ого и  Петербургского комитетов партии  в  различные города России.
Она твердо стояла на ленинских позициях,  уважение к ней росло,  и в октябре
1903 года Землячку кооптировали в ЦК -  доверие партии обязывало ее работать
еще напряженнее.
 Не  прошло  и  года  после  Второго  съезда,  как  появилась знаменитая
ленинская книга "Шаг вперед,  два шага назад". Она сопутствовала Землячке во
всех ее поездках.
 Ленин  призывал партию к  единству,  но  к  единству на  принципиальной
основе: партия не дискуссионный клуб, а боевая организация единомышленников.
 После   съезда  раскол  произошел  среди   самих  искровцев.   Началась
ожесточенная борьба между  большевиками и  меньшевиками.  Дезорганизаторская
работа   меньшевиков  подрывала  единство   действий   рабочего  класса,   а
революционная обстановка в стране требовала сплочения сил.
 Надо было действовать.
 В августе 1904 года близ Женевы собрались девятнадцать единомышленников
Ленина, и Землячка была в их числе.
 Работой совещания руководил Ленин.
 Совещание приняло  написанное Владимиром Ильичем обращение "К  партии",
провозгласившее необходимость созыва Третьего съезда РСДРП, который обуздает
меньшевиков и  изберет новое руководство.  Необходимо было довести обращение
до сведения всех партийных организаций в России и провести выборы делегатов.
 С этим обращением Землячка поспешила на родину.
 Охранное  отделение  знало  о   совещании  большевиков  в  Швейцарии  и
понимало, что большевистские агенты устремятся из Женевы в Россию.
 По всей границе шла усиленная слежка.  Осматривались поезда и пароходы,
велось наблюдение за контрабандистами,  принимались все меры к  тому,  чтобы
перехватить  инструкции  и  воззвания,  которые  могли  быть  посланы  из-за
границы.
 Землячка  ехала  поездом,  она  выглядела  молодой  обеспеченной дамой,
возвращающейся после заграничного вояжа домой.
 На пограничной станции в ее купе постучали.
 Несколько жандармов,  таможенники,  и  с  ними две женщины для "личного
обыска".
 - Простите, сударыня...
 Вели себя жандармы и  таможенники пристойно,  но осматривали пассажиров
тщательно, в чемоданах и саквояжах перебирали каждую принадлежность туалета.
 Однако дама больше всего,  кажется,  была недовольна тем, что не успела
привести себя в  порядок.  Все смотрелась в  зеркало и  прихорашивалась.  То
поправляла прическу, то пудрилась.
 В белье никаких бумаг,  книги в картонных обложках,  ничего не вклеишь,
чемодан без двойного дна...
 Землячка отодвинула зеркало к окну.
 - Ну как, господа?
 - Все в порядке, сударыня...
 Она переехала границу без осложнений,  как тщательно ни  осматривали ее
вещи полицейские.
 Их  внимание не  привлекло разве что только зеркало -  взятое в  дорогу
обыкновенное зеркало из  толстого стекла,  укрепленное четырьмя винтиками на
деревянной дощечке.  Такие  зеркала обычно стоят  на  комодах.  Это  зеркало
спустя несколько десятков лет украсило стенд московского Музея Революции как
одна из реликвий опасной подпольной деятельности.
 Полицейским было  невдомек,  что  между  дощечкой и  стеклом  находится
ленинское  обращение  "К  партии",  предназначенное  для  распространения  в
России.
 Землячка в  целости и  сохранности доставила его в  Москву,  и в тот же
день оно было передано в подпольную типографию Московского комитета.


 Невидная работа

 Поклонников революционной романтики мало  что  могло  привлечь в  такой
деятельности:   ни  таинственных  заговоров,   ни  эффектных  покушений,  ни
головоломных побегов. Все совещания да совещания, ездит Землячка из города в
город, ходит по малознакомым квартирам, встречается с малознакомыми людьми и
все  убеждает их  в  правильности того,  что изложено в  книге Н.Ленина "Шаг
вперед, два шага назад"...
 А ведь по сути речь шла о судьбе России, о судьбе революции.
 Много  лет  спустя Землячка писала о  тринадцати комитетах,  которые ей
удалось  объездить  за  три  месяца.   Московский,  Рижский,  Петербургский,
Тверской,    Тульский,   Бакинский,   Батумский,   Тифлисский,   Кутаисский,
Екатеринбургский, Пермский, Ярославский, Вятский...
 Перечисляя города,  которые  пришлось  посетить  за  время  бесконечных
разъездов,  и комитеты, в заседаниях которых приходилось участвовать, она не
упомянула Самару - вероятно, запамятовала.
 Но товарищам по партии запомнился приезд Землячки в Самару.
 Она приехала под вечер.  В  памяти у товарищей не сохранилось,  в каком
обличье появилась Землячка на вокзале - то ли в обличье сухой чопорной дамы,
то ли простолюдинки, повязанной скромным платочком.
 Она умела скрываться от  полиции.  Об  этом свидетельствует хотя бы то,
что,  посетив за  три месяца полтора десятка подпольных организаций,  она не
только не  попалась в  руки охранки,  но даже не привлекла к  себе внимания,
после ее посещений не произошло ни одного провала.
 У нее была хорошая явка,  но она все же покружила по городу, прежде чем
явилась на квартиру к Григорию Иннокентьевичу Крамольникову.
 - Ох,  до чего кстати, Розалия Самойловна, - обрадовался тот. - Ждем не
дождемся!
 - Товарищ Осипов, - поправила Землячка.
 Такова была на этот раз ее партийная кличка.
 - Не совладать с  меньшевиками,  -  пожаловался Крамольников.  -  Берут
верх.  Бьемся,  бьемся,  не можем переубедить. Почти весь комитет на стороне
меньшевиков.
 - Об этом еще поговорим,  -  бесстрастно отозвалась Землячка.  -  Лучше
скажите, где я буду ночевать?
 - Хозяйка хорошая, - заверил Крамольников. - Сейчас отведу.
 Он повел ее глухими переулками на квартиру.
 - Первая богомолка на весь район, - объяснил по дороге. - Полиция к ней
не заглядывает, она вне подозрений, только уж и вы...
 - Григорий  Иннокентьевич!  -  воскликнула не  без  юмора  Землячка.  -
Неужели вы думаете, что я способна бросить тень на свою репутацию?
 - Я к тому,  - объяснил Крамольников, - что на квартиру к вам приходить
нельзя никому.
 - Не беспокойтесь, - заверила Землячка. - Мы с хозяйкой споемся.
 У Крамольникова был для Землячки сюрприз:
 - Вы знаете, что в Самаре товарищ Цхакая?
 Землячка с любопытством обернулась:
 - Как он сюда...
 - Проездом.
 Михаил  Григорьевич  Цхакая  был  видный  партийный  деятель.  Он  стал
социал-демократом почти одновременно с  Землячкой,  вместе с  нею  работал в
Екатеринославе, создавая первые социал-демократические организации, а с 1903
года руководил Кавказским комитетом.
 У Землячки с ним добрые отношения, к тому же она собиралась на Кавказ.
 - Как же нам увидеться?
 - На  заседании  комитета,   -  посоветовал  Крамольников.  -  А  когда
собраться?
 - Чем скорее,  тем лучше, - отвечала Землячка. - Задерживаться в Самаре
я не хочу.
 - Завтра утром? - предложил Крамольников.
 - Отлично, - согласилась Землячка.
 - Вот я и пришлю за вами Михаила Григорьевича.
 Он  довел ее до квартиры.  Хозяйка осмотрела Землячку пытливым взором и
осталась довольна строгим видом постоялицы.
 - Живите  сколько  хотите.   Григорий  Иннокентьевич  -   рекомендатель
солидный. Только гостей попрошу не водить.
 Крамольников еще  раз  заверил хозяйку:  гости  к  постоялице ходить не
будут, приехала она по поводу наследства, наведет нужные справки - и уедет.
 В  узкой  комнате высокая постель с  грудой подушек,  в  углу  теплится
лампадка,  на  стенах  лубочные картинки назидательного содержания -  вполне
подходящее помещение для большевистского эмиссара.
 Землячка утонула в пуховиках и сразу заснула.
 Ее  разбудило легкое  постукивание.  Она  подняла голову,  взглянула на
часы.  Всего пять утра!  Сперва она  не  разобрала,  где стучат.  Дребезжало
стекло.   Она   приподняла   занавеску.   Чернобородый  мужчина   делал   ей
выразительные знаки.  Она даже испугалась и  лишь секунду спустя сообразила,
что это Цхакая.
 Он погрозил ей пальцем - тише! - хотя она не произнесла ни слова.
 Опустила занавеску, быстро натянула платье, приоткрыла раму.
 - Михаил Григорьевич, до чего ж вы обросли!
 Все обращались к  Цхакая по  имени,  но  Землячка не могла привыкнуть к
такой  манере  и  всегда  называла  кавказских товарищей по  имени-отчеству.
Удивилась же  она тому,  что со  времени последнего свидания Цхакая отпустил
пышную бороду.
 - Конспирация, - объяснил он, хотя с бородой был гораздо приметнее.
 Землячка прислушалась - за стеной тишина, хозяйка, должно быть, спит.
 - За вами, - сказал Цхакая. - Выходите.
 Землячка показала на часы.
 - Пять часов!
 - Вот именно,  -  подтвердил Цхакая.  - Не хочу, чтобы меня видела ваша
хозяйка, к тому же нам за город.
 Самарцы  сошлись  на  свое  собрание в  пригородной роще  -  летом  тут
происходили многолюдные гуляния, но сейчас в роще никого.
 Сентябрь,  листья на  березах тронуты желтизной,  с  Волги слышны гудки
пароходов, в воздухе носятся нити паутины.
 На опушке, прислонившись к пеньку, сидел парень в розовой косоворотке и
бренчал на балалайке.
 Он издали еще приметил приближающуюся пару.
 - Огонька не найдется? - обратился он к мужчине. - Курить больно охота!
 - Свои  надо иметь,  -  без  промедления отозвался тот.  -  На  всех не
напасешься!
 Парень улыбнулся и балалайкой указал себе за спину.
 - Проходите, товарищи.
 Это был сторожевой пост.
 Человек тридцать расположились на лужайке,  на траве расстелена газета,
и  на бумажной этой скатерти расставлены бутылки с пивом и тарелки с жареной
рыбой и ветчиной.
 Навстречу поднялся Крамольников.
 - Товарищ  Осипов,  -  представил он  Землячку.  -  Приехала к  нам  по
поручению Бюро комитетов большинства.
 Собравшиеся хмуро посматривали на гостью.
 "Товарищ Осипов" слегка  поклонилась,  обвела всех  взглядом,  еще  раз
поклонилась и неуверенно оглянулась -  хорошо бы присесть, а присесть, кроме
как  на  траву,  некуда,  но  тут  кто-то  подкатил небольшую чурку,  кто-то
развернул и  накинул на  чурку носовой платок,  и  "товарищ Осипов",  слегка
вздернув юбку, осторожно опустилась на предназначенное ей место.
 Она  раскрыла  сумочку  и  извлекла  зеркало,  несколько громоздкое для
дамской сумочки.
 - Мой тайник.
 Привычным  движением  просунула между  стеклом  и  дощечкой  шпильку  и
вытолкнула тонкую бумажку.
 - Мой мандат, товарищи.
 Кто-то потянулся за мандатом, прочел.
 - Мы бы предпочли мандат от ЦК или от "Искры". Так бы лучше...
 ЦК к тому времени состоял из примиренцев, а редакция "Искры" находилась
в руках меньшевиков.
 - Я представляю большинство,  -  твердо сказала Землячка.  -  Позвольте
доложить...
 Ее  прервали,  засыпали вопросами,  вопросы все  были  с  подковырками,
занозистые, из меньшевистского арсенала.
 Землячка  заговорила  о   внутренней  борьбе  в  партии,   о  конфликте
кружковщины и  партийности,  требованиях партийной дисциплины,  о  выходе из
кризиса, о созыве Третьего съезда.
 Она  услышала много обидных слов.  Почти все  члены Самарского комитета
настроены  были  против  съезда,  правомочность Бюро  комитетов  большинства
подвергли сомнению.
 Она  предложила продолжить обсуждение вопроса  о  съезде  на  следующий
день.
 Собрание Самарской организации продолжалось три дня,  и все эти три дня
переубеждала Землячка самарцев -  неприятных вопросов задано было множество,
но  в  конце  концов самарцы постановили послать на  Третий съезд делегата и
отдали мандат большевику Крамольникову.
 На  третий день с  ней уже не спорили,  а  рассказывали о  трудностях и
просили советов - как распределить силы, как развернуть работу...
 И   Землячка,   вспоминая  беседы  с   Владимиром  Ильичем  и  Надеждой
Константиновной и  в  Мюнхене,  и  в  Женеве,  и в Лондоне,  делилась опытом
партийной работы.
 - Мы   должны   довести   революционную   организацию,   дисциплину   и
конспиративную технику до высшей степени совершенства,  -  наставляла она. -
Необходимо,  чтобы  отдельные  члены  партии  или  отдельные  группы  членов
специализировались  на  отдельных  сторонах  партийной  работы,  одни  -  на
воспроизведении литературы, другие - на перевозке из-за границы, третьи - на
развозке по России, четвертые - на разноске в городах, пятые - на устройстве
конспиративных квартир,  шестые -  на сборе денег,  седьмые - на организации
доставки корреспонденции и  всех сведений о движении,  восьмые -  на ведении
сношений...
 Это последнее заседание больше походило на  занятие по изучению техники
конспиративной работы.
 - Такая специализация требует,  -  заключила Землячка, - гораздо больше
выдержки,  гораздо  больше  уменья  сосредоточиться на  скромной,  невидной,
черной работе, гораздо больше истинного героизма, чем обыкновенная кружковая
работа.


 День рождения

 И так изо дня в день: вокзалы, поезда, вагоны, тусклые свечи в фонарях,
случайные попутчики,  фальшивые разговоры -  всегда  фальшивые,  потому  что
никогда нельзя быть тем,  кто есть ты на самом деле, - извозчики, гостиницы,
постоялые дворы,  чьи-то  квартиры,  то  чистые,  то грязные,  чужие диваны,
кушетки,  кресла, два-три дня в незнакомом городе, встречи, явки, переговоры
- и  снова  в  путь,  опять  поезд,  вагон,  и  мелькающие за  окном  вагона
водокачки, дома и деревья, уносящиеся прочь, назад, в темноту...
 Ей постоянно приходится менять свое обличье. То она гувернантка, едущая
на  новое место.  То  жена чиновника,  получившего повышение по  службе,  то
вдова...
 Однажды ей пришлось назваться даже невестой.
 Какой-то  дотошный господин слишком  уж  пристально вглядывался в  нее.
Сосед по вагону. Она ехала во втором классе. Сравнительно молодой и любезный
господин с каштановыми бачками и в такого же цвета, как и волосы, каштановом
пальто   и   каштановой  шляпе   принялся  настойчиво  интересоваться  своей
попутчицей:  и кто она,  и куда едет, и по каким надобностям. И расспрашивал
как-то очень уж профессионально. Впрочем, своей профессии он не скрывал.
 - Товарищ прокурора Похвистнев, - сразу же представился он попутчице. -
Ваше присутствие,  сударыня,  избавляет меня от дорожной скуки. Простите, но
не встречались ли мы в Петербурге?
 К  счастью,  не встречались,  подумала Землячка и  неожиданно для самой
себя ответила:
 - Возможно.  -  И  назвала  фамилию сенатора,  промелькнувшую как-то  в
газете. - Вы не бываете у фон Нордстремов?
 - У фон Нордстремов? - уважительно переспросил товарищ прокурора.
 - Это мой дядя,  -  пояснила Землячка и скромно добавила:  - Двоюродный
дядя...
 - О!..  -  еще  уважительнее воскликнул товарищ прокурора и  тем  более
заинтересовался попутчицей.
 - Осмелюсь поинтересоваться - куда и к кому?
 Ох,  как  опасно ответить невпопад!  Назовешь город,  а  окажется,  что
прокурор  едет  туда  же.   Предложит  свои  услуги...   Соседи  по   вагону
прислушивались к  их  разговору.  Актерство несвойственно было Землячке,  но
какому  подпольщику  не   приходится  актерствовать,   и   часто  от  умения
перевоплощаться зависит не  только удача в  деле,  но и  сама жизнь.  На нее
снизошло вдохновение. Она запнулась, соображая, что бы соврать. Заминку тоже
следовало оправдать.
 - Невеста...  - произнесла она вдруг, смутилась и бессвязно продолжила:
- Семейные обстоятельства.  Моему жениху...  -  И замолчала.  Все всем стало
понятно, и в том числе, разумеется, товарищу прокурора Похвистневу. Семейные
обстоятельства  привели  молодую  женщину  в  этот  вагон.   Но  кто  станет
рассказывать случайным попутчикам о своих семейных обстоятельствах?..  И кто
позволит себе о них расспрашивать?
 Землячка  благополучно  доехала  до  Ярославля,   окруженная  вниманием
попутчиков.
 - Желаю  счастья,  сударыня,  кланяйтесь своему  жениху,  -  сказал при
расставании товарищ прокурора,  стоя  на  ступеньках вагона и  подавая своей
попутчице легкий ее саквояж.
 Сам он следовал дальше.
 Землячка вышла на перрон.
 Ее  не  должны были встречать,  но отсутствие встречающих могло вызвать
подозрение у  тех,  кто  остался в  вагоне.  Она оглянулась и  направилась к
стоявшим поодаль респектабельному господину и нарядной даме.
 Что им  сказать?  Что им сказать,  чтобы они не выразили удивления,  а,
наоборот, заговорили с ней, как со старой знакомой?
 - Извините,  -  быстро  проговорила Землячка,  подходя к  ним.  -  Меня
преследует какой-то настойчивый господин, у вокзала ждет экипаж, я вас очень
прошу, не откажите проводить до экипажа.
 И  случайные  прохожие,  к  которым  обратилась Землячка,  не  отказали
незнакомой даме в  любезности,  господин предложил ей руку,  а сама Землячка
тем  временем  оживленно говорила  его  спутнице  о  неприятностях,  которые
подстерегают даму в пути.
 Экипажа у вокзала не оказалось.  "Должно быть,  опоздала телеграмма", -
пробормотала Землячка,  поблагодарила своих  спасителей и  наняла извозчика.
"Мытная улица,  кондитерская "Жорж Борман" -  то была явка, где после обмена
паролями она должна была получить "хороший" адрес.  В  кондитерской Землячка
спросила Леночку,  одну из продавщиц: "У вас есть шоколад "Миньон"?" Леночка
испытующе смотрит на  покупательницу:  "У  нас есть "Миньон" из  Москвы,  от
Эйнема".  -  "Свешайте,  дорогая,  полфунта".  Леночка подает покупательнице
сверток и вполголоса произносит:  "Пименовский переулок, дом Воскобойникова,
спросите Алексея Павловича".
 С  шоколадом и  саквояжем Землячка выходит  на  улицу.  Снова  нанимает
извозчика.
 Пименовский переулок находится на рабочей окраине города.  Прохожих там
мало,  но все же они есть.  Женщины в  платочках и  с  кошелками,  мужчины в
картузах и  куртках.  Нарядная дама,  разыскивающая дом  Воскобойникова,  не
может не привлечь внимания.
 Извозчик вопросительно оглядывается.
 - Все, все, голубчик, мне никто тут не нужен, - ласково объясняет дама.
- Воспоминания детства.  Я жила тут когда-то. Когда еще была девочкой. Я тут
от поезда до поезда.  Захотелось посмотреть на эти места. А знакомых здесь у
меня нет. Теперь обратно, на вокзал.
 Такие  дамочки  попадались извозчику не  раз  -  мотаются,  мотаются по
городу, а потом, смотришь, никуда им не надо.
 На вокзал, так на вокзал.
 Землячка расплачивается с  извозчиком -  не  слишком  щедро,  но  и  не
слишком скупо, чтобы не запомнил, так, обычная пассажирка.
 Она проходит в "дамскую комнату",  запирается,  и через несколько минут
из двери выходит уже не нарядная дама, а скромная мещанка.
 Вместо шляпы с  гирляндой из блеклых фиалок на голове ее серый ситцевый
платок.  Саквояж,  который она небрежно и  утомленно внесла в  комнату,  она
выносит  уверенно  и  привычно,  только  теперь  этот  купленный  в  Берлине
элегантный саквояж как-то обвис в  ее руке и похож на старую домашнюю сумку.
Да и накидка обвисла, точно она с чужого плеча.
 Идет она медленно,  и тот, кто взялся бы ее преследовать, должен был бы
ползти, как черепаха. Но прохожим не до нее, все ее обгоняют.
 Землячка уверенно сворачивает в Пименовский переулок. Она не спрашивает
встречных прохожих,  где  здесь дом Воскобойникова,  идет по  одной стороне,
потом  по  другой,  покуда ей  не  попадается на  глаза  дощечка с  надписью
"Собств. дом Н.И.Воскобойникова".
 Землячка дергает железную ручку в калитке.  Неторопливые шаги,  калитка
распахивается.  Мужчина лет сорока,  в  неподпоясанной косоворотке,  светлые
усы, голубые глаза, пытливо смотрит на Землячку.
 - Мне нужен хозяин этого дома.
 - А я и есть хозяин.
 - Я от Леночки.
 - От какой Леночки?
 - Из кондитерской...
 Он с любопытством еще раз оглядывает Землячку.
 Хозяин  ведет  ее  в  "залу",  так  в  мещанских жилищах называют самую
парадную, часто единственную прилично обставленную комнату в доме.
 Стол,  покрытый суконной скатертью,  горка  с  посудой,  гнутые венские
стулья, фикусы перед окнами, ряднинная дорожка через всю комнату.
 Хозяин чувствует себя несколько скованно.  Он знает, что в город должен
приехать представитель БКБ,  Бюро комитетов большинства,  органа, созданного
по  инициативе  тех  провинциальных комитетов,  где  большевики не  утратили
своего влияния.
 Он выжидательно молчит.
 Землячка протягивает саквояж хозяину дома.
 - Положите куда-нибудь. Давайте знакомит