лась своим открытием с Кумико. И тогда еще один  человек
отправился в Нару, чтобы выяснить все до конца.
   - Кто же? Надеюсь, не Такако?
   - Газетный репортер Соэда.
   - Кто? - Ногами презрительно скривил губы.
   - Дело не в том, что  он  репортер.  Соэда,  по-видимому,  будущий  муж
Кумико.
   Ногами постарался подавить раздражение, вызванное этим  сообщением.  Он
стал судорожно шарить по карманам в поисках  сигарет,  наконец  нашел  их,
предложил Асимуре, сам взял одну и щелкнул зажигалкой. Его  пальцы  слегка
дрожали.
   - Значит, будущий муж Кумико? Что же он из себя представляет?
   - Я несколько раз с  ним  встречался.  Положительный  юноша.  Думаю,  у
Кумико будет хороший муж.
   - Ты так считаешь?
   - Не только я, Сэцуко тоже. Он ей очень понравился.
   - Сэцуко можно верить, - произнес Ногами, затягиваясь сигаретой.
   Он снова поглядел вдаль, туда, где темнели в  горах  сосны,  и  Асимура
заметил, что его глаза увлажнились.
   Асимура почувствовал себя неловко и отвел взгляд в  сторону.  Некоторое
время оба молчали. Со стороны могло показаться, что  двое  мужчин  присели
рядышком на скамью передохнуть после прогулки по парку.
   - Прошу тебя и Сэцуко позаботиться о дочери, - сказал  Ногами,  прервав
молчание.
   - Об этом не надо просить. Мы сделаем все, что будет необходимо.  Да  и
ее мать пока вполне здорова. Кстати, вы сказали, что видели ее?
   - Да, это устроил Мурао.
   - Не по его ли просьбе вы приехали в Японию?
   - Я приехал сюда по своей воле. Мурао к  этому  никакого  отношения  не
имеет.
   - Вот как? Впрочем, это меня не касается. Как вы нашли свою супругу?
   - Конечно, ей немало пришлось пережить, - тихо ответил Ногами.
   - На ваш взгляд, она очень постарела?
   - Еще бы! С тех пор как мы расстались, прошло восемнадцать лет. У  меня
самого вся голова седая.
   - С той минуты, как мы с вами встретились,  меня  не  покидает  желание
хотя бы насильно привести вас к вашей жене.
   - Не говори глупостей, -  хрипло  рассмеялся  Ногами.  -  Если  ты  это
сделаешь, мне действительно придется умереть.
   - Главное, чтобы вы согласились с ней встретиться, а остальное  я  беру
на себя.
   - Благодарю, - сухо  ответил  Ногами.  -  Я  прекрасно  понимаю,  какие
чувства тобой движут, Реити. Но все это не так просто, как  тебе  кажется.
Пойми: если бы я мог спокойно повидаться  с  родными,  зачем  мне,  словно
преступнику, скрытно пробираться в Японию? Я ступил  бы  на  родную  землю
открыто. Но к сожалению, это невозможно. В сорок четвертом году  я  принял
подданство другой страны.
   - А что в этом особенного? - горячился Асимура. - Разве  мало  военных,
которые один за другим возвращаются на родину,  хотя  в  свое  время  было
объявлено, что они пали в бою?
   - Это другое дело, - перебил его Ногами. -  Мой  случай  иной.  О  моей
смерти были официально извещены все. Нет, мне вернуться  к  жизни  не  так
просто.
   - Но ведь вы вернулись в Японию?
   - Наш разговор теряет смысл. Я, кажется, уже начинаю сожалеть  о  нашей
встрече. Мне думалось, что ты мужчина и поймешь меня.
   Аси-мура опешил. Последние слова Ногами больно  его  кольнули,  но  они
означали и другое - Ногами видит в нем человека чужого. С Такако, Кумико и
Сэцуко его связывали кровные узы, а его  он  не  считал  родственником  по
крови  и,  значит,  думал,  что  Асимура   отнесется   к   встрече   более
хладнокровно.
   - Я считал, что именно ты поймешь меня, - продолжал Ногами,  видя,  что
Асимура молчит. - По  правде  говоря,  мне  и  с  тобой  не  следовало  бы
встречаться. Собираясь приехать в Японию, я заранее  решил  ни  с  кем  из
близких не видеться, но здесь моя решимость  ослабела.  Как  бы  тебе  это
объяснить? На какое-то время я потерял над собой контроль, мне  неудержимо
захотелось сообщить кому-нибудь  из  своих  близких,  что  я  жив...  Это,
пожалуй, свойственно человеку. В самом деле, бывает очень  грустно,  когда
не с кем поделиться... Вот я и подумал, что мог бы повидать тебя,  что  ты
сможешь, я уверен, сохранить в тайне нашу встречу.
   - У меня, - Асимура тяжело вздохнул, - к сожалению,  такой  уверенности
нет.
   - Неужели ты кому-нибудь расскажешь, что виделся со мной?
   - Может случиться. В общем, я за себя не ручаюсь.
   - А я в тебе уверен. Думаю, что  о  нашей  встрече  ты  не  скажешь  ни
Такако, ни Кумико. И жене тоже.
   - ...
   - Ты понимаешь, почему я настаиваю на этом?
   -  Ну   вы,   видимо,   способны   при   любых   обстоятельствах   себя
контролировать.
   - В том случае я навряд  ли  встретился  бы  с  тобой.  Как  видишь,  я
оказался не таким и,  покидая  Японию,  наверно,  буду  сожалеть  о  нашей
встрече. И все же я повидался с тобой. Вот какой я на самом деле.
   - Может быть, мы еще встретимся?
   -  Нет,  и  одного  раза  достаточно.  При  новых   встречах   исчезнет
таинственность, окружающая призрак.
   - В таком случае я глубоко сочувствую и Такако, и Кумико.
   - Ты говоришь о само собой разумеющихся  вещах.  Я  от  тебя  этого  не
ожидал. Ведь ты врач, ученый. Тебе не к лицу идти на поводу  у  чувств.  Я
же, откровенно говоря, человек настроения.
   - А ведь и Сэцуко, и Кумико начинают верить, что вы в Японии.
   - Вот как? - На мгновение на лице Ногами отразился испуг. -  По  правде
говоря, я не исключал такой возможности.
   - Конечно, Кумико ничего не говорит, но девушка она умная  и  о  чем-то
догадывается.
   - С каких пор? - спросил Ногами.
   - Видите ли, по просьбе  художника  Сасадзимы  она  ему  несколько  раз
позировала, - начал Асимура, выдерживая пристальный взгляд Ногами. - После
скоропостижной  смерти  художника  рисунки  исчезли.  А  потом  вдруг   от
незнакомой женщины пришло письмо с предложением приехать в Киото, где она,
мол,  передаст  Кумико  эти  рисунки.  Свидание  было  назначено  у  храма
Нандзэндзи. Кумико поехала в Киото, в назначенное время была у  храма,  но
женщина не появилась, и Кумико пришлось вернуться в Токио ни  с  чем...  С
этого времени она стала что-то подозревать...
   - Так, - пробормотал Ногами, - значит, она  решила,  что  это  странное
письмо имеет отношение ко мне?
   - Что-то в этом роде, хотя никакой уверенности у нее не было.
   - Кумико одна была в Киото?
   - Нет, беспокоясь за нее, я обратился в полицейское  управление,  чтобы
ей дали провожатого.
   - Так я и думал.
   - Вы так думали?! - удивился Асимура. - Значит, это вы написали письмо?
   Ногами потупился. Между бровей у него залегла страдальческая складка.
   - Нет, письмо писал не я, - выдавил он наконец из  себя  -  Это  сделал
человек, пожелавший, чтобы мы встретились. Но я с себя вины не снимаю.
   - Видимо, Мурао или Таки?
   - Я не буду называть имени.
   - ...
   - Насколько мне известно, к месту встречи  Кумико  просили  прийти  без
провожатых. Человек, отправивший письмо, старался  обеспечить  сохранность
тайны, не желая, чтобы кто-либо еще узнал об этой встрече. Вот почему было
поставлено условие прийти ей  на  свидание  одной.  Однако  поблизости  от
Кумико все время мельтешил какой-то тип. Так, оказывается, это был человек
из полиции, которого ты любезно позаботился приставить к Кумико.
   - А этого делать не следовало?
   - Думаю, что не следовало. Ведь Кумико  просили  приехать  в  Киото  на
определенных условиях.
   -  Что  ж,  принимаю  вину  на  себя,  -  сказал  Асимура.  -  Выходит,
перестарался.
   - Хорошо, Реити, не будем больше об этом. Напротив, мне  даже  приятно,
что ты проявил заботу о Кумико. Прошу тебя и впредь не забывай о  ней.  Ты
сказал, что ее ожидает счастливый брак?
   - ...
   - Странно, до сих пор я  не  питал  симпатий  к  газетчикам,  а  теперь
начинаю думать о них иначе. Я и в глаза еще не видел этого пария, а он мне
кажется уже близким. Вот что значит отцовские чувства.
   - В Японии многие приняли бы вас с распростертыми объятиями и сохранили
бы в любых случаях необходимую секретность. Вас можно  спрятать  так,  что
никто и не найдет. Не  хотите  ли  вы  поменять  свою  жизнь  призраки  на
спокойную жизнь здесь,  на  родине?  Мы  готовы  ради  этого  сделать  все
возможное.
   - Реити, повторяю: считай, что по этому поводу разговора между нами  не
было. Надо исходить из реального положения вещей. К прошлому возврата нет.
   - Сколько времени вы намерены  пробыть  в  Японии?  -  переменив  тему,
спросил Асимура.
   - Недолго. Я приехал  как  турист.  Естественно,  что  я  скоро  должен
покинуть Японию.
   - Когда примерно?
   - Точно не знаю, но, очевидно, в ближайшие дни.
   - Вы приехали один?
   - Что? - Ногами смутился. - Что ты сказал?
   - Я спросил: вы приехали в Японию один?
   - Один, - решительно сказал Ногами, - конечно, один. Однако учти,  день
своего отъезда тебе не сообщу. Здесь мы встретились,  здесь  и  простимся.
Теперь я уеду отсюда так, что ни одна живая  душа  не  узнает.  А  если  я
останусь здесь еще на какое-то время, могут произойти неприятности.
   - Неприятности? Какие? - допытывался Асимура.
   - Конкретно какие - сказать не могу, просто у меня такое предчувствие.
   - Послушайте, - начал Асимура, глядя  в  упор  на  рогами.  -  Художник
Сасадзима,  которому  позировала  Кумико,  неожиданно  скончался,  причина
смерти - неизвестна. Далее, когда  Кумико  находилась  в  Киото,  в  отеле
стреляли в одного из постояльцев и тяжело его ранили...
   - А какое отношение все это имеет ко мне? - спокойно спросил Ногами.  -
Художника Сасадзиму я и в глаза не видел.
   - Но ведь с просьбой позировать обратился к Кумико господин Таки?
   - Таки я знаю, но в Японии с ним не встречался. Виделся с ним  лишь  на
службе в Европе.
   - И еще. Только что вы сказали, будто Кумико поехала в Киото  благодаря
содействию знакомого вам человека. В то же время в  Киото  чуть  не  убили
одного постояльца как раз в том отеле, где остановилась Кумико.  В  общем,
слишком много странных совпадений, которые так или иначе связаны с Кумико.
Нет, все это считать случайностью нельзя.
   - Ты-сейчас говоришь о другом. Я же имел  в  виду  свое  присутствие  в
Японии. Оно может доставить неприятности различным людям. Ведь официальное
учреждение - министерство иностранных  дел  -  известило  о  моей  смерти.
Кстати, я приехал в  Японию  еще  и  потому,  что  хотел  посетить  могилу
посланника Тэрадзимы. Вчера мое желание  исполнилось.  Тэрадзима  покоится
близ Хакаты, там прекрасный вид на море. Я  зажег  поминальные  палочки  и
долго молился.  Кажется,  только  умерший  человек  никому  не  доставляет
беспокойства.
   Асимура слушал, не перебивая собеседника.
   - Я многим обязан Тэрадзиме, - продолжал Ногами.  -  Даже  ради  одного
того, чтобы помолиться на его могиле, стоило приехать в Японию. Я выполнил
свой долг, и тут мне больше незачем задерживаться.
   - И все же...
   - Что еще?
   - Тэрадзима болел за границей, но умер на родине, в окружении родных  и
друзей...
   - ...
   - Вы же, согласно  официальному  сообщению,  скончались  в  швейцарской
больнице. Об этом, естественно, должны были знать  лечившие  вас  врачи  и
медицинские сестры. Как  же  они  согласились  удостоверить  вашу  смерть?
Может, вся история с этой больницей тоже была придумана?
   - Ответа ты не получишь, - коротко сказал Ногами.
   - Тогда позвольте задать еще один вопрос.  В  ту  пору  вместе  с  вами
служили  Мурао  и  другие  работники  представительства.  Кроме  того,   в
Швейцарии работал в качестве специального  корреспондента  Таки.  Мурао  и
Таки знают о вашем  приезде  в  Японию.  По  крайней  мере  вы  не  можете
отрицать, что это известно  Мурао  -  ведь  это  он  дал  вам  возможность
повидать жену и Кумико, пригласив их в театр. Судя  по  всему,  Таки  тоже
знает, что вы в Японии. Значит, им обоим с самого  начала  было  известно,
что вы живы. Как все это можно объяснить?
   - Ты проявляешь чрезмерное  любопытство,  без  конца,  словно  ребенок,
задаешь вопросы: почему да почему? Я же все равно тебе ничего не скажу.
   - Но это же чрезвычайно важно знать.
   - Довольно! Я начинаю жалеть, что пошел на свидание с тобой. Видимо,  я
поступил легкомысленно.
   - Но ведь я никому не расскажу о нашем разговоре. И все же, раз вы  мне
доверились  и  встретились  со  мной,  вы  должны  дать   всему   разумное
объяснение. В конце концов, вы обязаны это сделать.
   - У призраков обязанностей не существует, - отрезал Ногами. - Ведь  они
же весьма своевольны: появляются там, где хотят, и исчезают  тогда,  когда
им заблагорассудится. Моя привилегия в том и состоит, что  я  свободен  от
того, что ты называешь обязанностью. - Ногами поднялся. - Как  красив  тут
пейзаж - чисто японский. Просто не верится, что  я  нахожусь  в  Японии  и
беседую с тобой. Когда я ехал сюда, я не мог даже представить, что все так
будет. Я покину Японию, но всегда сохраню - в памяти и этот пейзаж, и твой
голос, Реити.
   Асимура тоже поднялся.
   - Вам, должно быть, хотелось повидаться не  со  мной,  а  с  Кумико,  -
сказал он. - Я приведу ее, только дайте свое согласие. Сделаю так, что она
и не догадается.
   - ...
   - Поручите это мне, я все сохраню в тайне, даже  вашей  жене  и  Сэцуко
ничего не скажу. Я унесу с собой в могилу нашу встречу, и то,  что  Кумико
повидалась со своим живым отцом, не зная об этом. Скажите  только,  как  с
вами связаться. Ведь вы очень недолго видели Кумико  в  театре,  да  и  то
просто издали глядели  на  нее.  Правда,  у  вас  есть  рисунки  художника
Сасадзимы, но с живой Кумико вы не обмолвились и полусловом. Думаю,  вы  и
сами не успокоитесь, пока не поговорите с ней, не услышите ее голос. Я  же
готов всячески помочь вам.
   - Спасибо, Реити, - ответил Ногами, не  оборачиваясь.  -  Я  несказанно
тебе благодарен. Ты растрогал меня до слез, но  будет  лучше,  если  я  не
приму твое предложение. Прошу, не думай обо мне плохо  и  не  считай  меня
черствым - просто у меня нет выхода.
   - Но ведь вы, вероятно, больше в Японию не приедете?
   - Да. Вернее, не смогу приехать.
   - Значит, это для вас единственная и последняя возможность повидаться с
дочерью.
   - Понимаю, и, если обстоятельства позволят, я приму  твое  предложение.
Кумико я очень люблю. Там, на чужбине, я  часто  вижу  ее  во  сне.  И  не
взрослую, а в пору ее детства,  когда  она  часто  взбиралась  ко  мне  на
колени. Однажды утром, когда я проснулся, Кумико сидела у меня  на  груди.
Ей тогда было всего два годика. Этот образ  настолько  живо  сохранился  у
меня в памяти, что и во сне я часто вижу ее сидящей у меня на груди...
   - Тем более вам нужно...
   - Поговорить с ней теперь, ты хочешь сказать? - перебил его  Ногами.  -
Встреча доставила бы мне счастливые мгновения, но потом они обернулись  бы
новыми страданиями. Даже тем, кто привык  к  страданиям,  они  невыносимы,
если связаны с потерей детей.  -  Ногами  закурил,  затянулся  и  выпустил
голубую струйку дыма. - Странный у нас получился разговор, - продолжал он.
- Извини, что я тебя побеспокоил. Ты специально приехал по моей просьбе, а
я поступаю не так, как тебе хочется.
   - Не стоит извиняться. Мне-то вы никакого беспокойства не доставили,  -
сказал Асимура и тоже встал. - Мне просто  очень  жаль,  что  вы  покинете
Японию, не повидавшись с близкими. Вы будете жалеть об этом  и  печалиться
во сто крат сильнее, чем они.
   - Естественно! Ведь им-то ничего не известно. Конечно, мне тяжелее,  но
встреча заставила бы меня страдать еще сильнее.
   - Куда вы намерены отправиться после того, как покинете Японию?
   - Еще не знаю.
   - Если не секрет, подданство какой страны вы приняли?
   - Это я мог бы сказать, но боюсь, что родственные чувства заставят  вас
потом разыскивать меня в этой стране. Поэтому, прости меня, я не отвечу на
твой вопрос.
   Асимура глядел на Ногами, и ему показалось, что за время  их  беседы  у
него в волосах прибавилось седины. Но может быть,  виной  тому  была  игра
света.
   - Вы скончались в Швейцарии в сорок четвертом году, - сказал Асимура. -
Тогда уже было ясно, что Япония  проиграла  войну.  Следовательно,  вы  не
могли принять подданство  одной  из  стран  оси.  Значит,  это  была  одна
из-союзнических стран, причем их  круг  весьма  ограничен.  Это:  Америка,
Англия, Франция или Бельгия. Навряд ли вы  приняли  советское  подданство.
Итак, вы стали гражданином одной из упомянутых  стран.  Полагаю,  что  это
произошло сразу же после сообщения о кончине дипломата Кэнъитиро Ногами.
   Ногами бросил окурок и сунул руки в карманы.  Его  плечи  приподнялись,
словно он съежился от внезапного порыва ветра.
   - Вы скрылись в одной из этих стран не по своей воле. Ведь министерство
иностранных дел Японии опубликовало сообщение  о  вашей  кончине.  Значит,
надо  полагать,  вы  поступили  так  с   ведома   и   согласия   японского
правительства,  и  в  первую   очередь   министерства   иностранных   дел.
Следовательно, ваша смерть явилась не вашим личным делом, а была связана с
судьбой тогдашней Японии...
   - Реити, хватит об этом. Все это уже история.
   - Позвольте мне все же закончить. Я по специальности врач и мало знаком
с политикой. Однако, сопоставив ваши поступки  с  сообщением  министерства
иностранных дел о вашей смерти, волей-неволей пришел к выводу...
   - К какому же?
   - Япония принесла вас в жертву. Правда, это лишь мое предположение.
   - Слишком высоко ты меня поставил.  Не  такой  уж  значительной  я  был
фигурой.
   - Не будем  сейчас  касаться  вашей  собственной  оценки,  -  продолжал
Асимура.  -  Скажем  просто,  что  в  интересах  тогдашней   Японии   было
необходимо,  чтобы  кто-нибудь  из  находившихся  за  границей  дипломатов
согласился умереть. Потсдамская декларация была опубликована в июле  сорок
пятого года, то есть спустя год после вашей смерти, но думаю, что ее текст
был подготовлен значительно раньше...
   - Не понимаю, куда ты клонишь, - раздраженно перебил его  Ногами.  -  Я
тебя сюда позвал не для того, чтобы выслушивать твои предположения. Я  уже
предупреждал тебя: не будем возвращаться к  пришлому,  ограничим  разговор
сегодняшним днем.
   - И все же...
   - Довольно, я могу не на шутку разозлиться, если ты  будешь  продолжать
свои настойчивые расспросы.
   Асимура замолчал.
   - Извини за резкий тон,  -  смягчился  Ногами.  -  Сейчас  мы  с  тобой
простимся, Реити.
   - Извините, но я хотел бы еще сказать...
   - Не будем больше разговаривать на эту тему.
   - А я все же скажу, - запальчиво воскликнул Асимура. - Да, Япония тогда
принесла вас в жертву. Но меня беспокоит сейчас другое:  почему  та  самая
Япония отказывается теперь вас принять; убив вас, делает вид, будто ничего
не произошло... Высшие государственные чиновники, ответственные за  войну,
наказаны как военные преступники, но не все. Есть и такие,  которые  после
войны вновь вернулись на руководящие посты. Они не могут не знать о  вашей
судьбе, но даже пальцем не желают  шевельнуть,  чтобы  ее  изменить:  мол,
жертва принесена, и возвращать ее к жизни не надо.
   - Иначе они поступить  не  могут,  -  пробормотал  Ногами  и  сразу  же
спохватился, почувствовав, что сказал  лишнее.  -  Я  это  говорю  на  тот
случай, если бы твоя версия совпала с действительностью, но, даже если  бы
она была верна, те люди никогда не признали бы, что совершили ошибку. Ведь
тогдашняя великая японская  империя  официально  заявила  о  моей  смерти.
Дело-то касалось не какого-то пропавшего без вести солдата, а официального
дипломата.
   - А я все же думаю, что при желании они могли бы признать свою  ошибку.
Нет и не может быть оправданий для столь жестокого поступка.
   - Ну, это дешевый сентиментализм! Наш разговор напоминает академический
спор, а я тебе, кажется, ясно сказал: повернуть время вспять невозможно.
   - Вы опять за свое. Опасаетесь, что  ваше  возвращение  к  жизни  может
кое-кому сейчас повредить? Если вами движет лишь это чувство, вы не правы.
Япония потерпела поражение в войне. Все у нас стало