анствовать в поисках
учителя,- сказал  он.-  Ищет  кого-нибудь, кто научил бы его, к_а_к молиться
непрестанно и з_а_ч_е_м. Он идет, идет, идет - от  храма к храму, от святыни
к  святыне,  беседует  с  разными  священниками. Но вот наконец он встречает
простого  старца,  монаха,  который,  как  видно,  знает, что к чему. Старец
говорит  ему,  что  единственная  молитва,  которая в любое время доходит до
Бога, которая Богу "угодна",- это  Иисусова молитва: "Господи Иисусе Христе,
помилуй  мя".  Собственно  говоря,  полная  молитва  такая:  "Господи Иисусе
Христе,  помилуй  мя,  грешного",  но  в  обеих  книгах  странника  никто из
посвященных - и  слава богу - не придает особого значения прибавке о грехах.
В  общем,  старец  объясняет  ему,  что  произойдет,  если молитву повторять
непрестанно.  Он несколько раз показывает ему, как это делается, и отпускает
его домой. И в о т - чтобы  не  растягивать  рассказ - через некоторое время
странничек  осваивает  эту  молитву.  Он ею овладевает. Вне себя от радости,
которую  ему  приносит  новая  духовная жизнь, он пускается странствовать по
всей России - по  дремучим  лесам, по городам и весям, и так далее, повторяя
дорогой свою молитву и обучая всех встречных творить ее.
     Зуи быстро вскинул глаза и посмотрел на мать.
     - Ты  слушаешь,  а,  толстая  старая Друидка? - спросил он.- Или просто
глазеешь на мое прекрасное лицо? Миссис Гласс возмутилась:
     - Слушаю, конечно, слушаю!
     - Ладно  - не хватало мне тут только гостей, которые удирают с концерта
посередине.- Зуи громко расхохотался,-потом затянулся сигаретой. Сигарету он
не выпускал из рук, продолжая орудовать пилкой для ногтей.- В первой из двух
книжечек, "Путь странника",- сказал  он,- большей частью описаны приключения
странничка в пути.
     Кого он встречает, что о н кому говорит, что они ему говорят - между
прочим,  он  встречает  чертовски  славных  людей.  А продолжение, "Странник
продолжает путь",- это,  собственно  говоря,  диссертация  в форме диалога о
том,  зачем  и  к  чему  нужна  Иисусова молитва. Странник, учитель, монах и
кто-то  вроде  отшельника  встречаются  и обсуждают эти вопросы. Вот в общих
чертах и все, что там написано.
     Зуи бросил на мать очень быстрый взгляд и взял пилку в другую руку.
     - А  задача  о_б_е_и_х  книжечек, если тебе это интересно,- сказал он,-
заключается,  по-видимому,  в том, чтобы доказать всем людям необходимость и
п_о_л_ь_з_у  от  непрестанного  повторения  Иисусовой  молитвы.  Вначале под
руководством опытного учителя - вроде  христианского  гуру,-  а потом, когда
человек   немного   освоит   эту   молитву,   он  должен  повторять  ее  уже
самостоятельно.  Главная  же мысль в том, что это вовсе не предназначено для
разных  богомольных  ханжей и любителей бить поклоны. Можешь грабить чертову
кружку  для  пожертвований,  только  повторяй  молитву,  пока ты ее грабишь.
Озарение должно нисходить не после молитвы, а в_м_е_с_т_е с н_е_й.- Зуи
нахмурился, но это был профессиональный прием.- Вся идея, собственно, в том,
что  рано  или  поздно  молитва  сама  собой от губ и от головы спускается к
сердечному  центру  и  начинает действовать в человеке автоматически, в такт
сердцебиению.  А  затем, через некоторое время, после того как молитва стала
твориться   в  сердце  сама  собою,  человек,  как  считают,  постигает  так
называемую суть вещей. Об этом ни в одной из книг прямо не говорится, но, по
восточным   учениям,   в  теле  есть  семь  астральных  центров,  называемых
ч_а_к_р_а_м_и,  и ближе всех связанный с сердцем центр называется Анахата, и
он  считается  адски чувствительным и мощным, и он, в свою очередь, оживляет
другой центр, находящийся между бровями,- Аджна;   это,  собственно  говоря,
железа, эпифиз, или, точнее, аура вокруг этой железы,- и   тут   -   хоп!  -
открывается  так  называемый  "третий глаз". Ничего нового, помилуй бог. Это
вовсе  не  открытие  странника  и компании, понимаешь? В Индии уже бог знает
сколько тысяч лет это явление было известно как д ж а п а м. Джапам - это
просто-напросто  повторение  любого  из  земных  имен  Бога.  Или  имен  его
воплощений - его  а_в_а_т_а_р,  если тебе нужна терминология. А смысл в том,
что  если  ты  повторяешь  имя  достаточно  долго  и достаточно регулярно, и
б_у_к_в_а_л_ь_н_о  в  сердце, то рано или поздно ты получаешь ответ. Точнее,
не о_т_в_е_т, а о_т_к_л_и_к.
     Зуи  внезапно  обернулся,  открыл  аптечку,  положил на место пилку для
ногтей и вынул удивительно толстую костяную палочку.
     - Кто  грыз мою костяную палочку? - сказал он. Он быстро провел тыльной
стороной  руки  по  вспотевшей  верхней  губе и принялся отодвигать костяной
палочкой кожицу в лунках ногтей.
     Миссис Гласс, глядя на него, глубоко затянулась, потом скрестила ноги и
требовательно спросила:
     - Значит,  этим  Фрэнни  и занимается? Я хотела сказать, что именно это
она и делает, да?
     - По-моему, да. Ты меня не спрашивай, ты е е спроси.
     Некоторое   время  оба  не  знали,  что  сказать.  Затем  миссис  Гласс
решительно и довольно храбро спросила:
     - А долго ли надо это делать?
     Лицо Зуи вспыхнуло от удовольствия. Он повернулся к ней.
     - Долго  ли?  Ну,  не так уж долго. Пока малярам не понадобится войти к
тебе  в  комнату.  Тогда  перед ними проследует процессия святых и бодисатв,
неся  чашки  с  куриным бульоном. За сценой вступает хор мальчиков, и камеры
панорамируют   на  приятного  старого  джентльмена  в  набедренной  повязке,
стоящего  на фоне гор, голубых небес и белых облаков, и на всех нисходит мир
и...
     - Ну, ладно, перестань,- сказала миссис Гласс.
     - О, господи. Я же стараюсь помочь вам разобраться, больше ничего. Я не
хочу,  чтобы  вы  ушли, полагая, что в религиозной жизни есть хоть малейшие,
знаете  ли,  н_е_у_д_о_б_с_т_в_а. Я хочу сказать, что многие люди сторонятся
ее,  полагая,  что  она  связана  с  некоторым  количеством  тягот и трудов,
надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.- Было   ясно,  что  оратор,  привычно
смакуя   свои   слова,   подымается  к  высшей  точке  своей  проповеди.  Он
торжественно помахивал своей костяной палочкой перед лицом матери.- Когда мы
покинем  этот  скромный храм, я надеюсь, вы примете от меня маленький томик,
который  всегда  был  мне  дорог. Мне кажется, что в нем затронуты некоторые
тонкости, которые мы обсуждали нынче утром. "Господь - мое  хобби".  Автор -
доктор  Винсент  Клод Пирсон-младший. Мне думается, в этой маленькой книжице
доктор Пирсон очень ясно поведал нам, как в возрасте двадцати одного года он
начал ежедневно откладывать по капельке времени - две   минутки  утром,  две
вечером, если память мне не изменяет,- и  к концу п_е_р_в_о_г_о ж_е г_о_д_а,
только  благодаря  этим маленьким личным свиданиям с Богом, он увеличил свой
годовой  доход на семьдесят четыре процента. Кажется, у меня тут есть лишний
экземпляр, и если вы будете так добры...
     - Нет,  ты  просто  невыносим,-  беззлобно  сказала  миссис  Гласс. Она
отыскала глазами старого друга - голубой   коврик  у  ванны.  Она  сидела  и
глядела на него, а Зуи тем временем занимался своими ногтями, улыбаясь, хотя
на  его  верхней  губе  выступили мелкие капельки пота. Наконец миссис Гласс
испустила  один из своих рекордных вздохов и снова обратила внимание на Зуи:
отодвигая  кожицу  с ногтей, он повернулся в пол-оборота к окну, к утреннему
свету.  По  мере  того  как  она  всматривалась  в  его  необыкновенно худую
обнаженную спину, ее взгляд становился все менее рассеянным. За какие-нибудь
считанные секунды из ее глаз исчезло все темное и тяжелое, и они засветились
восторгом завзятой поклонницы.
     - Ты  становишься  таким  сильным  и  красивым,-  сказала  она вслух и,
протянув руку, дотронулась до его поясницы.- Я    боялась,    что   дурацкие
упражнения с гантелями могут тебе...
     - Б_р_о_с_ь, слышишь? - отпрянув, резко сказал Зуи.
     - Что?
     Зуи открыл дверцу аптечки и положил костяную палочку на место.
     - Брось,  и  все.  Не  любуйся  ты  моей треклятой спиной,- сказал он и
закрыл  аптечку. Он снял с сушилки для полотенец пару черных шелковых носков
и  пошел к батарее. Уселся на батарею, несмотря на то что она была горячая -
или именно поэтому,- и стал надевать носки.
     Миссис Гласс фыркнула, хотя с некоторым опозданием.
     - Не  любуйся  моей спиной - как это вам понравится! - сказала она. Она
обиделась, даже чуточку оскорбилась. Она смотрела, как Зуи натягивает носки,
и  на  лице  у  нее  было  смешанное  выражение  оскорбленного достоинства и
непреодолимого  любопытства,  с  каким смотрит человек, которому приходилось
бог  знает  сколько  лет просматривать после стирки все носки в поисках дыр.
Потом  совершенно неожиданно, испустив один из наиболее звучных вздохов, она
встала и решительно и целеустремленно двинулась к раковине, на то место, где
раньше  стоял  Зуи.  Ее  первый демонстративно мученический подвиг состоял в
том, что она открыла кран с холодной водой.
     - Не  мешало  бы  тебе научиться завинчивать тюбики, которыми ты только
что пользовался,- сказала она нарочито придирчивым тоном.
     Зуи,  сидя  на  батарее и прикрепляя подвязки к своим носкам, поднял на
нее глаза.
     - Не  мешало  бы  тебе  научиться  уходить,  когда  спектакль, черт его
подери, уже давно кончился,- сказал  он.-  Я  серьезно,  Бесси.  Я  бы хотел
остаться здесь хоть на одну минуту в полном одиночестве - извини,  если  это
звучит  г_р_у_б_о.  Во-первых,  я  тороплюсь.  Мне надо в полтретьего быть у
Лесажа, а я еще хотел купить кое-что по дороге. Давай-ка выйдем отсюда - не
возражаешь?
     Миссис  Гласс  отвлеклась от уборки, взглянула на него и задала один из
тех вопросов, которыми много лет докучала всем своим детям:
     - Но ты же п_е_р_е_к_у_с_и_ш_ь перед уходом, правда?
     - Я перекушу в городе. Куда, к черту, задевался мой второй ботинок?
     Миссис Гласс смотрела на него в упор, многозначительно.
     - Ты собираешься перед уходом поговорить с сестрой или нет?
     - Не  з_н_а_ю  я,  Бесси,- помявшись, ответил Зуи.- Не проси ты меня об
этом,  пожалуйста.  Если бы у меня что-то особенно накипело сегодня утром, я
бы ей сказал. Не проси меня больше, и все.
     Один ботинок у Зуи был уже зашнурован, а второго не хватало, поэтому он
внезапно опустился на четвереньки и стал шарить под батареей.
     - А,  вот  ты  где, негодяй,- сказал он. Возле батареи стояли маленькие
напольные  весы.  Зуи  уселся на них, держа найденный ботинок в руке. Миссис
Гласс смотрела, как он надевает ботинок. Однако присутствовать при церемонии
шнуровки   она   не   стала.   Она  покинула  комнату.  Но  не  торопясь.  С
медлительностью, ей совсем не свойственной - буквально    еле    переставляя
ноги,- так  что  Зуи  даже  встревожился. Он поднял голову и окинул ее очень
внимательным взглядом.
     - Я  просто  не  понимаю,  что  стряслось со всеми вами, дети,- сказала
миссис Гласс, не поворачивая головы. Она задержалась у сушилки для полотенец
и поправила губку.- В  прежние  дни,  когда  вы выступали по радио, когда вы
были маленькие, вы все были такие... умные и радостные - просто
п_р_е_л_е_с_т_ь. В любое время дня и ночи.
     Она  наклонилась  и  подняла с кафельного пола нечто похожее на длинный
человеческий   волос  таинственно-белесого  оттенка.  Она  вернулась  назад,
бросила его в мусорную корзину и сказала:
     - Не  понимаю,  к  чему  знать  все  на  свете  и  всех  поражать своим
остроумием, если это не приносит тебе радости.- Она  стояла  спиной  к Зуи и
двинулась к двери не оборачиваясь.
     - По  крайней  мере,-  сказала  она,-  вы все были такие ласковые и так
любили друг друга, одно удовольствие было смотреть на вас.- Она     покачала
головой и открыла дверь.- Одно  удовольствие,-  решительно  подтвердила она,
плотно закрывая за собой дверь.
     Зуи,  глядя  на  закрытую  дверь,  глубоко вздохнул и медленно выдохнул
воздух.
     - Вот  так монолог под занавес, дружище,- сказал он ей вслед, но только
тогда,  когда  был  совершенно  уверен,  что  она  не  услышит  его голос из
коридора.



     Гостиная  в  доме  Глассов  была  настолько  не подготовлена к малярным
работам,  насколько  это  вообще  возможно.  Фрэнни  Гласс  спала на диване,
укрытая  шерстяным пледом; ковер, закрывавший весь пол, был не скатан и даже
не отогнут от стен; а мебель - по  первому  впечатлению, небольшой мебельный
склад - находилась  в обычном статично-динамическом беспорядке. Комната была
не так уж велика - для  манхэттенских  квартир,-  но  такая коллекция мебели
забила  бы  до  отказа  даже  пиршественную  залу  в  Валгалле.  Здесь стоял
стейнвейновский  рояль  (постоянно  открытый), три радиоприемника ("Фрешмен"
1927  года,  "Штромберг-Карлсон"  1932-го  и  "РСА"  1947-го),  телевизор  с
пятидесятисантиметровым  экраном,  четыре настольных граммофона (в том числе
"Виктрола"  1920 года, с трубой, которую даже не сняли с крышки, так что она
была  в нерабочем состоянии), целое стадо курительных и журнальных столиков,
складной  стол  для  пинг-понга (к счастью,-поставленный в сложенном виде за
рояль), четыре кресла, восемь стульев, шестилитровый аквариум с тропическими
рыбками   (переполненный   во   всех   отношениях   и   подсвеченный   двумя
сорокасвечовыми  лампочками),  козетка,  диван, на котором спала Фрэнни, две
пустых  птичьих  клетки,  письменный  стол  вишневого  дерева  и целый набор
торшеров,  настольных  ламп  и бра, которые торчали в этом до отказа набитом
помещении  повсюду,  как  побеги  сумаха.  Вдоль трех стен шли книжные полки
высотой  по  пояс,  которые  были  так  забиты,  что  буквально ломились под
тяжестью книг,- тут  были  детские книжки, учебники, книги с развалов, книги
из библиотеки и еще более разношерстный набор книг, вынесенный сюда из менее
"обобществленных"   закоулков   квартиры.  (Так,  "Дракула"  стоял  рядом  с
"Основами  языка  пали",  "Ребята  в  войсках на Сомме" рядом со "Всплесками
мелодии",  "Убийство  со скарабеем" по соседству с "Идиотом", а "Нэнси Дрю и
потайная лестница" лежала поверх "Страха и трепета".) Но даже если отчаянные
и  необыкновенно  мужественные  маляры всем скопом одолели бы книжные полки,
то,  взглянув  на  стены,  частично  прикрытые шкафами, любой уважающий себя
работник  сферы  обслуживания мог бы бросить на стол свой профсоюзный билет.
От  верха  книжных  полок  и почти до самого потолка, вся стена с начинавшей
трескаться  штукатуркой  цвета  синего Веджвуда [9] была почти без просветов
увешана  разными  предметами,  которые  можно  весьма приблизительно назвать
"украшениями",  как-то: коллекция вставленных в рамки фотографий, начинающие
желтеть  страницы  частной  переписки и переписки с президентом, бронзовые и
серебряные  памятные  медали  и  целая  россыпь разнообразнейших документов,
смахивающих  на  похвальные  грамоты, и прочих трофееобразных предметов всех
форм и размеров, и все они так или иначе свидетельствовали о том, что с 1927
года почти до конца 1943-го широковещательная программа под названием "Умный
ребенок"  неизменно выходила в эфир с участием хотя бы одного (а чаще двоих)
детей  Глассов.  (Бадди  Гласс, самый старший из ныне здравствующих дикторов
программы - ему   исполнилось  тридцать  шесть,-  нередко  называл  стены  в
квартире     своих    родителей    своеобразным    изобразительным    гимном
образцово-показательному   американскому   детству  и  ранней  зрелости.  Он
частенько  выражал  сожаление,  что так редко и ненадолго приезжает из своей
сельской  глуши,  и  обычно с нескончаемыми подробностями распространял ся о
том,  насколько  счастливее его братья и сестры, живущие в Нью-Йорке или его
пригородах.) План стенного декора родился в голове мистера Леса Гласса, отца
детей,  в  прошлом знаменитого водевильного актера и, несомнен но, давнего и
горячего  поклонника  оформления  стен  в  театральном  ресторане  Сарди,  и
осуществлен был этот план с полного духовного благословения миссис Гласс при
полном  отсутствии  ее  формального  на  то  согласия.  Самое,  быть  может,
вдохновенное  изобретение  мистера  Гласса-декоратора было водружено как раз
над  диваном,  где  спала  юная  Фрэнни  Гласс. Семь альбомов для газетных и
журнальных  вырезок  были  прикреплены  корешками прямо к штукатурке в таком
тесном  соседстве,  что  это  попахивало  инцестом.  Судя по всему, эти семь
альбомов  из  года  в  год  могли перелистывать или рассматривать как старые
друзья  семьи,  так  и  случайные  гости,  а порой, должно быть, и очередная
приходящая уборщица.
     Раз  уж  к  слову  пришлось,  надо  сказать,  что  утром миссис Гласс в
ожидании  маляров  совершила  два  символических жеста. В комнату можно было
войти  и  из передней, и из столовой через двойные застекленные двери. Сразу
же  после  завтрака  миссис  Гласс  сняла  с обеих дверей шелковые сборчатые
занавески.  Немного  позже,  улучив  минуту,  когда  Фрэнни  делала вид, что
пробует  куриный  бульон, миссис Гласс с легкостью горной козочки взобралась
на подоконники трех окон и сняла тяжелые камчатные портьеры.
     Комната выходила окнами на одну сторону - на  юг. Прямо напротив, через
переулок, стояла четырехэтажная частная школа для девочек - надежное       и
довольно  замкнуто-безликое  здание, которое, как правило, хранило безмолвие
до  половины  четвертого,  когда ученики из обычных школ на Второй и Третьей
авеню  прибегали  сюда  поиграть  в камешки или мячики на каменных ступенях.
Квартира  Глассов,  на  пятом  этаже,  была  этажом  выше,  и теперь солнце,
поднявшись  над  крышей  школы,  проникало в гостиную через лишенные портьер
окна.  Солнечный свет выставлял комнату в очень невыгодном свете. Мало того,
что   вся   обстановка  была  обшарпанная,  неказистая,  была  вся  заляпана
воспоминаниями  и  сантиментами,  но  сама комната в прошлые времена служила
площадкой   для   бесчисленных  хоккейных  и  футбольных  баталий  (как  для
тренировок,  так  и  для  игр),  и едва ли хоть одна ножка у мебели осталась
неободранной  и  неоцарапанной. Примерно на уровне глаз встречались шрамы от
ошеломляюще  разнообразных летающих объектов: пулек для рогатки, бейсбольных
мячей,  стеклянных  шариков,  ключей  от  коньков, пятновыводящих ластиков и
даже,  как в одном памятном случае в начале тридцатых годов, от запущенной в
кого-то   фарфоровой  куклы  без  головы.  Но  особенно  безжалостно  солнце
высвечивало  ковер.  Некогда он был винно-красного цвета и при искусственном
освещении  более  или  менее  сохранял  его,  но  теперь на нем обозначились
многочисленные пятна причудливо-панкреатической формы - лишенные
сентиментальности автографы целого ряда домашних животных. В этот час солнце
глубоко,  далеко и беспощадно добиралось до самого телевизора и било прямо в
его немигающий циклопов глаз.
     Самые  вдохновенные, самые точные мысли обычно посещали миссис Гласс на
пороге  чулана  для  белья,  и  свое  младшее  дитя она уложила на диван, на
розовые  перкалевые  простыни,  укрыв  его  бледно-голубым шерстяным пледом.
Фрэнни   спала,  отвернувшись  к  спинке  дивана  и  к  стене,  еле  касаясь
подбородком  одной  из  множества набросанных рядом подушек. Губы у нее были
сомкнуты,  хотя  и  не сжаты. Правая же рука, лежавшая на покрывале, была не
просто  сжата,  а  крепко  стиснута, пальцы туго сплетены в кулак, охватывая
большой палец,- как  будто  теперь,  в  двадцать лет, она вернулась к немым,
подсознательным  защитным  жестам  глубокого  детства.  И  надо сказать, что
здесь,  на  диване,  солнце  при  всей  своей бесцеремонности по отношению к
интерьеру  вело себя прекрасно. Солнечный свет сверкал в черных как вороново
крыло  и  чудесно  подстриженных  волосах Фрэнни, которые она за эти три дня
мыла не меньше трех раз. Солнце заливало светом и весь вязаный плед, так что
можно  было  залюбоваться игрой горячего, искрящегося света в бледно-голубых
переплетениях