ных, в хорошем вкусе - но это было пределом.
     Однако,  Лу была абсолютно другой. Она  могла  носить любое  количество
барахла и с феерической быстротой менять  его, не моргнув глазом. Я купил ей
вчера днем  в Картье пару  сережек  - три  алмаза на  нитке,  светло-голубая
подвеска изящной грушевидной  формы... И когда она ела, пила и говорила, они
покачивались рядом с уголками ее  рта в самой изысканной манере, и вовсе  не
опошляли ее.
     Я понял, что мой долг, как женатого мужчины, купить ей ту нитку жемчуга
с  большой  черной  жемчужиной  как  подвеской. А  там  было  еще  кольцо  с
неограненным изумрудом! Как безумно это могло бы смотреться с ее волосами! И
еще, разумеется, когда мы вернемся в Англию, она должна быть представлена ко
Двору - не вижу в этом ничего унизительного для нас, Пендрагонов, но кто там
приводит свою жену на прием без диадемы.
     И, кроме того, вы же знаете каковы портнихи!
     Просто  не  существует предела вещам,  которые  цивилизованный  мужчина
должен  иметь, когда он  женится! И  вот он я, открыт  для всех намерений  и
замыслов - очередной кандидат на пособие неимущим.
     Я  рывком выбрался из своих грез. Мой ум созрел  для действия. В голове
сложился план, и я решил взять быка за рога.
     Лу истерично смеялась над каким-то дурацким анекдотом.
     -  Послушай, Фекклз, -  сказал я. -  Надеюсь,  что  ты  расскажешь  мне
побольше об этом  нефтяном  бизнесе. Сказать  тебе по правде,  я не такой уж
богатый человек, каким ты, наверное, меня считаешь...
     - Мой дорогой друг... - протянул Фекклз.
     -  На  самом  деле, можешь быть уверен - все действительно  было  очень
хорошо, когда я оставался  холостяком. Неприхотливые вкусы, ну ты понимаешь.
Но с этой маленькой леди о вкусах не поспоришь.
     - Ну разумеется, - очень серьезно ответил  Фекклз. - Да,  я отлично это
осознаю. Я  бы выразил  это следующим образом - дела обстоят так,  что  твой
настоящий долг перед собой  и перед твоими наследниками состоит в том, чтобы
сделаться преуспевающим богачом. Но, как  ты  знаешь,  деньги  стали страшно
кусаться  после  войны.  Принимая  во внимание  коллапс  иностранных  валют,
ослабление покупательной способности денег и то, что все золото мира заперто
в Вашингтоне, картина складывается  довольно неприглядная. Но,  впрочем, как
ты понимаешь, просто существуют такие ситуации, при которых перед  человеком
с  настоящими   мозгами   раскрывается  масса   возможностей.  Викторианское
процветание сделало  всех нас богатыми,  но мы не знаем, ни как удержать это
богатство, ни что с ним делать дальше.
     -  Да,  -  вставил я, - позолоченные грани имбирного  пряника,  похоже,
начали осыпаться.
     - Ну да ладно, послушай, Пендрагон, - сказал он, поворачивая свой  стул
наполовину так, чтобы встретиться со  мной лицом к лицу под прямым углом,  и
делать  свои  замечания, постукивая  по  тарелке своей "Короной",  - будущее
связано  с  двумя вещами,  причем  развернуться  можно  настолько, насколько
позволяют большие  деньги.  Одна из  них  нефть, другая  -  хлопок. Сейчас я
ничего не знаю о хлопке, но я даю голову на отсечение любому толстосуму, что
если он  возьмет  да и  вложит  в  нефть четыре тысячи пунктов на двенадцать
тысяч сверх того,  то он  может, вопреки всему, не  слезать  всю  оставшуюся
жизнь с дивана.
     - Да, я понимаю это, - воодушевленно отозвался я. - Конечно, я  не знаю
азов финансового  дела; но то, что ты говоришь, абсолютно исполнено здравого
смысла. И у меня есть своеобразное чутье на такие вещи, я надеюсь.
     -  Почему?  То, что  ты так  говоришь, это очень  любопытно, - возразил
Феккльз, как  будто в великом удивлении. - Я и сам думал примерно также.  Мы
знали, что у тебя есть смелость и отвага, и это  самое существенное в  любой
игре. И делать деньги - величайшая  из существующих игр. Но, помимо прочего,
у меня  есть предчувствие, что у тебя правильно повернуты мозги  для  такого
бизнеса. Ты  столь же проницателен и расчетлив, прямо как доктор прописал, и
у тебя кроме  того хорошее воображение.  Я не имею  в виду те  дикие причуды
фантазии, которые ты находишь в своих прихотях, а говорю о хорошем, здравом,
основательном воображении.
     Если бы  обстановка была обыденной,  я  сразу  должен был обеспокоиться
столь  прямым  и лестным комплиментом от человека,  который, судя по  всему,
прекрасно во всем разбирался, и отождествлял свой собственный мозг  со всеми
блестящими мозгами по всему миру.  Но  в моем настоящем настроении  я принял
это замечание как довольно естественное.
     Лу засмеялась мне в ухо.
     - Это правильно, Петушок, дорогой,  - защебетала она. - Это то, куда ты
врываешься  и выигрываешь. Пришел,  увидел, победил. Я действительно  должна
была иметь эти жемчужины, ты же понимаешь.
     - Она совершенно права, - согласился Феккльз. - Когда ты разберешься со
своим медовым месяцем, присоединяйся ко мне, и мы, засучив рукава, вступим в
игру во  имя всего этого изо всех сил, и когда выйдем из нее, Дж.Д.Рокфеллер
будет кусать локти.
     - Ладно,  -  сказал я, -  будем жить настоящим. Я не  хочу бесцеремонно
вмешиваться, но если бы я мог пригодиться тебе в этой твоей сделке...
     Феккльз кивнул головой.
     - Нет, - промолвил он, - это вовсе не такое дело, как может казаться на
первый  взгляд.  Я вкладываю  в сделку все до  последнего  шиллинга;  но это
рисковый бизнес, как ни крути, и я не могу рассчитывать, что ты вложишь пять
тысяч в  качестве первого пая. Конечно, будет довольно здорово, если все это
пройдет...
     -  Давай  перейдем   к  деталям,  мальчик  мой,  -  сказал  я,  пытаясь
чувствовать себя бизнесменом до мозга костей.
     -  Дело само по себе довольно простое, -  начал  Фекклз. - Речь  идет о
выкупе опции на разработку скважин в месте под  названием  Ситка. Они были в
порядке до войны, но, по-моему,  толком их так и не разрабатывали. С тех пор
их забросили, так что могут потребоваться любые деньги,  чтобы снова занести
их  на  карту и  вернуть к эксплуатации. Но  это все мелочи. Я  и мои друзья
знают,  что никто  до них еще не  добрался, и если мы  обратимся к  процессу
Фелденберга в  случае  именно этого  вида  нефти, что  залегает в  Ситке, мы
практически получим мировую  монополию на самую высококлассную нефть из тех,
что существует. Мне не  нужно тебе объяснять,  что мы сможем продавать ее по
нашей собственной цене.
     Я мгновенно увидел великолепные возможности этого плана.
     - Разумеется,  мне  не  нужно тебе говорить, что язык  нужно держать за
зубами,  -  продолжал  Фекклз.  - Если  информация  выплывет  наружу,  любой
финансист в Париже купит это  дело через наши  головы. Я мог  бы и вовсе  не
заводить об этом  разговор, принимая во  внимание две  вещи.  Я знаю, что ты
ведешь себя абсолютно  честно - это даже  не обсуждается; но важнейший нюанс
заключается в том, что я, как тебе и рассказывал, довольно суеверен и верю в
оккультизм.
     -  Ах  да,  -  закричала  Лу,  -  тогда,  разумеется,  вы  знаете  Царя
Лестригонов.
     Фекклза  передернуло,  как  будто  он моментально  получил оплеуху.  На
мгновение  он пришел в совершенное замешательство.  Походило на то,  что  он
вроде бы собирался кое-что сказать, но решил этого не делать. Его лицо стало
темным как  грозовое облако.  Было невозможно  ошибиться  в  самой сути этой
ситуации.
     Я повернулся к Лу, издав, как я предполагаю, довольно противный смешок.
     -  Репутация нашего друга,  - заметил  я,  -  похоже,  достигла мистера
Фекклза.
     - Ну,  -  вымолвил Фекклз, взяв себя в руки с подчеркнутым усилием. - Я
взял  за  правило  ничего  не  говорить  дурного  о  людях,  но  в  реальной
действительности, это уже чересчур. Вы, наверное, все  об этом знаете, и, не
принося  никому вреда, будет уместно сказать, что этот человек - неописуемый
негодяй.
     Вся моя  ревность и  ненависть  вырвалась из подсознания. Я чувствовал,
что если бы здесь  был Лам, то  я бы застрелил  его как бродячую собаку. Мой
старый однокашник деликатно уклонился от неприятной темы.
     - Вы не дали мне закончить, - пожаловался  он.  -  Я собирался сказать,
что у меня нет особенных  талантов в финансах и такого рода вещах  в обычном
смысле  этого  слова, но  у  меня  есть  интуиция, которая  меня никогда  не
подводила - как демон Сократа, - вы помните, а?
     Я кивнул. У меня осталось некоторое слабое воспоминание о Платоне.
     -  Ну вот, - сказал  Фекклз, постукивая  сигарой, с  манерой Почтенного
Мастера, призывающего Ложу  к порядку. - Я  сказал  себе, когда встретил вас
прошлым  вечером, что лучше родиться счастливым,  чем богатым, и  вот  предо
мной человек, который родился счастливым.
     Вот  это совершенно  правильно.  Я  никогда  не  был  способен  сделать
что-либо, исходя  из моих собственных способностей.  И после  всего, с чем я
столкнулся, на меня обрушились подарки судьбы.
     - Ты  ухватил фортуну за  вихор, Пен,  - заявил он  с воодушевлением. -
Каждый раз, когда ты  будешь оказываться не у дел, я буду давать тебе десять
тысяч в год как талисману, приносящему счастье.
     Лу  и я  пребывали в  крайнем восхищении. У  нас едва  хватило терпения
выслушать детали  плана нашего друга. Цифры были убедительны;  но эффект  от
них просто ослеплял нас. Мы никогда и не мечтали о богатстве такого уровня.
     В первый раз в  моей жизни меня охватило прозрение относительно власти,
которую  дарует богатство, и сообразно тому, в тот  же самый миг, я  осознал
насколько велики мои настоящие амбиции.
     Этот  человек,  конечно,   был  прав,  и  высказался   достаточно  ясно
относительно моей удачи. А она во время войны  была изумительной. Затем было
наследство, и Лу в довершение  всего  этого;  и вот здесь я встретил старину
Фекклза  благодаря абсолютной случайности, и  тут же  появилась  возможность
этой великолепной инвестиции. И самое настоящее дело - он излагал его четко,
давая понять,  что  это  была,  строго говоря, не пустая  болтовня  - и  оно
прямо-таки просилось мне в руки.
     Мы  были  настолько  вне  себя  от  радости,  что  едва  могли  уловить
практические детали. Требуемое  вложение составляло  четыре тысячи девятьсот
пятьдесят фунтов.
     Трудностей в получении такого пустяка, разумеется, не было, но,  как  я
сказал Фекклзу, это  будет означать продажу  какого-нибудь  скотского запаса
ценных бумаг или еще чего-то в этом роде, на что может уйти два или три дня.
Времени было  в обрез; опция могла  стать недействительной и уплыть в другие
руки, если ее не выкупить в течение недели, а сейчас была уже Среда.
     Тем  не  менее,  Фекклз  помог набросать  Вольфу  записку,  объясняющую
срочность дела, и он должен был появиться у  нас в субботу в девять часов со
всеми бумагами.
     Между тем,  само собой, он не бросит  меня, но в тоже время он не может
рисковать,  теряя самый удачный ход за всю  свою жизнь. В  случае,  если  бы
возникли какие-то помехи, он должен знать, что за шаги можно  предпринять  и
отдавать  себе отчет,  сможет  ли  он поднять пять  тысяч со  своей стороны.
Однако,  он  позволит  в любом  случае сделать меня совладельцем  части  его
ценных  бумаг. Фекклз хотел  моего участия в  этой сделке,  если бы речь шла
только о соверене, просто из-за моей удачи.
     Итак, он  покинул  нас в великой спешке. Лу и  я взяли такси  и провели
день  в  Булонском Лесу.  Нам казалось,  будто кокаин овладел  нами  с новой
силой, или же это была добавка героина.
     Мы жили с той же умопомрачительной скоростью, как  и в ту первую  ночь.
Интенсивность переживаемого  была  даже  более  экстраординарной;  но нас не
уносило ею прочь.
     При этом ощущении каждый час  длится частицу секунды, но каждая секунда
длится целую  жизнь. Мы  были способны принять  ежеминутные детали  жизни во
всей их полноте.
     Попытаюсь объяснить это тщательнее.
     "Вильям Завоеватель, 1066 г., Вильям Руфус, 1087".
     Этим  выражением   можно  в   одной  строчке  обозначить  весь   период
царствования Герцога Нормандии.  В тоже время, историк, специально изучавший
этот период английской истории, способен написать десять  томов,  и может, в
какой-то  степени,  сделать  одновременно  оба  аспекта   знания   одинаково
значимыми для своего сознания.
     Мы были в сходном положении. Мгновения сменяли одно другое, как вспышки
бесчисленных молний, но каждая вспышка  озаряла  совершенно  иной пейзаж,  в
котором  мы успевали  рассмотреть  каждую  деталь.  Мы  словно  бы  овладели
абсолютно  новой   ментальной  способностью,  божественной  по  отношению  к
нормальному  течению  мысли.  Точно  также  сравнивать  все-понимающий  мозг
великого  человека  науки  с мозгом дикаря, когда  они  оба посмотрят  через
одинаковые оптические инструменты на одного и того же черного таракана.
     Невозможно  поделиться  этим  с тем,  кто не испытывал  всеподавляющего
восторга подобного состояния.
     Другая замечательная и необычная черта этой ситуации заключалась в том,
что мы, судя  по  всему,  были  наделены  тем, что я  должен  назвать  даром
телепатии, или как бы это лучше выразиться. Нам не нужно было объяснять себя
друг другу.  Наши умы  работали  вместе,  как  у  тех  первоклассных опорных
полузащитников, которые привыкли играть в паре.
     Часть  наслаждения, кроме  того,  приходила  от  знания,  что  мы  были
исключительно недосягаемы  для  всего,  с чем  мы могли столкнуться. Простой
факт -  мы успевали  за  одно и то  же  время  гораздо больше обдумать,  чем
обыкновенные люди.
     Мы были похожи на свору борзых, а остальной мир - на великое  множество
зайцев,  только  диспропорция  в скорости  безмерно  увеличилась.  Это  было
состязание авиаторов с кучерами.
     Мы  отправились в  постель рано  той  ночью.  Мы уже немного устали  от
Парижа.  Темп его был  слишком  медленным  для нас. Это  как сидеть на опере
Вагнера. Там  есть  некоторые блестящие моменты,  конечно, но большую  часть
времени  нас терзают длинными и  монотонными  пассажами, такими,  как диалог
между Вотаном и Эрде.  Мы хотели быть предоставлены сами себе; никто другой,
кроме нас, не мог поддерживать нашего темпа.
     Разница между сном, бодрствованием и пробуждением снова была ослаблена,
нет,  почти  упразднена.  Период  сна  был  просто  как  краткая  мимолетная
рассеянность, и даже наши сны продолжали эскалацию нашей любви.
     Необходимость  каждого инцидента была ничтожной. В обыденности поступки
человека до определенной степени  заторможены. Как гласит пословица, человек
семь  раз  отмеряет, прежде  чем отрезать.  Мы  больше  не меряли  семь раз.
Желание трансформировалось  в  действие,  не  подвергаясь анализу. Утомление
тоже было полностью отменено.
     Мы проснулись на следующее утро с восходом солнца. Мы стояли на балконе
в халатах и наблюдали его восход. Мы чувствовали  себя  с ним  единым целым,
свежие и  столь же жаркие,  пылающие,  горячие,  как  и  оно. Неисчерпаемая,
неистощимая энергия!
     Мы танцевали и  пели  во время завтрака. Мы болтали, как  обычно  - оба
говорили одновременно, как будто на пределе наших  голосов, составляя  планы
на день,  и у каждого струился в мозгах водопад экстатического наслаждения и
неугасимого смеха.
     Мы только-только решили провести  утро, совершая  покупки в  магазинах,
когда в нашу комнату внесли карточку.
     Я  был на  мгновение изумлен, когда  прочитал, что  наш  посетитель был
конфиденциальным клерком мистера Вольфа.
     - Ох, нет нам покоя, - проговорил я, а  затем припомнил мою  телеграмму
за день до того.
     Меня охватила внезапная острая тревога. Может что-то не  в  порядке? Но
кокаин заверил меня, что все в порядке.
     - Полагаю, мне надо увидеться с  этим приятелем, - сказал я, и попросил
коридорного пропустить его наверх.
     -  Не  позволяй   ему  надолго  тебя  задерживать,  -  заметила  Лу,  с
раздражением надув губки, и побежала в ванную после скорого объятия,  такого
жаркого, что оно привело в беспорядок мой новый галстук от Чарвета.
     Человек вошел. Мне быстро наскучила важность  его манер, и  я стал даже
испытывать отвращение к его торжественной почтительности. Конечно, некоторые
люди любят, когда с ними обходятся как в своем роде с беспомощным игрушечным
императором, но подобные  вещи  не  стыкуются  с  Парижем. И  еще меньше они
стыкуются с кокаином.
     Меня так раздражало, что этот  парень явно чувствовал себя принужденно,
и также то, что он был так очевидно горд собой, тем, что его послали в Париж
обсуждать важное дело с настоящим рыцарем во плоти.
     Если есть та  вещь, которой учат больше всего полеты, так это ненависть
к снобизму. Даже  Гартер становится незаметным  и незначительным,  когда  ты
летаешь над облаками.
     Я не мог  даже  заговорить с этим человеком,  пока  он не  станет более
человечным. Я заставил его сесть, выпить и выкурить  сигару, перед тем как я
позволю ему говорить о бизнесе.
     Естественно, все было абсолютно в порядке. Вся проблема заключалась вот
в чем  - шесть  тысяч  фунтов нельзя было получить немедленно, и так как они
были  срочно мне нужны, необходимо подписать некие  бумаги,  которые  мистер
Вольф немедленно составил, подписать расписку в получении моей телеграммы, и
было бы лучше сделать это в консульстве.
     - Разумеется,  нет проблем, вызовите  такси,  -  сказал  я. - Я спущусь
через минуту.
     Он спустился вниз по лестнице.  Я вбежал к Лу и сказал ей, что мне надо
сходить к консулу по  делу: я вернусь  через час, и мы можем отправиться  за
покупками.
     Мы приняли большую понюшку  снежка и поцеловались на  прощание так, как
будто я отправлялся в трехлетнюю экспедицию  на Южный Полюс. Затем я схватил
свою шляпу, перчатки и трость и встретился с моим человеком у выхода.
     Выпивка и воздух  Парижа придали ему ощущение собственного достоинства.
Вместо того,  чтобы скромно и униженно ждать меня возле машины, он уже сидел
в  ней;  и хотя его  приветствие было еще  торжественно уважительным,  в нем
теперь  было  намного  больше от посла, чем от клерка. Он сдержал  природный
порыв и не приподнял шляпу.
     Я  сам чувствовал любопытное наслаждение своей собственной важностью. В
то же  время, я  чудовищно  торопился  и отчаянно спешил вернуться к Лу. Мой
мозг подгоняла мысль о  ней. Я расписался там, где они мне сказали, и консул
обстучал  всю бумагу вдоль и поперек марками, и мы  поехали обратно в отель,
где  клерк  извлек застегнутый кожаный бумажник  из  мистически  загадочного
заднего кармана и отсчитал мне мои шесть тысяч в сто-фунтовых банкнотах.
     Само собой, я должен был пригласить  этого парня на ланч,  но  это было
лишь соблюдением приличий. Я  был  несказанно рад,  когда  он,  извинившись,
отклонил мое предложение. Он должен был успеть  на двухчасовой поезд назад в
Лондон.
     - О Господи Боже, как долго тебя не было, - сказала Лу, и я мог видеть,
что она  заполнила время  моего отсутствия  самым замечательным образом. Это
было очевидно  с головы до пят.  Она танцевала вокруг меня,  как безумная, с
небольшими  судорожными  движениями, на  которые я  не  мог  не  смотреть  с
подчеркнутой нервной раздражительностью. Тем не менее, она  была лучезарной,
ослепительной, светящейся, и взрывалась от возбуждения.
     Да,  ну вы  понимаете.  Я  не люблю оставаться на бобах. Мне  надо было
включиться  в атмосферу.  Я  швырнул в себя, наверное, целую лопату  снежка.
Определенно,  я  заслуживаю того, чтобы Совет  Графства платил мне шиллинг в
час.
     Впрочем,  у нас определенно не  было  никакого времени заниматься  теми
вопросами, которые обсуждают в Парламенте. Предо мной стояла Лу, почти вся в
слезах, потому что  ей нечего было  надеть, практически  никаких украшений -
вся идея рыцарства заключается в том, что когда ты видишь неправильное, твой
долг - исправить это.
     К счастью, в  настоящий момент у нас  не было  никаких трудностей. Все,
что нам надо  было сделать, это поехать вниз к Рю де ла