ономист, за несколько дней до того выпустивший  книгу
о губительной роли инфляции.
   Первый час приема прошел под знаком небольшой паники, но  потом  доктор
Риверс и его помощник профессор Финн вспомнили о серийно-поточном  методе,
который так хорошо зарекомендовал себя на производстве, давая  возможность
быстро  удовлетворять  повышенный  спрос.  В  просторной   жилой   комнате
моментально был  устроен  второй  кабинет,  где  начал  принимать  больных
профессор Финн. Вопрос относительно пола больных решили по жребию.  Судьба
послала Джерри Финну женщин.
   Он начал принимать пациенток по четыре  и  рационализировал  свой  труд
таким образом, что пока  он  осматривал  позвонки  одной  больной,  другая
принимала  горное  солнце,  третья  одевалась,  а  четвертая  раздевалась.
Благодаря такому методу он смог пропускать по  восьми  человек  в  течение
часа, и его брутто-доход поднялся до  двадцати  четырех  долларов  в  час.
Однако, несмотря на это, доктор Риверс не был  доволен  им.  Когда  Джерри
зашел в кабинет шефа разменять  деньги,  доктор  Риверс  заявил  ему,  что
принимает уже по десять больных в час. После полудня он еще  ускорил  этот
бешеный ритм и за час успевал  обслужить  уже  двенадцать  человек.  Столь
высокого результата он добился за счет того, что укладывал своих пациентов
на стол по двое и разминал одновременно два хребта. В  таком  методе  было
еще одно немаловажное преимущество: оба больных  выдерживали  лечение  без
звука, потому что каждый стеснялся другого и ни один не смел роптать:
   В час пополудни они объявили восьмиминутный перерыв на обед, в  течение
которого могли перекусить и больные.
   После перерыва авральные работы продолжались с еще большим  рвением.  К
шести часам доктора успели пропустить более трехсот больных,  а  в  восемь
они прекратили прием. В течение трех  следующих  дней  наплыв  больных  не
уменьшался, но затем поток пошел на убыль. За первую неделю доктор  Риверс
покрыл рекламные издержки и увеличил сумму своего вклада в банке на тысячу
долларов. Вознаграждение профессора Финна  составило  восемьсот  долларов.
Такая материальная  база  вызвала  существенные  перемены  в  мироощущении
нашего героя. До сих пор его ближайшим сердечным другом  была  собственная
нательная рубашка, но теперь он  испытал  чувство  великого  восхищения  и
горячей привязанности к деньгам. Бывали, правда, моменты, когда он говорил
себе, что деньги ему  вовсе  никакая  не  родня,  но  эти  слабые  вспышки
сентиментальности были очень редкими. Он, сам  того  не  ожидая,  сделался
позвоночным доктором - каким-то шарлатаном поневоле  -  и  не  хотел  идти
против судьбы. После  первых  дней  "врачебной  практики"  он  плохо  спал
ночами. Лежа в кровати и  мучительно  пытаясь  заснуть,  он  считал  овец,
потому что за день насмотрелся на коров и баранов.
   В один прекрасный день на прием к  нему  явилась  дама  неопределенного
возраста, у которой на пальцах  и  зубах  сверкало  золото.  Когда  Джерри
попросил  ее  раздеться,  дама,  бросив  нерешительный  взгляд  на  других
пациенток, сказала:
   - Мне бы хотелось поговорить с доктором наедине.
   Через  полчаса  она  получила  такую   возможность.   В   ее   взгляде,
устремленном на доктора, смешались восхищение, глубокое почтение  и  ужас.
Все врачи ежедневно встречают такие взгляды пациентов, привыкших видеть  в
докторе какого-то сверхчеловека. Джерри достал чистую карточку.
   - Имя?
   - Агнес Лоусон... Эл-о-у-эс-о-эн, - ответила дама.
   - Замужем?
   - Да. Разумеется.
   - Возраст?
   - Мне... Ну, разве это так необходимо?..
   Как уже известно читателю, Джерри Финн - человек деликатный. И  тут  он
весьма деликатно обошел щекотливый вопрос, перейдя прямо к делу:
   - На что жалуетесь, мадам?
   - Собственно... сама я ни на что не жалуюсь, - начала женщина издалека.
- Я чувствую себя превосходно.  Но  я  хотела  бы  посоветоваться  с  вами
относительно здоровья моего мужа.
   - Отчего же он сам  не  обратится  к  врачу?  Или  он  не  в  состоянии
передвигаться?
   - О, конечно, в состоянии, но... Вы разрешите мне закурить?
   - Пожалуйста, пожалуйста, мадам.
   Джерри предложил даме огня, стараясь в то же время  получше  разглядеть
ее. Со странным чувством он смотрел на ее лицо, на локоны, окрашенные  под
светлую  блондинку.  Перед  ним  была  пятидесятилетняя   Мэрилин   Монро.
Очевидно, миссис  Лоусон  носила  в  сердце  большую  тайну,  и  Джерри  с
любопытством приготовился выслушать ее.
   - Мы уже три месяца женаты, - начала женщина тихо. - Вернее, уже три  с
половиной. Все бы, кажется, хорошо, но муж  со  мною  так  холоден...  Он,
конечно, вежлив и предупредителен, но в то же время - совсем как чужой. Он
еще ни разу не приблизился ко мне. Вы, доктор, конечно, понимаете?
   - Да, да. Продолжайте.
   - Я просто не могу понять такой холодности. Муж только похлопывает меня
по плечу, и больше - ничего. Но ведь это же невыносимо! Вы меня,  конечно,
понимаете, доктор?
   - Да, конечно. Вы можете говорить во мной вполне откровенно.
   - Я уже пятый  раз  замужем,  и  мне  такая  холодность  кажется  очень
странной. И это ведь оскорбляет чувства женщины. Так  обходиться  можно  с
молодыми  девчонками,  но  не  с  женщиной.  Я  хочу,  чтобы  вы,  доктор,
внимательно исследовали моего мужа. Я слыхала,  что  холодность  у  мужчин
бывает от позвоночника...
   Джерри вглядывался в ее лицо, черты которого были покрыты плотным слоем
краски, непроницаемым, как маска разбойника. Он видел женщину,  прекрасный
романс которой - опус номер пятый - прозвучал до конца в день свадьбы.  Ее
пятый  брак  был  поистине  потрясающей  драмой,  герой  которой  совершил
самоубийство еще до начала  первого  акта.  Джерри  прошелся  по  комнате,
потирая виски и стараясь произвести на пациентку хорошее впечатление.
   - Простите, миссис Лоусон, - сказал он  тихо.  -  Я  должен  знать  ваш
возраст. Видите ли, нам, докторам, можно свободно рассказывать все.
   - В  ноябре  мне  исполнится  восемьдесят  два  года,  -  ответила  она
бесхитростно.
   - Ни  за  что  бы  не  поверил!  -  воскликнул  Джерри.  -  Вы  чудесно
сохранились!
   Возле глаз у дамы появились довольные  морщинки.  Откинув  волосы,  она
показала шрам у себя за ухом и сказала:
   - Две операции: мне подтягивали кожу. Между прочим, оба раза в  Европе.
И, кроме того, я получила несколько инъекций гормонов.
   - И все-таки это необычайно, - изумился Джерри.  -  Без  лести,  я  все
время думал, что вы моложе  меня.  А  вашему  нынешнему  супругу  тоже  за
восемьдесят?
   - Н-нет... не совсем... Он несколько моложе...
   - На сколько лет? Пожалуйста, не стесняйтесь, миссис Лоусон.  Мне,  как
доктору, вы можете открыться вполне.
   Несколько  мгновений  миссис  Лоусон  молчала.  Наконец  она   медленно
проговорила:
   - Теперешнему моему супругу недавно исполнилось двадцать шесть лет.
   - Двадцать шесть?!
   - Да. И если в этом возрасте мужчина уже холоден  -  очевидно,  у  него
что-нибудь не в порядке. Я никогда  еще  не  встречала  ничего  подобного.
Правда, мои родственники утверждают, что  Чарльз  Лоусон  женился  на  мне
только из-за денег, но это просто  низкая  зависть.  Когда  я  первый  раз
выходила замуж, родственники моего мужа говорили  то  же  самое  обо  мне.
Тогда мне было семнадцать лет, а мужу - немного более семидесяти. И все  у
нас было хорошо. А сейчас!
   Миссис  Лоусон  заплакала,  -  надо  отдать  ей  справедливость,  глаза
источали слезы безотказно. Джерри обещал ей поговорить с мистером Лоусоном
и  заверил,  что  холодность  мужчины,   если   только   она   связана   с
позвоночником, легко излечима.
   - Сколько я вам должна,  доктор?  -  спросила  миссис  Лоусон  дрожащим
голосом.
   - Два доллара, - ответил Джерри машинально.
   - Два доллара? - переспросила она.  -  Не  смейтесь  надо  мной,  милый
доктор. Возьмите пока хотя бы это.
   Она дала Джерри билет в сто долларов и продолжала:
   - Если Чарльз победит свою холодность и будет обходиться со  мной  так,
как настоящему мужу следует обходиться с женой, - вы, конечно,  понимаете,
доктор? - я заплачу вам сколько угодно.  Но  если  Чарльз  неизлечим  -  я
потребую развода. Об этом я уже советовалась  со  своим  адвокатом,  и  он
уверяет, что для развода  имеются  все  основания.  Но,  может  быть,  вы,
доктор, попробуете как-нибудь подействовать своими средствами.  А  то  мои
родственники могут,  пожалуй,  назвать  меня  легкомысленной,  если  после
такого короткого замужества я начну хлопотать о разводе.
   - Я сделаю все, что  только  в  возможностях  хиропрактика,  -  ответил
Джерри. - Прежде всего я бы хотел побеседовать с вашим супругом.
   - Может быть, вы примете его сейчас? Муж ожидает меня в машине.
   Лицо профессора Джерри Финна стало белым, как цинковые белила. Но он не
хотел сознаться, что трусит.
   - Приму, - ответил он заикаясь. - Я готов...
   Женщина вышла из  комнаты;  Джерри  скрестил  руки  на  груди,  подобно
Лютеру, окончательно доказавшему несостоятельность католической церкви. Он
поспешил в кабинет мистера Риверса, чтобы посоветоваться с коллегой, но  у
того было трое пациентов на  процедуре,  четвертый  собирался  уходить,  а
пятый раздевался, и доктор не мог уделить сколько-нибудь внимания  Джерри.
Он ответил машинально:
   - Не думаю, чтобы разминка помогла, но тем не менее попытайся.
   Мистер Лоусон принадлежал к числу мужчин, до  позвоночника  которых  не
так-то легко добраться. Он был выше Джерри на полголовы и в плечах  широк,
как мамонт.
   - Чего тебе от меня надо? - спросил он  профессора  Финна,  перекатывая
губами сигарету и многозначительно надвинув шляпу на самые глаза.
   Джерри обратил свой взгляд на миссис Лоусон и заметил:
   - Мадам, я хотел бы поговорить с вашим мужем с глазу на глаз. Не угодно
ли вам на минуточку пройти в комнату для ожидания?
   Женщина вышла, полная надежд, ибо она верила в чудеса, и Джерри остался
наедине с мистером Чарльзом Лоусоном. Ситуация  складывалась  напряженная.
Чарльз  Лоусон  был  характерным  представителем  известного  типа  людей,
которых можно видеть  на  экране  кино  и  которые  описаны  во  множестве
уголовных  романов.  Он  был,  что  называется,  круто  сварен  и   весьма
неудобоварим. На нем был роскошный костюм, дорогие ботинки и шляпа. Будучи
расточительным  в  одежде,  он,  по-видимому,   экономил   на   разговоре:
употреблял слова исключительно дешевые и низкопробные.
   - Какого дьявола ты от меня хочешь?
   Джерри инстинктивно ощупал свой карман  и  убедился,  что  молоток  под
рукой.
   - Мистер Лоусон, - сказал он с деланной любезностью, - я  надеюсь,  что
вы в разговоре со мной будете пользоваться иным языком.
   - Я говорю настоящим языком, а ты сюсюкаешь черт знает по-каковски.  Ну
ладно, давай выкладывай, что ты имеешь мне сказать.
   - Ваша супруга открыла мне свою тревогу и...
   - Моя супруга? - перебил мистер Лоусон. - Ага-а-а, ты хлопочешь об этой
старой хрычовке! Ну, что же ей нужно? Она уже и тут ныла, что  я  чересчур
много транжирю? Сама она, черт бы ее взял, высохла  настолько,  что  ей  и
мотовство уже не доставляет удовольствия!
   Мистер Лоусон засунул руки в карманы, выплюнул сигарету  и  погасил  ее
ногой. Джерри заметил,  что  положение  становится  угрожающим,  но  сотня
долларов обязывала его продолжать.
   - Дело серьезное, мистер Лоусон. Вы пренебрегаете своей  женой.  Вы  не
исполняете супружеских обязанностей...
   Мистер Лоусон выпятил грудь и начал наступать на Джерри.
   - Слушай ты, лекарь! Какого черта ты  суешь  свой  поганый  нос  в  мою
семейную жизнь? Я тут узнал, что ты недавно прибыл в  Америку  из  Старого
света. Ты, что же, собираешься учить нас, как надо жить, а?
   - Если будет такая необходимость, я могу взяться и за  это,  -  ответил
Джерри.
   - Нет, ошибаешься, здесь европейских учителей  не  требуется.  Мы  сами
справляемся с нашими делами. Без вас. Скажи  на  милость,  чего  тебе  тут
надо?
   Джерри до  боли  прикусил  губу.  Но  сотенная  бумажка  вынуждала  его
говорить дальше.
   - Любезнейший мистер Лоусон,  я  не  имел  намерения  обидеть  вас,  но
поскольку ваша супруга обратилась ко мне за помощью, я счел  своим  долгом
поговорить с вами.
   - Супруга?! Эта мумия уже три месяца бегает по докторам за лечением для
меня, тогда как ей самой надо бы полечить свою голову.
   - Но почему же вы не выполняете своих обязанностей?
   Мистер Лоусон вынул руки из карманов и поднес кулачище  к  самому  носу
Джерри:
   - Заткнись ты! Женился бы сам на восьмидесятидвухлетней карге, тогда бы
и говорил!
   - Мистер Лоусон, я еще раз прошу вас  употреблять  в  этом  доме  более
пристойные выражения.
   - Пошел ты, знахарь, подальше! В Европу свою проваливай!
   Джерри не мог больше сдержать  свой  гнев.  Указав  широким  жестом  на
дверь, он вдруг воскликнул:
   - Вон! Я не привык иметь дело с таким негодяями. Уходите!
   Мистер Лоусон еще больше надвинул шляпу  на  глаза  и  прошипел  сквозь
зубы:
   - Бывают на свете люди сроду слепые, а некоторые  слепнут  оттого,  что
глаз не уберегли.
   И, как бы ставя точку в конце фразы, он припечатал свой кулачище  прямо
в бровь Джерри. Незадачливый хиропрактик ударился затылком о стол, и перед
глазами его заплясали такие звезды, каких и в кино не увидишь. Но мозг его
работал лихорадочно  быстро.  Выхватив  из  кармана  маленький  игрушечный
молоточек, Джерри неожиданно сделал стремительный  выпад  и  нанес  верные
резкие  удары  по  обеим  коленям  противника.  Рефлексы  мистера  Лоусона
действовали отлично: колени его подкосились, он  упал  ничком  и  не  смог
подняться.
   Мистер  Риверс,  услыхав  небольшую  перепалку,   поспешил   на   место
происшествия. Видя пациента в молитвенной позе, он ворчливо заметил своему
компаньону:
   - Мы ведь условились, что мужчин принимаю я.
   Тут он подхватил мистера Лоусона под руки, произнося на ходу  привычные
слова утешения:
   - Слабость в коленках и отнятие ног  происходят  от  позвоночника.  Вам
следовало прийти раньше. Давным-давно надо было...
   Когда через минуту Джерри заглянул в кабинет  доктора  Риверса,  глазам
его представилось великолепное зрелище: мистер Лоусон без  сознания  лежал
на полу, раздетый по  пояс,  а  доктор  Риверс  восседал  на  нем  верхом,
разминая  и  выстукивая  позвоночник  молодого  супруга  своими   крепкими
пальцами.
   Джерри тихонько приоткрыл дверь и пошел  в  ванную  делать  примочки  к
распухшей  брови.  Он  свято  поклялся,  что  никогда  больше  не   станет
вмешиваться в супружеские отношения.
   Как бы там ни было, но  он  был  доволен  тем,  что  недолго  длившаяся
эротическая трагикомедия принесла  ему  сто  долларов  чистоганом,  -  эту
прибыль он не собирался включать в свои расчеты с мистером Риверсом.
   Женщина знает смысл любви, а мужчина - ее цену.




5. ДЖЕРРИ ФИНН СТАНОВИТСЯ АГЕНТОМ ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНОГО
ДОКТОРА АЛЬБЕРТА ХИНСЕЯ И ВСТУПАЕТ НА ПУТЬ ИСКУШЕНИЙ

   Дня через два в  самой  распространенной  бульварной  газете  Нью-Йорка
появилось сообщение о том, что  миссис  Чарльз  Лоусон  возбудила  дело  о
разводе со своим пятым мужем. "Колоссально богатая  нефтяная  королева,  -
писала газета, - пробыла замужем на этот раз всего лишь  сто  четырнадцать
дней.  Миссис  Лоусон  обвиняет  своего  мужа  в  душевной  грубости  и  в
неисполнении  супружеских  обязанностей.  Мистер   Чарльз   Лоусон   ранее
привлекался  к  суду  и  отбывал  наказание  за  неоднократный  шантаж   и
изнасилования.  Следует  отметить,  что   знаменитой   нефтяной   королеве
исполнилось 82 года, а ее нынешнему супругу - 26 лет".
   В качестве концовки было напечатано жирным шрифтом следующее изречение:
"Антикварная вещь такова,  что  цена  ее  возрастает  по  мере  того,  как
потребительная стоимость падает".
   Джерри прочел заметку вслух, но мистер Риверс не  нашел  в  ней  ничего
увлекательного. Он только усмехнулся:
   - Я всегда говорил, что лучшее средство сократить число разводов  -  не
жениться.
   - Ты, вероятно, помнишь мистера Лоусона? - спросил Джерри.
   - Нет.
   - Это тот хулиган, который украсил меня синяком.
   - Тот самый мерзавец, который ушел тогда, не заплатив ни цента? А я еще
потратил добрых десять минут на борьбу с ним, пока сумел  уложить  его  на
живот.
   Доктор Риверс взял из рук Джерри газету, прочел заметку сам и  закончил
высказыванием следующего собственного афоризма:
   - Супружество - это игра двоих, в которой оба проигрывают.
   Рабочий день снова закончился  более  чем  двумястами  долларов  чистой
прибыли. Прошло уже около получаса после того, как ушел последний пациент,
и хиропрактики сидели  в  кабинете  доктора  Риверса,  приводя  в  порядок
карточки больных. Личность Исаака Риверса оставалась для Джерри  такой  же
загадкой, как и две недели назад, когда наш герой, теперь  поднявшийся  до
профессора,   стал   помощником   хиропрактика.   Этот    массажист    сам
домассировался  до  доктора  и  теперь  всей  пятерней  греб  доллары   из
человеческих позвонков.  Временами  Риверс  производил  впечатление  вечно
юного, забывшего свой  возраст  американского  финна-полубродяги,  который
научился читать и писать, переезжая с места на место; а порой  он  казался
замкнутым отшельником, скрывающим все, что могло бы его выдать. Он никогда
не был склонен рассказывать о  своей  жизни  и  о  родственниках.  В  этом
отношении он был похож на  мула,  который  не  видит  оснований  гордиться
своими родителями.
   Бывали  минуты,  когда   Джерри   восхищался   безграничной   энергией,
трудоспособностью своего шефа  и  его  оптимистической  душой,  в  которой
отовсюду сияло солнце. Но бывало и так, что Джерри  раздражала  умственная
ограниченность коллеги. Порой к Исааку Риверсу так и просилась одна  чисто
американская пословица: чем глупее фермер, тем крупнее картофель.  Он  был
из числа тех людей, которые проходят счастливыми по узенькой дорожке между
простотой и посредственностью  и  всегда  с  довольным  видом  глядятся  в
зеркало.
   Мистер Риверс напевал песенку. Он был доволен собой и своими  успехами!
Пятьсот девяносто новых больных за одну неделю!  Он  уже  мог  тягаться  с
модными врачами Нью-Йорка, которые ставят  диагноз,  судя  не  столько  по
состоянию больного, сколько по его состоятельности.
   Звонок в передней прервал работу компаньонов. Мистер Риверс поглядел на
часы.
   - Без четверти девять. Кто это стремится на прием так поздно?
   - Открыть? - спросил Джерри.
   - Пойди посмотри.
   Джерри чуть приоткрыл дверь, но посетитель распахнул ее и быстро шагнул
в переднюю.
   - Вы доктор Риверс? - спросил вошедший - коротенький человек с быстрыми
красноватыми глазками.
   - Нет, мое имя Финн.
   - Отлично. Я  доктор  Попкин,  сотрудник  всемирно  известного  доктора
Хинсея. Наверно, вы меня знаете?
   - Я помню ваше имя, - ответил Джерри, хотя слышал его впервые.
   Доктор Риверс выглянул из кабинета и, видя под мышкой вошедшего кожаный
портфель, казалось, догадался о цели этого визита.
   - Я не нуждаюсь в страхова...
   - Страхование? - переспросил вошедший.
   - Да, именно. Я  уже  застраховал  свою  жизнь,  автомобиль,  здоровье,
сбережения и даже все мои будущие путешествия.
   - Это просто великолепно! - воскликнул посетитель восхищенно и  обнажил
свой голый череп. - И мне следовало бы поступить так же. Мое имя -  доктор
Роберт Попкин. Разумеется, вы знаете меня?
   - Нет, не знаю, - ответил мистер Риверс, отрицательно качнув головой. -
Я Исаак Риверс.
   Доктор Попкин протянул свою маленькую мягкую руку, и его тонкие  пальцы
врача-гинеколога хрустнули в огромной, сильной лапе массажиста.
   Они прошли в комнату, и доктор Попкин привычным  взглядом  пробежал  по
развешанным на стенах таблицам, показывающим различные положения  и  формы
позвоночников. Доктор Попкин обладал благословенным даром речи и не  давал
словам заржаветь.