довольным.  Неожиданно
он показал ей язык. Маргарет в ответ тоже показала ему язык.  Майкл  по-
вернулся ко мне и прошептал доверительно на ухо: "Я думаю, она будет ми-
лой и доброй".
   Потом гораздо более важный предмет привлек его внимание.  Он  возбуж-
денно закричал: "Смотрите! Корова! Корова! Которая не в книжке! Это нас-
тоящая корова!"
 
   Не думаю, чтобы мне приходилось еще хоть раз в  жизни  видеть,  чтобы
еще какая-то гольштейнская корова вызвала такую бурю восторгов, как  это
ленивое создание, пасущееся вдоль Каунти-Луп-Роуд под Уоватосой.
   Мы вчетвером поехали в Миннесоту на "Форде В-8", который  принадлежал
Маргарет.
   Она решила, что на пути в Солт-Лейк-Сити, мы все должны повидать  де-
да.
   "Мы проедем Миннесоту, Южную Дакоту, Монтану и Вайоминг,  --  сказала
она мальчикам. -- И вы увидите Старый гейзер в Йеллоустонском парке".
   "Я предпочел бы увидеть деда", -- сказал Билли.
   Майкл не согласился. "Я лучше погляжу гейзер".
   Пришлось их разнять.
   Билли и Майкл отправились на две недели в  Миннесоту.  Дед  водил  их
повсюду.
   Маргарет и старый джентльмен поладили, как два закадычных друга.
   "Что ты нашла такого в моем внуке?" -- спросил он Маргарет, не  обра-
щая на меня внимания.
   "Частицу вас", -- сказала она.
   Они везде ездили вместе в коляске. Он разрешал ей держать вожжи и да-
же пообещал, что она сможет оседлать Бьюти и покататься на ней, его  ра-
дости и гордости, верхом.
   Прежде чем мы покинули Миннесоту, у меня был долгий разговор с дедом.
Мы сидели на том же старом ящике для овса. Он опять оцарапал меня бакен-
бардами, но только теперь мне пришлось для этого наклониться.
   "Твои письма становятся все реже и короче", -- сказал он мне.
   Я извинился.
   "Я не жалуюсь, -- сказал он. -- Только я заметил , что ты  начал  пи-
сать крупными каракулями, чтобы побыстрее заполнить лист бумаги. Не  пи-
ши, покуда у тебя не появится, что сказать, сынок; между  тобой  и  мной
нет никаких других обязательств, кроме любви. И не надо делать этот  ис-
кусственно".
   "Знаешь, в чем дело, -- сказал я ему. -- Я был занят своей  работой".
"Может быть, -- сказал он. -- Я не заметил, чтобы в  последнее  время  в
твоих письмах слишком часто упоминалось о Боге. Ты и  Он  были  довольно
большими друзьями".
   "По радио о Нем много не говорят", -- пояснил я.
   "Полагаю, нет".
   "Но я все еще продолжаю искать разгадку своего видения".
   "Нашего видения, -- напомнил он мне. -- Я первым получил здесь  права
на землю, я был первым, кто беседовал с тобой о Боге и выслушал  тебя  с
сочувствием".
   Конечно, он был прав. Он дал мне тычка под ребра. -- "Не бросай это".
   "Иногда все кажется недостижимым, но потом, когда  я  уже  готов  все
бросить, что-то происходит, и видение становится ближе".
   Дед очень огорчился. "Недостижимым!" -- фыркнул он.
   Волосы деда выглядели гораздо белее, чем когда я его видел  последний
раз. Иногда казалось, как будто он вообще не живет в  собственном  доме.
Он видимо, понял, о чем я думаю.
   "Да, -- сказал он, оглядываясь, -- старый  амбар  совсем  развалился.
Крыша течет, и ветер задувает снег и дождь в окна.  Может  быть,  теперь
придется перебираться в любой день. Надеяться на то, что все будет  про-
должаться вечно, нельзя, я так полагаю".
   "Ты -- будешь", -- доверительно сказал я ему.
   "Надеюсь, что нет, -- сказал он. -- Давно жду, когда они придут и за-
берут меня.
   Должно быть, адская путаница у них там наверху в документах. Все, ко-
го я знал, ушли уже давно, и большинство их сыновей -- тоже. Да  ведь  я
старше, чем ратуша!"
 
   "Из-за тебя я чувствую себя молодым, дед", -- сказал я.
   "Верно, но ты всегда был  беспокойным  человеком.  Рядом  с  тобой  я
чувствую себя младенцем". Он протянул руку и взял мою. Рука была  совсем
маленькая и морщинистая. "Мы не говорили много об этом, сынок, но мы оба
знаем, что в последний раз мы сидим вместе на этом ларе для овса".
   Он крепко сжимал мою руку. Вошла Маргарет, пощелкивая хлыстом по сво-
им сапогам.
   Она улыбнулась нам обоим.
   "Я много слышала про этот знаменитый ларь для овса", -- сказала она.
   Дед помог ей оседлать Бьюти. Когда она выводила лоснящуюся кобылу  из
амбара, он сказал: "С Бьюти тебе не понадобится этот хлыст".
   Она бросила хлыст ему. "Он может вам понадобиться для Билла".
   Она легко вскочила в седло. Мальчики стояли, наблюдая за ней большими
глазами.
   Их мать казалась им первой леди-шерифом Великого Запада. Она пообеща-
ла, что вернется и возьмет покататься верхом каждого из них. Она помаха-
ла нам и ускакала.
   Дед следил за ней смеющимися глазами. Когда он снова взглянул на  ме-
ня, то сказал: "Я немного волновался за тебя, но, думаю, больше не буду.
Мне кажется, мы приобрели нового компаньона".
   "Хочешь кое-что посмотреть?" -- спросил я.
   Он кивнул. Я открыл свой бумажник и достал медаль  за  первое  место,
которую он с Дакаром выиграл на ярмарочных скачках.  Я  начистил  ее  до
блеска. Он был очень доволен. Поток воспоминаний увлек нас  обоих,  пока
мы разглядывали ее. Потом он вернул ее мне.
   "Держись впереди, сынок, -- сказал он мне. -- Не позволяй  никому  на
свете прибрать тебя к рукам".
   Г Л А В А 19. "ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ЖИВОТНЫХ" УДИВЛЯЕТ  ОПЯТЬ  Была  весна,
когда мы ехали через Эмигрант-Гэп в Грэйт-Солт-Вэлли. У нас было полбака
низкосортного бензина, двое немытых сыновей, две таксы,  кокер-спаниель,
три доллара семнадцать центов наличными и ни одной запасной шины.
   Розы были повсюду: Полс-Скарлет,  Этуаль-де-Холланд,  Дедди-Балтимор,
Саттерс-Голд и изобилие дикорастущих видов. Остроконечные  зубцы  хребта
Уосатч были еще сплошь покрыты зимним снегом, и в синем  тумане  сумерек
все это выглядело так, будто сверху белая рука ухватила вершины и  хочет
выдернуть их из земли.
   Маргарет счастливо улыбнулась мне.
   "Славный маленький домик ждет нас как раз у подножья этих  прекрасных
гор", -сказала она.
   Я хотел ответить ей, но Майкл начал возбужденно показывать на пейзаж,
и мне пришлось извлекать его сэндвич из своего глаза.
   Три дня спустя Маргарет занялась поисками квартиры. Она  искала,  как
она говорила, небольшую, скромную, уютную, удобную, обставленную кварти-
ру для трех мужчин, трех собак и нее самой. Она вернулась через час.
   "Удачно?" Она кивнула головой. "Я посмотрела только одно  место.  Как
будто что-то повеяло на меня, когда я проходила мимо него".
   "Примерно так: у-у-у-ф?" "Нет, божественно, -- вздохнула она.  --  Но
оно не сдается, а продается".
   "И?" "И я остановилась, чтобы посмотреть. Когда я увидела это местеч-
ко, то поняла, что мы нашли дом нашей мечты".
   "Хорошо, -- ответил я, -- теперь осталось только пойти отыскать  вол-
шебника Мерлина и достать из его длинного черного плаща деньги для опла-
ты".
   Маргарет пригласила торговца недвижимостью и сказала, чтобы  он  при-
держал дом, и что мы сможем заняться им через пять дней. Как шляпку  за-
казала. С этого момента дом уже принадлежал ей. Никакие другие  варианты
даже не приходили ей в голову.
   Она начала чертить схемы, куда мы будем ставить новую мебель. В конце
концов у нас осталось двенадцать часов до установленного срока  и  ровно
девяносто центов на оплату дома.
   "Не волнуйся, -- смеялась она. -- У меня появилось предчувствие, буд-
то что-то должно случиться".
   Так и было. В одиннадцать часов на следующее утро, ровно  за  час  до
"Слишком поздно", Маргарет получила письмо от  матери,  сообщавшее,  что
наступил срок выплаты  страхового  полиса,  и  что  она  может  получить
деньги. Маргарет была уже одета и ждала того, что должно было случиться,
хотя, конечно, не знала, что придет письмо.
   Время от времени у нее бывали подобные предчувствия. Мальчики и я на-
учились скрываться в подвале и не отвечать на телефонные звонки и звонки
в дверь, когда она "была нацелена" на предчувствие.
   "Это не совсем предчувствие, -- объясняла она. -- Это факт,  но  пока
он еще не произошел".
   В ней было столько веры и убежденности, что, будучи рядом с  ней,  ты
чувствовал себя двухсотваттной лампой, зажженной от работающей рядом си-
ловой установки.
   Перед тем, как пришли деньги, она показала мне  ее  схемы  меблировки
разных комнат.
   "Я представляю себе четыре армейских койки, походную кухню и полсотни
банок консервированных бобов", -- сказал я ей.
   "Это глупости. Если мы сможем достать денег на оплату дома,  мы,  ко-
нечно, найдем достаточно и на мебель".
   Как можно оспаривать такую логику?" "Не кажется ли тебе, что проигры-
ватель будет смотреться лучше здесь, рядом с диваном-кроватью?" -- спра-
шивала она.
   Моих наличных денег хватило бы как раз, чтобы купить наклейку для од-
ной пластинки Бинги Кросби, но я вникал в суть дела. Я внимательно расс-
матривал схемы. "А он автоматический?" Разумеется, я не мог  примириться
с простым.
   Неделю спустя пришли деньги. Я не помню, откуда они  прибыли,  я  все
еще был потрясен домом, но их хватило на оплату дома, мебели, и еще  ос-
талось достаточно, чтобы Маргарет купила одежду обоим мальчикам.  Это  в
придачу к их страховым полисам, конечно.
   "К их чему?" -- спросил я Маргарет объяснила это  так:  "Я  была  ма-
ленькая, и мама застраховала меня, теперь я выросла и  деньги  позволили
купить нам дом. И вот я застраховала обоих мальчиков, так что, когда они
даже не будут этого ожидать, мы сможем тоже послать им деньги".
   "А ты не переиграешь это в последние десять секунд?" -- спросил я.
   "Не беспокойся, -- сказала она. -- Я позабочусь об этом".
   Через год Майкл совершенно выздоровел. Маргарет заботилась,  чтобы  у
Майкла всегда было достаточно молока и фруктов, даже когда все остальные
доходили до того, что  питались  бобами,  приготовленными  семью  ориги-
нальными способами.
   Однажды, когда я пришел домой, Майкл выбежал встречать меня.
   "Твоя жена меня укусила", -- сказал он.
   Когда он любил нас, мы были мама и папа, но когда он обижался, мы бы-
ли "твоя жена" и "твой муж".
   "Почему она укусила тебя?" -- спросил я.
   "Потому что сначала я ее укусил".
   "Кажется, это -- справедливый обмен укусами".
   Майкл обмозговал это. "Пожалуй, что так", -- признал он.
   Он больше никогда никого не кусал, кроме одного раза, когда он  прих-
ватил хвост таксы. Когда собака укусила его в ответ,  он  воспринял  это
как закон природы и отступил.
   В тот год у нас было самое прекрасное Рождество  в  жизни.  Я  сказал
Маргарет, что я думал, ее совсем не интересует Рождество, раз она бахаи.
   Она мягко возразила на это, достала книгу со своей полки, открыла  ее
и начала читать. Мальчики, собаки, кошки и я собрались вокруг.
   "Когда Он (Иисус) пришел в мир, -- начала она, --  Он  осенил  благо-
датью все творение. Он (Иисус) был тем, кто очистил мир. Блажен тот, кто
с просветленным лицом обратился с Нему".
   Она поставила книгу на место. "Вот слова Бахауллы о Христе.  Вот  лю-
бовь, которой я надеюсь научить твоих сыновей любить Его".
   Я нежно обнял ее. "Это теперь и твои сыновья тоже, -- сказал я, --  и
в некоторых отношениях гораздо больше твои, чем мои".
   Дед передал нам всем привет в первое Рождество в  Солт-Лейк-Сити.  Он
прислал большую посылку и толстое письмо, где сообщил нам все новости.
   "Старый Принц заснул как-то ночью в своем стойле и больше не проснул-
ся, -- писал он. -- Миссис Кейси тоже совсем больна. Можно зажигать све-
чу".
   Дед прислал мне шотландский плед -- попону старого Принца, а для Мар-
гарет -уздечку Принца, которую он смастерил сам.
   "Гораздо лучше иметь уздечку и не иметь лошади, -- писал  он  ей,  --
чем иметь лошадь и не иметь уздечки. Можно будет использовать ее для мо-
его внука, если он будет доставлять тебе неприятности".
   Он прислал обоим мальчикам по пятидолларовой банкноте.
   Это было очень веселое Рождество. Маргарет купила мне маленькую толс-
тую рыжую таксу.
   "Не надо было этого делать", -- сказал я ей.
   Я имел в виду собаку, но она сказала,  что  это  скрасит  одиночество
двум другим таксам, кокер-спаниелю и трем кошкам. Имена нашего  зверинца
в возрастном порядке были: Призрак,  Леди  Уиндермир,  Некто,  Кукушкина
Ягода, Ноктюрн и Эй-Ты. Нового щенка таксы звали Хлоя,  потому  что  нам
все время приходилось искать ее в темноте ночи.
   Я перекрестил ее в Отвертку за ее сверхъестественную способность отк-
рывать все двери с помощью своего длинного узкого носа.
   Мы прозвали Маргарет "Повелительница животных". Когда бы она ни выхо-
дила во двор, все звери выстраивались за ней, как длинный хвост товарных
вагонов за локомотивом. Они сопровождали ее повсюду.
   В субботу накануне Рождества мы слушали по радио "Фауста" из Метропо-
литен-Опера, когда через открытый черный ход дома явился бездомный  чер-
ный кот. Он был тощий, грязный и дерзкий. Маргарет  приветствовала  его,
как хозяйка гостиницы, у которой не было постояльцев  в  течение  многих
месяцев. Она взяла его, приласкала, накормила и сказала "Мы назовем  его
Мефистофелем, потому что у него был такой драматичный выход  в  середине
"Фауста"!" У меня было лучшее предложение. "Давайте поверим лучше в  то,
что это произошло во время трансляции оперы на прошлой неделе и  назовем
ее Лючия де Ляммермур. Я думаю, это будет более подходяще".
   Меня прокатили тремя голосами против одного  за  Мефистофеля.  Однако
мое предложение оказалось пророческим. Через два месяца Мефистофелей был
уже секстет, и я сказал Маргарет: "Вот и утверждай теперь, что она не из
"Лючии"." Мы отдали трех котят. Остальные были названы Харт,  Шеффнер  и
Маркс, потому что они родились в моем сером пиджаке, про который  Марга-
рет всегда говорила:
   "Когда-нибудь мне надоест поднимать за тобой этот пиджак".
   В канун Рождества мы все отправились кататься по величественным  гор-
ным ущельям.
   Солт-Лейк-Сити -- один из самым очаровательных  городов  Америки.  Он
уютно устроился в долине между хребтом Уосатч и горами Окирри на  берегу
реки Джордан.
   Уосатч -- высокий, зубчатый, покрытый соснами  и  увенчанный  снегом.
Горы Окирри
   -- толстые, округлые и  пологие.  Большое  Соленое  Озеро  лежит  ги-
гантским зеркалом на северо-западе. Семь горных потоков стекают в город.
Все лето по водостокам Стейт-Стрит и Мэйн-Стрит  бежит  свежая  вода  из
ущелий.
   Во время Рождественской недели Солт-Лейк-Сити  особенно  красив,  его
часто называют "Рождественский город". Почти каждый магазин,  многоквар-
тирный дом и частная резиденция имели во дворе или на крыше  потрясающие
наружные электрические табло, иллюстрирующие какую-нибудь Рождественскую
историю, легенду или сказку.
   Мы обследовали их все и  напоследок  отправились  высоко  в  горы,  в
Ущелье Городского Ручья. На обратном пути мы прокатились между темно-зе-
леных деревьев и неожиданно выехали на смотровую площадку.  Я  остановил
машину, и мы все вышли посмотреть на город.
   Что-то заставило меня опередить остальных. Как будто-то  чья-то  рука
подтолкнула меня в спину. Предчувствие того, что я увижу сейчас,  начало
расти во мне. Я подошел к краю, и подо мною  открылся  волшебный  город,
который я так ясно видел во сне. Это был тот самый уступ, на  котором  я
стоял рядом с тем удивительным и почтенным человеком. Подо  мною  весело
мерцали огни городских дуговых фонарей, а справа я видел все ту же луну,
отражающуюся в огромном озере. Я растворился в волшебстве этого  чудного
видения.
   "Какой папа странный", -- услышал я слова Майкла.
   Я повернулся к Маргарет. Она поняла, что произошло что-то очень  важ-
ное. Я улыбнулся ей. Я показал на город внизу и процитировал слова стар-
ца из моего сна.
 
   "Вот город".
   Вечером Маргарет забросала меня вопросами о моем сне.  Я  описал  еще
раз чувство внутренней радости, которое он принес. Я описал также  того,
кто стоял рядом со мной на уступе и обещал мне, что когда-нибудь я увижу
этот город. Маргарет опустилась вниз. Скоро она вернулась с  фотографией
в рамке. Она протянула ее мне. Я взглянул в те самые, проникающие в душу
глаза. Я увидел белую бороду, мягкую, как шелк,  парящие  белые  одежды,
улыбку вечной доброты. Я был глубоко взволнован.
   "Это, -- сказал я ей, -- тот человек".
   Она сказала: "Это -- Абдул-Баха".
   Г Л А В А 20. ТАИНСТВЕННАЯ "ТЕСТИННАЯ" И НАВЯЗЧИВЫЕ НАПЕВЫ СКРИПКИ  Я
лежал, взволнованный, без сна несколько часов. Я понимал, что не могу  и
далее игнорировать происходящее со мной. Я закрыл глаза  и  увидел  лицо
моего отца, появившееся передо мной в ту ночь, когда он застукал, как  я
читал Библию при свете карманного фонарика под одеялом.
   "Когда-нибудь, -- сказал я ему, -- я собираюсь узнать все о  Боге  --
то, чего никто не знает. Тогда я пойду по свету и расскажу людям о своем
открытии".
   Пришел ли этот день? Надо было разобраться.
   В следующее воскресенье я набрал охапку книг по Вере Бахаи,  соорудил
на диване берлогу из подушек, и на весь день уселся за  исследования.  Я
повесил на дверь табличку, написанную печатными буквами:  "ВОЕННАЯ  ЗОНА
-- ТОМУ, КТО ПОСТУЧИТСЯ, БУДЕТ ПРЕДЪЯВЛЕН ИСК".
   Это было первое воскресенье за долгие месяцы, когда  у  нас  не  было
гостей. Наша гостиная, казалось, постоянно была полна  случайных  людей.
Мы назвали ее "тестинная": каждый день, приходя домой с работы,  я  под-
вергал себя тесту -угадаю ли я, кто находится там на этот раз. Мы купили
большую книгу в переплете для записи посетителей -- я открывал ее каждый
вечер и говорил Маргарет: "Кого мы зарегистрировали  сегодня?"  Маргарет
любила, чтобы кругом были люди, и имела друзей больше, чем Санта-Клаус.
   Помню, я однажды спустился к завтраку и весело  поприветствовал  нашу
гостью.
   "Доброе утро, миссис Клейтон".
   Она улыбнулась. "Я не миссис Клейтон. Она ушла час назад. Я -- миссис
Льюис. Я только что появилась".
   Тем не менее, в то особенное воскресенье весь дом был в моем распоря-
жении. Я выбрал книгу наугад и начал читать:
   "Бахаи должен быть гостеприимным. Его дом должен быть открыт  друзьям
и незнакомцам. Он должен приветствовать каждого гостя добром и радостью,
чтобы каждый гость чувствовал, что этот дом -- его дом. Он  должен  быть
гаванью отдыха и покоя".
   Я засмеялся одобрительно. Неудивительно, что у Маргарет дверные петли
были всегда горячими из-за входящих и выходящих друзей.
   Я откинулся на подушки и закрыл глаза, чтобы поразмышлять над  такими
приятными словами в это ленивое воскресенье.
   Трах!
   Окно позади меня обрушилось на мои плечи градом стекла, и на мои  ко-
лени приземлился круглый, тяжелый, покрытый  конской  кожей  бейсбольный
мяч. А вскоре и маленькое испуганное личико появилось в оконном  проеме.
Вместо глаз на нем была прожаренная глазунья из  двух  яиц  (темно-рыжая
пара), а на голове -- бейсбольная  фуражка  клуба  Солт-Лейк-Бииз,  лихо
сдвинутая на ухо.
   Билли сказал: "Сюда что-нибудь залетало?" Я показал стекло  на  своих
коленях.
   "Я имею в виду -- кроме этого?" -- сказал он.
   Я показал ему бейсбольный мяч, встал, открыл ящик письменного  стола,
положил мяч и запер ящик. Билли вздохнул. Он повернулся в окне  и  крик-
нул:
   "Пожалуй, что игра закончена, ребята. Мой отец отдыхает".
   Я сбросил осколки стекла со штанов, порезав два пальца и большой вдо-
бавок. После первой помощи я отправился в  длинную  прогулку  на  свежем
воздухе и вернулся кротким человеком. Дом был мертвенно  тих.  Маргарет,
очевидно, выдвинула мальчикам ультиматум -- не беспокоить меня. Я  пошел
в спальню, чтобы прилечь. На столике у кровати стоял стакан  с  молоком,
стопка сухого печенья Грэхема и мешочек только что поджаренных  земляных
орешков. Там был еще новый детектив Агаты Кристи с убийством.  Он  лежал
на книге, переплетенной в особенную кожаную обложку. Я открыл ее первой.
Она называлась "Доказательства бахаи".
   Я взглянул на первую страницу и прочел слова: "Имеющий глаза, да уви-
дит; имеющий уши, да услышит".
   Я быстро ее закрыл.
   Я взял детект