мужчин,  которых  удалось  найти
опричникам. Гнев  был вызван народными волнениями в честь того, что-де  царь
не   по   Божьей  воле  действо  делает,  женится  прелюбодейно.   Писатели,
исчезнувшие здесь в сталинские времена, вызывают желание написать о них. Вот
он, Нестеров, выйдет на пенсию и займется историей настоящей....
     И  почудилось  ему видение,  как  его,  рыцаря  в латах, несет  на себе
хрупкая Анна Михайловна, когда-то актриса,  потом домохозяйка,  домохозяйка,
домохозяйка...
     В машине, которую вызвал Нестеров, Снегов попробовал  уточнить: неужели
генерал стал разводить змей? И  почему они от него  разбежались? Что,  плохо
кормил?  А  почему  он их  распустил  до  такого  безобразного  поведения  в
общественном транспорте?
     -- Ты знаешь, Коленька. Ты только успокойся, вернут  тебе твою змею. Но
она, может  быть, и не твоя.  Там рядом с трупом ехала учительница биологии,
везла из  Москвы живность  всякую. Мы  проверили. Она и  в  аэропорту с этой
жертвой авиации была. Но там еще два трупа,  потому  что второй  ее сосед по
самолету оказался матерым убийцей.
     --  Погоди, Ваня. У меня сейчас будет нервный срыв,  и я тебя  задушу в
состоянии аффекта, уже подступает. Какая учительница? Она что, тоже на полке
летела?
     -- Нет,  она летела с трупом, пока он еще был гражданином России. У нее
в сумочке найден его паспорт.  Самолет  Ил-86,  имеет три  ряда в  салоне, в
каждом -- по три места. Третье место занимал преступник. Теперь понял, нет?
     -- Живи пока, дружище, -- буркнул Нестеров.
     --  Ну  вот.  Учительницу  задержали.  Второй  ее  сосед  по  самолету,
Искольдский, показался сперва к делу не причастным. Следователь пошел к нему
домой,  беседовал.  На другой день оказалось,  что он беседовал  с тем,  кто
летел в самолете, но это был не Искольдский. Искольдский никуда не  летал. У
него  два месяца назад исчез  паспорт. Короче,  следак говорил с убийцей.  И
выяснилось, что настоящий Искольдский  в это время был  убит и лежал с такой
же убитой своей женой в собственной ванной. А убийца...
     -- Понял,  понял  --  разговаривал со  следователем,  выдавая  себя  за
Искольдского. Зачем ему это понадобилось?
     -- Должно быть, хотел  кое-что узнать о своем ужаленном соседе. Так что
к  этому делу причастных трое: один  -- жертва, второй -- убийца, третий  --
учительница, то  ли сожительница, в чем она призналась, то ли соучастница, в
чем она не призналась, хитрая.
     -- Да учительница-то при чем, если это моя змея?!
     -- Коля, -- наконец-то вмешалась Анна Михайловна, плотно прижатая мужем
к  левой  дверце  заднего  сиденья   и  постоянно  размышляющая:  стоит   ли
вмешиваться в разговор  при  шофере, и наконец не  выдержала, --  во-первых,
отодвинься, во-вторых, признайся: ты что, на даче змей разводишь, что ли?
     Нестеров понял, что его абсолютно никто не понял.
     -- Ну,  Анюта,  ну,  милая,  ну,  я тебя прошу! -- взмолился он. -- Ну,
скажи,  я  что,  похож  на  наркодельца?  У  меня  в  производстве  дело  об
обнаружении в аэропорту Внуково баула с сотней змей, которых  используют для
производства наркотика ВС-231, самого модного  в подпольных притонах Москвы.
Из  яда  этих  змей, с добавлением их  высушенного и  перемолотого мозга,  и
делают этот наркотик. Один грамм его стоит, как три наших дачи.
     -- Ну, это недорого, -- заметила Анна Михайловна.
     -- А почему я-то ничего не знал об этом деле? -- удивился Снегов.
     -- Да потому,  что с самого  начала решили, что это дело ФСБ, еще когда
не знали  о  назначении  змей. Решили, что диверсия, теракт,  вот и  вызвали
сразу дежурную группу нашего управления.
     -- Бреющий полет...
     -- Ага, стригущий лишай...
     Оба рассмеялись, прекрасно поняв друг друга.
     Анну  Михайловну  забросили  домой,  потом  Снегов  забежал  к  себе  в
управление,  взял все,  что  у него имеется  по  делу, и уже  вместе поехали
вверх, на Лубянку.
     Нестеров так  любил свой светлый, обитый настоящим  темным полированным
дубом  кабинет,  что  рвался  туда  каждую возможную минуту. Говорят, в  нем
когда-то  сидел  Загорский  --  видимо,  совестливый  человек,  единственный
высокорангированный чекист, застрелившийся от созерцания строящего  Сталиным
советского  государства. К его чести Нестеров  всегда относил тот  факт, что
когда ВЦИК принял решение  об уничтожении  Троице-Сергиевой лавры, Загорский
со  своими  сотрудниками  не  выполнил  приказ  о  минировании и  ликвидации
великого ансамбля, отстреливался  до последнего патрона  от  стрелков  НКВД.
Последний патрон он выпустил себе в сердце.
     А  далее,  как  и   положено   в  СССР,  команду  Загорского  полностью
расстреляли. А  его  именем  назвали город  Сергиев Посад, но и ансамбль был
сохранен.  До недавнего  времени  в  Подмосковье  был  город  Загорск, потом
восстановили, как было раньше...
     В  коридорах ФСБ было  пусто, лишь некоторые такие же  вот трудоголики,
Водолей их возьми, выглядывая из своих кабинетов, приветствовали Нестерова и
Снегова.
     Обстановку  в  кабинете  помогала  подбирать  Анна   Михайловна.  Когда
Нестеров получил должность  и этот кабинет, он  привел сюда  жену  и, сильно
выпячивая грудь, представил на обозрение все сорок  восемь квадратных метров
рабочей площади, не считая приемной и закутка для отдыха.
     Теперь он сидел  как раз  в  этом  излюбленном уголке на мягком  низком
диванчике,  повторно расспрашивая Снегова  об  обстоятельствах  уренгойского
дела.
     ГЛАВА ВТОРАЯ
     ТОЛЬКО НЕ ЭТО
     1
     Три дня назад в  аэропорту  Внуково работники наземных служб обнаружили
невостребованный  багаж  в  зале  прилета  рейса  Каир  --  Москва,  который
совершил, как обычно, Ил-86.
     Поскольку перелет был международный, пассажиры шли через  пограничный и
таможенный досмотры. Прилетевших пассажиров долго держали в отстойнике, пока
багаж перевозили  из самолета  в  здание  аэропорта. Потом вялые, утомленные
граждане  всей своей  интернациональной массой  осадили пограничников и были
переправлены в другой отстойник, уже перед таможенным барьером.
     Медленно и неохотно заработал наконец-то конвейер.
     Старая, зачем-то прикрытая черными резиновыми полосами амбразура  стала
выплевывать  вещички  загорелых   курортников  и   гостей  столицы  в  белых
египетских  шароварах.  Потихоньку,  на  втором  часу  ожидания,   пассажиры
проходили таможенный коридор и растворялись в пестрой толпе на площади перед
зданием аэропорта. Никаких проблем с египетским  рейсом не возникло. Если не
считать  того экзотического вида,  которое производили в  эту мерзопакостную
ноябрьскую погодку еще пышущие жаром Африки смуглые тела прилетевших.
     Обслужив   рейс,  таможенники  в  составе  четырех  офицеров  --   двух
молоденьких девушек  с чистыми  красивыми лицами и двух  таких  же ярких, но
мужественных,   парней,  выключили   оборудование   пропускного   пункта   и
направились в свое помещение в здании аэропорта. Одна из таможенниц увидела,
что на подиуме для  багажа плавает по  кругу большой пухлый баул из  грубого
дерматина.  Он  был  похож  на  толстяка,  развлекающего  себя  катаньем  на
карусели,  но уже измученного этим  развлечением.  Клава  Катаева подошла  к
ленте,  дождалась,  пока  сумка  подъедет к ней. Попыталась  стащить  ее  на
обочину, да  не тут-то  было. Сумка  оказалась  неподъемной.  Она  буквально
вырвалась из рук Клавдии, сломав ей ноготь.
     Со  второго раза, все вчетвером, они наконец-то вытянули улов на берег.
Повертели бирку с указанием рейса, прикрепленную к ручке.
     -- У нас все прошли? -- спросил старший бригады.
     -- Все вроде, вот списки.
     -- Уточнить надо.
     Пришлось Клаве  расплачиваться за свою внимательность  -- связываться с
бортом. Самолет стоял на дозаправке. Ему предстоял очередной рейс, но на сей
раз в атмосферных толщах холодной родины.
     Командир  экипажа  подтвердил  еще  раз,  что  пассажиров на  борту  не
осталось.
     Исаев принял решение:  открыть баул, посмотреть: может, по  вещам можно
определить владельца.  Молния  поддалась с трудом. Тут же бригада заметила в
сумке  шевеленье,  словно  та  вздохнула  своими  круглыми  боками.   Исаев,
естественно,  руку отдернул,  отстранил своих широким размахом крыльев.  Все
дружно отпрянули от сумки.
     А на ее поверхность уже выползала первая темно-серая тонкая змеюка. Вид
у нее был настолько серьезный,  что никто и не подумал пошевелиться или даже
закричать.  Исаев  очнулся  через  несколько  минут,  когда  из сумки во все
стороны расползлось уже семь гадов.
     Он  включил  рацию   и  вызвал  подкрепление,   сообщил  о  случившемся
руководству.  Руководство  сочло  происшествие не  только  дестабилизирующим
работу  аэропорта, но и  прямо  соответствующим  его, руководства, пониманию
террористического акта. Но все дело в том, что комната,  которую наводняли и
наводняли  пресмыкающиеся  всех  мастей,  не  могла  быть закрыта,  то  есть
блокировать змей в багажном отсеке не представлялось возможным.
     Дверей со стороны выхода в город это помещение не имело -- здесь стояли
турникеты,  и  даже  если  их перекрыть  картоном  или другими ширмами, змеи
преспокойненько  могли  их перемахнуть: медленно, но верно. Некоторые из них
уже делали  резкие  выпады  в сторону сбившейся  в углу кучки  растерявшихся
людей.
     -- Давайте отходить  к своим,  -- велел  Исаев  и осторожно пошел вдоль
стены  к  выходу  в  зал  ожидания.  Он  негласно  представлял  в  аэропорту
спецслужбы и, вспомнив старые фильмы о чекистах, преобразился.
     Подоспевший наряд  внуковского отделения милиции ходил вдоль турникетов
и не знал, что делать.
     Майор таможенной  службы  Федько наблюдал  картину  со  стороны  плотно
прикрытых стеклянных дверей в глубине багажного отделения.
     --  Вот  что, ребята,  --  наконец  сказала Клава,  -- во-первых, нужно
позвонить специалистам по змеям: может быть, в зоопарк, а во-вторых, найдите
несколько  факелов  и  с  этой стороны отпугивайте этих тварей,  чтоб они не
разбежались по всему аэропорту.
     --  Правильно,  --  согласился  Исаев,  обратившись к  милиционерам, --
давайте, ребята, быстренько.
     -- Что бы тебе эту молнию сразу не застегнуть, Дима! -- укорила Клава.

     Через  час  на  место  ЧП  прибыла  дежурная  группа  ФСБ  во  главе  с
Нестеровым.  Змеи были собраны в огромный террариум, закрытый сверху крышкой
с  дырочками. Возле  него крутился какой-то старичок в нарукавниках, умильно
любуясь этими кишащими за стеклом черными, пестрыми, словно мозаичными, даже
красными огромными червями.
     --  Серпентолог  Московского  зоопарка  Федор Иванович  Козловский,  --
представился старичок Нестерову, признав в нем главного.
     -- Что скажете о находке?
     -- Змеи.
     Нестеров  усмехнулся,  вспомнив  знаменитую реплику  Саида  из  "Белого
солнца пустыни": "Стреляли" Случай в аэропорту сразу расположил  Нестерова к
этому делу.  Дело  было  чистое:  ни  тебе обожженных  трупов, ни  погонь  с
перестрелками. Ну, подумаешь, змеи! Нужно  только  снять  дактилопальчики  с
сумки,  определить  по  номеру  на  бирке,  на кого  записан  багаж, а  змей
определить  куда-нибудь в серпентарий.  Кстати, слово это он  сегодня только
первый раз  услышал за последние тридцать лет, прошедших после Таджикистана.
Хотя  нет, слышал,  когда  летал по заданию контрразведки на  так называемый
"Остров КПСС" в Атлантику,  там его  пугали анакондой. Впрочем,  об этом уже
написана книга "Евангелие от соавтора".
     Красивое слово "серпентарий", сочное. Но зрелище в террариуме вызвало у
Нестерова все остатки брезгливости и отвращения.
     --  Что  это  за  змеи? Рейс  ведь  из Египта,  --  подсказал  Нестеров
Козловскому. -- Тамошней породы?
     -- Породы, милостивый государь, бывают у собак и кошек, а разновидности
этих  змей  действительно  встречаются  в Северной  Африке,  в  Египте,  да.
Ядовитые. В основном  смерть от укуса почти всех  представленных здесь видов
-- моментальная.  А вот эти,  видите,  пестренькие, еще  и  обладают сильным
гипнотическим даром.
     -- Ничего себе дар! Лучше бы они стихи писали.
     -- Не уверен, молодой человек, что эти стихи кому-нибудь пришлись бы по
душе, ведь это были бы довольно ядовитые эпиграммы.
     -- Снимайте отпечатки,  -- распорядился Нестеров, обратясь к старейшему
криминалисту управления Полторецкому.
     Фотографы  щелкали  вспышками,  милиция   оцепила  место  происшествия.
Таможенники сидели сбоку на низких батареях у окна. Некоторые  здоровались с
Нестеровым, поскольку учились у него на юридическом факультете МГОУ.
     Одна девушка в зеленых погончиках, отличница, побежала узнавать хозяина
столь  экстравагантного  багажа.  Вернулась  запыхавшись,  подала  Нестерову
записочку,  где значился  код  пассажира,  после чего стыдливо представилась
Светланой и попросила Нестерова замолвить за нее  словечко перед профессором
кафедры  истории  государства и права,  а еще ей никак  не  ставят  зачет по
гражданскому праву, а еще...
     Нестеров отогнал ее.
     --А  у  нас  по  уголовному   праву...  --  кричала  Светлана,  радуясь
возможности услужить Нестерову.
     --  А по таможенному  я  знаю кто,  -- проворчал Нестеров,  -- но здесь
протекции, конечно, не требуется?
     Нестеров повернулся к своему оперативнику, сунул ему записочку  с кодом
пассажира.  Особист быстро соотнес цифры и  идентифицировал личность, набрал
код на крохотном передатчике, стал ждать, пока высветится экран.
     --  И  как?  Удалось установить личность  хозяина? -- спросил  Нестеров
нетерпеливо у замешкавшегося Исаева.
     --  Никак нет, -- вглядываясь  в экранчик,  сказал Исаев, --  по списку
проходит вовсе не хозяин, а хозяйка.
     -- Так, значит, удалось установить?
     -- Дело в том, что она еще не доехала домой. Но адрес мы выяснили, вот:
Ленинградское шоссе, дом восемьдесят. Я знаю эти дома, -- добавил он, -- они
прямо на шоссе стоят, такие  кирпичные  громадины,  соединенные  переходами.
Комплекс "Лебедь".
     -- Хорошо. Я еду туда. Надо бы пару пестреньких взять с собой, глядишь,
под гипнозом эта  хозяйка  и прояснит нам, почему  она контрабанду такую нам
подсунула. Забыла? Испугалась?
     Помощница  Нестерова,  Женечка  Железнова,  жена нестеровского  друга и
помощника Кости  Алтухова, так ни разу и не взглянула на змей. Стояла к  ним
боком, потому что и спиной стоять было неприятно,  а  вдруг  тебя кто из них
своими черными бусинками тайком загипнотизирует.
     -- Скорее всего, испугалась таможенного досмотра. Надеялась на "зеленый
коридор".   Здесь   это   часто   практикуется.  Я  с   вами   еду,  Николай
Константинович?
     --  Поехали.  Только составь  акт  передачи  змей  на хранение эксперту
Козловскому, тем  более  что  он в  них души не  чает. Берете на  поруки? --
обратился он к серпентологу.
     -- А довольствие?
     -- Сочтемся. А что они едят?
     -- Мышей, специальный корм, насекомых.
     -- Ну, мышей мы вам и в кабинетах наловим. А тараканов не надо?
     -- Вот  вы все  шутите, молодой  человек,  а о том, с какой целью могли
быть приобретены или пойманы эти змеи, даже не спросили.
     Нестеров внимательно посмотрел  на старика. Тот был полностью седовлас,
худощав, слегка смугл, словно жил раньше где-то на юге, а вот теперь выцвел,
отмылся. А ведь  прав старик: слишком залихватски принялся Нестеров за дело.
Заморочили ему голову эти таможенники: теракт, экзамен, Светлана, зачет...
     -- Считаю  своим долгом обратить ваше внимание на то обстоятельство, --
слишком  уж  учтиво продолжил  старик, --  что из компонентов некоторых змей
получают   сильнодействующие  лекарственные   препараты,   в  том   числе  с
наркотическими составляющими.
     -- Другими словами, вы намекаете, что змей везли для наркобизнеса?
     -- Именно намекаю.
     Нестеров,  посмотрев  на  тесный змеиный  клубок в террариуме, подумал:
"Как же им там сейчас неудобно", -- и пожал старику руку.

     Улыбаясь, серпентолог  смотрел вослед  Нестерову. Он еще  не отошел  от
отпуска,  первого полноценного отпуска в своей жизни. Только что вернулся из
Карловых Вар. Ездил  туда  дикарем, не в смысле  без путевки, а в  смысле --
первый  раз за границу. Не тянуло, даже тогда, когда стало  уже можно. Долго
сомневался, как говорится: "Практически уже не совсем нет, но еще не да...".
     Самолет, в котором серпентолог  с  артистичной фамилией летел промывать
свой  кишечник, был  переполнен артистами.  Козловский узнал  только  Галину
Волчек.  Остальные  были в таком  состоянии, что их было  трудно узнать, тем
более Федор Иванович  в  кино ходил редко,  а телевизор и  вовсе не смотрел.
Лишь  одна  семья   выделялась   своей  непропитой  интеллигентностью.   Как
впоследствии выяснилось,  это  был адвокат  Владимир Зимоненко,  летевший на
европейский  курорт со  своей  славной супругой и дочерью  Беллой.  Они-то и
помогли  беспомощному  Козловскому  добраться   от  пражского  аэропорта  до
Карловых  Вар,  устроиться в  предписанном  ему санатории, а потом  поменять
деньги  в банке.  Они  же  и  прогуляли  его  по  набережной  вечно  теплой,
изобилующей  форелью  речки  Тепла  вдоль Екатерининской галереи, откуда уже
тысячу лет бил целебный источник.
     Возле колоннады благодарный  Козловский  увидел рекламу авокадо и решил
обратить на это слово внимание своего нового друга Владимира Борисовича. Ему
показалось, что это от слова "адвокатура". Зимоненко был тактичен. Он  сыпал
интересными историями из правовой, непостижимой для Козловского жизни.
     А  вот рассказы  Козловского  слушать было  трудно. Белла  первое время
внимательно слушала, но старалась при этом идти  между Еленой  Викторовной и
отцом. Ибо серпентолог говорил исключительно о змеях...
     Зимоненко  и Козловский обменялись  адресами  и,  расставаясь, как  это
часто бывает при  курортных  знакомствах, решили быть в этой жизни полезными
друг другу навсегда.
     2
     Трасса до Речного вокзала всегда нравилась Нестерову. С  одной стороны,
здесь  чувствовалось  присутствие речной  субстанции, даже  иногда в  окошко
"Волги"  врывался  речной ветерок,  пахнущий водорослями  и водой канала,  с
другой  --  сама трасса  была ухоженной,  ведь по ней  то и дело проносились
весьма важные персоны из "Шереметьева-2".  Ноябрьское  небо рано  потемнело,
машины неслись,  разбрызгивая черную грязь во все стороны, почему-то, если в
Москве шел снег,  то он  обязательно превращался в такую  грязевую жидкость;
если  же просто шел дождь, то  по  асфальту текли  чистые прозрачные  ручьи.
Снег, что ли, над Москвой такой грязный?
     --  А  здесь я  училась  водить  машину с  инструктором, --  показывала
Женечка, проезжая "Войковскую", -- а здесь мы раньше жили, там, за метро, --
моя школа. Я сюда на Водный стадион  езжу, на пляж  летом. -- И поправилась:
-- Раньше ездила.
     -- Как Костя?  Что-то давненько его не видно? -- спросил Нестеров. -- А
ты что это так сразу поникла?
     -- Опять  уехал, куда, на сколько, зачем -- ничего не рассказывает, вот
и думай что хочешь, -- вздохнула Женечка.
     -- Да ты никак ревнуешь? -- усмехнулся Нестеров.
     -- Бешено! -- вдруг воскликнула Женечка и тут же смутилась.
     Машина  подлетала к  высоким домам из желтого  кирпича, громады которых
тянулись   вдоль  Ленинградки.   Внизу   они   были   соединены   кирпичными
пристройками, в которых располагались магазины, ателье и другие службы быта.
     -- Наверное,  дом  восемьдесят  -- последний, -- предположила глазастая
Женечка.
     -- Ты вот что, может, в машине  посидишь?  -- замялся Нестеров. -- Мало
ли что, все-таки наркотиками попахивает.
     Женечка  по-родственному покосилась на начальника  и вышла вслед за ним
на мокрый тротуар.
     Они поднялись  на  второй  этаж.  Позвонили в  дверь.  Долго  никто  не
открывал,  хоть за  дверью  и слышалось шевеление. Наконец, пышная  дор