не католики,  и
нет надобности получать специальное разрешение Церкви.
   Миссис  Трессилиан  снова  замолчала.  Теперь   ее   лицо   приобрело
сосредоточенно-ласковое выражение, которое появляется у женщин, когда их
мысли заняты сватовством.
   - Руперт всегда помнил день рождения Изабеллы.
   Посылал заказ в "Асприз". Вы не находите это  трогательным?  Изабелла
такая славная девочка, и она так  любит  Сент-Лу.  -  Миссис  Трессилиан
посмотрела на зубчатые стены  замка.  -  Если  бы  им  поселиться  здесь
вместе...
   Глаза ее наполнились слезами.
   В тот вечер я сказал Терезе:
   - Это место все больше становится  похожим  на  волшебную  сказку.  С
минуты на минуту появится сказочный принц и женится на принцессе. Где мы
живем? В мире сказок братьев Гримм?
   Когда на следующий день пришла Изабелла и села возле меня на каменной
скамье, я попросил:
   - Расскажите о вашем кузене Руперте.
   - Боюсь, мне нечего рассказать.
   - Вы сказали, что все время думаете о нем. Это правда?
   Изабелла ответила не сразу:
   - Нет. Я не думаю о нем. Я хотела  сказать  -  он  постоянно  в  моем
сознании. Я думаю.., что когда-нибудь выйду замуж за Руперта.
   Она повернулась ко мне, как будто мое молчание ее беспокоило.
   - Вы находите это абсурдным? Я не видела Руперта с тех пор,  как  мне
было одиннадцать лет, а ему шестнадцать.
   Он сказал, что однажды вернется и женится  на  мне.  Я  всегда  этому
верила... И верю до сих пор.
   - Лорд и леди поженились, -  торжественно  произнес  я,  -  и  зажили
счастливо в замке Сент-Лу, у самого моря.
   - По-вашему, этого не произойдет? - спросила Изабелла.  Она  смотрела
на меня так, словно мое мнение в этом вопросе  могло  быть  решающим.  Я
глубоко вздохнул.
   - Да нет, я склонен думать, что все так и случится.
   Это именно такая сказка.
   Из мира  волшебных  сказок  мы  были  возвращены  к  действительности
внезапным появлением миссис Бигэм Чартерно.
   В руке у нее был пухлый сверток. Она села, швырнув его рядом с собой,
и отрывисто попросила передать сверток капитану Карслейку.
   - По-моему, он у себя  в  конторе,  -  начал  было  я,  но  она  меня
перебила:
   - Я знаю.., просто, не хочу туда  идти.  Нет  настроения  видеть  эту
женщину.
   Лично у меня никогда  не  было  настроения  видеть  миссис  Карслейк,
однако я понял, что за возбужденно-резкой манерой миссис Бигэм  Чартерно
скрывается что-то большее, нежели неприязнь.
   Изабелла тоже это почувствовала.
   - Что-то случилось, тетя Мод?
   Лицо миссис Бигэм Чартерно сохраняло  непреклонную  суровость.  Сухо,
резко она произнесла:
   - Люсинду переехала машина.
   Люсиндой звали коричневого спаниеля, собаку, к которой  миссис  Бигэм
Чартерно была страстно привязана.
   - На набережной, -  продолжала  она  еще  более  отрывисто  и  резко.
Холодный, ледяной взгляд ее удержал  меня  от  выражения  сочувствия.  -
Кто-то из этих проклятых туристов..,  на  большой  скорости..,  даже  не
остановился...
   Пойдем, Изабелла... Мы должны идти домой.
   Я не стал предлагать им ни чая, ни моральной поддержки.
   - Где Люси? - спросила Изабелла.
   - Ее отнесли к Бартам. Мне помог майор Гэбриэл.
   Он был очень добр.
   Как я  узнал  позже,  Гэбриэл  появился  в  конце  набережной,  когда
Люсинда, жалобно скуля, лежала на дороге, а миссис Бигэм Чартерис стояла
около нее на коленях.
   Гэбриэл тоже опустился на колени рядом с ней и быстро и ловко  ощупал
тело собаки.
   - Задние ноги парализованы, - сказал  он.  -  Могут  быть  внутренние
повреждения. Нужен ветеринар.
   - Я всегда пользуюсь услугами  Джонсона  из  Полуитена.  Он  чудесный
доктор. Но это очень далеко.
   Гэбриэл кивнул.
   - Кто лучший ветеринар в Сент-Лу? - спросил он.
   - Джеймс Барт. Он очень знающий, но такой грубиян. Я  бы  никогда  не
доверила ему собаку. К тому же он пьяница. Но Барт живет  близко.  Лучше
отнести Люси туда.
   Осторожнее!.. Она может укусить.
   - Меня не укусит, - уверенно сказал Гэбриэл и, ласково  приговаривая:
"Все хорошо, дружище, все хорошо", стал осторожно подсовывать  руки  под
собаку.
   Собралась толпа: мальчишки, рыбаки, женщины с хозяйственными сумками.
Каждый выражал сочувствие и что-то советовал.
   - Ты молодчина, Люси, молодчина, - отрывисто повторяла  миссис  Бигэм
Чартерис. - Вы очень добры, - сказала она Гэбриэлу. - Дом  Бартов  сразу
за углом, на Уэстерн-Плейс.
   Это был викторианский, крытый шифером дом с потертой медной табличкой
на калитке.
   Дверь открыла довольно миловидная женщина, лет двадцати  восьми.  Это
была миссис Барт. Она сразу узнала посетительницу.
   - О, миссис Бигэм Чартерис,  как  жаль!  Моего  мужа  сейчас  нет.  И
помощника тоже...
   - Когда он вернется?
   - Я думаю, мистер Барт будет с минуты на минуту.
   Его  приемные  часы  с  девяти  до  десяти  или  с  четырнадцати   до
пятнадцати, но я уверена, он сделает все, что может.
   Что случилось с собакой? Ее переехала машина?
   - Да, только что...
   - Ужасно, не правда ли? Они ездят на такой скорости!
   Отнесите, пожалуйста, собаку в приемную.
   Она говорила тихим, несколько преувеличенно благовоспитанным голосом.
Миссис Бигэм Чартерис стояла около Люсинды и  тихонько  гладила  ее,  не
обращая внимания на  Милли  Барт,  -  а  та  продолжала  сочувственно  и
смущенно лепетать ненужные слова.
   Наконец она сказала, что позвонит на ферму  Лоуэр-Грейндж  и  узнает,
там ли мистер Барт. Телефон был  в  передней.  Гэбриэл  вышел  вслед  за
хозяйкой, оставив миссис Бигэм Чартерис с ее горем и несчастной собакой.
Гэбриэл был человеком понятливым.
   Миссис Барт набрала номер, узнала ответивший ей голос.
   - Алло! Миссис Уидден? Это миссис Барт. Скажите,  мистер  Барт  не  у
вас? Да, если можно...
   Последовала пауза, и Гэбриэл, наблюдавший за  миссис  Барт,  заметил,
как она вздрогнула и покраснела.  Голос  ее  изменился,  стал  робким  и
виноватым:
   - Извини, Джим. Не