валетом в разных позах спали мужички. Жорес разбросанно, на спине, а  Марат,
наоборот, комочком, натянув одеяло на  голову.  Сейчас  стало  заметно,  что
Жорес старше.
     Сама Регина Петровна  была  в  ярко-розовом,  сверкающем,  как  золото,
платье, с пуговицами и очень длинном, до пола.
     Такая  блестящая,  с  распущенными  черными  волосами,  она  показалась
братьям еще прекрасней. Вот уж и правда царица.
     - Садитесь. Я вас ждала. С чем пришли, дружочки? Голодные?
     - Нет, - отвечал за обоих Сашка. - Мы уже один раз ели.
     А Колька положил на тумбочку сало, завернутое в лопушок.
     Регина Петровна посмотрела на сало, не притрагиваясь к нему, на  ребят.
Покачала головой.
     - Нет, нет. Спасибо. Я не возьму.
     И так как братья недоуменно молчали, пояснила:
     - Вы заработали, вы и ешьте! А как, кстати, вы его заработали?
     Братья переглянулись.
     - Ну, вот, - сказала Регина  Петровна.  -  Думаю,  что  мы  друг  друга
поняли. Правда?
     Сашка кивнул. Он соображал быстрей Кольки. Но тут и соображать не надо.
Воспитательница еще там, у  склада,  догадалась  о  краже  вещей.  Оттого  и
волновалась, и ждала. Но ведь не выдала! Вот главное!
     Она между тем продолжала:
     - Я ведь вас искала, спрашивала. Вы не ночевали, да? Все решили, что вы
удрали, говорят, вас видели на станции... Но я не поверила, я знала, что  вы
не уедете так. Я не ошиблась.
     Регина Петровна полезла в  карман  висящего  на  стене  пальто,  что-то
поискала и, не найдя, вернулась, села.
     - Господи, как без курева тяжко... Хоть травку какую... Ну, ладно.  Вот
для чего я вас искала: на днях мы начинаем работать  на  консервном  заводе.
Петр Анисимович договорился. Работать будут старшеклассники: пятые - седьмые
классы. Но я записала и вас... Хоть подкормитесь там. Вы поняли, да?
     Братья неуверенно кивнули, никакой завод не входил в их планы.
     - Пожалуйста, не перепутайте: вы у меня не четвертый, вы у  меня  пятый
класс... Младших пошлют в колхоз яблоки собирать... А теперь идите спать,  -
И уже вслед: - Сало, сало свое не забудьте!
     Колька без слов забрал лопушок с салом. В дверях  как  по  команде  оба
брата обернулись.
     - Вообще-то мы думали... Что мы...
     - Что - вы?
     - Чуть не уехали! - выпалил Сашка.
     - Совсем? - как-то глухо  произнесла  Регина  Петровна.  И  все  в  ней
потухло.
     - Ага.
     - А мы? А остальные?
     Ребята замялись. Но ведь и так было понятно, что они не  уехали  потому
лишь, что думали о ней.
     - Дружочки мои...  Подождите!  -  быстро,  горячо  подхватилась  Регина
Петровна. - Вот на  консервный  завод  съездим...  Поглядим...  А  вдруг  да
понравится? Я думаю, что у нас уладится... Уладится. Вот увидите.
     Колька ничего не ответил, он так быстро соображать  не  мог.  А  Сашка,
нахмурясь, глядя в пол, произнес как бы за двоих:
     - Вообще-то... Мы подождем. Правда.
     Получилось почти по-взрослому.
     - Ну и лады. - Регина  Петровна-  чуть  повеселела.  -  А  у  меня  еще
сюрприз... Чуть не забыла. Подите-ка сюда.
     Она достала из тумбочки огромную мохнатую шапку, а  из  шапки  извлекла
ремешок.
     Братья вперились в шапку глазами.
     - Что это?
     - Папаха... Наверное...
     - Откуда?
     - Из подсобки... От самодеятельности, что ли,  осталось.  А  может,  из
деревни... Не знаю. Там много этого... Ребята  нашли...  Ну,  пошли  дурить,
маскарад устроили... - Регина Петровна прислушалась к крикам во дворе. - А я
для вас прихватила... Нравится?
     Братья лишь  переглянулись:  сообразили  свою  промашку.  Как  же  они,
обшаривая чердаки, пропустили подсобку! А если б там пожрать было?
     Колька заинтересованно спросил:
     - А черкески с патрончиками там не было?
     - Не видела, - сказала Регина Петровна. - Был кинжал, только сломанный,
и поясок... Мне показалось, что он вам пригодится.
     Но братья пояском не заинтересовались. Они стали по  очереди  примерять
папаху. Колька залез в нее по шею и утробным голосом заорал песню, забыв про
спящих мужичков.

     И в какой стороне я ни бу-ду-у,
     По какой ни пройду я тропе,
     Друга я никогда не забуду-у-у,
     Если с ним подружился в Москве-е-е!

     - Тише ты! - Сашка стянул с него папаху и нахлобучил на себя. - Я  буду
Хаджи-Мурат! А ты...
     - А я Буденный! - крикнул Колька и потянул к себе папаху. - Буденный-то
за красных, а твой Хаджи-Мурат за фашистов!
     - Это Хаджи-Мурат за фашистов? Регина Петровна прекратила спор, отобрав
у них папаху. Улыбнувшись, произнесла:
     - А я сейчас подумала... Я ее разрежу и сошью вам на зиму два капора.
     - Чего? - переспросили братья. - Тапора?
     - Ну, я знаю, что... Шапки, в общем... Все польза. А пояс можете взять,
Коле для штанов, - ты у нас Коля-то? - вместо веревки сойдет.
     Братья уткнулись в ремешок, узенький,  в  темных  заклепках  и  узорах,
вдобавок на нем болталось множество других ремешков-висюлек.
     Колька примерил новинку, довольный, решил:
     - Я на нем ложку буду носить... И еще что-нибудь... В пору бы  повесить
для красоты ключи, украденные у  Ильи,  да  ведь  сопрут!  Может,  кукурузу?
Вообразил:
     Колька идет  по  томилинскому  детдому,  а  на  поясе  у  него,  словно
гранаты-лимонки, кочаны кукурузные висят! И папаха на затылке! Знай наших! С
гор вернулись! Не оробели! Нажрались вволю да с  собой  привезли!  По  кочну
отцепляет и шакалам отдает!

     Но я знаю, мы встретимся снова,
     И тогда, дорогая, вдвоем...

     Регина Петровна легонечко подтолкнула братьев к дверям:
     - Идите во двор петь!
     Братья ушли.
     Прикрыв дверь, она  вернулась  и  снова  пошарила  в  карманах  пальто,
собирая в ладонь табачные крошки. Набралось вместе  с  мусором  немного.  Из
клочка газеты неумело свернула самокрутку, прикурила и вышла за дверь. Долго
стояла на крылечке, приглядываясь к ребятам во дворе и  стараясь  среди  них
угадать Кузьменышей. Нацепив папаху, благо в подсобке  их  оказалось  много,
колонисты с палками гонялись друг  за  другом,  изображая  войну.  А  кто-то
волочил за собой дырявую бурку, голые пятки мелькали из-под тяжелой полы.
     Регина Петровна  последний  раз  затянулась  и  ушла  домой.  Прилегла,
попыталась спать, но не спалось. Несколько раз  вставала,  глядела  в  окно.
Наконец хоть чем-то решила себя занять. Взяла ножницы и стала резать  папаху
на две равные части. Думала о Кузьменышах, о том, какие замечательно  теплые
шапки выйдут из этой папахи, и совсем забыла о времени. Она не заметила, как
тихо, будто сама по себе откинулась створка окна и оттуда  выглянуло  черное
дуло.
     Три человека смотрели из  темноты  на  ее  руки,  кромсающие  на  куски
папаху...


14

     В ребячьих спальнях ор  продолжался  допоздна.  И  крики,  и  визги,  и
беготня. Регина Петровна была права:  колонистов  накормили,  и  они  ожили,
известно, кормежка - праздник, да какой!
     Оттого и разбузились: выли, пищали, блеяли, гавкали,  мычали,  лаяли  и
все в том же духе. .
     Кому-то пришло в голову: завопили песню. Не в лад, но громко.

     Бродили мы с товарищем вдвоем,
     Бродили мы с товарищем вдвоем.
     Бродили мы с товарищем по диким по горам,
     По диким по го-ра-ам!

     Поначалу шло жидковато, кто во что горазд, но вот уж голос за  голосом,
ниточка  к  ниточке  вплелись,  встроились,  сложились,  и  грянуло,  окошки
позванивали...

     Вдруг камень покатился, ого-го!
     Вдруг камень покатился, ого-ro!
     Вдруг камень покатился и товарищ мой упал.
     Товарищ мой у-па-л!

     Особенно дружно выходило это: "Ого-го!" Тут уж ревели все, кто  мог,  и
со слухом, и без слуха, реветь было приятно. Да и воздуха в легких хватало.

     Я взял его за руку, ого-го!
     Я взял его за ногу, ого-го!
     Я за руку, я за ногу, товарищ не встает!
     То-ва-рищ не вста-ет!
     Я плюнул ему в рожу, ого-го!
     Я плюнул ему в рожу, ого-го!
     Я плюнул ему в рожу, он обратно не плюет,
     Об-ра-тно не плюет!

     Далее, как полагается, товарищу вырывают яму (ого-го какую!) и хоронят.
А потом земля зашевелилась (ого-го!), и товарищ встает из нее и...  "В  рожу
мне плюет!" Ответил, в общем. И сам - живой. Смешно! Закатились, хохотали...
     Затянули тюремную: "Сижу в тоске и вспоминаю я, а слезы катятся из глаз
моих..." Не допели. Слезы под такое настроение не подходили.
     Заводили  разухабистые  уличные,   блатные,   рыночные   (жалостливые),
сиротские,  инвалидные,  лагерные,  вокзальные  и  поездные,   колонистские,
сибирско-ссыльные, бытовые, одесские - воровские  (жестоко-сентиментальные),
хулиганские, каторжные  (из  дореволюционных)  и  некоторые  из  кино...  Из
"Большой  жизни":  "Прощай,  Маруська,  блядовая..."  По-настоящему-то  надо
"плитовая", но пели только так!
     Но уж такой стройности не выходило. В каждом углу тянули свое, а вскоре
и вовсе стихло.
     Взрыв раздался под утро. Но было еще темно.
     Кузьменыши проснулись одновременно. Обоим показалось, что на них  упала
бомба. Это было им знакомо по первым месяцам войны.
     Во все окна полыхнуло зарево, окрасив стены в дрожащий  кровавый  свет.
Было слышно, как внизу у девочек кто-то взвизгнул и закричал.
     Сразу несколько голосов завопило:
     - Горим! Горим!
     | Братья спали без матрацев и не  раздевались,  не  то  железная  сетка
отпечатается до самых ребер.  Едва  соображая,  вместе  со  всеми  в  панике
бросились к  выходу.  Двери  отлетели.  Задние  подмяли  передних,  началась
свалка. В темноте кому-то отдавили пальцы рук, разбили нос.
     Кузьменышам повезло, их лишь чуть помяло.
     Высыпали во двор и окунулись в голоса, в  беготню,  в  яркий  и  жаркий
свет, в какую-то зловеще-веселую панику.
     Суеты было много, никто ничего не понимал, все бежали  и  все  кричали.
Стало видно, что горит дом, тот самый, где располагался склад.
     Но первая мысль наших братьев была  не  о  складе,  конечно,  о  Регине
Петровне с мужичками... Где она? Успела выскочить?
     Пока опупело смотрели, соображали, а после  крепкого  сна  соображалось
туго, увидели и воспитательницу.  Прижав  к  себе  судорожно  мужичков,  она
стояла посреди всей этой суетни, одна, такая застывшая,  будто  онемелая,  в
огромных глазах ее был страх.
     - Регина Петровна! - закричали громко братья и бросились прямо к ней, с
кем-то по дороге сталкиваясь, кого-то отпихивая, - Регина Петровна, мы  тут!
Мы тут!
     Она лишь краем глаза зацепилась за кричавших ребят и, ничем не показав,
что увидела или услышала их, вновь уставилась на огонь, пламя прыгало  в  ее
расширенных зрачках.
     Подскочил Петр Анисимович, крикнул неведомо кому:
     - Где ведра? Несите ведра! Это ведь  непонятно,  что  происходит!  -  И
исчез.
     Тут же появился снова, уже с ведром воды.
     Закрываясь портфелем от огня, он направился к горящему дому, но  близко
подойти не смог и выплеснул воду наземь. Она тут же превратилась в пар.
     Теперь, когда первый страх и чувство опасности  прошли,  ребятня,  даже
девочки, уже не вопили от испуга, а носились по двору радостно-возбужденные,
ошалелые от такого невиданного зрелища! Им уже нравилось, что так горело!
     Пламя возносилось вертикально вверх, как гигантская  свеча,  и  гудело,
рассыпая дождем крупные искры.
     Дом светился изнутри, обнажился его каркас. В это мгновение он  казался
прозрачным, и каждую накаленную огнем  балочку  в  его  скелете  можно  было
сейчас разглядеть.
     Лишь  несколько  девочек,  из  самых  боязливых,   прибились,   как   к
спасительному островку, к стоящей все так же неподвижно Регине Петровне.
     Петр Анисимович, обращаясь к Регине Петровне, закричал:
     - Вы видели? Что-нибудь видели?
     Регина Петровна не обернулась к директору, будто не  заметила  его.  Не
сразу до нее дошло, что это к ней, к ней обращаются с вопросом.
     - Что... Видела... - медленно, как во сне, произнесла она,  не  отрывая
взгляда от огня.
     - Я спрашиваю! - кричал Петр Анисимович и все отгораживался от  пламени
портфелем. - Вы видели, как взорвалось? Видели или нет? И  потом  это...  На
лошадях...
     - На лошадях? - пробормотала Регина Петровна. - На каких лошадях?
     - Это ведь непонятно, что происходит! - закричал  Петр  Анисимович,  но
осекся: только теперь дошло, что воспитательнице худо.
     Подбежала другая воспитательница, Евгения Васильевна,  сунула  ватку  с
нашатырем к носу Регины Петровны, потерла ей виски,  а  та  вдруг  ахнула  и
стала оседать, запрокидывая голову.
     Ее тут же увели в спальню девочек. Мужичков забрали туда еще раньше.
     Кузьменыши, наблюдавшие все  это,  ринулись  следом,  на  помощь  своей
Регине Петровне, но их дальше дверей не пустили.
     - Идите, идите... - сказали. - Все тушат пожар, а вы чего тут шляетесь?
     За дверью, слышно стало, кто-то плакал навзрыд,  какая-то  девочка,  ее
утешали.
     - Ну, кто сказал, что лошади,  -  тускло  произносил  чей-то  голос.  -
Ерунда... Честное  слово,  ерунда...  Не  было  никаких  лошадей  и  никаких
гранат... Ну, что-то там взорвалось на складе... Там ведь керосин, и  масло,
и что угодно... Разве теперь узнаешь!
     Братья посмотрели друг на друга и пошли во двор. Уже  обвалилась  крыша
дома, подняв к небу салют из горящих углей, даже головешек.  Искры  медленно
падали вниз и светлячками тлели в сухой траве. Никто не пытался  их  тушить.
Даже Петр  Анисимович,  поняв,  что  соседним  зданиям  пожар  не  угрожает,
притулился на крылечке столовой и так, прижав портфель к груди, сидел, глядя
на огонь. Было что-то жалкое, беспомощное в его позе, будто говорившей: "Это
ведь непонятно, что происходит!"За  свою  сорокалетнюю  жизнь  этот  человек
пережил  множество  катастроф,  если  и  выживал,  то  благодаря  природному
долготерпению.
     Когда он ушел с орсовской базы, сам ушел, ибо тащили вокруг все и  вся,
пахло тюрьмой, направили его в роно и там всучили детишек. На него  смотрели
как на человека конченого,  ибо  знали,  какие  уж  там  детишки  -  пятьсот
головорезов худших из  худших:  тот,  кто  отсеивал,  отделывался  от  самых
отъявленных. И пока он готовил поезд,  подыскивал  воспитателей,  выпрашивал
продукты и одежду,  сквозила  в  лицах  районного  начальства  невысказанная
мысль: не повезло Мешкову! Сгорел Мешков! А едет, потому что знает, хуже ему
уже не будет... Некуда, как говорят!
     Стало заметно, что уже рассвело.
     Неожиданно из колхоза прикатила водовозка с пожарной помпой.
     Ребята сразу нашли себе занятие: качать насос;  по  двое,  а  потом  по
четверо, вверх и вниз. Но быстро устали, отвалили. Лишь Кузьменыши,  мокрые,
старались помогать взрослым, пока  вдруг  не  обнаружили  на  ладонях  белые
пузыри. Их погнали спать.
     Уходя, они снова попытались проникнуть  к  Регине  Петровне,  но  дверь
оказалась  запертой.  Постояли,  прислушиваясь,  но   никаких   голосов   не
раздавалось с той стороны.
     Спать тоже не хотелось.
     Братья пошлялись по  двору,  теперь  совсем  пустынному;  странно  было
видеть, как дымятся остатки дома в наступившей вдруг пустоте.
     Помпа уехала, стало тихо.
     Сашка вполголоса сказал:
     - Ты думаешь... Гранатой?
     - Почему гранатой? - спросил тихо Колька.
     - А чем же? Ты слышал, как грохнуло?
     - Я спал... - ответил Колька. -  Мне  приснилось,  что  меня  по  башке
треснуло, а потом я проснулся и решил, что бомба.
     - А лошади?
     - Какие лошади?
     - Они же говорят, были лошади.
     - Говорят, кур доят, а коровы яйца несут...
     - Значит, не  веришь?  -  сказал  Сашка.  Он  повторил:  -  Значит,  не
веришь... Пойдем!
     - Куда?
     Сашка не ответил. Взял Кольку  за  руку,  крепко  взял,  была  какая-то
решительность в нем сейчас. Повел вдоль зеленой ограды к  их  тайному  лазу.
Первым прокорябался сквозь колючки, дождался Кольку, снова  схватил  его  за
руку и потащил за собой к краю кукурузного поля, которое примыкало к тыльной
стороне сгоревшего здания.
     Среди поломанных стволов кукурузы на  мягкой  земле  четко  различались
многочисленные следы копыт. Кое-где  была  вывернута  трава  и  отброшена  в
стороны. Клочки ее висели даже на стеблях кукурузы.
     Колька нагнулся и поднял гильзу. Блестящую медную гильзу,  ее  нетрудно
было заметить в траве.
     Сашка взял у брата гильзу, повертел ее и сунул в карман. Пригодится.
     - А как ты догадался? - спросил  Колька  и  снова  пошарил  глазами  по
земле, но нигде ничего больше не валялось.
     - Как... Ясно же, что если они были, то были тут... Что они, дураки  во
двор заезжать! Это же ловушка!
     - А кто? Они?
     - Не знаю.
     - Думаешь, они и стреляли?
     - Не знаю, - повторил Сашка и посмотрел на горы.  Чистое,  без  единого
облачка, наступало новое утро. Горы празднично блестели в высоте и светились
своими снежными вершинами. Они казались совсем близкими.
     Никакой пожар, никакие ночные страхи не могли  поколебать  этой  вечной
неземной красоты.
     - Жаркий день будет, - сказал Колька и задумался. - А в Томилине небось
в школу пошли...
     Братья посмотрели друг на друга и одновременно подумали о  том,  что  в
Томилине, в этой грязной помойке, хоть и было им неуютно, но  жилось  проще,
спокойней, чем здесь, среди этих прекрасных гор.


15

     К обеду того же дня приехали на мотоцикле два милиционера, с  ними  еще
военный.
     Пока дети, столпившись во дворе, рассматривали чудо-мотоцикл да спорили
вокруг него, приехавшие прошли к директору, о чем-то с ним  поговорили  и  с
воспитателями поговорили, обошли кругом сгоревшего дома и укатили,  поднимая
далеко видный шлейф белой пыли.
     Ребят никто ни о чем не спрашивал и Кузьменышей тоже. Но даже  если  бы
спросили, они б не рассказали о своих находках.
     Во время обеда в столовой  объявили,  чтобы  все  знали,  что  никакого
опасного взрыва от бомбы и  гранаты  не  было,  а  случился  по  неизвестной
причине пожар на  складе,  взорвалась  канистра  с  горючим,  от  которой  и
загорелся весь дом.
     Объявлял директор Петр Анисимович, стоя посреди столовой  с  портфелем,
свободной рукой он вытирал пот со лба. Вид у него был очень озабоченный.
     Он объявил и вдруг добавил:
     - Это  ведь  непонятно,  что  происходит,  -  чем  рассмешил  обедавших
колонистов.
     Кузьменыши в это время тоже были в столовой, проникнув по второму разу,
наверстывали за пропущенный вчера обед. Да и баланда из риса пришлась им  по
душе.
     При  словах  директора  о  канистре,  которая  якобы  взорвалась,   они
многозначительно переглянулись и продолжали хлебать дальше.
     Директор еще добавил, что завтра придет машина от консервного завода  и
заберет старшеклассников. Младшие своим ходом отправятся в колхозный  сад  и
будут собирать яблоки. Их там накормят...
     На этом история с пожаром вроде бы закончилась.
     Обгорелые остатки дома  разгребли,  бревна,  обугленные,  распилили  на
дрова, колонистов в саже с ног до головы послали отмываться в Сунжу,  и  они
терлись песком.
     Братья узнали, что Регину Петровну с  мужичками  временно  поселили  на
кухне, отгородив одеялом угол. Но самой ее не было. Девочки сказали, что она
уехала в больницу, а за мужичками просила присмотреть своих  девочек,  но  и
Кузьменышей просила помогать.
     Братья кивнули.
     - А когда вернется? - спросил Колька.
     - Через несколько дней. А что?
     - Ничего. Она заболела, да?
     - Нет, - сказали девочки. - Но так нужно.
     Братья ушли. Между собой рассудили,  что  девочки  врут  и  что  Регина
Петровна не стала бы бросать мужичков, если бы не заболела. Но  коли  она  и
вправду обещала скоро приехать, значит, это не страшно. Вот только попрут их
с консервного завода. Доказывай потом, что малорослые от недостатка соли.  И
ноги не растут, и руки, и зубы... И голова тоже не растет.
     Известно, в войну с солью, да спичкам