Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
ем, Надежда Константиновна положила
перед ним бутерброд.
Ленин приветлив, внимателен, но он поразил Землячку своим видом,
осунулся, почти не улыбается, должно быть, очень переутомился, с лица не
сходит озабоченное выражение, впрочем, этому Землячка не удивлялась,
деникинская армия катилась к Орлу, да и на других фронтах тревожно.
Он размешал в стакане сахар, отхлебнул чай.
- Ну, как вы там?
- Плохо, Владимир Ильич, - призналась Землячка, не желая играть в
прятки и скрывать то, что у нее наболело. - Сняли меня. Откомандировали.
- Слышал, слышал, - ответил Ленин. - Говорят, у вас там какие-то
заминки с эвакуацией, бунтуют солдаты.
Землячка взглянула на Ленина.
- А вы знаете, кто говорит?
- Сокольников? - спросил Владимир Ильич не без лукавства и еще раз
переспросил: - Сокольников и Колегаев?
- Владимир Ильич, если бы вы видели наших красноармейцев, - не давая
прямого ответа на вопрос, обратилась Землячка к Ленину. - Босые по льду
ходили в атаки! Мы достали сапоги - их у нас отобрали. Был отличный
начальник снабжения - вместо него прислали...
- Читал, читал, - перебил ее Ленин. - Об этом вы написали.
Землячка замолчала. Раз он знаком с ее докладной запиской, следовало
подождать, что он скажет.
А он ничего не сказал, стал ее обо всем расспрашивать. Задавал
лаконичные, короткие вопросы о самом существенном.
Снабжение армии оружием, дисциплина, запасы хлеба в городах и селах,
через которые проходили части Восьмой армии, удастся ли вывезти хлеб, как
поставлена агитация и в армии и среди населения, настроение крестьян...
Он расспрашивал, и в тон ему Землячка старалась так же коротко
отвечать. По ходу разговора она опять помянула Сокольникова и Колегаева.
- Уж очень медлили при подавлении восстания казаков, - пожаловалась
Землячка. - Боюсь, Колегаев со своей эсеровской жалостью к кулакам плохо
влияет на Сокольникова.
- Известно, известно, - опять прервал ее Ленин, не высказывая своего
мнения ни о Сокольникове, ни о Колегаеве, и придвинул к ней хлеб. - Вы
кушайте, кушайте...
Потом взглянул на Надежду Константиновну - они поняли друг друга,
время, отпущенное на ужин и гостью, видимо, подходило к концу.
- У вас еще что-нибудь ко мне, Розалия Самойловна? - спросил Ленин,
отставляя стакан в сторону.
Но Землячка так и не решилась сказать, с чем она пришла к Ленину. У нее
была всего одна просьба - послать ее обратно на фронт, на решающий участок,
где сражались Тринадцатая и Четырнадцатая армии. У нее много
недоброжелателей, она ни с кем не вступает в компромиссы. Ленин прочел уже
ее записку, повторяться не стоит, не стоит отнимать у него время.
- Так вот, Розалия Самойловна, какие сейчас стоят перед нами задачи, -
сказал Ленин. - Нам нужна могучая Красная Армия. Эту задачу можно решить
только при строгой и сознательной дисциплине. Красная Армия не может быть
крепкой без больших государственных запасов хлеба, мы должны взять у
крестьян все излишки. Чтобы до конца уничтожить Колчака и Деникина,
необходимо соблюдать строжайший революционный порядок. Вылавливать
прячущихся помещиков и капиталистов во всех их прикрытиях, разоблачать их и
карать беспощадно. Не забывать, что колчаковщине помогли родиться на свет
меньшевики и эсеры. Пора научиться оценивать политические партии по делам
их, а не по их словам. И, наконец, помочь крестьянам сделать выбор в пользу
рабочего государства.
Все было ясно, как всегда, он вооружал свою собеседницу совершенно
четкими указаниями, только где и когда она их применит?
Спросить сейчас об этом Ленина просто бестактно.
Тут Землячка заметила взгляд Надежды Константиновны и поднялась.
- Простите меня, Владимир Ильич, за мои женские слова, - сказала
Землячка, прощаясь. - Достаточно на вас взглянуть, чтобы увидеть, как плохо
вы себя бережете.
- И вы, и вы, Розалия Самойловна! - ответил Ленин и вдруг рассмеялся. -
Таков уж наш удел!
И этот неожиданный смех наполнил Землячку уверенностью, что все будет
хорошо, все будет как надо.
На другой день ее вызвали в Политотдел Республики и вручили предписание
- она была назначена начальником политотдела Тринадцатой армии.
В тот же вечер Землячка снова выехала на фронт.
Будни войны
Будни войны... Кто не служил в действующей армии, тот плохо знает, что
такое война. Это - не столько бои, атаки и перестрелки, сколько выматывающие
душу переходы, случайные квартиры, кухни и лазареты, пекарни и ремонтные
мастерские, хлеб, одежда, лекарства и бумажки, всевозможные деловые бумаги -
приказы, отчеты, докладные...
Армии не обходятся без канцелярий, судьба сражений скрыта в бумажных
папках, завязанных длинными узкими тесемками.
Поэтому, едва успев представиться командарму 13, она сразу принялась
наводить порядок в политотделе.
Народу много, а толку мало, каждый действовал сам по себе, все
занимались самодеятельностью.
Армия собиралась с силами и после тяжелых боев постепенно переходила в
наступление. Ощущалась нехватка командиров - надо наступать, а командовать
некому.
Землячка знакомилась с подчиненными: инструкторы, делопроизводители,
помы, замы...
- Давно служите?
- С четырнадцатого года.
- Кем были в царской армии?
- Прапорщиком.
А в политотделе числится делопроизводителем!
Землячка звонила в штаб и через день лишалась делопроизводителя,
направленного на передовые позиции командовать батальоном.
Инструктор по культработе стоял перед ней, вытянувшись по струнке.
- Вы чем заняты?
- Жду.
- Чего?
- Мячей.
- Каких мячей?!
- Для лапты. Такая народная игра, - почтительно докладывал инструктор.
- Развивает глазомер, приучает быстро бегать и точно метать.
На него нельзя было даже сердиться.
- А что вы делали до того, как попали в политотдел?
- Командовал эскадроном.
- На старое место не хочется?
- Товарищ начпоарм, только об этом и мечтаю! Три рапорта подал по
команде, а из штаба ни привета ни ответа.
Не прошло и дня, как ко взаимному удовлетворению Землячка распрощалась
с инструктором.
Всех политработников разогнала по ротам, батальонам и полкам.
- Обойдемся пока без писанины.
Она интересовалась каждым коммунистом - что делал, что делает и что еще
может делать, хотела быть уверенной в каждом комиссаре и чтобы каждый
комиссар был уверен в ней. Она требовала от политработников умения так
разговаривать с красноармейцами, чтобы люди с любым вопросом, с любой бедой
обращались в политотдел.
Наступление развивалось успешно, у политработников было множество дел в
прифронтовой полосе.
Население не сразу оправлялось от жестокостей белогвардейцев, люди были
запуганы. Надо было внушить к себе доверие. Приходилось создавать ревкомы и
вместе с ними отбирать у кулаков хлеб, открывать избы-читальни, снабжать
школы дровами, проводить митинги, читать неграмотным газеты...
И участвовать в боях, вести в бой людей, и гнать, гнать противника все
дальше, до самого Черного моря.
Не прошло и полутора месяцев после прибытия Землячки в Тринадцатую
армию, как она рапортовала о переломе в работе политотдела.
"Я приступила к исполнению обязанностей 8 октября. Крайне хаотическое
состояние, в котором я застала политотдел, я объясняю исключительно
недостатком коммунистов и совершенно неправильным распределением их...
Делом этим ведал заведующий учетно-распределительным отделением,
молодой товарищ, совершенно в людях не разбиравшийся и никакого учета не
сумевший поставить. Коммунисты были использованы до крайности плохо.
В Орле я случайно набрела на знакомых коммунистов, мобилизованных при
мне в Ярославской губ., в количестве 60 человек (почти все ответственные
работники), они были откомандированы поармом в распоряжение Орловского
губкомпартии. Откомандировал их в момент панического отступления
помзавучстотделом, не зная, куда их девать. Случайно узнав о моем приезде,
они пришли ко мне...
При помощи петроградских и московских коммунистов удалось укрепить
дивизии, дать боеспособность частям, влив в них хорошо политически
обработанные пополнения (в запасные части и особенно в запасной пехотный
полк брошены для этой цели большие силы), но и в самом политотделе удалось
подобрать работоспособную публику, которая подняла высоко престиж поарма,
тесно связала его с дивизиями, сделала его действительно центром
руководящим, политически соединяющим Реввоенсовет с массами красноармейцев.
В поарм сейчас являются не только комиссары, но и красноармейцы со всеми
своими наболевшими вопросами. Из частей ежедневно доносят о громадном
переломе в настроении красноармейцев, о том громадном значении, которое
имело вкрапление коммунистов в их среду...
Общее заключение о состоянии армии в настоящее время можно сделать на
основании тех больших побед, которые они сейчас одерживают (взятие Орла,
Щигров, Курска и участие в победах у Касторной). Состояние армии с каждым
днем крепнет, и устойчивость ее в настоящий момент вполне надежна".
По сырой земле
Бог ты мой, что это были за солдаты!.. Сброд!.. Да еще какой! С бору по
сосенке, один ужасней другого. Прямо в упор на Землячку смотрел парень -
лицо в веснушках, нос вздернут, утонул весь в грязном брезентовом плаще, а
на ногах галоши, привязанные пеньковыми бечевками. Рядом парень постарше, в
рыжем армяке, подпоясан веревкой, а на ногах бурые от сырости чуни. А вот
еще один - шинель не по росту, парусиновый картуз, потрескавшиеся лаковые
штиблеты... Откуда он только их взял? И вот таких-то бойцов вести в бой
против Деникина?!
Из штаба 70-го полка несколько раз уже звонили в политотдел:
- Пришло пополнение...
Землячка знала, что это за пополнение. По всем селам и деревням, всего
несколько дней как оставленным отогнанной деникинской армией, шли поиски
дезертиров. Их находили на огородах, в погребах, в закопченных деревенских
баньках, в ригах и сараюшках, и с ходу, под конвоем двух-трех бойцов
направляли в действующую Красную Армию, упорно преследовавшую отступающие
деникинские части.
- Пришлите кого-нибудь из политотдела, - требовали из штаба полка. -
Прибыл новый контингент.
Новым пополнениям следовало разъяснить, за что и для чего они должны
сражаться.
Политработники сбивались с ног. Людей не хватало, да и не так уж много
было в политотделе агитаторов, способных умно и терпеливо разъяснить
неграмотным парням задачи Советской власти.
- Вы что ж, хотите, чтоб люди вновь разбежались? - угрожали из штаба
полка. - Они тут топчутся, как слепые кутята.
Все агитаторы были в разгоне, и Землячка решила сама ехать в полк.
Их было человек триста, этих ребят, собранных из окрестных деревень.
Они сидели и стояли на площади возле школы, положив на землю свои мешки и
котомки, а на крыльце штабной писарь, сидя за партой, составлял списки вновь
прибывших.
Вокруг площади выставлено оцепление, чтобы прибывшие снова не ушли в
бега. Но что это за оцепление! Человек десять бойцов, мало чем отличающихся
от тех, кого они охраняли: такие же не по росту шинели, такая же потрепанная
обувь...
- А ну, стой, стой, не расходись! - покрикивали бойцы из оцепления,
хотя никто и не думал расходиться.
"Боже мой, на что же они годятся? - с отчаянием подумала Землячка,
глядя на эту разношерстную толпу. А ведь не сегодня завтра им идти в бой!"
Она решительно вступила в толпу. Кого-то отстранила рукой, кого-то
отодвинула плечом, пробиваясь в гущу равнодушных и неразговорчивых парней.
- Так вот что, ребята, - сказала она. - Пора браться за ум, не
маленькие...
- Докторша, - загудели кругом. - Свидетельствовать сейчас будут.
Галдеж усилился, стали даже выстраиваться в очередь.
- Молчать! - закричала Землячка. - Никакая я вам не докторша. Я -
начальник политотдела!
Возле Землячки стояли командиры батальонов и рот.
- Распорядитесь принести табуретку, - негромко приказала Землячка.
Табуретка появилась, и Землячка тут же на нее взобралась.
- А теперь слушайте, и чтоб у меня не шуметь, - сказала она. -
Садитесь!
Накануне прошел дождь, земля была сырая, но ее послушались, некоторые
сели прямо на землю, большинство опустилось на корточки.
В небе клубились свинцовые облачка, дул резкий знобливый ветерок, все
дышало осенней непогодой, и невысокая женщина в черной кожаной куртке с
портупеей через плечо выглядела музой этой пронзительной военной осени.
- Вы-то сами понимаете, что делаете? - заговорила Землячка. - Мало ваши
отцы работали на помещиков, и вам того захотелось? От кого прятались? От
своей же собственной власти? Неужели непонятно, что землю, полученную
крестьянами в результате революции, не так уж трудно потерять. Помещики еще
не уничтожены, они лишь притаились и ждут не дождутся помощи от
международного капитала. На какие деньги снаряжена армия Деникина? На деньги
миллионеров и миллиардеров. И вы, дети трудящихся крестьян, собрались им
помогать? Другое дело - кулаки, те, кто нанимал батраков, кто пускал деньги
в рост и наживался за счет чужого груда. Тем, конечно, с нами не по пути. Но
вам, трудящимся крестьянам, вам выгодно прийти на помощь русскому рабочему
классу. Сейчас рабочий класс еще не может дать крестьянину товаров, забирает
у крестьянина хлеб. Но рабочий класс берет хлеб в долг, и чем скорее мы
разгромим войска капиталистов, тем скорее будет у нас вдоволь и хлеба, и
ситца, и керосина, и даже сахара для детей.
Она говорила простые вещи, говорила то, что думала на самом деле, она
пыталась как можно лучше передать своим слушателям все то, о чем говорил
Ленин весной этого года на Восьмом съезде партии. Она не знала, насколько ей
это удается, но сама тишина, которая воцарилась на площади,
свидетельствовала, что ее слушают, и слушают очень внимательно.
Она только твердо знала, что нельзя останавливаться. Надо говорить,
говорить, говорить. Все эти парни, которые сидели сейчас перед ней на земле,
в течение многих дней и недель слышали только нелепые россказни и лживые
небылицы, и всему этому надо было противопоставить одну голую правду,
повторять, повторять, что-нибудь да и западет им в душу, что-нибудь
останется же у них в голове!
Она не видела, как сквозь толпу к ней пробирался командир полка.
Бывший офицер, он не в одном бою доказал, что честно перешел на службу
народу.
- Товарищ начальник политотдела...
- Потом!
- Товарищ начальник политотдела...
- Не мешайте!
Он все-таки вынудил Землячку прервать речь.
- Ну что вам? - раздраженно спросила Землячка. - Зачем вы мешаете мне
говорить с людьми?
- Деникинцы только что бросили против нас два полка, - торопливо сказал
командир полка. - У меня на всякий случай выдвинут батальон. Оттуда
прискакал боец. Деникинцы развертывают атаку...
- Что же вы собираетесь делать?
- Идти навстречу, - уверенно сказал комполка. - Иначе нас сомнут.
Землячка головой указала на своих слушателей.
- А эти?
- Им тоже надо идти, - сказал комполка. - Выдать оружие и вести в бой.
Если они побегут - нас сомнут.
- Тогда командуйте.
- Товарищи! - крикнул комполка. - Наступают деникинцы. Мы пойдем им
сейчас навстречу. Встать! Построиться по шесть человек. Шагом марш! К
церкви. Там получите винтовки...
И это было чудом и в общем-то не было чудом, потому что такие
происшествия часто случались в те дни - дезертиры вновь превратились в
красноармейцев, они уже строились, стояли шеренгами, и командиры рот
распределяли их между собой.
- Товарищ начполит, за школой вас ожидает тарантас, - обратился
комполка к Землячке. - Вы еще успеете вернуться в политотдел.
- Поговорила, а как идти в бой... - сказала Землячка, как бы думая
вслух, и отрицательно покачала головой. - Если я сейчас вернусь, мои слова
не будут ничего стоить. Я пойду с вами, товарищ комполка.
Она не ждала от него ни ответа, ни согласия, расстегнула кобуру,
вытащила свой офицерский маузер и пошла вдоль только что построенных рядов.
На нее смотрели, она это чувствовала, прошла вперед и стала рядом с
командиром роты.
- Пошли? - негромко спросила Землячка и, не оглядываясь, почувствовала,
как люди позади нее тоже двинулись вперед.
Из-за леса показалась цепочка людей, движущаяся им навстречу.
Вспыхнули белые дымки... Защелкали выстрелы.
Землячка держала в вытянутой руке револьвер и пыталась нажать гашетку,
но гашетка не слушалась. Землячка не умела стрелять, но револьвер не
опускала.
- Ура-а-а! - закричал кто-то сзади.
Кто-то обогнал ее и побежал вперед.
Она шла и сама удивлялась, что не боится. Этот ее марш по колдобистой
дороге и затем по скошенному жнивью был естественным продолжением ее речи,
ей подумалось, что страшно, может быть, будет потом, после боя, если она
уцелеет, но то, что она делала сейчас, было естественным и неизбежным
выражением ее убеждений.
Она шла быстро, уверенно, как и следовало идти политработнику в атаке.
Но ходить по пашне, по сырой рыхлой земле, она не очень-то умела, почти
все ее обогнали, красноармейцы бежали впереди, но она все шла и шла, теперь
уже вслед за ними.
Неожиданно она заметила возле себя командира полка.
- Вот что, товарищ Землячка, - сказал он на ходу. - Оставьте нас,
пожалуйста. Я не могу допустить, чтобы во время атаки убили начальника
политотдела. Я поручаю вас товарищу Кузовлеву.
Он ушел вперед, а возле Землячки появился один из ротных командиров,
державшихся поблизости во время ее речи. Он придержал Землячку за локоть.
- Оставьте меня, - сердито прошипела Землячка.
Но командир, которому она была поручена, сдавил ее руку и заставил
остановиться.
- Ну, какой из вас боец? - увещевал он Землячку. - Вернитесь, честное
слово, так лучше и для вас и для нас.
Но Землячка продолжала идти, спотыкаясь и отчетливо понимая, что
надолго ее не хватит.
И командир не выдержал - было ему всего года двадцать два - двадцать
три, он сам устал от опасной и беспокойной жизни, он дернул упрямую женщину
за рукав и заорал:
- Чертова баба! Долго будешь ты путаться у меня под ногами?! Иди,
садись в тарантас!
И вдруг до Землячки дошло, что она и в самом деле задерживает
красноармейцев.
- Где ваш тарантас? - сердито спросила она.
- Да вон же, за школой, - обрадованно воскликнул командир. - Идите до
тарантаса, освободите меня...
Это было самое разумное, что она могла сделать.
Красноармейцы впереди бежали все быстрее и быстрее. Ветер донес до нее
их крик:
- Ура-а-а!
И то, что происходило сейчас впереди, было естественным завершением ее
речи.
Три года провела Землячка на войне. Вела политработу, подбирала кадры,
участвовала в боях.
Кому-то она мешала, с кем-то вступала в конфликты, ее пытались удалить,
она сопротивлялась, и не ходи за ней слава безупречной коммунистки, не
удалось бы ей остаться в армии до конца войны.
Ей не раз приходилось обращаться за помощью в ЦК и даже искать
поддержки у самого Ленина.
Она принимала непосредственное участие в военных действиях против
Колчака и Деникина.
Тут все было ясно, враг известен, два лагеря стояли лицом к лицу, и, в
общем-то, все решало одно - за кем пойдет народ.
Страшнее были вражеские происки в тылу, заговоры и диверсии скрытого
врага.
Первый и самый страшный удар, какой враг нанес рабочим и крестьянам
России, было покушение на Владимира Ильича.
30 августа 1918 года эсерка Каплан пыталась застрелить Ленина.
Осенью 1919 года Зиновьев и Троцкий решили сдать Петроград Юденичу -
Совет Обороны дал