бное. - Архинаместник язвительно смеется.  -  Нет  нужды  говорить,  что
никто ничего не получает даром. Щедрость Господня имеет свою цену, и Велиалу
известно, что цена эта высока. Возьмем, к примеру, машины. Велиал  прекрасно
понимал: когда непосильный труд будет  немного  облегчен,  плоть  подчинится
железу, а ум станет рабом колес.  Он  знал,  что  если  машина  защищена  от
неумелого обращения, то она должна также быть защищена  от  людей  искусных,
талантливых, вдохновенных.  Если  продукт  нехорош  -  вам  возвращают  ваши
денежки, причем возвращают вдвое, найди вы в нем хоть  намек  на  гений  или
индивидуальность! А тут - прекрасная еда из Нового Света. "Благодарим  Тебя,
Боже..." Но Велиал знал, что кормление  есть  размножение.  В  прежние  дни,
когда люди  занимались  любовью,  они  просто  увеличивали  процент  детской
смертности и уменьшали среднюю продолжительность жизни. Но  после  появления
кораблей с зерном все стало иначе. Совокупление увеличивало население  -  да
еще как!
     Архинаместник снова визгливо смеется.

     Наплыв: в кадре, снятом через сильный микроскоп, сперматозоиды, яростно
старающиеся достичь своей  конечной  цели  -  большого  лунообразного  яйца,
находящегося в левом верхнем углу кадра. На звуковой дорожке тенор  допевает
последние пассажи листовской симфонии "Фауст": "La femme eternelle  toujours
nous eleve. La femme eternelle toujours..." {"Бессмертная женщина всегда нас
возвышает. Бессмертная  женщина  всегда..."  (фр.).}.  Другой  кадр:  вид  с
воздуха на Лондон 1800 года. Затем - опять дарвиновская гонка на выживание и
самосохранение.  Снова  вид  Лондона,  но  уже  в  1990  году,  потом  опять
сперматозоиды и снова Лондон, каким увидели его германские  летчики  в  1940
году. Наплывом крупный план: архинаместник.
     - Господи, - произносит он  слегка  дрожащим  голосом,  который  всегда
считается  уместным  для  подобных  фраз,  -  благодарим  тебя  за  все  эти
бессмертные души, поселенные в тела, что год за годом становятся  все  более
хворыми, захудалыми и паршивыми, поскольку все,  что  предсказывает  Велиал,
неизбежно сбывается. Планета перенаселена. Пятьсот, восемьсот,  иногда  даже
вся  тысяча  человек  на  квадратную  милю  плодородной  земли,  а  скверное
земледелие уже начинает ее губить.  Повсюду  эрозия,  повсюду  выщелачивание
минеральных солей. Пустыни наступают, леса хиреют. Даже в  Америке,  даже  в
этом  Новом  Свете,  бывшем  когда-то  надеждой   Старого   Света.   Спираль
промышленности стремится вверх, спираль плодородия почвы -  вниз.  Больше  и
лучше, богаче и могущественнее, и  вдруг  -  почти  внезапно  -  голоднее  и
голоднее. Да, Велиал все это предвидел - переход от голода к ввозу пищи,  от
ввоза пищи - к резкому росту населения, от роста населения - опять к голоду.
Опять к голоду. К новому  голоду,  голоду  высшему  -  к  голоду  невероятно
индустриализованных пролетариев, голоду жителей городов, у  которых  есть  и
деньги, и все удобства, и автомобили, и  радиоприемники,  и  любые  мыслимые
приспособления, к голоду,  вызывающему  тотальные  войны,  которые,  в  свою
очередь, влекут за собой еще более жестокий голод.
     Архинаместник останавливается и опять отхлебывает из бутылки.
     - И запомните, - продолжает он, - что Велиал мог добиться  своего  даже
без искусственного  сапа,  даже  без  атомной  бомбы.  Быть  может,  немного
медленнее, но столь же неизбежно люди уничтожили бы себя, уничтожив  мир,  в
котором жили. Деваться им было некуда. Велиал уже поддел их  обоими  рогами.
Если бы им удалось соскользнуть с рога тотальной войны, они оказались бы  на
роге голодной смерти. А начни они умирать от  голода,  у  них  появилось  бы
искушение прибегнуть к войне. И попытайся они найти мирный и разумный  выход
из создавшегося положения, наготове  был  еще  один  более  коварный  рог  -
самоуничтожение.  С  самого  начала  промышленной  революции  Он  предвидел:
благодаря   чудесам   новой   техники   люди   станут   столь   невообразимо
самоуверенными,  что  потеряют  всякое  чувство  реальности.  Именно  это  и
произошло. Эти жалкие рабы колес и гроссбухов стали поздравлять себя с  тем,
что покорили природу. Покорители природы, как же! В действительности же  они
просто нарушили равновесие в  природе  и  вот-вот  уже  должны  были  начать
расхлебывать последствия. Только подумайте, что они понаделали за полтораста
лет до Этого. Загадили реки, истребили диких зверей, уничтожили леса,  смыли
пахотный слой  земли  в  море,  сожгли  океан  нефти,  разбазарили  полезные
ископаемые, которые накапливались в течение целых геологических эпох. Разгул
преступного тупоумия. И они называли это прогрессом! Прогресс,  -  повторяет
архинаместник, - прогресс! Говорю вам, столь невероятная  выдумка  не  могла
родиться в простом человеческом мозгу - слишком уж много в  ней  дьявольской
язвительности. Без посторонней помощи тут не обошлось. Без милости  Велиала,
которая всегда готова низойти, на тех, конечно, кто готов к  сотрудничеству.
А кто не готов?
     -  Да,  кто  не  готов?  -  хихикнув,  повторяет  доктор  Пул,  который
чувствует, что должен как-то  исправить  свою  оплошность  насчет  церкви  в
средневековье.
     - Он вложил им в головы  две  великие  идеи:  прогресс  и  национализм.
Прогресс - это измышления о том, будто  можно  получить  что-то,  ничего  не
отдав взамен, будто можно выиграть в одной области, не  заплатив  за  это  в
другой, будто только ты постигаешь смысл истории, будто  только  ты  знаешь,
что случится через  пятьдесят  лет,  будто  ты  можешь  -  вопреки  опыту  -
предвидеть все последствия того, что делаешь сейчас, будто впереди -  утопия
и раз идеальная цель оправдывает самые гнусные средства,  то  твое  право  и
долг - грабить, обманывать, мучить,  порабощать  и  убивать  всех,  кто,  по
твоему  мнению  (которое,  само  собой  разумеется,   непогрешимо),   мешает
продвижению к земному раю. Вспомните высказывание Карла Маркса:  "Насилие  -
это повивальная бабка истории". Он мог бы добавить - но Велиалу, конечно, не
хотелось выпускать кошку из мешка раньше времени, - добавить, что история  -
это  повивальная  бабка  насилия.  Повивальная  бабка   вдвойне,   поскольку
технический прогресс сам по  себе  дает  людям  в  руки  средства  огульного
уничтожения, тогда как миф о прогрессе в политике  и  нравственности  служит
оправданием тому, что средства эти используются на  всю  мощь.  Говорю  вам,
дорогой мой сэр, если в историке нет набожности, значит, он сумасшедший. Чем
дольше  изучаешь  новейшую  историю,  тем  явственней  ощущаешь  присутствие
направляющей руки Велиала.  -  Архинаместник  показывает  рожки,  освежается
глотком вина и продолжает: - А потом еще национализм  -  измышления  о  том,
будто государство, подданным которого ты  оказался,  единственное  настоящее
божество, а остальные государства - божества фальшивые, будто  у  всех  этих
божеств - настоящих или фальшивых, не важно - умственное развитие малолетних
преступников и будто любой конфликт на почве престижа, власти  или  денег  -
это крестовый поход во имя добра, правды и красоты. Тот факт, что ст_о_ит  в
какой-то момент истории появиться таким  измышлениям,  как  они  принимаются
всеми за чистую  монету,  -  лучшее  доказательство  существования  Велиала,
лучшее доказательство того, что в конечном счете битву выиграл Он.
     - Я что-то не совсем улавливаю, - говорит доктор Пул.
     - Но это ж очевидно! Положим, у вас есть два принципа. Каждый из них  в
корне абсурден, и каждый ведет к явно губительным действиям.  Тем  не  менее
все  просвещенное  человечество  внезапно  решает  принять  эти  принципы  в
качестве линий поведения. Почему? Кто предложил, подсказал, вдохновил? Ответ
может быть только один.
     - Так вы имеете в виду... Вы думаете, что это дьявол?
     - А кто ж еще желает вырождения и исчезновения рода человеческого?
     - Верно, верно, - соглашается доктор Пул. - Но все равно как протестант
я не могу...
     - В самом деле? - саркастически осведомляется архинаместник. - В  таком
случае вы умнее, чем Лютер, умнее, чем вся христианская церковь. А  известно
ли вам, сэр, что начиная со второго века ни один правоверный  христианин  не
считал, что человек может быть одержим  Богом?  Он  мог  быть  одержим  лишь
дьяволом. А почему люди верили в это?  Потому  что  факты  не  позволяли  им
верить во что-либо иное. Велиал - это факт, Молох -  это  факт,  одержимость
дьяволом - тоже факт.
     - Я не согласен, - кричит доктор Пул. - Как ученый я...
     - Как ученый вы обязаны принять  рабочую  гипотезу,  которая  объясняет
факты наиболее правдоподобно. Итак, каковы  же  факты?  Первый  вытекает  из
опыта  и  наблюдений:  никто  не  хочет  страдать,  терпеть  унижения,  быть
изувеченным или убитым. Второй факт - исторический, и суть его в том, что  в
определенные  периоды  подавляющее  большинство  людей  исповедовало   такие
вероучения и действовало таким образом, что в результате не могло получиться
ничего  другого,  кроме  постоянных  страданий,  повсеместных   унижений   и
всеобщего уничтожения. Правдоподобно объяснить это можно лишь тем,  что  они
были одержимы или вдохновляемы чужим сознанием - сознанием,  которое  желало
их гибели, причем более сильно,  нежели  они  сами  желали  себе  счастья  и
выживания.
     Молчание.
     - Но все же, - осмеливается наконец возразить доктор Пул, -  эти  факты
можно объяснить и по-другому.
     - Но не  так  правдоподобно  и  далеко  не  так  просто,  -  настаивает
архинаместник. - А потом, не  надо  забывать  и  о  других  доказательствах.
Возьмем Первую мировую войну. Если бы народы и  политики  не  были  одержимы
дьяволом, они бы послушались Бенедикта XV или маркиза  Лэнсдауна,  пришли  к
соглашению, договорились о мире без победы. Но не смогли, просто не  смогли.
Оказались не в состоянии действовать в своих же  собственных  интересах.  Им
приходилось делать то, что диктовал им сидевший у них внутри  Велиал,  а  он
желал коммунистической революции, желал фашистской реакции на эту революцию,
желал Муссолини, Гитлера, Политбюро, желал голода, инфляции, кризиса,  желал
вооружения как  лекарства  от  безработицы,  желал  преследований  евреев  и
кулаков, желал, чтобы нацисты и коммунисты поделили Польшу,  а  потом  пошли
друг на друга войной. Да, и Он желал полного  возрождения  рабства  в  самой
жестокой  его  форме.  Он  желал  депортаций  и   массовой   нищеты.   Желал
концентрационных  лагерей,   и   газовых   камер,   и   крематориев.   Желал
массированных бомбовых ударов по площадям - восхитительно сочное  выражение!
Желал, чтобы в один  миг  было  уничтожено  благосостояние,  накапливавшееся
веками, равно как и все возможности для будущего процветания,  порядочности,
свободы и культуры. Велиал желал всего этого,  поскольку,  въевшись  Великой
Мясной Мухой в сердца политиков и генералов, журналистов и простых людей, он
мог легко сделать так, чтобы католики не обращали внимания  на  Папу,  чтобы
Лэнсдауна объявили плохим патриотом, чуть ли не предателем. И война  длилась
целых четыре года, а  потом  все  пошло  в  точном  соответствии  с  планом.
Положение в мире неуклонно менялось от плохого к худшему, и  по  мере  того,
как оно ухудшалось, мужчины и  женщины  все  покорнее  подчинялись  приказам
Нечистого Духа. Былая вера в ценность  каждой  отдельной  души  человеческой
исчезла, былые сдерживающие начала перестали действовать, былые раскаяние  и
сострадание растаяли как дым. Все, что Тот, другой, вложил людям  в  головы,
вытекло наружу, а образовавшийся вакуум заполнился безрассудными  мечтаниями
о прогрессе и национализме. По этим мечтаниям выходило,  что  простые  люди,
жившие сейчас, здесь, не лучше муравьев или клопов и обращаться с ними нужно
соответственно. Вот с ними и стали обращаться  соответственно,  да  еще  как
соответственно!
     Архинаместник издает резкий  смешок,  кладет  себе  последнюю  ножку  и
продолжает:
     - В то время старина Гитлер представлял собою вполне приличный образчик
бесноватого. Конечно, он не был одержим до такой степени, как  это  было  со
многими великими вождями народов в период между тысяча девятьсот сорок пятым
годом и началом третьей мировой войны, но для своего  времени  он  был  выше
среднего уровня -  это  бесспорно.  С  большим  правом,  чем  любой  из  его
современников, он мог заявить:  "Не  я,  но  Велиал  во  мне".  Другие  были
одержимы лишь частично, лишь в определенные  отрезки  времени.  Возьмем  для
примера ученых. В большинстве своем они хорошие люди, действующие  из  самых
лучших побуждений. Но Он все равно завладел ими, завладел до такой  степени,
что они перестали быть людьми и превратились в специалистов. Отсюда и сап, и
эти самые бомбы. А потом, вспомните-ка этого человека... Ну как бишь его? Он
еще так долго был президентом Соединенных Штатов...
     - Рузвельт? - высказывает предположение доктор Пул.
     - Правильно, Рузвельт. Так вот, помните, что он повторял на  протяжении
всей  Второй  мировой  войны?  "Безоговорочная  капитуляция,  безоговорочная
капитуляция".  Безоговорочное  наущение  -  вот  что   это   было.   Прямое,
безоговорочное наущение!
     - Это вы только  так  говорите,  -  протестует  доктор  Пул.  -  А  где
доказательства?
     -  Доказательства?  -  подхватывает  архинаместник.  -  Доказательством
служит вся  последующая  история.  Ведь  что  получилось,  когда  эти  слова
превратились  в  политику  и  стали  проводиться  в  жизнь?   Безоговорочная
капитуляция - и сколько миллионов новых  заболеваний  туберкулезом?  Сколько
миллионов детей вынуждены были кормиться воровством или  продавать  себя  за
плитку шоколада? А несчастьям  детей  Велиал  особенно  рад.  Безоговорочная
капитуляция - и Европа разрушена,  в  Азии  хаос,  везде  голод,  революция,
тирания. Безоговорочная капитуляция - и масса ни в  чем  не  повинных  людей
испытывает муки, худшие, чем в любой другой период истории. А как вам хорошо
известно, Велиал больше всего любит мучения невинных. И  наконец,  произошло
Это. Безоговорочная капитуляция - и бах! Его намерения осуществились. И  все
это случилось без какого-либо чуда или нарочитого вмешательства,  совершенно
естественно. Чем больше думаешь о том, как осуществляется Его промысел,  тем
более непостижимым и  чудесным  он  кажется.  -  Архинаместник  благочестиво
изображает рожки. Пауза. Потом он поднимает руку и говорит: - Послушайте!
     Несколько секунд все сидят молча. Неясное, монотонное пение  становится
слышнее. "Кровь, кровь, кровь, это кровь..." Доносится  слабый  крик  -  еще
одного уродца  насадили  на  нож  патриарха,  затем  слышатся  глухие  удары
воловьими жилами по телу и несколько громких, почти нечеловеческих воплей на
фоне возбужденного рева толпы.
     - Трудно поверить, что Он создал нас, не прибегая к чуду,  -  задумчиво
продолжает архинаместник. - Однако же  создал,  создал.  Самым  естественным
образом, используя людей и их науку в качестве орудий. Он создал  совершенно
новую человеческую породу - людей с испорченной кровью, живущих в убожестве,
людей, которых ждет лишь еще  большее  убожество  и  еще  более  испорченная
кровь, вплоть до полного исчезновения. Да, дело страшное - попасть в лапы  к
Живому Злу.
     - Тогда зачем же вы продолжаете ему поклоняться?  -  спрашивает  доктор
Пул.
     - А зачем вы бросаете пищу рычащему тигру? Чтобы купить себе передышку.
Чтобы хоть на  несколько  минут  отодвинуть  ужас  неизбежности.  Отодвинуть
могилу, а в действительности - ад, хоть еще немного пожить на земле.
     - Вряд ли это стоит труда,  -  философски  замечает  доктор  Пул  тоном
только что отобедавшего человека.
     Особенно  пронзительный  вопль  заставляет  его  обернуться  к   двери.
Несколько секунд он молча ждет. Выражение ужаса  у  него  на  лице  уступает
место любознательности ученого.
     - Начинаете привыкать, а? - добродушно осведомляется архинаместник.

                                 Рассказчик

                  Привычка, совесть... Совесть - ты из нас
                  То трусов, то святых, но человеков ладишь,
                  Привычка же - папистов, протестантов,
                  Садистов, бэббитов, словаков или шведов;
                  Кто убивает кулаков, евреев душит,
                  Кто за идею яростно кромсает
                  Плоть трепетную, будучи уверен,
                  Что это - ради высших идеалов.

     Да, друзья мои, вспомните, каким негодованием вы преисполнились,  когда
турки вырезали армян больше, чем обычно, как благодарили Господа, что живете
в протестантской, прогрессивной стране, где такое просто не может  произойти
- не может, потому что мужчины здесь носят цилиндры и каждый день  ездят  на
службу поездом восемь двадцать три. А теперь поразмыслите немного об ужасах,
которые вы уже воспринимаете как нечто само собой разумеющееся,  о  вопиющих
нарушениях элементарных норм порядочности, которые творились с вашего ведома
(а быть может, и вашими собственными  руками),  о  зверствах,  которые  ваша
дочурка дважды в неделю видит  в  кинохронике  и  считает  их  заурядными  и
скучными. Если так пойдет и дальше, то через двадцать лет  ваши  дети  будут
смотреть по телевизору бои гладиаторов, а когда  приестся  и  это,  начнутся
трансляции массовых распятий тех, кто отказывается  нести  воинскую  службу,
или же цветные передачи о том, как в  Тегусигальпе  заживо  сдирают  кожу  с
семидесяти тысяч человек, подозреваемых в антигондурасских действиях.

     Тем временем в "Греховная Греховных"  доктор  Пул  все  еще  смотрит  в
приоткрытые двери. Архинаместник ковыряет  в  зубах.  Уютная  послеобеденная
тишина. Внезапно доктор Пул поворачивается к собеседнику.
     - Там что-то происходит! - возбужденно восклицает он. -  Они  встают  с
мест!
     - Я уже давно жду этого, - не переставая ковырять в  зубах,  отзывается
архинаместник. - Это кровь так действует. Кровь, ну и, конечно, бичевание.
     - Они прыгают на арену, - продолжает  доктор  Пул.  -  Бегают  друг  за
другом. Что же это?.. О Боже, извините, - поспешно  добавляет  он.  -  Но  в
самом деле... - В невероятном возбуждении он отходит от двери. -  Ведь  есть
же какие-то пределы?
     - Вот тут вы не правы, -  отзывается  архинаместник.  -  Пределов  нет.
Каждый способен на что угодно, буквально на что угодно.
     Доктор Пул не отвечает. Помимо его  желания  какая-то  сила  неудержимо
тянет его на прежнее место: он  возвращается  к  двери  и  жадно,  с  ужасом
смотрит на происходящее на арене.
     - Это чудовищно! - восклицает он. - Просто отвратительно!
     Архинаместник тяжело поднимается с ложа и,  отворив  дверцу  маленького
шкафчика в стене, достает оттуда бинокль и протягивает его доктору Пулу.
     - Попробуйте, - говорит он. -  Бинокль  ночного  видения.  Стандартный,
морской - таким пользовались на флоте до Этого. Вам все будет видно.
     - Неужели вы считаете?..
     -  Не  только  считаю,  -  с  иронической,  но  благосклонной   улыбкой
отзывается архинаместник, - но и наблюдал собственными  глазами.  Взгляните,
попробуйте. В Новой Зеландии вы такого не видели.
     - Разумеется, нет, - отвечает доктор Пул тоном, каким произнесла бы это
его матушка, однако подносит бинокль к глазам.
     Дальний план с точки, где он стоит. На арене -  сатиры  и  нимфы;  одни
преследуют,  другие,  для  пущего  возбуждения  немного   посопротивлявшись,
сдаются в плен, одни губы уступают другим,  окруженным  волосами,  томящиеся
груди уступают нетерпеливым  грубым  рукам,  и  все  это  под  аккомпанемент
разноголосых криков, визга и пронзительного смеха.
     В кадре  снова  архинаместник:  лицо  его  морщится  от  презрительного
отвращения.
     - Как кошки, - цедит  он.  -  Только  у  кошек  хватает  скромности  не
заниматься своими ухаживаниями в стае. Все еще сомневаетесь насчет  Велиала,
даже тепе