хлобучил врагу на самые глаза его  шляпу,
а правой пустил в ход свой молоток, - но на этот раз  он  бил  уже  не  по
коленям, а по лбу противника. Все  произошло  настолько  молниеносно,  что
Чарльз не успел даже уследить за ходом событий. Он пошатнулся  от  первого
удара и сделал попытку поднять шляпу на  лоб.  Но  Джерри  натянул  ее  на
голову Чарльзу до самого донышка, продолжая наносить удары.  Плотный  фетр
шляпы,  по  счастью,  их  амортизировал.  Наконец  поверженный   противник
растянулся на полу во весь свой рост,  со  шляпой,  надвинутой  до  самого
подбородка.  Во  избежание  всяких  сюрпризов  Джерри   наскоро   прошелся
молоточком по коленям и локтям Чарльза. Затем поправил  галстук,  причесал
растрепанные волосы и направился к выходу.
   Джоан свернулась калачиком в углу дивана, закрыв  лицо  руками.  Джерри
испытывал к жене глубокое сочувствие и жалость, так как теперь  он  словно
увидел за маской человека.
   - Прощай Джоан, - тихо произнес он.
   Джоан спрыгнула с дивана, но подошла не к мужу, а к телефону.
   - Я позову полицию, - крикнула она. - Тебя задержат, и  ты  попадешь  в
тюрьму.
   Инстинкт самосохранения заставил  Джерри  действовать  решительнее.  Он
поспешил к жене, схватил ее в свои объятия, на руках  отнес  в  спальню  и
уложил на кровать.
   - Негодяй, я ненавижу тебя... - шипела Джоан.
   - Я больше не чувствую к тебе ненависти, - сказал Джерри спокойно, - но
для верности...
   С последними словами он проверил рефлексы своей жены  и  сковал  ее  по
рукам и ногам. Джоан хотела было закричать, но Джерри прижался губами к ее
губам и поцеловал так, что она онемела. Затем он чуть ли не бегом помчался
в переднюю, схватил свой чемодан и вышел.
   Короткая семейная  сцена  была  окончена.  Она  отличалась  от  обычных
семейных раздоров только тем, что в ней по ходу действия никто не бросал в
противника сливочным тортом и не переворачивал мебель.
   В спальне Нью-Йорка был вечер. На улицах загорались миллионы  рекламных
огней. Улица и ночью не знала покоя. Даже  ветер  уснул  где-то  на  своем
насесте, но улица бодрствовала. Прямо в окна квартиры молодоженов  светила
сказочная полная луна...




12. ДЖЕРРИ ФИНН СТАНОВИТСЯ БЕЗРАБОТНЫМ И ЗАЯВЛЯЕТ О СВОЕМ ОТЪЕЗДЕ
НА ЛУНУ, А ДЖОАН НЕСЧАСТНА, ТАК КАК НЕ ЗНАЕТ НОВОГО АДРЕСА МУЖА.

   Было бы ошибкой думать, что Джерри Финн вырвался на свободу, беззаботно
насвистывая, - он скорее беззвучно рыдал. Когда он подошел к двери мистера
Риверса, сердце его стучало почти так, как, бывало, стучал его неразлучный
молоток. Отворив дверь,  Исаак  приветствовал  своего  коллегу  следующими
словами:
   - Ага! Пришел-таки за расчетом? Заходи, заходи. Мы  сразу  выясним  все
наши дела.
   Чего-то в этом роде Джерри ожидал, ибо он уже раньше заметил, что Исаак
был оптимистом лишь до  известного  предела.  А  затем  он  превращался  в
реалиста и тех, кто нарушает правила  игры,  готов  был  послать  ко  всем
чертям на вечное поселение.
   - Первые действительные невзгоды в моей  жизни  начались  в  тот  самый
момент, когда ты женился, - сказал Исаак серьезно.
   - Так же, как и  в  моей,  -  тихо  отозвался  Джерри,  словно  эхо,  и
замолчал, ожидая продолжения.
   Исаак продолжал:
   - Я отдал восемьсот долларов на рекламу моей практики. В первые  дни  у
нас был наплыв, и мы заработали хорошо, и я и ты. А потом?  Да,  потом  ты
избрал своим флагом женскую юбку, за которой и маршируешь вот уже  неделю.
На работу являлся когда вздумается  -  и  отвадил  почти  всех  пациенток.
Сегодня после обеда ты и вовсе не подумал прийти, - и вот мы лишились  как
новых, так и старых больных.
   - Но Исаак... Сегодня у меня возникло  непреодолимое  препятствие...  -
пытался оправдаться Джерри. - Моя жена повредила себе спину...
   - А ты - голову. А больные оказались настолько нечуткими, что  даже  не
пообещали когда-либо впредь нас навестить.  Сейчас  я  сделал  подсчеты  и
установил, что после твоей женитьбы я потерял более  двух  тысяч  долларов
чистыми деньгами. Ты еще не понимаешь, что в наше время  необходимо  вести
жесточайшую борьбу за клиента. Людей надо  уметь  обслуживать.  Они  могут
простоять полдня в очереди за  билетами  на  бокс  -  но  не  на  прием  к
хиропрактику.
   Исаак  достал  из  кармана  пачку  денег  и   отсчитал   коллеге   пять
двадцатидолларовых билетов.
   - Вот твое жалованье за девять дней и гонорар за привлечение больных.
   Джерри сунул деньги в бумажник, но мир не стал от  этого  казаться  ему
менее мрачным. Он  не  находил  жизнь  поэтичной.  Будущее  представлялось
гнетуще серым, в прошлом тоже не было слишком яркого света. Весь  мир  был
полон счастливых браков, а кругом были  несчастные  супруги,  чьи  подушки
стонали в бессонные ночи.
   - Что же мне делать теперь? - спросил он беспомощно.
   - Вот уж этого я не знаю, - ответил Исаак. - Спроси у своей жены.
   - У меня больше нет жены...
   - Кто же тобой тогда командует?
   Подумав, Исаак даже подскочил:
   - Что ты сказал? Нет жены? Разве твоя жена умерла?
   - Нет, я оставил ее...
   - Скверно. Очень скверно. Жену  нельзя  оставить  -  кроме  как  в  том
случае, когда ты застанешь ее в спальне с другим мужчиной и  на  последнем
будет надета твоя пижама. Таков закон.
   Лицо Джерри сделалось еще мрачнее. Он был бессилен, как старый  псалом,
допетый до конца.
   - Исаак, ты должен дать мне совет, - сказал он с мольбой. - Я  не  могу
жить с моей женой. Моя жизнь в опасности...
   - Бей и ты ее, - гаркнул Исаак. - Только не по лицу.  У  меня  когда-то
был напарник - немец.  Я  работал  тогда  в  шахте  в  Миннесоте.  Так  он
регулярно  два  раза  в  неделю  закатывал  своей   бабе   трепку.   Самую
основательную. По голому заду. Ремнем, насколько я помню.
   - Нет, Исаак... Это серьезно.
   - Разумеется. Потому я и даю тебе совет. Я тоже пытался  как-то  задать
жене трепку. Но пока я дошел до того, что оставалось лишь замахнуться, - у
меня весь гнев пропал...
   Джерри сделал нетерпеливый жест. Исаак снова превращался  в  оптимиста,
который чужие беды видел в веселом свете.
   - Должен ли я понять, что ты гонишь меня на  улицу?  -  спросил  Джерри
подавленно.
   - Нет, Джерри. Ты сам себя выгнал. Я устроил тебе блестящее будущее, но
ты женился. Разумеется, в этом нет ничего плохого,  но  ты  свою  практику
сменил на семейную жизнь, - это  уж  слишком.  От  этого  страдает  и  моя
репутация.
   Джерри помолчал, словно припоминая что-то. Наконец он сказал:
   - Ты ведь мой поручитель, и ты должен заботиться обо мне.
   - Только в том случае, если будет установлена твоя  нетрудоспособность.
Я тебе скажу совершенно честно: теперь для  двоих  нам  просто  не  хватит
пациентов. А затевать сейчас новую рекламную атаку бесполезно.
   - Что же со мною будет? - тяжело вздохнул Джерри.
   - Эх, дорогой мой! Тут страна великих возможностей! Попробуй где-нибудь
найти работу. Ну, а если уж нигде не найдешь - тогда приходи обратно.
   Последняя фраза была рассчитана на прощание. Но Джерри  не  двигался  с
места. Он чувствовал, что по отношению  к  нему  совершается  непоправимая
несправедливость. Понятливость Исаака была, по  его  мнению,  ниже  всякой
критики. Исаак был из числа тех  людей,  которые  пишут  скверно,  говорят
кое-как, а думают только в крайнем случае.
   - Можно мне все-таки хоть переночевать у тебя? - робко спросил Джерри.
   - Почему тебе на пойти домой? - ответил Исаак.
   - Не могу... больше.
   - Ну что ж, ничего не поделаешь...
   Исаак собирался сказать еще что-то, но в этот момент зазвонил  телефон,
и он поспешил снять трубку. Джерри услыхал ответы своего попечителя:
   - Да, сэр. Так точно, сэр. В августе... Совершенно верно... Больше  уже
нет... Нет, он уволился сегодня. Получил полный расчет... Конечно,  сэр...
Сбежал?..  Нет,  не  видел...  Ударил  -  чем?..  Молотком...  Значит,  по
голове?.. Да, конечно, сэр... Сообщу немедленно, сэр... Конечно, ведь я же
его поручитель... Спокойной ночи, сэр...
   Исаак положил трубку на место.
   - Кто-то спрашивал обо мне? - спросил Джерри встревоженно.
   - Да. Полиция.
   - Вот как! Что же им нужно?
   - Побеседовать с тобой.
   - Что еще? Говори!
   - Ты как  будто  ударил  одного  гражданина  этой  страны  молотком  по
голове...
   - Верно, Исаак... Это правда... Но я оборонялся...
   - Это уже частности.
   - Он умер?
   - Кто?
   - Брат моей жены.
   - Э, так вот кого ты ударил! Нет, он не умер.
   - Так что же? Ну говори!
   - Дело не стоит выеденного яйца! Парень заявил  в  полицию,  а  полиция
желает знать, что это у тебя за  молоток  такой,  который  не  оставил  на
голове жертвы никаких следов избиения...
   Напряжение несколько разрядилось и Джерри с  облегчением  опустился  на
тахту.
   - Но это еще не все, - продолжал Исаак. - Полиция желает знать,  почему
ты убежал из дому. Я ведь говорил тебе, что жену нельзя бросать,  пока  не
получен развод. И пока не начнешь платить алименты. Может  быть,  все-таки
самое разумное ночевать тебе дома.
   - Возможно, ты и прав, Исаак, - сказал Джерри мрачно. - А почему бы мне
и не умереть для разнообразия?..
   - И вот Джерри Финн взял свой чемодан и ушел.  Исаак  проводил  его  на
лестницу и здесь произнес следующее заключительное слово:
   - Немножко дрянно это выглядит и с моей стороны, но я  ничего  не  могу
поделать. Ты не сердись. Заходи как-нибудь...
   - Спасибо, Исаак. Мне очень жаль, что я разогнал  твоих  больных.  Надо
надеяться, ты все-таки проживешь как-нибудь.
   Выйдя на улицу, Джерри инстинктивно проверил задний карман и  убедился,
что молоток при нем. Жизнь превращалась в  правдивую  повесть  с  плачевно
банальным сюжетом: сбежавший муж возвращается домой и  решает  начать  все
сначала. Теперь, пожалуй, им надо спать, взявшись за руки, чтобы  один  не
мог неожиданно ударить другого.
   В воздухе было уже по-осеннему прохладно, так что дамы могли, не потея,
носить свои новые модные меха. Лоточники, торговавшие в подъездах фруктами
и сластями, стали расходиться по домам.  Постовые  полицейские  проверяли,
все  ли  двери  магазинов  надежно  заперты.  Ночные  профессионалы  улицы
начинали заниматься своим бизнесом. Со всех  сторон  вырывались  на  улицу
ароматы  вареных  сосисок  и  свежеиспеченного  хлеба.  Моряки   торговали
швейцарскими  часами  и  биноклями.  Какой-то  пожилой  господин  продавал
веселые  открытки  и  книжки  с  картинками  для  взрослых,   изданные   в
Буэнос-Айресе. Какой-то несчастный, единственным богатством которого  было
свободное время, пытался торговать большим спасибо и нищенской улыбкой.  С
приближением полуночи стоимость жизни повышалась, а честность падала.
   Одна веселая Магдалина предложила Джерри свое общество, но окостеневший
молодой супруг молча отверг ее предложение и направился к дому, на  втором
этаже которого была дверь с дощечкой: Джоан и Джерри Финн". Их  имена  еще
стояли рядом,  на  одном  уровне,  в  трогательном  согласии...  Маленькая
семейная вывеска гласила о святом союзе, приметным  знаком  которого  были
маленькие круглые кольца: у жены был  окольцован  безымянный  палец  левой
руки, а у мужа - карман.
   Из-за двери слышался обычный голос каждого дома -  голос  радио.  Джоан
хотелось тишины, поэтому она включила радио  и  затихла.  Джерри  выдержал
долгую паузу раздумья: войти или не входить?  В  конце  концов  он,  точно
свидетель, который ничего не помнит, смело отворил дверь и вошел.  Чарльза
уже не было, ибо он также занимался бизнесом преимущественно по  ночам,  и
Джоан была дома одна. Брошенная жена не заметила прихода своего мужа,  так
как  была  поглощена  самодеятельной  хиропрактикой,  требовавшей  большой
сосредоточенности. Джерри сунул чемодан за кушетку  и,  войдя  в  спальню,
остановился в дверях,  наблюдая  за  самостоятельными  упражнениями  своей
ученицы. Это было очаровательно дикое зрелище, описать которое  невозможно
ни на одном языке. Для  передачи  его  потребовался  бы  по  крайней  мере
саксофон или аккордеон. Джоан лежала на полу; весь  костюм  ее  составляли
нейлоновые "трусики-одуванчик"; она разминала  спину  о  маленький  мячик,
похожий на медный шар - украшение от  старинной  кровати;  ее  малюсенькая
грудь ритмично  вздрагивала-всякий  раз,  когда  мяч  попадал  на  больной
позвонок.  Удачное  сопровождение  для  этого  домашнего  балета  создавал
купленный в рассрочку радиоприемник.  Фрэнк  Синатра  сначала  насвистывал
известную пастушью мелодию, а потом  запел  последнюю  рекламную  новинку:
"Любовь горит в груди у нас,  как  нефть  компании  "Техас",  слова  Уилли
Уильямса, мелодия Франца Листа в обработке Боба  Смита.  Джоан  продолжала
массировать спину и пела, помогая Фрэнку Синатре:

   Милый, милый, милый черноглазик...
   Брось меня в огонь любви отныне!
   Поцелуй меня еще хоть разик,
   Пой о скорости и о бензине...

   Джерри бросился к приемнику и свел Франка Синатру  на  пианиссимо.  Его
грубый  и   немузыкальный   поступок   среди   ночи   пробудил   Джоан   к
действительности. Женщина вскочила и возмущенно воскликнула:
   - Джерри! Почему ты мешаешь петь Фрэнку Синатре? Я хочу выучить  слова.
Это прелестная песня, Джерри. И-зу-мительная!..
   - Оденься, Джоан,  -  ответил  муж  бесцветным  голосом.  -  Мне  нужно
поговорить с тобой.
   Джоан надела туфли и жемчужное ожерелье и, перейдя к  будничной  прозе,
начала извергать слова, которые невозможно было ни взвесить, ни сосчитать.
   - Милый, моей спине теперь уже гораздо лучше. Я теперь поверила в  твое
лечение, хотя Чарльз и говорит, что это дрянь и ерунда  сплошная.  Кстати,
Чарльз очень сердился на тебя. Он грозил тебя отделать, но тебе  не  нужно
бояться. Не думаю, чтобы он стал  стрелять.  Насколько  мне  известно,  он
только два раза стрелял в человека и один раз -  в  полицейского.  Но  это
было уже несколько лет назад. Джерри, ты меня любишь?
   - Оденься, Джоан, - сухо ответил муж, отстранив ее.
   -  Зачем?  Мне  нисколько  не  холодно.  Ой,  кажется,  я  понимаю!  Ты
стесняешься. Ах, какая ты  прелесть!  Джерри,  ну  сознайся!  Разве  я  не
красива? Когда спина моя поправится, я начну заниматься  танцами.  У  меня
есть и к этому способности. Но прежде всего мне  надо  достать  очки.  Они
теперь в моде. Особенно такие,  у  которых  дужки  украшены  золотом.  Все
элегантные женщины ходят теперь в очках.
   Джерри было совершенно непонятно, зачем он вернулся домой, а  Джоан  не
могла понять, как это муж не начинает  готовить  ужин,  хотя  новые  сутки
начались уже несколько минут назад. Муж с мрачным видом  уселся  и  достал
пачку сигарет, об отличных качествах которых высказали  свое  авторитетное
суждение  десятки  известных  специалистов  по  сердцу  и  легким.   Джоан
набросила на плечи халатик, подсела к мужу и зажала его ногу своими голыми
коленями. Джерри смотрел в пол,  а  мимоходом  -  на  колени  своей  жены,
которые были красивы, как яблоки.
   - Почему ты такой мрачный? - спросила Джоан и положила ногу на ногу.  -
Ты сегодня должен быть счастлив.
   Джерри оторвал глаза от пола и сказал печально:
   - Я теперь безработный...
   - Разве ты уже не лечишь людей?
   - Нет, у меня пока нет никакой работы.
   - Ах, как чудесно! Значит, ты целыми  днями  будешь  со  мной.  Джерри,
милый! Я всю жизнь мечтала об этом!
   - Ты мечтала о безработице?
   - Ну да. Тут ведь нет ничего  плохого.  Я  однажды  читала  в  какой-то
газете, что безработица - это когда люди увольняются  с  работы.  Надо  же
человеку иногда и отдохнуть и спокойно посмотреть  телевизор.  Я  ненавижу
работу, и потому я так счастлива, что ты можешь побыть  дома.  Теперь  нам
уже не надо будет отсылать белье в прачечную или нанимать  уборщиц.  Купим
стиральную машину и пылесос - и ты сам сможешь  стирать  белье  и  убирать
комнаты. Но прежде всего  нам  необходимо  купить  автомобиль.  Ты  должен
понять, что элегантная женщина не может  садиться  в  инвалидную  коляску,
когда ей надо поехать в больницу. Джерри, ты знаешь, что я все-таки леди и
знаю жизнь. О боже, как я теперь счастлива!
   Джерри схватил жену за руки и, глядя ей прямо  в  глаза,  сказал  очень
серьезно:
   - Джоан, покажи язык и скажи: а-а-а...
   Джоан оскорбилась. Она была леди, которая не терпит, чтобы ее чувствами
играли, точно на бильярде. Она закрыла свои колени и отодвинулась от  мужа
на полметра. Тут же она вспомнила, что  у  них  еще  оставались  кое-какие
невыясненные вопросы.
   - Почему ты вечером был так груб? - спросила она. -  Я  никогда  бы  не
поверила, что ты способен ударить женщину. Да еще молотком.
   - Я только проверил твои рефлексы, - ответил Джерри сухо.
   - Так ты не по-настоящему  бил  меня?  -  удивилась  Джоан.  Она  снова
пододвинулась ближе  к  мужу  и  заговорила  очень  оживленно:  -  Значит,
опять-таки я была права. Чарльз уверял, что это  с  твоей  стороны  подлая
грубость, а я сказала, что это просто любовь. Ах, как это прекрасно, когда
человек любит и любим. Чарльз - настоящий джентльмен и очень много повидал
на свете, но мне кажется, он еще не знает любви. Джерри! Теперь ты  должен
меня поцеловать!  Но  постарайся  быть  джентльменом...  И  подольше!  Как
Грегори Пек или Алан Лэдд. Ох, если бы  хоть  раз  поцеловаться  с  Аланом
Лэддом!..
   Несносная пассивность Джерри опять испортила все настроение. Ему до сих
пор еще очень не хватало  тонкой  чуткости  эстета  и  отточенной  техники
киноактера. Может быть, он слишком редко ходил в кино и читал слишком мало
двадцатипятицентовых книг? Он не  понимал,  что  между  привлекательностью
мужчины и пылкой страстью имеется та разница, что привлекательность  часто
остается еще долго после того, как страсть догорела дотла.
   После очень вялого поцелуя  (словно  он  исполнял  повинность!)  Джерри
сказал с потрясающей безысходностью:
   - Я не понимаю, на что мы будем жить!
   - Ты обижаешь меня, - ответила Джоан. - Надо полагать, мы  будем  жить,
как и все другие.
   - Но я безработный.
   - Опять ты о том же. Я ведь уже говорила тебе по крайней  мере  миллион
раз, что можно жить в долг. Как будто ты не знаешь, что мы и  за  квартиру
не платили уже больше пяти месяцев?!
   Джерри схватился за голову и простонал:
   - Нет, больше так продолжаться не  может!  Я  должен  получить  работу.
Какую угодно.
   Лицо Джоан прояснилось. Она невольно посочувствовала мужу и  попыталась
его утешить:
   - Может быть, Чарли тебя устроит?
   - Ни в коем случае! Я не переношу его.
   - Не говори так о моем брате. Он как раз сегодня вечером  говорил  мне,
что затевает большой бизнес и ему нужен помощник. Джерри, я придумала:  ты
будешь помогать моему брату. Я  уверена,  что  вы  тогда  станете  добрыми
друзьями.
   Джерри помолчал и вдруг словно невзначай спросил:
   - А чем занимается твой брат?
   - Он говорил, что помогает школьникам.
   - Помогает школьникам? - переспросил Джерри.
   - Да, и студентам тоже.
   - Разве твой брат - учитель?
   - Джерри, ты просто глуп! Какой же порядочный человек станет  учителем?
Чарли помогает учащимся иначе.
   Джерри немного оживился и  попробовал  выудить  у  жены  дополнительные
сведения. Джоан опять сделала современный жест: быстро перекинула ногу  за
ногу - и стала рассказывать:
   - Европейцам очень трудно  понять,  что  значит  школа,  потому  что  в
Европе, говорят, школ очень мало. Но здесь другое дело.  В  многих  штатах
обучение в школе является даже обязательным. Это совершенно  ужасно!  Даже
маленькие дети вынуждены ходить в школу. Их заставляют  учиться  читать  и
писать, играть в мяч. Это  действует  на  нервы.  Я  хорошо  помню,  каким
нервным сделался Чарли, когда он ходил в школу и был в футбольной команде.
Вот потому он теперь и старается помочь школьникам.
   Джерри беспомощно замотал головой:
   - Я не возьму в толк, что за пользу может им принести твой брат.
   - Чарли достает им лекарства. Успокаивающие лекарства, которые делаются