яйца малиновки, глазами, что я едва
заметил мерзкого снежного человека, сидящего на ее плече.
   Я одарил их обоих "стеклянным взглядом" своего  отца  и  выразительно
произнес:
   "Двое -- компания, трое -- толпа".
   Маргарет положила мышь в ее домик и сказала: "Иди и  играй  со  своим
чудесным сыром. Папочка хочет поговорить про статью в журнале".
   Я не хотел говорить об этом. Я хотел подумать об этом. Поэтому я ска-
зал:
   "Ветчину и яйца, и прекратить разговоры".
   Пока я ел, Майкл принес утреннюю почту. Там была открытка от деда.
   В ней было только: "Померли все, что-ли?" Я написал ему перед  уходом
на работу и рассказал, что случилось со мной в последние несколько меся-
цев. Я пообещал сообщить ему все детали, как только выберу время.  Через
три дня пришла телеграмма.
   БЫСТРЕЕ ДЕД Маргарет и я не  обсуждали  журнальную  статью  несколько
дней. Можно сказать, что она была озадачена этим, поскольку была  задум-
чива и деликатна. Я получал любимые блюда три обеда подряд.
   "Я не хотел бы, чтобы ты была так уж чрезмерно добра и терпелива", --
сказал я ей.
   "Ладно, -- сказала она. -- Я куплю билеты на следующий вечер на  "Ри-
голетто".
   "Не стоит кидаться в другую крайность".
   В это утро Маргарет подвезла меня на работу -- она и мерзкий  снежный
человек, который неожиданно появился из-под воротника ее пальто. Он  ус-
тавился на меня осуждающе. Я сказал: "Не будь  нетерпелива.  Подожди  до
следующего месяца".
   "Это не имеет ко мне никакого отношения, -- мимоходом пояснила Марга-
рет. -- Это между тобой и Богом".
   "Я хочу быть искренним".
   "Конечно, -- бодро согласилась она. -- В конце концов, это у тебя ви-
дение, а не у меня".
   Она быстро поцеловала меня и сказала: "Желаю всего хорошего".
   Я вышел. Она опустила стекло, чтобы еще раз  поцеловаться.  За  одним
поцелуем последовал другой. Я сказал настойчиво: "Я должен быть  уверен,
что Бахаулла -тот, кого я ищу".
   Она кивнула. "Для этого у тебя есть голова и сердце. Если после проч-
тения "Книги Доказательств" ты все еще не убежден, что Бахаулла --  тот,
кого так долго ждали, тогда ты должен отказаться от веры в него".
   "Я не читал еще "Книги Доказательств", и ты знаешь это", -- сказал  я
ей сердито.
 
   Я слышал, как она весело засмеялась, когда закрывала окно и  отъезжа-
ла. У меня появилось предчувствие, что все случится в ближайшие дни. Так
и вышло.
   Меня тошнило от разговоров, когда я вечером уехал со станции. Все-та-
ки я остановился у библиотеки, чтобы выбрать несколько книг по  астроно-
мии. Я хотел проверить свои подозрения насчет странной звезды и  кометы,
которая появилась во время пришествия Бахауллы --  подобно  звезде,  что
появилась в то время, когда явился Христос.
   Я чувствовал себя усталым. Я мало ел за обедом и, как только мы с ним
покончили, отнес эту кипу книг в гостиную и свалил на диван. Полный про-
тиворечивых чувств, я начал нащупывать свой путь среди них.
   Маргарет принесла мне вторую чашку кофе.
   "Не засиживайся допоздна, -- сказала она. Потом она поцеловала меня в
макушку.
   -- Желаю удачи".
   Вошел Билли со сливками. "Мама, как там папа?" -- спросил  он  Марга-
рет.
   Она улыбнулась. "Он крепкий парень", -- сказала она ему.
   Билли согласился. "Чертовски крепкий".
   Поздно ночью я пережил один из тех удивительных моментов, какие быва-
ют у художника, когда холст начинает оживать под его кистью, или у архе-
олога, когда холм раскрывается, являя до сих пор неизвестную пещеру; это
было кульминацией долгого периода занятий и молитв, и результат удовлет-
ворял и сердце, и разум.
   Я написал подробную историю этого открытия и шагов,  которые  к  нему
вели, в другой книге, названной мной "Как тать ночью". Для заглавия взя-
та цитата из Христа, про час Его возвращения, когда, заставая людей  не-
подготовленными и равнодушными, Он придет "яко тать в нощи".
   Первоначально я назвал книгу "Дело о пропаже тысячелетия", потому что
это казалось одной из самых захватывающих и волнующих тайн, какие только
можно себе вообразить -- настоящей сенсацией. Никто не мог разрешить эту
проблему более чем сто лет, и вдруг, неожиданно, через  несколько  меся-
цев, ответ упал мне прямо в руки.
   Я написал "Тать" с тем, чтобы те близкие друзья, с кем я долго,  рука
об руку работал на радио и телевидении, могли понять, почему  в  момент,
который они считали вершиной успешной карьеры в шоу-бизнесе, я отказался
от своего будущего на телевидении и начал странствовать по свету.
   "Что случилось с Биллом Сирзом?" -- этот вопрос до сих пор  задают  в
Филадельфии", -- так недавно писали мне  друзья.  Обычный  ответ  таков:
"Неужто вы не знаете? Бедняга. Он потерял голову. Стал религиозным фана-
тиком. Последнее, что я слышал -- он был где-то в Тибете".
   Ближе Карачи я к Тибету не подбирался. Скорее всего, когда  задавался
вопрос, я был в Микенах в отпуске, где писал картины на том месте, отку-
да, согласно легенде, Агамемнон отправился спасать из Трои Елену от име-
ни своего брата.
   Тем не менее, совершенно верно, что я шел по  следам  Бахауллы  через
много земель, пытаясь сам найти подтверждение своей теории, согласно ко-
торой я нашел решение одной из самых интригующих и необъяснимых тайн на-
шего времени.
   Дабы мои друзья могли отнестись ко мне более благожелательно, я  сде-
лал полную запись мучительной истории, привлекшей вначале мое  внимание,
и, в конце концов, пленившей мое сердце.
   Вскоре я обнаружил, что не одинок в поисках ответа на  загадку  века.
Профессор Эдвард Гренвиль Браун из Пемброкского  колледжа  Кембриджского
университета предпринял первые шаги намного раньше меня. Он  вдохновенно
написал о становлении этой Веры.
   "Я считаю своей приятной обязанностью довести этот вопрос до сведения
моих соотечественников". Он говорил о своем  стремлении  добиться  такой
точности изложения, какая только возможна. "В моих  глазах,  --  говорил
он, -- вся эта история выглядит как одно из самых  интересных  и  важных
событий, имевших место со времени становления Христианства".
   Его современник, профессор  Бенджамин  Джоветт  из  Бэллиол-колледжа,
Оксфорд, был даже более выразительным. Он сказал: "Это величайшее  собы-
тие, произошедшее на Земле со времен Иисуса Христа. Оно слишком  гранди-
озно для наших дней, чтобы постичь его сейчас, но будущее  высветит  все
его великолепие".
   Было уже ровно два часа сорок пять минут, когда я нашел историю,  ко-
торую искал
   -- о звездах. Это было подобно ключу, открывающему  нужную  дверь.  Я
издал непроизвольный вопль, который посрамил бы Джеронимо.
   Все в семье знали, что значит для меня найти этот потрясающий  отчет.
Я постоянно говорил об этом за столом. Когда они услышали мой крик,  они
все поднялись с постелей, словно по волшебству. Когда я  выглянул  из-за
книг, то увидел, что окружен кольцом встревоженных лиц: Маргарет, Билли,
Майкла, Призрака,  Леди  Уиндермир,  Хлои,  Кукушкиной  Ягоды,  Лючии  и
Харт-Шеффнер-Маркса.
   "Послушайте!" -- воскликнул я радостно. А потом я рассказал им  пора-
зительную историю о звездах и кометах, которые возвещали явление Бахаул-
лы. Даже Маргарет была очарована. Я сам чувствовал себя человеком, кото-
рый запустил крупнейший в мире нефтяной фонтан. Подошли ли к  концу  мои
долгие поиски? Нашел ли я наконец разгадку своего видения? Я должен  это
знать.
   Я подбросил вверх книги, сгреб в охапку Маргарет и стал  вальсировать
с ней по комнате. Она смеялась и плакала.  Билли,  который  считал,  что
должен играть на скрипке по любому радостному поводу, побежал  и  принес
свою скрипку. Мальчики не совсем понимали, что случилось,  но  они  тоже
были охвачены волнением. Под  мелодию  "Ля-открытая,  Ми-открытая",  мое
мурлыканье "Кейзи вальсирует с  ягодкой-блондинкой",  и  завывание  Леди
Уиндермир, веселье сделалось неудержимым.
   Майкл принес вниз даже мерзкого снежного человека, и, таким  образом,
вся семья целиком могла насладиться этими минутами полной раскованности.
   "Твоя взяла, -- сказал я Маргарет. -- Я ухожу в кабинет и буду читать
"Книгу Доказательств".
   "Не торопись, -- сказала она. -- Это такой счастливый момент".
   "Я хочу торопиться, -- сказал я. -- Я ждал этого момента всю жизнь".
   Она очень крепко обняла меня.
   "Не важно, что случится, когда ты выйдешь из этой комнаты, -- сказала
она мне,
   -- это не изменит наших отношений. Я люблю тебя очень сильно".
   Я ушел в кабинет и закрыл дверь. Я читал более трех часов. Потом  от-
ложил книгу.
   Я опустился на колени и молился до рассвета. Что произошло за эти три
часа, касается только Бога и меня.
   Когда я вышел, семья все еще была в комнате: Майкл  спал  на  диване,
укрытый Призраком поперек груди, как одеялом; Билли  в  большом  кресле,
сжимающий скрипку и окруженный тремя собаками и двумя кошками.  Маргарет
не спала. Она сидела на большой кожаной подушке из Хартума. Я  был  уве-
рен, что она тоже молилась.
   Когда она услышала, что открывается дверь, она быстро подняла  глаза.
Она что-то прочла на моем лице. Улыбнулась и подошла ко мне. Я обнял ее.
   Я сказал: "Я -- бахаи".
   "Я знаю, -- сказала она мне. -- Я всегда это знала".
   Я отослал "Книгу Доказательств", вместе с другими собранными мной ма-
териалами, деду. Несколько недель от него ничего не было  слышно.  Нако-
нец, я послал телеграмму.
   ЧТО СКАЖЕШЬ?
   БИЛЛ Я получил следующий ответ:
   ДУМАЮ.
   ДЕД Я подождал еще три недели, потом отправил еще одну телеграмму.
   НУ?
   БИЛЛ Наконец он ответил.
   СТИХ ТЫСЯЧА ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ ДЕД  Я  посмотрел  рекомендованное
сразу, как только пришел домой. Это звучало весьма лаконично:
   "И люди вскричали, говоря -- это голос не человека, но Бога".
   Г Л А В А 23. ТЕЛЕВИДЕНИЕ, ИЛИ ПО ВСЕЙ АМЕРИКЕ С ВОРОНОЙ Маргарет бы-
ла слегка раздосадована тем, что я собрал только один маленький  чемодан
одежды, но шесть чемоданов, полных книг.
   "Я люблю читать", -- сказал я ей.
   "В Африке у тебя не будет времени читать", -- сказала она.
   "Я заметил, что ты упаковала свое лазурно-голубое  платье  для  визи-
тов".
   "Я могу надеть его как-нибудь на официальный обед".
   "Надеть ДЛЯ ЭТОГО! -- засмеялся я.  --  Для  этого  тебе  надо  будет
влезть на дерево!" Уже через несколько дней Майкл, Билли, Маргарет  и  я
должны были отплыть в Кейптаун на борту "Африканского Солнца". Для  меня
это означало первый этап путешествия длиной 250 000 миль по Африке,  Ев-
ропе, Северной и Южной Америке, Азии, Австралии и островам Тихого  Океа-
на, и будет равняться десяти кругосветным путешествиям.
   Я распрощался с работой на телевидении, которая приносила  мне  50000
долларов в год. Однако мое сердце было легким, как головка одуванчика. Я
закружил Маргарет в объятиях и звучно поцеловал ее.
   "Скажи мне, Принцесса, -- спросил я ее, -- на самом ли деле это  про-
исходит с тем маленьким мальчиком из Миннесоты, или я сошел с ума?" Бил-
ли сказал: "Я знаю ответ на это".
   "Лучше воздержись".
   Исходя из мировых стандартов, я был не таким уж  плохим  профессиона-
лом. Я подался в Филадельфию, город братской любви,  чтобы  работать  на
ВПЕН, на отделении "Вечернего Бюллетеня". Я комментировал  баскетбольные
матчи Пенсильванского Университета и футбольные матчи Университета  Вил-
лановы. Я был Американским Ведущим в программе  Би-Би-Си  "Международная
Викторина", и мы получили приз. Не деньги, а прекрасный Приз.  Теперь  я
знал, как чувствовал себя отец, когда я выиграл табличку за свою  первую
пьесу. Это была приятная штука, но абсолютно несъедобная.
   Когда филадельфийский "Бюллетень" приобрел ВКАУ-Радио и  Телевидение,
я перебрался с Уолнэт-Стрич на Честнэт-Стрит и стал спортивным коммента-
тором на телевидении.
   Я мотался по стране,  транслируя  профессиональные  футбольные  матчи
"Филадельфийских Орлов", и провел целый сезон, делая передачи игр на Те-
левидении.
   Неожиданно я стал зарабатывать больше денег, чем спрашивали мои  кре-
диторы.
   Поэтому мы переехали в Даунингтаун близ Вестчестера. Мы купили ферму.
Вернее, мы купили дом на клочке земли. Мне казалось, он был в кейптаунс-
ком стиле. Маргарет утверждала, что это колониальный стиль. Но, я думаю,
что прав был Билли. Он назвал его "ранний индейский". В нем было  больше
дырок, чем в кларнете, и в ветреный день можно было слышать, как дом ис-
полняет: "Куда ушла моя собачка?" Но это было кстати. Маргарет  все  еще
держала полный дом собак, и никто никогда не знал, где они бывали:  Фаф-
нир, Сократ, Тристан и Изольда, Ленивая Луна и Краузе.
   Все -- таксы, кроме Фафнира. Он был боксер. Но похож  был  больше  на
борца.
   Через несколько месяцев мне была предоставлена работа ведущего в  по-
луфиналах  шоу  "Мисс  Америка".  Мы  выбирали  "Мисс  Филадельфия".  Из
Нью-Йорка прибыл Эд Салливан, чтобы участвовать в работе жюри.  Назначе-
ние принесло мне прибавку жалованья, и мы  решили  перебраться  в  новые
апартаменты. Билли был потрясен. Он сказал, что хотя он и  не  суеверен,
но ему не нравилось спать втринадцатером в одной кровати.
   С собаками и кошками его подсчет был верен.
   В первый год работы на Телевидении для ВАКУ журнал "Ти-Ви-Гид" вручил
мне Оскара за самое выдающееся спортивное шоу.
   Это было смешное спортивное шоу. Закоренелые болельщики могли застре-
лить меня насмерть при моем первом появлении на улице, но любители  пос-
меяться за обедом настраивали каждый вечер свои телевизоры именно на эту
передачу. Как раз тогда у меня появилась идея использовать ручную куклу,
чтобы она помогала мне вести бейсбольные передачи. Прежде чем я осущест-
вил идею, Пол Риттс предложил на эту роль бурундука и сказал, что, пожа-
луй, смастерит его. Он выполнил обещание, и получилось великолепно.  Пол
мог изобразить голосов больше, чем Венский хор мальчиков, и  поэтому  он
превратился в Альберта, бурундука. Он предложил также для шоу  полдюжины
других идей. Пол не был бахаи, но, думаю, бурундук Альберт был. Я объяс-
ню вам, почему.
   Альберт играл главную роль в получасовой комедии, которую Пол и я на-
писали для Си-Би-Эс. Она называлась "В парке". Я играл доброго  старика,
который сидел на скамейке в Центральном Парке и который, благодаря свое-
му чистому сердцу, мог разговаривать с животными.
   Пол вырезал и раскрасил ворона, которого назвали  Кэлвин,  жирафа  по
имени Сэр Джеффри и страусиху, названную Цветок Магнолии. Мэри Холлидей,
жена Пола, озвучивала Магнолию. Она пела как  соловей  и  выглядела  как
райская птица.
   У Пола был замечательный талант как писателя, так и актера, а это не-
легко -быть бурундуком, жирафом,  вороном  и  первоклассным  режиссером.
Вскоре мы уже завоевывали сердца американцев каждое воскресенье  в  пол-
день. В летние месяцы наша программа открывалась  показом  шагающих  ног
работника, подметающего дорожку в Центральном Парке большой  метлой.  По
мере того, как листва сметалась в сторону, открывались титры нашей прог-
раммы, написанные мелом на тротуаре:
   В ПАРКЕ С БИЛЛОМ СИРЗОМ И ЖИВОТНЫМИ -- ПРИЯТЕЛЯМИ ПОЛА РИТТСА И  МЭРИ
ХОЛЛИДЕЙ Зимой те же самые ноги в галошах сгребали снег, открывая надпи-
си. Я упоминаю об этой программе подробно, потому что  именно  она  спо-
собствовала тому, что мой компас верно показывал север. Это  была  прог-
рамма "трижды засмейся, разок всплакни".
   Я сам гримировался каждое воскресенье, за  исключением  самой  первой
программы. В тот день к нам пришел театральный гример, чтобы сделать ме-
ня похожим на семидесятипятилетнего старика. Я терпеливо сидел в кресле,
пока он выбеливал мои волосы и усы и накладывал морщины на вполне непло-
хое, но весьма среднее лицо.
   Когда он закончил, я поднялся и посмотрел в зеркало. Это было тяжелое
испытание.
   Я увидел точную копию моего деда. Мне не хватало лишь ящика с овсом и
маленького мальчика для бесед с ним, чтобы быть в дедовом репертуаре.  Я
нашел маленького мальчика в бурундуке Альберте.
   На второй год существования нашей программы мы  написали  специальный
сценарий для Рождества. Он был про звезду на рождественской елке Альбер-
та, которая не хотела зажигаться. Гус, серый бельчонок, который  жил  на
дереве в центре Парка, болел корью, и поэтому никто из зверей не наносил
ему визитов на Рождество. Надо сказать, что они решили оставить себе все
его подарки. Кэлвин, ворон, сказал, что хотел бы преподнести  что-нибудь
Гусу на Рождество -- например, корь -- но ведь у Гуса она уже есть.  Сэр
Джеффри, жираф, смиренно признал, что в Гусе все же есть и  хорошее,  но
он слишком беспокоен. Магнолия собиралась дать Гусу перо,  но,  как  она
говорила, с отвращением узнала, что он неграмотен.  Альберт  купил  Гусу
пару боксерских перчаток, но сказал, что нашел кое-кого более достойного
этого подарка. когда умывался утром и посмотрел в зеркало.
   Альберт подошел и сел мне на плечо. "Ты ведь не сердишься  на  меня?"
-- спросил он.
   "Нет, всего лишь разочарован".
   Он приблизился нос к носу и внимательно посмотрел на  меня.  "У  тебя
действительно карие глаза".
   "Спасибо за сенсационную новость", -- сказал я, как эхо повторив сло-
ва своего собственного отца, которые он произнес так много лет  назад  в
Миннесоте.
   Альберт, бурундук, ринулся в свое гнездо на большом дереве и вернулся
с кружкой мыла для бритья, кисточкой и бритвой,  чтобы  побрить  меня  к
Рождеству. Пока он работал, он болтал.
   "Почему это вы, люди, такие милые здесь, в Парке,  в  дни  Рождества,
недолгих две недели, и так жалки в остальное время года? Большинство лю-
дей, что приходят сюда в течение года, имеют лица как мокрые  водоросли,
а в Рождество -- как жимолость!
   Как ты это объяснишь?" "Люди подобны луне, -- сказал я ему.  --  Луна
не светит сама по себе. Она берет все от Солнца. Когда луна  обращена  к
земле, это -- темная луна. Она не отражает свет. Но когда  луна  обходит
землю и поворачивается к Солнцу,  она  постепенно  делается  прекрасной.
Сначала это серебряная лучина, потом это четверть  луны,  половина,  три
четверти, пока, наконец, она не повернется спиной к Земле, а лицом прямо
к Солнцу -- тогда это будет большой диск сияющей полной Луны.  И  в  это
время она льет свой свет на этот темный мир".
   "Ты, несомненно, прекрасный оратор", -- сказал Альберт,  и  я  слышал
собственный разговор с дедом, пока он подкидывал вилами сено в ясли  для
Бьюти.
   "Так же обстоит дело и с людьми, Альберт", -- объяснил я.
   "Когда их сердца оборачиваются к материальным ценностям  этого  мира,
они темны.
   Нет света ни в их лицах, ни в их сердцах. Но когда они поворачиваются
от земного к Богу, они становятся яркими и светятся изнутри. В Рождество
они на несколько быстротекущих дней забывают мирское и  оборачиваются  к
Его Святейшеству Христу, и в мире царит новый дух, и он в это время ста-
новится прекрасным местом, где хочется жить".
   Все животные восприняли мысль. Кэлвин бросил в дымоход Гуса  алтейную
микстуру, притворяясь, что намеревается его  разбомбить,  а  не  сделать
что-то хорошее, но я понял. Сэр Джеффри принес Гусу вязанку дров для его
камина. "Я еще не люблю его,
   -- сказал он, -- но я так же могу не любить его, когда  он  в  тепле,
как и тогда, когда он мерзнет". Магнолия попросила меня отвернуться и  с
легким криком боли выдернула перо из своего хвоста. Опустив  глаза,  она
сказала: "Это птичье пишущее перо". Я сказал ей "Это лучший  подарок  из
всех -- это кусочек тебя". Подошел Альберт с надетыми  боксерскими  пер-
чатками. "Ты чудесный старикашка, Билл, и я знаю, что ты  имел  в  виду,
рассказывая свою историю, и кого ты имел в виду -тоже, так что  я  пошел
отдавать боксерские перчатки Гусу, в конце концов. Но они пока у меня на
руках, на случай, если я захочу дать ему сперва тумака по подбородку".
   Когда Альберт ушел, рождественская музыка зазвучала громче, а  камера
медленно надвинулась на рождественскую елку с незажженной звездой.  Пос-
тепенно она начала светиться изнутри и, наконец,  з