держал в руке, и думал о Стоуне. Стоуне, который теперь был  прах,
смешанный с прахом Хаджи Михали. Но ему он вспомнился таким, каким он  его
встретил в Кандии,  в  широкополой  австралийской  шляпе,  из-под  которой
широко улыбалось его веселое лицо, и не было в нем  ни  растерянности,  ни
отчужденности, которая чувствовалась во всех  других.  И  как  они  бежали
вместе потом, когда парашютисты начали очищать район.  И  Стоун  дожидался
его, когда он отстал, и смеялся, и сказал ему по-английски:  "Идем,  идем,
мальчик с пальчик", - просто так, чтобы что-нибудь сказать. И  как  же  он
был удивлен, когда Нис вдруг ответил ему по-английски: "Сейчас  иду".  Как
он остолбенел, услышав английскую речь, и как гулко,  раскатисто  смеялся,
когда они взбирались по ближним склонам Белых гор.  Тогда-то  он,  Нис,  и
решил, что стоит  держаться  вместе  с  этим  великаном,  потому  что  ему
незнакомо чувство растерянности. И спокойное, незлое упорство его,  и  то,
как он  сжимал  губы  поверх  неровных  зубов.  Весь  он,  весь,  человек.
Настоящий человек, встретить которого в этом хаосе было удачей.


   И тут в мэрию вошел Энгес Берк. Он  уже  кое-что  знал.  Талос  не  мог
рассказать ему. Но Талос повторял одни и  те  же  слова  и  подкреплял  их
жестами. И Берк уже знал, что случилась беда. Нис молча передал ему фонарь
и распахнул дверь. Энгес Берк взглянул раз, потом шагнул назад  и  прикрыл
дверь за собой. Он стал таким же желтым, как Стоун.
   - А, черт, - сказал он. - Как?
   - У них был пулемет, - сказал Нис.
   - У кого? - Берк вдруг  оказался  беззащитным.  Никакая  маскировка  не
могла служить защитой против этого. Он стоял как в тумане, внутри  у  него
все куда-то провалилось, рот был полуоткрыт, глаза смотрели, не видя.
   - Те четверо, что приехали из Египта, вы видели их. У них был пулемет.
   Энгес Берк машинально кивнул головой.
   - Они потребовали, чтоб выпустили  заключенных  метаксистов.  У  одного
оказался пулемет в руках, и Стоун бросился на него, чтобы отнять.
   - Сволочи, - сказал Берк, не найдя других, более сильных слов.
   У  Энгеса  Берка  внутри  было  пусто.  Пустым  было  выражение  всегда
насмешливых губ. Никаких чувств,  кроме  чувства  неловкости.  Они  стояли
вдвоем на пороге и не знали, что нужно  делать.  Берк  не  пытался  скрыть
отупения, которое на него нашло.
   - Вы их схватили? - спросил он,  наконец,  и  губы  у  него  шевелились
как-то вяло и голос тоже был вялый.
   Нис показал на запертую дверь сбоку и сказал:
   - Они там, вместе с остальными. Они хотели освободить остальных.
   Энгес Берк взял томпсоновский пулемет из рук Ниса.
   - Он не стреляет, - сказал Нис безразличным тоном,  словно  только  для
сведения.
   Энгес Берк отпустил рычаг затвора, и пули посыпались из ствола.
   - Не надо убивать их, - сказал Нис без  особой  настойчивости.  -  Есть
многое, что нужно у них выяснить.
   - К черту.
   - Не надо убивать их, - повторил Нис.
   - К черту ваши выяснения. Чему они теперь помогут?
   - Помогут.
   - Но ведь эти мерзавцы только что убили вашего Хаджи Михали и Стоуна.
   - Нужно выяснить многое.
   - Сам перестреляю сейчас эту сволочь.
   - Нет, - спокойно сказал Нис и взял у него пулемет.
   - Ну, так выясняйте поскорее. Что тут тянуть? Пусть скажут,  зачем  они
это сделали. Вы-то ведь знаете, зачем.
   - Я знаю, но не все. Может быть, ничего бы и не случилось, если б Стоун
видел, что метаксисты испугались. Они не думали сделать это. Но все равно.
   - Ну, выясняйте. А потом я сам посчитаюсь с ними.
   - Хорошо, - сказал Нис с тем же самым безразличием.
   Но для Ниса с неожиданной смертью  Хаджи  Михали  все  приняло  четкую,
ясную форму. Это было напоминание,  словно  даже  он,  Нис,  побывавший  в
Лариссе и на Гавдосе, нуждался в напоминании,  что  кровь  -  единственное
оружие против них. Что метаксисты легко не сдадутся.  Что  они  не  станут
сидеть в Египте и ждать, а будут стараться изнутри укрепить  метаксистское
влияние в Греции, оккупированной железноголовыми.
   - Как же быть со Стоуном? - услышал он голос Берка. -  Что  вы  думаете
делать? Оставить так, здесь? О господи, и надо же было  случиться.  Именно
теперь. - Берк все еще говорил, не выбирая слов.
   Нис видел все, что происходит в Берке. Его чувство к  Стоуну.  Душевную
теплоту,  вдруг  обнажившуюся,  когда  исчезла  защитная   маскировка.   И
привычная  враждебность  в  тоне  исчезла  тоже.  Она  существовала,   эта
враждебность, но она теперь устремлена на другое, на  главное.  И  она  не
скрывала и не туманила чувств, которые связывали его со  Стоуном.  Которые
обнаружились теперь, потому что Стоуна не стало. Не стало - вот так.
   - Я буду ждать литтосийцев. Они соберутся сюда.
   - Но ведь здесь его нельзя оставить.
   - Нельзя. Мы положим его там же, куда положат Хаджи Михали.
   И на это Берк ничего не ответил. Он прислонился к стене  и  стал  ждать
того же, чего ждал Нис.



37

   Под утро, еще до  восхода  солнца,  мэрия  стала  наполняться  народом.
Собрались почти все жители деревни. И  первым  их  побуждением,  как  и  у
Берка, было тотчас же покончить с метаксистами. Нис,  как  и  в  тот  раз,
помешал этому. Но он поставил зажженный фонарь в комнате,  где  лежали  те
двое, чтобы все могли видеть.
   Когда рассвело, пошли на сушильную площадь. Разобрали тяжелые  каменные
плиты посредине, двуглавыми  критскими  кирками  выдолбили  яму  в  мягкой
породе и стали ждать.
   Потом из мэрии принесли Стоуна и Хаджи Михали. Они уже закоченели в тех
положениях, в каких лежали на полу, и сделались  очень  желтыми,  и  кровь
больше  не  текла.  Четверых  метаксистов  тоже  привели  на  площадь   по
приказанию Ниса. Их не тронули, даже руки им не связали. Толпа обтекала их
со всех сторон - рыбаки, женщины, ловцы губок.
   Все молча стояли и смотрели, как четверо из тех, что были на Гавдосе, с
трудом и неловко уложили Стоуна и Хаджи Михали в круглую  неглубокую  яму.
Потом сообща стали забрасывать яму комьями земли  и  обломками  камня,  и,
наконец, женщина, которая жила в доме Хаджи Михали (жена его брата, совсем
старуха  на  вид),  попыталась  сдвинуть  тяжелую  каменную  плиту,  чтобы
закончить дело. Ей стали помогать, но она отошла в сторону, и литтосийские
рыбаки, виноградари и ловцы губок сами  утоптали  мягкую  породу,  уложили
плиты на прежнее место, и вскоре не осталось никаких следов, только свежая
красная земля, разбросанная вокруг, и неровность почвы в этом месте.
   Но жители Литтоса не расходились и ждали, потому что Нис недаром  велел
привести сюда четверых метаксистов.
   А Нис в это время рассеянно слушал разговор англичан. Лейтенант и майор
толковали с Берком о моторках. Оба они, и с ними старик солдат,  пришли  в
мэрию вслед за Берком и там узнали о Стоуне. То,  что  произошло,  удивило
англичан. Но они сказали только пустые, незначащие слова. Майор сказал:
   - Надо было нам раньше выбраться отсюда.
   - Выбраться бы хоть теперь, - сказал лейтенант.


   Теперь они об этом же говорили Берку. Все трое стояли  позади  Ниса,  в
группе ловцов губок. Нис слушал их, как в тумане.
   - Идем, - говорил майор. - Надо ехать. Тут становится опасно.
   - Вы ступайте к лодке, - сказал Берк. - Я еще тут подожду.
   - Чего ждать? - спросил лейтенант. - Стоун, бедняга, в земле уже.
   - Я хочу посмотреть, как вздернут эту четверку.
   - А что вам-то до этого?
   - Идите вы на берег. Я хочу остаться до конца.
   - Послушайте, - сказал майор. Он теперь стал  разговорчив,  потому  что
поговорить было о чем, и дело касалось самого насущного,  и  его  одолевал
страх. - Немецкие моторные лодки  не  сегодня-завтра  пристанут  здесь.  Я
слышал от этих греков, что они рыщут по  всему  побережью,  из  деревни  в
деревню. Эта деревня на очереди. Надо нам поторопиться.
   - Все равно ведь мы не можем ехать без Ниса, -  с  раздражением  сказал
Берк. - Подождите немного, ничего не случится. Я хочу посмотреть, как  эта
четверка получит свое.
   - Ты не беспокойся, - сказал старик. - Уж они от веревки не уйдут.
   - А я хочу видеть сам, - сердито сказал Берк.


   Кругом вдруг стало тихо.
   И тогда Нис начал. Он обращался к четверым метаксистам, которые  стояли
посреди площади, а  литтосийцы  и  освобожденные  узники  Гавдоса  плотной
стеной теснились за ними. У всех четверых  растерянный,  бегающий  взгляд,
неловко повисшие руки, страх перед чем-то, что должно произойти.
   - Слушайте меня, - сказал  он  им.  -  Вы  четверо  пришли  в  мэрию  с
пулеметом и убили рыжего великана _австралос_ и  Хаджи  Михали.  Намеренно
убили или случайно, знает, лишь тот, кто  это  сделал.  -  Нис  указал  на
красивого. - А он не скажет. Но я был  при  этом  и  готов  признать,  что
произошла случайность. Может быть, ничего бы и  не  было,  если  бы  рыжий
великан не поторопился, хотя он только сделал то, что сделает  каждый  под
дулом пулемета. Мы не  можем  обвинить  метаксиста  в  заранее  обдуманном
убийстве. Но мы обвиняем его в том, что он  грозил  смертью  с  оружием  в
руках. Он не имел права требовать освобождения  заключенных  с  оружием  в
руках, разве только если б он был представитель власти, а мы  преступники.
Он  говорит,  что  его  прислало  сюда  эллинское  правительство,  которое
находится в Египте. Но я этому не верю.  Его  прислали  метаксисты.  Он  -
метаксист. Значит, если его прислало правительство, то  это  метаксистское
правительство. Мы такого правительства не признаем. А значит, он  не  имел
права  грозить  смертью  с  оружием  в  руках.  Он  действовал  от   имени
метаксистского  правительства,  которое  незаконно.   Для   нас   оно   не
существует. И потому  он  виновен  в  том,  что  действовал  незаконно,  а
остальные виновны в том, что были с ним заодно.
   - Да ведь он убил Хаджи Михали, -  сказал  один  из  литтосийцев.  -  В
этом-то он, наверно, виновен.
   - В его смерти - да, - возразил Нис. - Но не в убийстве. Нужно помнить,
что это не одно и то же. Главное же - нужно выяснить, кто прислал их сюда.
   - Нечего тянуть так долго. Что на них смотреть? Ведь ты же сам был  при
этом, - заговорили в толпе.
   - Они-то не стали бы тянуть.
   - Прикончить их - и все. Ты не прав, молодой орел, - говорили ему.
   Нис помолчал немного, не  сводя  глаз  с  четверых  метаксистов,  и  во
взгляде его появилась неистовая прыть. Та самая прыть.
   - Я прав вот в чем, - сказал Нис,  обращаясь  ко  всем.  -  Как  бы  ни
погибли Хаджи Михали и рыжий великан _австралос_, их смерть -  не  простая
случайность.
   - Хороша случайность, собаке под хвост.
   - Не то важно,  случайность  или  нет.  Важно  другое.  Эти  четверо  -
метаксисты. Они явились к Хаджи Михали, чтоб  он  помог  им,  метаксистам,
укрепить метаксистское влияние в Греции и на островах. И нам важно узнать,
кто же послал их. Это, может быть, стоит смерти Хаджи Михали.
   - Да, да, я согласна с тобой. - Это  сказала  жена  Сарандаки,  которой
вдруг ясен стал большой, жизненно важный, политический  смысл"  того,  что
произошло.
   - Они говорят об эллинском правительстве, которое находится в Египте, -
продолжал Нис. - Правительство должно быть выборным органом. У  нас  после
Венизелоса не было выборного правительства. Диктатура  метаксистов  -  вот
все, что мы имели с  тех  пор.  Но  эти  люди  говорят,  что  их  прислало
правительство. Спросим же их о нем.
   Литтосийцы ждали молча. Заговорил толстяк метаксист.
   - Нас прислало правительство. Оно дало нам задание организовать вас для
борьбы против железноголовых.
   - И это все? Только для борьбы против железноголовых?
   - Нет, - сказал вдруг самый молодой. Он не помнил себя от страха, и ему
казалось, что он говорит именно то, что надо сказать. - Я скажу  вам  все.
Мы должны были провести  организацию  сторонников  правительства  по  всей
стране. Это необходимо, чтобы оказать сопротивление железноголовым. И  для
того чтобы после окончания войны не наступил хаос.
   - После окончания войны, - повторил Нис его слова. -  Кто  же  дал  вам
такое право? Кто создал это правительство?
   Толстяк понимал, что спор идет о жизни и смерти,  может  быть,  даже  о
чем-то большем. И он  боялся,  как  бы  его  спутники  не  запутали  и  не
испортили дело, а потому он тотчас же вмешался опять.
   - Кто-то должен действовать за рубежом, - сказал он. - Такая зарубежная
организация Греции сейчас необходима. Выборов нельзя было провести, потому
что Греция в руках железноголовых. Вот и пришлось назначить правительство.
   - Значит, это опять-таки метаксистское правительство.
   - Не совсем. Многие из его членов расходятся с Иоанном Метаксасом.
   - Но метаксисты достаточно сильны в нем, раз они могли  послать  таких,
как вы, чтобы укрепить здесь свое влияние. Видно, перевес на их стороне?
   - Да ведь Метаксас умер, - раздраженно сказал тщедушный.
   - Метаксас, но не метаксизм. А  метаксизм  недалеко  ушел  от  политики
железноголовых. Одна порода. Умирает человек, но не его политика.
   -  Интересы  Греции  должны  быть  выше  всего.  Предполагали   же   мы
действовать совместно  с  мятежником  Хаджи  Михали.  -  Слово  "мятежник"
сорвалось нечаянно, и толстяк опасливо помедлил, но Нис был точно водопад,
холодной, ровной струей журчащий по камням.
   - Вы искали его содействия, - сказал Нис, - потому, что вы знаете,  что
вся Греция против метаксизма. Что существует целая организация, готовая  к
отпору метаксистам. И что мы  не  признаем  метаксистского  правительства.
Никакого правительства не признаем, если его захотят нам  навязать  извне.
Все равно, сейчас или после того, как железноголовые проиграют войну.
   - Но если войну выиграют _инглези_, -  сказал  молодой,  -  они  вправе
будут делать, что захотят.
   - А разве  ваше  метаксистское  правительство  утверждено  англичанами?
Разве так, метаксисты?
   Они не ответили.
   - Разве они доверяют вам? После того как половина из вас осталась  тут,
чтобы помогать железноголовым, а другая половина бежала только  из  страха
перед  старшим  братом.  И  они  доверяют  вам?  Они,  непримиримые  враги
железноголовых?
   - Да, - сказал тщедушный. - Доверяют. И вы должны доверять.
   - Не верю, - резко крикнул Нис. - Я этому не верю. И ни  в  какое  ваше
правительство в Египте не верю тоже. Потому что _инглези_ не позволили  бы
метаксистам  разгуливать  на  свободе.  Вы  -  фашисты,  такие   же,   как
железноголовые.
   - Пора всем грекам быть греками, - сказал толстяк.
   - Так говорил Метаксас. И он же  преследовал  греков  за  то,  что  они
греки. Но больше этого не будет, метаксист. Скажи  нам  лучше,  откуда  вы
узнали про Хаджи Михали и про тех, кто заперт в мэрии Литтоса?
   - Нам сказали те, кто послал нас.
   - Кто же это вас послал?
   - Нам дали официальные полномочия.
   - Кто, назови имя.
   - Полковник Спатис.
   - Это он рассказал вам о Хаджи Михали?
   - Да.
   - А он не упоминал имени Экса?  Не  говорил  о  человеке,  который  был
послан в Египет отсюда?
   - Нет.
   - Кто такой полковник Спатис?
   - Он командует полком в армии.
   - Он командовал полком при Метаксасе?
   - Да.
   - Кто дал ему задание послать вас?
   - Не знаю. Он полковник, военный, вот и все.
   - Так он, может быть, просто метаксист.
   - Не все ли равно? - сказал красивый, морщась, как от боли До  сих  пор
он молчал. Его подбитый глаз весь запух. На щеке запеклась кровь, и  капли
свежей крови все еще сочились из виска.
   - Разве в Египте существует сейчас греческая армия? - спросил Нис.
   - Формируется, - быстро ответил толстяк.
   - А офицеры кто? Из прежних?
   - Большей частью - да. Из тех, что прибыли отсюда вместе с _инглези_.
   - Метаксистские офицеры?
   Толстяк промолчал. Он был доведен до предела  и  боялся  теперь  самого
себя. Он думал, что Нис нарочно дергает его. Он понимал,  что  все  это  -
приговор им четверым.
   Солнце всходило.  Оно  уже  было  за  вершиною  Иды.  Красноватая  пыль
критской земли висела в воздухе, и небо от нее быстро розовело.
   Англичане  и  Энгес  Берк  стояли  в  стороне.  Они  прислушивались   к
разговору. Английский майор переводил им все, что  ему  удавалось  понять.
Понимал он многое, так как разговор велся медленно и в  сдержанных  тонах.
Но у Берка не хватало терпения, и он то  и  дело  переспрашивал,  кто  что
сказал.
   - Расскажи нам об этом правительстве, - продолжал  Нис  допытываться  у
толстяка.
   - Что рассказать?
   - Может ли каждый свободно высказываться за него или против?
   - Такой свободы даже у _инглези_ нет, - сказал толстяк. - Не  может  ее
быть во время войны.
   - Верно. А при Иоанне Метаксасе ее и без войны не было.
   - Послушайте. - Толстяк  даже  улыбнулся,  чтобы  подчеркнуть,  как  он
терпелив, и все понимает, и хочет быть честным в споре до конца. - Ведь мы
не исключение. Во всех странах, оккупированных железноголовыми, есть  свои
правительства.
   - Старые правительства?
   - Да.
   - Что ж, значит, и у них то же, что и у нас.
   Но толстяк не ответил, потому что разговор зашел слишком далеко, и этот
быстроглазый грек говорил с уверенностью, от которой у него,  у  толстяка,
внутри накипала злоба, бессильная злоба против угрозы, нависшей над  ними.
Против неминуемого и близкого  конца.  Остальные  трое  испытывали  то  же
чувство.
   Все-таки он еще сказал с подчеркнутой кротостью:
   - Но ведь Греции нужна какая-то организация за границей.
   - Слушай, метаксист. - Нис обращался непосредственно  к  нему.  -  Если
такая организация нужна, нельзя, чтоб ее возглавляли  люди,  которые  были
заодно с железноголовыми, - да не только были, а и сейчас заодно  с  ними.
Может быть, в других странах тоже есть такие организации, но народ в  этих
странах все равно не признает их. Народ кровью сердца всегда будет  против
железноголовых, так же как мы сейчас. Слышишь?  Или  ты  думаешь,  что  мы
примем этих людей обратно, зная, что они водили дружбу с  железноголовыми,
поверим, что они раскаялись, что они теперь стали другими? Что мы  стерпим
подобных людей? Нет, метаксист, как мы сейчас деремся  с  железноголовыми,
так же будем драться с ними, если они придут сюда.
   - За ними сила, - сказал тщедушный, и это  были  рискованные  и  глупые
слова.
   - Какая бы сила за ними не стояла, - сказал Нис, и  вся  земля  слушала
его, - кровью сердца мы будем против  них.  Мы  встанем  против  них,  как
против самих железноголовых. И если вас прислали  эти  люди,  то  вы  сами
осудили себя. Вы  говорите,  что  вас  прислало  греческое  правительство,
которое  находится  в  Египте.  Я  этому  не  верю.  Я  никакое  греческое
правительство не хочу обвинить в том, что оно  в  такое  время  послало  в
Грецию людей, чтобы подорвать  силы  сопротивления  внутри  страны.  Но  я
обвиняю в этом всех метаксистов, в том числе и тех, которые  в  Египте,  и
мне все равно, сильны они там или слабы. А если ваше правительство  терпит
метаксистов в своем составе и поощряет  заведомых  метаксистов  -  значит,
вина лежит и на нем. Ты метаксист - и, значит, ты умрешь. И с  ними  будет
то же.
   - За это не убивают, - выкрикнул молодой.
   - Спросите Метаксаса. Он убивал и за меньшее.
   - Не я убил вашего Хаджи Михали, - сказал толстяк.  -  Я  даже  пытался
помешать.
   - Сволочь, - крикнул красивый. Лицо у него исказилось от ярости и боли.
   - Сам ты сволочь, - сказал толстяк. - Ты один виноват во всем.
   - Вы все виноваты, - сказал Нис устало и с раздражением.
   Теперь все четверо метаксистов кричали наперебой.  Литтосийцы  и  ловцы
губок угрюмо ждали, когда все это кончится или когда Нис прекратит это.
   - Мы бы вас оставили железноголовым, - холодно  сказал  Нис,  -  но  вы
слишком много знаете. И вы сейчас выложите им все, что знаете.
   - Если бы мы хотели рассказать  им,  мы  давно  могли  это  сделать,  -
сердито выкрикнул толстяк. Он все еще не терял головы,  все  еще  боролся,
хотя и знал, что конец неизбежен.