громко  начинает  доктор  Пул.  -  С  предварительным  отчетом  о  положении
сельского хозяйства и планом его  будущего  совершенствования.  Подготовлено
доктором  наук  Алфредом  Пулом,  адъюнктом  кафедры  ботаники   Оклендского
университета".
     По мере того как он читает, в кадре появляется наплыв: склон у подножия
гор Сан-Габриэль. Если не считать нескольких торчащих тут  и  там  кактусов,
это мертвая, искореженная земля, залитая  солнцем.  Склон  изборожден  сетью
оврагов. Некоторые из них пока еще в начальной  стадии  эрозии,  другие  уже
глубоко врезались в  землю.  Над  одним  из  этих  странной  формы  каньонов
угрожающе нависает когда-то прочный дом, теперь уже частично обрушившийся. У
подножия холма, на равнине, стоят  мертвые  каштаны  наполовину  в  высохшей
грязи, которая залила их  в  период  дождей.  За  кадром  слышится  громкий,
монотонный голос доктора Пула:
     - При подлинном  симбиозе  наблюдается  взаимополезное  сосуществование
связанных между собою организмов. Паразитизм же заключается в том, что  один
организм живет за счет другого.  Такая  однобокая  форма  сосуществования  в
конце  концов  оказывается  гибельной  для  обеих  сторон:  смерть   хозяина
неизбежно приводит  к  смерти  паразита,  который  и  убил  своего  хозяина.
Современный человек и планета, хозяином которой он еще недавно себя  считал,
сосуществуют не как партнеры по симбиозу, а как ленточный  червь  и  собака,
как грибок и зараженная им картофелина.
     В кадре снова вождь. В дебрях его курчавой черной  бороды  в  мощнейшем
зевке открывается красногубый рот. За кадром доктор Пул продолжает читать:
     - Игнорируя очевидный факт, что подобное расточение природных  ресурсов
в конечном счете приведет к гибели его цивилизации  и  даже  к  исчезновению
всего людского рода, современный человек поколение за  поколением  продолжал
использовать землю так, что...
     - А покороче нельзя? - осведомляется вождь.
     Для начала доктор Пул оскорбляется. Затем, вспомнив, что он  осужденный
на смерть пленник,  проходящий  испытание  у  дикарей,  выдавливает  нервную
улыбку.
     - Возможно, будет лучше, если мы прямо перейдем к разделу  о  патологии
растений, - предлагает он.
     - Мне плевать, - отзывается вождь, - главное, чтоб покороче.
     -  Нетерпеливость,  -  сентенциозно  пищит  архинаместник,  -  один  из
наиболее почитаемых Велиалом пороков.
     Тем  временем  доктор  Пул  пролистывает  несколько  страниц  и   снова
принимается за чтение:
     - При существующем состоянии почвы  урожай  с  квадратного  акра  будет
ненормально низким, даже если бы основные пищевые культуры  были  совершенно
здоровыми. Но они не здоровы. Оценив  урожай  на  полях,  исследовав  зерно,
плоды и клубни, находящиеся в хранилищах, изучив образцы растений с  помощью
незначительно поврежденного  микроскопа,  изготовленного  еще  до  Этого,  я
пришел  к  выводу,  что  количество  и   разнообразие   болезней   растений,
свирепствующих в данном  районе,  можно  объяснить  лишь  одним:  намеренным
заражением культур посредством применения грибковых бомб, бактериологических
аэрозолей и выбросов зараженной вирусом тли и других  насекомых.  Как  иначе
объяснить распространение и необычайную вирулентность таких микроорганизмов,
как Giberella Saubinettii и Puccinia graminis? A вирусные мозаичные болезни?
A Bacillus amylovorus, Bacillus carotovorus Pseudomonas  citri,  Pseudomonas
tumefasiens,   Bacterium   {Латинские   названия    возбудителей    болезней
сельскохозяйственных культур.}...
     Архинаместник прерывает перечисление, которое делает доктор Пул.
     - А вы еще утверждаете, что люди не одержимы Велиалом! - восклицает он,
качая головой. - Невероятно, до какой степени предубеждение  может  ослепить
даже самых умных и высокообразованных...
     - Да, да, это все мы слышали, - нетерпеливо  перебивает  его  вождь.  -
Хватит болтать, ближе к делу! Что вы против всего этого можете предпринять?
     Доктор Пул откашливается:
     - Работа предстоит долгая и весьма трудоемкая.
     - Но мне нужно больше еды сейчас, - безапелляционно заявляет  вождь.  -
Уже в этом году.
     Предчувствуя  недоброе,  доктор  Пул   волей-неволей   объясняет,   что
болезнеустойчивые разновидности растений можно вывести  и  испытать  лет  за
десять - двенадцать. А ведь остается еще вопрос с землей:  эрозия  разрушает
ее, эрозию нужно остановить  любой  ценой.  Но  террасирование,  осушение  и
компостирование  земли  -  это  огромный  труд,  которым  нужно   заниматься
непрерывно, год за годом. Даже в прежние времена людям не удавалось  сделать
все необходимое для сохранения плодородности почвы.
     - Это не потому, что они не могли, - вмешивается архинаместник.  -  Так
было потому, что они не хотели. Между второй и третьей  мировыми  войнами  у
людей  имелось  и  необходимое  время,  и  оборудование.  Но  они  предпочли
забавляться игрой в политику с позиции силы, и что в  итоге?  -  Отвечая  на
свой вопрос, архинаместник загибает толстые пальцы: -  Растущее  недоедание.
Все большая политическая нестабильность. VI в конце концов - Это.  А  почему
они предпочли уничтожить себя? Потому что такова была воля  Велиала,  потому
что Он овладел...
     Вождь протестующе поднимает руки:
     -  Ладно,  ладно.  Это  не  лекция  по  апологетике   или   натуральной
демонологии. Мы пытаемся что-нибудь сделать.
     - А работа, к сожалению, займет немало времени, - говорит доктор Пул.
     - Сколько?
     - Значит, так. Лет через пять можно обуздать эрозию. Через десять будет
ощутимое  улучшение.  Через  двадцать  какая-то  часть  вашей  земли  вернет
плодородие процентов на семьдесят. Через пятьдесят...
     - Через пятьдесят лет, - перебивает его архинаместник, - число  уродств
у людей по сравнению с нынешним удвоится. А через  сто  лет  победа  Велиала
будет окончательной. Окончательной! - с детским смешком повторяет он,  затем
показывает рожки и встает. - Но пока я за то, чтобы  этот  джентльмен  делал
все, что может.

     Наплыв: голливудское  кладбище.  Камера  проезжает  мимо  надгробий,  с
которыми мы познакомились в предыдущее посещение.
     Средний план: статуя Гедды  Бодди.  Камера  проезжает  сверху  вниз  по
изваянию, пьедесталу и надписи.
     "Всеми признанная любимица публики номер один. "Впряги  звезду  в  свою
колесницу"".
     За кадром слышится звук втыкаемой в почву лопаты  и  шуршание  песка  и
гравия, когда землю отбрасывают в сторону.
     Камера отъезжает, и мы видим Лулу, которая,  стоя  в  трехфутовой  яме,
устало копает.
     Звук шагов заставляет ее поднять голову. В кадре появляется Флосси, уже
знакомая нам толстушка.
     - Как идет, нормально? - спрашивает она.
     Вместо ответа Лула кивает и тыльной стороной ладони утирает лоб.
     - Когда дойдешь до жилы, дай нам знать, - требует толстушка.
     - Это будет не раньше чем через час, - угрюмо отвечает Лула.
     - Ничего, детка, не сдавайся, - утешает Флосси с приводящей в бешенство
сердечностью человека, стремящегося подбодрить товарища. - Приналяг,  докажи
им, что сосуд может сделать не меньше мужчины! Если будешь хорошо  работать,
- бодро продолжает она, - может, надзиратель разрешит тебе взять  нейлоновые
чулки. Смотри, какие мне достались сегодня утром!
     Флосси вытаскивает из кармана  желанный  трофей.  Не  считая  некоторой
зелени в районе носка, чулки в превосходном состоянии.
     - Ах! - с завистью и восхищением вскрикивает Лула.
     - А вот с драгоценностями нам  не  повезло,  -  пряча  чулки,  жалуется
Флосси. - Только  обручальное  кольцо  да  паршивый  браслет.  Ладно,  будем
надеяться, эта не подведет. - Толстушка  похлопывает  по  мраморному  животу
"любимицы публики номер один". - Ну, мне пора назад.  Мы  откапываем  сосуд,
похороненный под красным каменным крестом. Знаешь,  такой  высокий  крест  у
северных ворот.
     Лула кивает и говорит:
     - Как только лопата упрется, я за вами приду.
     Насвистывая песенку "Гляжу на дивные рога", толстушка выходит из кадра.
Лула вздыхает и снова принимается копать.
     Чей-то голос необычайно нежно произносит ее имя. Она резко  вздрагивает
и оборачивается на звук.
     Средний план с точки, где стоит  Лула:  доктор  Пул  осторожно  выходит
из-за гробницы Родольфо Валентине.
     В кадре снова Лула. Она вспыхивает, потом делается  мертвенно  бледной.
Рука ее прижимается к сердцу.
     - Алфи, - шепчет она.
     Доктор Пул входит в кадр, спрыгивает к ней в яму и, ни слова не говоря,
обнимает девушку. Их поцелуй полон страсти. Затем она утыкается лицом ему  в
плечо.
     - Я думала, что никогда больше тебя не увижу, -  прерывающимся  голосом
говорит Лула.
     - За кого ты меня принимаешь?
     Ботаник опять целует ее, потом, отодвинув девушку от себя, вглядывается
ей в лицо.
     - Ты почему плачешь? - спрашивает он.
     - Ничего не могу с собой поделать.
     - Оказывается, ты  еще  красивее,  чем  мне  запомнилась.  Не  в  силах
говорить, Лула качает головой.
     - Улыбнись, - велит доктор Пул.
     - Не могу.
     - Улыбнись, улыбнись. Я хочу снова их увидеть.
     - Что увидеть?
     - Улыбнись!
     Лула улыбается - вымученно, но в то же время нежно и  страстно.  Ямочки
на щеках пробуждаются от долгой печальной спячки.
     - Вот они! - в восторге кричит он. - Вот они! Осторожно, словно слепой,
читающий Геррика по системе
     Брайля, доктор Пул проводит пальцами по ее щеке. Лула улыбается уже  не
так вымученно; под его прикосновением ямочки становятся глубже. Он  радостно
смеется.
     Насвистываемая кем-то за кадром  мелодия  "Гляжу  на  дивные  рога"  от
далекого pianissimo переходит к piano, потом к mezzo  forte  {Очень  тихо...
тихо... довольно громко (ит.).}. На лице у Лулы появляется ужас.
     - Быстрей, быстрей! - шепчет она.
     С поразительным проворством доктор Пул выкарабкивается из ямы.
     К тому времени, как толстушка снова появляется в  кадре,  он  стоит,  с
хорошо выверенной небрежностью прислонившись к памятнику  "любимицы  публики
номер один". Внизу, в яме, Лула копает как одержимая.
     - Забыла тебе сказать: через  полчаса  у  нас  перерыв  на  завтрак,  -
начинает Флосси, но, увидев доктора Пула, удивленно вскрикивает.
     - Доброе утро, - учтиво говорит доктор Пул. Наступает молчание.  Флосси
переводит взгляд с доктора Пула на Лулу и обратно.
     - А что вы тут делаете? - подозрительно осведомляется она.
     - Зашел по пути в собор Святого Азазела, - отвечает он. - Архинаместник
велел мне передать, что хочет, чтобы я присутствовал на трех его лекциях для
семинаристов. Тема - "Велиал в истории".
     - Интересно вы идете к собору.
     - Я искал вождя, - объясняет доктор Пул.
     - Его здесь нет, - говорит толстушка.
     Снова наступает молчание.
     - В таком случае я пошел, - заявляет наконец доктор  Пул.  -  Не  стану
отрывать вас, юные леди, от ваших занятий,  -  добавляет  он  с  деланной  и
совершенно неубедительной бодростью. - Будьте здоровы. Будьте здоровы.
     Он кланяется девушкам и, напустив на себя беспечный вид, уходит. Флосси
молча смотрит ему вслед, потом строго говорит Луле:
     - Послушай-ка, детка...
     Лула перестает копать и поднимает голову.
     - В чем дело, Флосси? - невинно спрашивает она.
     - В чем дело? - насмешливо переспрашивает та. - Скажи-ка, что  написано
у тебя на фартуке?
     Лула смотрит на фартук, потом на Флосси. От смущения лицо ее краснеет.
     - Так что же там написано? - настаивает толстушка.
     - "Нет"!
     - А на этих заплатах?
     - "Нет"! - повторяет Лула.
     - А на других, сзади?
     - "Нет"!
     - "Нет, нет, нет, нет",  -  многозначительно  произносит  толстушка.  -
Когда закон говорит "нет", значит, нет. Ты знаешь это не хуже меня,  не  так
ли?
     Лула молча кивает.
     - Скажи, знаешь или нет? - настаивает Флосси. - Вслух скажи.
     - Да, знаю, - едва слышно выдавливает в конце концов Лула.
     - Прекрасно. Тогда не прикидывайся, что тебя не  предупредили.  И  если
этот чужак - "бешеный" будет еще тут околачиваться, скажи мне. Уж я-то с ним
разберусь.
     Наплыв: собор Святого Азазела  изнутри.  Бывший  храм  Пресвятой  Марии
Гваделупской претерпел лишь небольшие внешние изменения. Стоящие  в  боковых
нефах гипсовые фигуры  святого  Иосифа,  Марии  Магдалины,  святого  Антония
Падуанского и святой Розы Лимской просто-напросто выкрашены в красный цвет и
снабжены рогами. На алтаре  все  осталось  без  изменений,  только  распятие
уступило  место  паре  огромных  рогов,  вырезанных  из  кедра  и  увешанных
кольцами, наручными часами, браслетами, цепочками,  серьгами  и  ожерельями,
отрытыми на кладбищах и снятыми со скелетов  или  взятыми  из  заплесневелых
останков шкатулок для драгоценностей.
     Посреди собора сидят, опустив головы, человек пятьдесят семинаристов  в
тогенбургских одеяниях и  вместе  с  ними  доктор  Пул,  которому  борода  и
твидовый костюм придают нелепый вид; архинаместник произносит заключительные
слова лекции:
     - Ибо, как могли они, если бы пожелали, жить  по  заведенному  порядку,
так, живя по Велиалу, все они осуждены и неизбежно будут осуждены на смерть.
Аминь.
     Долгое молчание. Наконец встает  наставник  послушников.  Громко  шурша
мехом, семинаристы  следуют  его  примеру  и  парами  чинно  направляются  к
западному входу.
     Доктор Пул, уже собравшийся было идти за ними, слышит, как его окликает
по имени высокий детский  голосок.  Обернувшись,  он  видит  архинаместника,
который подзывает его, стоя на ступенях престола.
     - Ну как вам понравилась лекция? - скрипит великий человек  подошедшему
доктору Пулу.
     - Замечательно!
     - Вы не льстите?
     - Нет, честно и откровенно.
     Архинаместник радостно улыбается.
     - Счастлив слышать, - говорит он.
     - Особенно мне понравилось то, что вы сказали о религии в девятнадцатом
и двадцатом веках - об отходе от Иеремии к Книге Судей, от личного и поэтому
всеобщего к национальному и поэтому междоусобному.
     Архинаместник кивает:
     - Да, тогда все висело на волоске. Если бы  люди  держались  личного  и
всеобщего, они жили бы в согласии с заведенным порядком и с Повелителем  Мух
было бы покончено. Но, по счастью, у Велиала множество  союзников  -  нации,
церкви,  политические  партии.  Он  воспользовался  их  предубеждениями.  Он
заставил идеологию работать на себя. К  тому  времени,  когда  люди  создали
атомную бомбу, он повернул их умонастроения  вспять,  и  они  стали  такими,
какими были перед девятисотым годом до Рождества Христова.
     - И еще, - продолжает доктор Пул, - мне понравилось то, что вы  сказали
относительно контактов между Востоком и Западом -  как  Он  заставил  каждую
сторону взять худшее из того, что мог предложить партнер. И вот Восток  взял
западный  национализм,  западное  вооружение,  западное  кино   и   западный
марксизм, а Запад - восточный деспотизм, восточные предрассудки и  восточное
безразличие к жизни индивидуума. Короче, Он  проследил,  чтобы  человечество
прогадало и тут, и там.
     - Вы только представьте, что было бы, если  бы  произошло  обратное!  -
пищит архинаместник. - Восточный мистицизм следит  за  тем,  чтобы  западная
наука использовалась  как  надо,  восточное  искусство  жить  облагораживает
западную энергию, западный индивидуализм сдерживает восточный  тоталитаризм.
- В благоговейном ужасе архинаместник качает головой. - Да это был бы просто
рай земной! К счастью, благодать Велиала оказалась сильнее  благодати  того,
другого.
     Архинаместник визгливо хихикает, затем, положив руку на  плечо  доктора
Пула, идет с ним к ризнице.
     - Знаете, Пул, - говорит он, - я чувствую, что полюбил  вас.  -  Доктор
Пул смущенно бормочет слова благодарности. -  Вы  умны,  хорошо  образованы,
знаете многое, о чем мы и понятия не имеем. Вы  могли  бы  быть  весьма  мне
полезны, а я со своей стороны - вам. Разумеется, если вы  станете  одним  из
нас, - добавляет он.
     - Одним из вас? - неуверенно переспрашивает доктор Пул.
     - Да, одним из нас.
     Крупный план: лицо доктора Пула, который вдруг  все  понял.  Он  издает
испуганное восклицание.
     - Не скрою, -  продолжает  архинаместник,  -  что  сопряженная  с  этим
хирургическая операция не безболезненна и даже не лишена  опасности.  Однако
преимущества, которые вы получите, войдя в число  священнослужителей,  столь
велики, что сводят на нет незначительный риск и неудобства. Не следует также
забывать...
     - Но, ваше преосвященство... - пробует возразить доктор Пул.
     Архинаместник останавливает его жестом пухлой, влажной руки.
     - Минутку, - сурово говорит он.
     Вид у него столь грозный, что доктор Пул спешит извиниться:
     - Простите, пожалуйста.
     - Пожалуйста, мой дорогой Пул, пожалуйста.
     И снова архинаместник - сама любезность и снисходительность.
     - Как я сказал, - продолжает он, - не следует  забывать,  что,  пройдя,
если можно так выразиться, физиологическое обращение, вы будете избавлены от
искушений, которых, по всей вероятности, не избегнете, оставшись  нормальной
особью мужского пола.
     - Конечно, конечно, - соглашается доктор Пул. - Но, уверяю вас...
     - Когда речь идет об искушении, - сентенциозно заявляет  архинаместник,
- никто не вправе никого уверять в чем бы то ни было.
     Доктор Пул вспоминает о  недавнем  разговоре  с  Лулой  на  кладбище  и
чувствует, что заливается краской.
     - Не слишком ли огульно это  утверждение?  -  без  особой  убежденности
спрашивает он.
     Архинаместник качает головой:
     - В таких делах и  речи  не  может  быть  об  огульности.  И  позвольте
напомнить вам, что происходит с теми,  кто  поддается  подобным  искушениям.
Воловьи жилы и похоронная команда  всегда  наготове.  Именно  поэтому,  ради
ваших же интересов, ради  вашего  будущего  счастья  и  спокойствия  духа  я
советую, нет, прошу, умоляю вас вступить в наши ряды.
     Молчание. Доктор Пул с трудом сглатывает слюну.
     - Я хотел бы подумать, - наконец говорит он.
     - Разумеется, - соглашается архинаместник. - Не спешите. Можете  думать
неделю.
     - Неделю? За неделю я не успею обдумать все как следует.
     - Пусть будет две недели, - соглашается архинаместник, а  когда  доктор
Пул отрицательно качает головой, добавляет: - Пусть будет хоть  месяц,  хоть
полтора, если желаете. Я не тороплюсь. Я беспокоюсь  только  за  вас.  -  Он
похлопывает доктора Пула по плечу. - Да, дорогой мой, за вас.

     Наплыв: доктор Пул работает на опытном участке - высаживает  помидорную
рассаду. Прошло почти полтора месяца. Его каштановая  борода  стала  гораздо
пышнее, а твидовый пиджак и брюки - гораздо грязнее по сравнению  с  прошлым
его появлением в кадре. На нем серая домотканая рубаха и  мокасины  местного
производства.
     Посадив  последний  кустик,  он  выпрямляется,  потягивается,  потирает
занемевшую спину, затем медленно идет в  конец  огорода,  останавливается  и
задумчиво всматривается в пейзаж.
     Дальний план: глазами доктора Пула мы видим широкую панораму  брошенных
фабрик и разваливающихся домов на фоне гор, которые хребет за хребтом уходят
к востоку.  Густо  синеют  островки  тени;  в  ослепительном  золотом  свете
отдаленные предметы кажутся маленькими,  но  очень  резкими  и  отчетливыми,
словно отраженные в выпуклом зеркале. На переднем плане почти горизонтальные
солнечные лучи,  точно  резец  осторожного  гравера,  открывают  неожиданное
богатство текстуры даже совершенно голых клочков выжженной земли.

                                 Рассказчик

     Бывают минуты - и  это  одна  из  таких  минут,  -  когда  мир  кажется
прекрасным, как нарочно, как будто все вокруг решило продемонстрировать тем,
у кого открыты глаза, свою сверхъестественную реальность,  которая  лежит  в
основе всех внешних ее проявлений.
     Губы доктора Пула шевелятся; мы слы