дет
весь день помахивать своим хвостом Сэму в лицо".
   Кто-то в толпе вопил деду, когда он ехал мимо трибун: "Где ты  раздо-
был этого овсового дармоеда, Мэл? Он выглядит так, будто уже бежал!" Дед
молча отмахивался.
   Дакар с трудом опередил на пол-головы  в  первом  заезде  Вихря  Сэма
Кларка.
   "Я придерживал его, - сказал мне дед. - Сэму казалось, что я сдаю. Он
думал, что может выиграть, если постарается, но он не думал,  что  я  не
стараюсь. После следующего заезда он уже будет считать денежки". Дед за-
дохнулся приступом своего астматического смеха и поцеловал Дакара в нос.
   Дед сказал, что если я хочу увидеть семидесятилетнего опоссума за ра-
ботой, то должен хорошенько проследить за ним во время  второго  заезда.
Что я и сделал.
   После старта дед держался во главе участников. Метеор Джо Кейси шел с
ним бок о бок. Лошадь мэра Флетчера Маленькая Леди была третьей рядом  с
Вихрем Сэма Кларка, начавшим рывок. Вихрь настиг Дакара на половине  пу-
ти, и всем на свете показалось, будто дед выжимает из гнедого  последние
силы, но Сэм Кларк выиграл на финише на голову.
   Он одарил деда широкой покровительственной усмешкой, когда поравнялся
с ним, разворачиваясь. "Я дал тебе выиграть первый раз, Вагнер, по  доб-
роте души, из уважения к твоим сединам, ну, а теперь лучше ползи назад к
чуркам в этом твоем сарае, а лошаденку эту сдай в мясной  магазин  Элме-
ра".
   Дед выглядел ровно настолько сердитым, сколько требовалось, чтобы тот
лишился остатков благоразумия. "Сэм, - сказал дед, - а ты не хочешь  по-
биться об заклад насчет следующего заезда, на твою маленькую упряжку во-
роных?" "Пожалуйста, - сказал Сэм, и на все, что вам  угодно  еще  будет
назвать".
   "А как насчет коляски с золотой отделкой?" "Отлично".
   "А этих пятидесяти стогов сена с пастбищ Седар-Лейк?"  "Подходит.  На
что угодно - лишь пусть тот, кому мы оба доверяем, подтвердит,  что  это
стоит денег".
   Дед покачал головой. "Мы не сможем найти кого-то, кому  оба  доверяли
бы. Я полагаюсь на твое слово".
   Один из служащих подслушал разговор. "Стареешь, Мэл", сказал он.
   Дед хитро подмигнул мне, проезжая мимо к месту  старта  на  третий  и
последний заезд. Теперь оставались только две лошади -  Дакар  и  Вихрь.
Вихрь первым вырвался вперед и развивал свое преимущество. Я начал  бес-
покоиться. Я надеялся, что дед не будет притворяться чересчур долго и не
ошибется в дистанции.
   Вырвавшись вперед, Сэм Кларк обернулся  и  помахал  деду  с  оскорби-
тельной усмешкой.
 
   Между ними был разрыв в голову, когда  дед  издал  свой  удивительный
клич: "Пошел!"
 
   Дакар пошел. Уши его прижались назад, и случилось что-то необыкновен-
ное - он настиг и обошел Вихря так, будто Вихрь был дулом ружья, а Дакар
- пулей, вылетающей из него. Дакар выиграл без усилия. Он шел впереди на
три корпуса, когда проезжал мимо судейской трибуны. Дед обернулся в  по-
возке и потряс кулаком в сторону распорядителей.
   "Как вам это нравится, вы, эксперты среднего возраста?" Дакар получил
прекрасный венок из цветов. Дед получил золотую медаль, денежный приз за
первое место и выговор от организаторов. Они сказали, что участвовать  в
скачках он больше не сможет.
   Дед показал мне медаль. "Может быть, последняя, какую  я  получил,  -
сказал он. - Но это самая большая моя гордость, и я  с  ней  никогда  не
расстанусь".
   Когда дед уезжал с трека,  толпа  приветствовала  его  громоподобными
овациями. Мы не задерживались и подъехали к прилавку  с  мороженым,  где
получили преимущество над Сэмом Кларком в два клубничных пломбира.
   О жизни с дедом у меня сохранилось множество волнующих  воспоминаний.
Много хороших, но и плохих куча. Если ты проводил с ним  больше  недели,
то это всегда было необыкновенное время, ты ломал одну-две кости,  то  и
дело мучился от боли в животе, и удивлялся, неужели он действительно так
стар, как говорят. В тот день, когда мы с дедом делали  покупки  к  Рож-
деству, он заставил меня поверить, что этот поход в город  со  мной  был
самым волнующим событием для него за много лет.
   "Посмотри на эти снежинки, мальчик, - сказал он мне. -  Понюхай  этот
морозный воздух. Бери от этого все, что сумеешь".
   Потом дед вдохнул с такой силой, что кончики его усов изогнулись пря-
мо к носу.
   Набрав достаточно воздуха, он шумно хлопнул меня по спине, таким  об-
разом освобождая меня от всего, что я накопил.
   "Твой старый дед определенно счастлив, что на Рождество ты  здесь,  с
ним. Пусть все будет как можно лучше!"  Потом  он  пощекотал  Бьюти  под
хвостом кнутом, и она рванула, как скачущая лягушка, отбросив меня назад
в коляске. Мы пели на два голоса мелодию "пирога в небе",  пока  дед  не
расстроился. Это из-за вывесок в витринах магазинов. Дед не любил  выве-
сок, где было написано "Хмас".
   * Сокращение от  Christmas,  "Рождество",  где  вместо  имени  Христа
вставлен крест.
   [Назад к тексту] "Крестом отмечено место, куда они  отправили  Христа
после Рождества", - ворчал он. Не нравились ему также цены.  Он  утверж-
дал, что чем добрее и деликатнее становится народ, тем выше лезут  цены.
Ему не нравилось, что Рождественские гимны гремят  из  граммофонов.  "Им
надо изменить слова на: "Приходите все бандиты,
   - сказал он. - Я так же религиозен, как и любой  другой,  но  мне  не
нравится, когда меня на улице шарахают по башке "Маленьким городком Виф-
леемом", да еще за двойную плату".
   Что нужно миру, сказал дед, так это пятьдесят недель настоящего  Рож-
дественского настроения и две недели всего остального. "Взгляни на  сен-
тиментальную улыбку на лице мэра Флетчера, - сказал он. - Второго января
его сердце будет так же холодно, как глаза окружного прокурора".
   "Почему так? - спросил я его. - Почему люди бывают добрыми так недол-
го? Почему они не могут быть хорошими весь год?" Рождественский гимн та-
ял вдали, пока Бьюти бежала по мягкому  нетронутому  снегу  Мэйпл-Стрит.
Дед обнял меня.
   "Уж таковы люди, сынок, - объяснил он. - Когда их души обращены к ма-
териальным предметам этого мира - они темны. В их лицах  нет  света.  Но
когда они обращаются к Богу и забывают земное, они становятся светлыми и
озаряются изнутри. На Рождество они ближе к Богу и его посланцу  Христу,
чем в любое другое время года, поэтому в мире появляется новое  настрое-
ние, и на время жизнь становится прекрасней".
   Я поглядел на деда с восторгом. "Тебе бы быть священником или минист-
ром".
   Дед приложил палец к моим губам. Он засмеялся.
   "Осторожнее, - предупредил он. - Мы говорим только о Боге. И ничего о
церкви".
   Г Л А В А 7. КАТАНИЕ НА КОНЬКАХ В КУХНЕ Мы задержались у деда на пять
лишних дней из-за снежной бури. Она не прекращалась  целую  неделю.  Дед
сказал, что она сильнее бурана 88 года. В разгар метели мать вдруг сооб-
щила нам, что забыла завернуть воду, когда  мы  уезжали  из  дома.  Отец
странно засмеялся. Было что-то в тоне его голоса  такое,  что  заставило
меня и трех моих сестер прекратить обсуждение, какой потешный был  Санта
Клаус, заявившийся в квартиру на костылях, совсем как дедушка.
   "Я спрашивал тебя на вокзале, выключила ли ты воду,  -  мягко  сказал
отец. - Ты сказала, что выключила".
   "Я так и думала тогда, - ответила мать бесстрастно. - Теперь я так не
думаю".
   Мы приехали домой, когда стемнело. Ветер  все  еще  гнал  снег  вдоль
улиц. Нам надо было еще пройти от вокзала девять кварталов, и  отец  был
довольно хмур.
   Я прятал руки за воротник пальто и, шагая по тротуару, залетел в суг-
роб. "Фрэнк,
   - позвала мать. - Уильям попал в сугроб".
   Отец даже не обернулся. Он бросил через плечо: "Надеюсь, весной  тело
найдется".
   В итоге, когда отпирали входную дверь, мы были уже здорово уставшими.
Пол нашей кухни на ступеньку ниже жилой комнаты. По крайней мере, всегда
так было. Однако теперь их уровни сравнялись. Мысль матери  была  верна:
она не завернула воду.
   Трубы лопнули, кухню затопило, и вода  намертво  замерзла  вплоть  до
дверей. Когда мы входили, никто из нас не знал, что наша кухня преврати-
лась в городской каток.
   Было очень темно. Мать кувыркнулась первой. Ее занесло  под  кухонный
стол. Едва успев включить свет, поскользнулся  отец.  Он  пробежал  нес-
колько шагов на месте, прежде чем полетел головой в кухонную плиту -  он
врезался в железную ножку. Все три моих сестры вопили не своими  голоса-
ми. Мэри и Фрэнсис отбыли в том же направлении, что и матушка, и присое-
динившись к ней под столом, откуда и выглядывали, как  три  эскимоса  из
иглу. Элла ухватилась за кухонные  занавески,  завертелась  на  середине
кухни и рухнула вместе с ними. Я входил последним. Я нес коробку с  пер-
сиковым вареньем в стеклянных банках, который намдала бабушка.
   "Где все?" спросил я, сходя вниз, на кухню. Только никакого "низа" не
оказалось.
   Где все, я обнаружил немедленно. Ящик с банками взлетел в воздух пер-
вым, но опустились мы вместе. Когда мы приземлились, у  нас  было  много
персикового варенья, но без стеклянных банок. Я прокатился мимо  матери,
мимо сестер и отца и ткнулся в противоположную стену.
   Никто серьезно не пострадал, но все были  оскорблены.  Мать  разрыда-
лась. В тот день перед отъездом она на коленях выскоблила пол. "Мои  по-
лы! - плакала она, - мои замечательные полы!" "Ради  Бога",  откликнулся
из-под плиты отец. "Закрой свой водопровод, а то ты опять  затопишь  все
вокруг".
   Мы подобрали осколки и принялись  подметать  полы,  превратившиеся  в
сплошной прекрасный бутерброд с персиками. Отец вышел в  дровяной  сарай
взять топор, чтобы отбивать лед. Он оставил открытой заднюю дверь.  Бед-
ная матушка, которая возвращалась из гостиной слишком быстро, заскользи-
ла по льду прямо в открытую дверь. Она звала на помощь, но никто не  ус-
певал помочь ей. На лице ее была решительная улыбка, а пальцы подергива-
лись, словно бы в нервном прощальном жесте, когда она скользила по  льду
прямо и неуклонно из дома в ночь.
   "Мы должны были хотя бы попрощаться с ней", - сказал я Элле.
   Элла добралась до двери первой. Мы услышали, как мать заплакала, при-
землившись.
   Элла счастливо воскликнула: "Мама превратилась в прекрасного снежного
ангела!" Я первым встал на коньки и проделал несколько кругов по  кухон-
ному катку. Мэри присоединилась ко мне, и, взяв на  роль  ищейки  нашего
пса Спорта, мы поиграли в хижину дяди Тома и Лизу, бегущую по льду.
   Отец прекратил это, погрозив нам топором. Мать хотела, чтобы он  сна-
чала отколол лед вокруг плиты - она могла бы начать готовить ужин. А  он
хотел вырубить свои лучшие туфли, которые оставил под кухонным столом.
   Когда я поднялся по лестнице в спальню, то обнаружил, что новый лино-
леум не был постелен. Он был еще скатан и стоял у стены в комнате. У ме-
ня была большая картонная труба, в которой его принесли - я хранил ее  в
своей комнате и использовал для  экспериментов  по  вызыванию  духов.  Я
приспособил ее, чтобы пугать Эллу. Однажды я снял вентилятор,  соединяв-
ший наши комнаты. Я поместил длинную трубу под свою кровать и протолкнул
ее через отверстие прямиком под кровать Эллы. Потом,  когда  она  читала
свои молитвы, я заговорил с ней жутким, потусторонним голосом. Она никак
не могла понять, откуда голос исходит.
   И в эту ночь я заполз под кровать и дождался, пока Элла зайдет в свою
комнату.
   Когда она опустилась на колени, чтобы помолиться,  я  тихо  заговорил
через длинную трубу высоким монотонным голосом:
   "Элла Сирс! Элла Сирс! Слышишь меня?" Она слышала. Она замерла на се-
редине молитвы. Наступила долгая тишина. Элла начала молитву снова - ти-
хо и неуверенно.
   "Элла Сирс!" Она замолчала.
   "Ты слышишь меня?" Ее голос был робким писком. "Да-а-а".
   "Я слежу за тобой! Мои глаза смотрят сквозь потолок. С небес. Ты  хо-
рошая девочка?" Она отвечала так, словно собиралась заплакать. "Я, я  не
знаю".
   "Если нет - я приду, чтобы забрать тебя".
   Для Эллы это было чересчур. Если бы кто-то появился, она бы не хотела
с ним встретиться. Она вскочила, выбежала из комнаты и бросилась вниз по
лестнице.
   Отец с матерью еще спорили о том, где откалывать лед, когда  в  кухню
ворвалась Элла с воплем: "Бог кричит из-за стены! Бог кричит из-за  сте-
ны!" Она подбежала к матери, и обе заскользили к стене. "Сделай  что-ни-
будь!" закричала мать отцу. Они наткнулись на него и потащили за  собой.
Они скользили к стене, и отец выставил ладони, чтобы их остановить. Мать
повисла на отце, Элла повисла на матери, и все трое мчались так  быстро,
как только возможно - не делая при этом никаких движений. Звук  был  та-
кой, будто они сбивали масло. Мэри, Фрэнсис и я, все побежали к вентиля-
тору и выглянули на кухню. Мы увидели, что случилась  авария,  и  начали
громко хихикать. Отец протаранил одну из ножек кухонного стола,  мать  -
другую. Ножки стола обломились, и столешница упала и ударила их обоих по
головам. Хихиканье прекратилось. В тишине отец произнес:
   "Первый, кто засмеется, неделю не сможет сесть".  Угадайте,  кто  это
был.
   Через несколько дней, бездельничая, я провел еще один эксперимент  со
своей трубой, вызывающей духов. Я находился под  арестом  в  комнате  за
что-то, чего уже не помню, а Элла читала в своей комнате. Я сосчитал все
трещины на потолке, представил себя птицей и погонялся за мухой по  всей
комнате, а потом уставился на ястреба. Он парил более плавно, чем пух  с
одуванчика, когда дунешь на него; и я вспомнил,  как  мечтал  про  себя:
"Парень, если бы ты мог парить, как он, ты не валял бы дурака из-за  ка-
ких-то старых цыплят. Я бы ястребом полетел прочь из города, и  прямиком
- в дедушкин амбар".
   Я услышал, как Элла хихикает над своей книгой в соседней комнате. По-
чему она может быть так счастлива, спросил я себя и  задумался,  как  бы
исправить эту несправедливость. Я залез под кровать, просунул  голову  в
длинную трубу и обратился к ней.
   "Элла Сирс!" - горестно завыл я. Ее хихиканье прекратилось.
   "Пришел твой конец, - предупредил я ее. - Это Святой Павел явился  за
тобой".
   Элла не отвечала, поэтому я добавил замечательную деталь: "Элла Герт-
руда Хелен Сирс! Твое время истекло! Приготовься к  путешествию!"  Тогда
Элла Сирс ответила мне низким мужским голосом.
   "Эллы Сирс здесь нет. Здесь ее отец, Святой Петр".
   Отец! Теперь я уже действительно хотел превратиться в ястреба.
   Я быстро завопил в трубу: "Я никогда не явлюсь к  тебе  больше,  Элла
Сирс! Я возвращаюсь на небеса - прощай!" "О, нет, подожди!  -  прокричал
отец. - Явись-ка сюда бегом, пока я не пришел туда и не привел  тебя  за
крылья".
   Я вздохнул, выполз из трубы и медленно пошел являться на скамью  под-
судимых перед Святым Петром.
   Г Л А В А 8. ДЯДЯ ДАФФИ И ЕГО УДИВИТЕЛЬНЫЙ ВИСКЕРС Я узнал  многое  о
Боге и людях в то лето, когда дядя Даффи возвратился домой с войны. Дядя
Даффи служил за морем, в Канадском полку, и отец обо всем нас  предупре-
дил перед его приездом.
   "Вы должны быть очень терпеливы с моим младшим братом,  -  сказал  он
матери. - Он отравлен газами и контужен во Франции".
   Я думаю, мы могли бы быть терпеливы с дядей Даффи, сумей мы  хотя  бы
познакомиться с ним, но почти все свое время он проводил в пабе МакМарт-
ри. Он брал свою шляпу, галантно кланялся матери и говорил: "Пойду-ка  я
в город, полечусь немного от контузии".
   Отец старался изо всех сил помочь дяде Даффи. Частенько он отправлял-
ся за ним к МакМартри и торчал с ним там до тех пор, пока Даффи не обре-
тал способность идти домой, хотя бывало, что никто из них не  оказывался
на это способен.
   Дядя Даффи был очень нервный. Он запрыгнул отцу на руки в тот  вечер,
когда я впервые выпалил из своего капсюльного  пистолета.  А  один  раз,
когда Мэри неожиданно надула бумажный пакет и взорвала его,  дядя  Даффи
выбежал из дома в одних носках с криком: "Они идут!" Он спрятался за до-
мом на кукурузном поле.
   У дяди Даффи был друг Вискерс, который пугал  матушку  больше  всего.
Вискерс испытывал непонятную неприязнь к дяде Даффи и гонялся за ним  по
всему дому. Дядя Даффи прорывался через парадный вход,  глаза  его  были
похожи на две половинки  дыни.  Он  прятался  за  матерью,  отцом  и  за
угольной печкой. Он показывал пальцем на дверь и шептал паническим голо-
сом: "Вискерс идет за мной. Я должен  спрятаться  от  Вискерса!  У  него
штык!" Одним прыжком дядя Даффи прыгал в  шкаф  для  одежды,  захлопывал
дверцу, сбивая со стены портрет бабушки Вагнер.
   Вискерс не был реальным человеком. Никто из нас его не  видел,  кроме
дяди Даффи, хотя Элла и утверждала, что однажды ночью она  тоже  видела.
Она сказала, что Вискерс сидел на яблоне  напротив  окна  ее  спальни  и
строил ей рожи. Но Элла постоянно что-нибудь видела, с тех  пор,  как  я
рассказал ей свой сон о сияющем человеке. Однажды Элла  рассказала,  что
видела призрак Артура Конан Дойля, прогуливающийся по  крыше  железнодо-
рожного вокзала Нортерн-Пасифик. В тот же вечер отец вымыл ей рот с  мы-
лом.
   Отец говорил, что дядя Даффи ходит к МакМартри, чтобы  избавиться  от
Вискерса.
   Мать заметила, что Вискерс преследует Даффи как раз тогда,  когда  он
возвращается от МакМартри. Я любил Вискерса. Он делал  мир  необыкновен-
ным. Все мы привыкли к нему. Мы говорили о нем так, будто он был  членом
семьи. Однажды, когда дама на собрании Общества  Алтаря  спросила  мать,
что это за Вискерс, о котором мы все говорим, мать ответила ей: "О, этой
друг Даффи".
   Впервые я встретился с дядей Даффи в лето  большого  лесного  пожара.
Это было в день, когда отец Хоган и члены Общества  Алтаря  собрались  в
нашем доме, чтобы обсудить открытие новой школы. Элла, я и многие из на-
ших друзей перешли туда из школы имени Бенджамина Франклина, и  мы  были
совсем не уверены, что нам понравится эта.  Мать  готовилась  подать  на
стол в гостиной чай и печенье, когда Элла, как сумасшедшая, пробежала по
всему дому, вереща: "У меня было видение! У меня было  видение!"  Миссис
МакКаллистер так разволновалась, что размешала чай собственными очками.
   "Видение! - вопила Элла. - Я говорила с ангелом! Гони их, сказал  мне
ангел.
   Всех. В море!" Элла радостно прокудахтала это и вылетела  в  парадную
дверь. Отец Хоган подавился кусочком пирожного, и его лицо стало  такого
же цвета, как у дедушки в ту ночь, когда он  проглотил  цыплячью  кость.
Все были встревожены, кроме матери. Она знала, что Элла то "видит  виде-
ния", то "разговаривает с ангелами". Ничего от этого не бывает.
   "Она переняла это от Уильяма", - объяснила матушка гостям.
   "Он очень интересуется Богом и прочими делами, верно, отец Хоган?"  -
У отца Хогана глаза вылезли из орбит при воспоминании о наших встречах.
   "Уильям сказал, что однажды он пойдет по свету, чтобы рассказать  лю-
дям о Боге.
   Ну, а пока он рассказал одной Элле. Она все это  преувеличивает.  Еще
торта, миссис Уилкокс?" Чего хотела миссис Уилкокс, так это уйти  домой.
Однако на этот раз Элла была совсем невинна. Она просто играла роль Жан-
ны Д'Арк. Элла стала мешать нашей замечательной игре в "ковбоев и индей-
цев", болтая о книге про Орлеанскую деву, которую она читала.  Никто  из
нас, мальчишек, не заинтересовался этой историей, пока она не  дошла  до
той части, где Жанну д'Арк, привязанную к столбу, сжигают на костре.
   "Вот теперь ты дело рассказываешь", - сказал Сэм Льюис.
   Майк Раффодил согласился: "Самый смак!" Элла сказала, что будет прек-
расной и смелой героиней Жанной д'Арк, если мы хотим участвовать в  этой
игре. Мы согласились и с криками побежали за ней. Я пробился сквозь соб-
рание Обшества Алтаря, в горячке погони не обращая внимания на дам и от-
ца Хогана.
   "За старой ведьмой!" - кричал я, когда галопом мчался через гостиную.
Мать задержала меня.
   "Почему ты так обзываешь свою сестру?" - спросила она.
   "Она - ведьма. Мы предадим ее огню", - бодро сказал я матери.
   "Сожжем ее живьем. До скоро свидания. Привет, отец".
   Я проскак