слушал рассказ Мозгового со все возрастающим глухим  разд-
ражением. И дело было не только в фактах. Факты он  знал.  Дело  было  в
наглой, отечески сочувствующей манере Мозгового. Разгледяев, снова  уви-
дел в собеседнике безусого, зарвавшегося юнца, который с  пагубной  сту-
денческой вседозволенностью разыгрывает из себя эдакого рубаку-якобинца.
Студент-мальчишка, приписав себе право судить и разоблачать,  взбирается
на баррикаду с намерением ошельмовать заслуженных и авторитетных  деяте-
лей университета, якобы, запятнавших себя молчаливой поддержкой  всякого
рода идеологических извращений.
   Незаинтересованный наблюдатель мог бы спросить: каковы же причины тех
смелых наскоков? Что это, наивное приложение официального курса конкрет-
но на местах или просто выпячивание себя в условиях  кажущейся  безнака-
занности? Именно безнаказанность - решил  тогда  Марк  Ваисльевич.  Пра-
вильный диагноз - половина успеха.  Своевременное  хирургическое  вмеша-
тельство способствовало быстрому и полному духовному очищению  пациента.
Во всяком случае, последующее поведение вселяло надежду на полное выздо-
ровление, или, как выражаются врачи, реабилитацию. А ведь судьба молодо-
го человека висела на волоске. Уже  стоял  вопрос  об  отчислении  и  не
только из университета. И лишь один Марк Васильевич поверил ему, в  спо-
койной конфидициальной беседе разъяснил, чему и как учит история. Эффект
был на лицо. Пациент не только превратился в нормального человека, но  и
начал активно способствовать оздоровлению факультета.
   И вот теперь, по прошествии восьми лет, Марк Васильевич с горечью об-
наружил в своем детище рецедив старой болезни.
   - Так что в свете новых фактов придется вам уступить супругу  инжене-
ру, - нагло подытожил Мозговой.
   - Чего обрадовался, Мишуля? - ласково спросил Разгледяев. - Никак во-
дочки выпил? Может и мне нальешь? Я тоже порадуюсь.
   - Пардон, что же это я сам радуюсь, - Мозговой  достал  из  секретера
водку. - Помянем Петра Семеновича. - Мозговой налил водки и сделал мрач-
ное лицо. - Жаль старика, а ведь мы на  него  рассчитывали,  думали,  уж
он-то расставит все по местам, глаза откроет, ан вишь - как все  оберну-
лось, не выдержал старик, самоустранился, подвел нас...
   - Ладно, помянем, - перебил Марк Васильевич и, не  чокаясь  опрокинул
рюмку.
   - Так вот, я не понимаю, с чего это вы в таком  приподнятом  настрое-
нии? - перешел на вежливый тон Разгледяев. -Я вам одну историю  забавную
расскажу, а вы уж сами судите, смеяться или плакать. -  Разгледяев  бла-
госклонно улыбнулся, наблюдая как хозяин устраивается пооудобнее в  мяг-
ком кресле. - В одно уважаемое научное учреждение поступает некая пухлая
рукопись с претензией на великое открытие. Рукопись совершенно вздорная,
а ее автор - типичный сумасшедший. Рецензирование труда поручено ведущим
специалистам и, казалось бы, все должно окончитья стандартным образом: в
результате экспертизы изобретатель получает разгромный отзыв в  письмен-
ном виде. Однако в действительности начинают происходить странные  вещи.
Вопреки неписаному правилу не входить с изобретателями-самоучками в пря-
мой контакт, дело доходит до публичного обсуждения. Как это могло  прои-
зойти? Оказывается, в это даже трудно поверить, внутри  института  нахо-
дится лицо, всячески пытающееся натравить горе-инженера на  видного  со-
ветского ученого, заслуженного деятеля науки. Это отвратительное лицо, -
Разгледяев подмигнул Мозговому, - не чурается любых средств в стремлении
затеять скандал. Оно опускается до анонимки в академию, чернит в ней  не
только заслуженного профессора, но и своих коллег -  честных  тружеников
науки. При этом оно, это лицо, скрывает от общественности вопиющий  факт
- изобретатель психически ненормален! Все это могло бы сойти за  обычную
грязную возню, коей является подсиживание и карьеризм, но дело-то неожи-
данно получает дальнейший ход. Вопреки недостойным действиям анонимщика,
изобретатель повержен публично и окончательно сходит с ума. Истина  тор-
жествует, но не долго. По немыслемому стечению обстоятельств  вдруг  оп-
равдывается одно из бредовых предсказаний.  Изобретатель  в  невменяемом
состоянии жаждет отомстить за публичный позор. Но кому? И здесь возника-
ет третий факт - опять анонимка, анонимка изобретателю лично, в  которой
черным по белому указано, кто есть главный враг прогресса.  Месть  неиз-
бежна. Профессор гибнет. А? Каков финал?
   - Что это вы как будто побледнели, Михаил Федорович?
   - Я? Побледнел? С чего вы взяли. - разволновался Мозговой. - Все  это
вымысел и подтасовка!
   - Абсолютно не спорю, бредовый сюжетик. Но  мне  нравится,  хочу  ку-
да-нибудь пристроить, вдруг кто и оценит?
   - Да кому это нужно?
   - Вам, вам уважаемый Михаил Федорович, - Разгледяев приторно  посмот-
рел на собесденика. - Купите сюжетик.
   - То есть как купить?
   - Запросто купите. Я согласен продавать по частям.  Вам  я  предлагаю
только финал. Роскошнейшая картинка!  Разъяренный,  ополумевший  фанатик
толкает честного гражданина под поезд. Визг, лязг, красное  на  голубом.
А? Какова экспрессия? Зато первая часть останется у меня и если вы финал
берете, так я ее, не пожалею, сожгу, - при этом Марк  Васильевич  достал
из папки достал письмо в академию.
   - Вы хотите записать инженера в убийцы?
   - Я только желаю оградить общество от опасного неврастеника  и  здесь
очень на вас расчитываю.
   - Нет, никогда этому не бывать! - благородно возмутился Мозговой.
   - Жаль, некому оценить ваше великодушие.  Ничего,  я  же  понимаю,  -
Разгледяев перешел на доверительный шепот, - Если спросят, скажу: сопро-
тивлялся как мог.
   - Перестаньте, - не выдержал Мозговой.
   - И то правда, хватит. Вам всего-то литературно изложить,  а,  Михаил
Федорович? Изложение- не сочинение, тем более при вашем опыте.
   - Но это мерзко!
   - А на своих товарищей-студентов отчеты писать - это как?
   - Какие отчеты?
   - Забыли, Михаил Федорович. А я помню, храню как раритет, иногда даже
перечитываю на сон грядущий. Умилительные тексты,  очень  полезные,  зря
стесняетесь. Сколько вредных элементов удалось  избавить  от  хлопот  по
высшему образованию. Мы же вас ценим и помним...
   Мозговой обхватил голову руками.
   - Меня вынудили, вы, да, именно вы во всем виноваты. Я вас  ненавижу,
слышите, не-на-ви-жу, - Мозговой чуть не плакал.
   - Сопли вытирать я не намерен. Насчет вынудили вы зря, вас  никто  не
насиловал, просто предложили: или - или... Да ведь у вас в  крови  писа-
тельский зуд. Кто вас за руку тянул  пасквили  на  профессора  строчить?
Рыбку решили половить в мутной водичке? Может, решили на  костях  своего
учителя личное счастье построить? Что же, как  говорится,  на  здоровье,
только не за мой счет, любезный! Не позволю.
   Мозговой только качал головой.
   - Значит, отказываетесь сюжетик приобресть?
   - Я обвинять в убийстве человека не буду.
   - А если подумать?
   - Нет, - с необыкновенной твердостью отказался Мозговой.
   Марк Васильевич махнул рукой, будто поставил крест, и,  не  прощаясь,
ушел.
   Миша Мозговой был раздавлен собственной смелостью. На  него  накатило
старое неприятное чувство, сопровождающее его по  жизни,  как  насекомые
сопровождают потных млекопетающих. Впервые он ощутил его в детстве.  Од-
нажды Миша, простудился, затемпературил и несколько дней бредил  изредко
приходя в сознание. Раскалывалась голова, болела грудь и мальчик  сильно
испугался. Ему показалось, что все его бросили один на один с болезнью и
еще с каким-то неопределенным по форме, бесконечно  страшным  существом,
которое только и поджидает удобного момента, чтобы наброситься и  разор-
вать его в клочья. И мальчик все время звал: мама, мама, где ты? А  мама
дни и ночи напролет сидела рядышком. Потом Миша выздоровел и ему подари-
ли игрушку - клоуна, составленного из разноцветных крытых лаком  деревя-
шек, стянутых капроновой нитью и страх надолго покинул Мишу.
   Только через десять лет, он вернулся снова. То был день его  перерож-
дения, и первая встреча с Марком Васильевичем, а потом  пришла  ночь,  а
вместе с ней неправдоподобно реальный сон. Во сне неожиданным образом он
превратился в деревянного человечка. Михаил Федорович так вжился в  нее,
что мог спокойно управлять любой частью лакированного  тельца.  Парадок-
сально, но и во сне он удивлялся превращению, но и с удовльствием прини-
мал его. Он находил даже определенные приемущества:  деревянные  ноги  и
руки были намного тверже и прочнее, чем настоящие. И вот, когда он почти
свыкся с новой оболочкой, кто-то огромный и страшный, поднимает  его  за
помпончик на колпаке. Лишенный опоры, он  беспомощно  дрыгает  ногами  в
воздухе. Потом блеснули лезвия гигантских ножниц и этот кто-то,  быстрым
уверенным движением отхватывает шутовской колпак.  Миша  начинает  пони-
мать, что эта пререзанная нить и есть его живая душа, которую ни в  коем
случае нельзя было резать. Он сопроотивляется,  еще  сильнее  размахивая
членами, но только ускоряет распад - деревяные кругляши  рассыпаются,  и
Михаил Федорович просыпается в поту.
   Теперь, в пустой комнате, в наступивших сумерках, ему снова привидел-
ся стальной блеск портняжных ножниц.
   Кому охота оставаться один на один с такой меланхолией?  И  Мозговой,
отправился в гости на ночь глядя.
   Толя Ермолаев, пожалуй, больше удивился беспомощному виду гостя,  не-
жели его позднему появлению.
   - Что с вами?
   - На пару слов, выйдем, - попросил Мозговой.
   - Что стряслось? У вас такой вид...
   - Какой?
   - Не знаю, как сказать - будто что-то распалось.
   - Именно, - жалко улыбаясь, согласился Мозговой. - Анатолий,  верните
мне мое... - Мозговой был словно в лихорадке, - мое послание инженеру. Я
знаю, вы можете отказаться, но здесь такое... Впрочем,  я  все  объясню,
только отдайте мне его. Конечно, вы можете  раздавить  меня,  целиком  и
полностью, но вы этого не сделаете. Не сделаете, Анатолий? Поверьте, вам
оно незачем, а мне... Ну, хотите я на колени встану, конечно, это смешно
и не в духе, но я ей богу встану,  -  Мозговой  действительно  попытался
опуститься на пыльную лестницу, но Толя ему помешал. - О, господи, что я
делаю. Я очень важное вам скажу, про инженера, да, да, его надо спасать,
и его можно еще спасти, я все расскажу, только дайте мне его, такой  ма-
ленький конвертик...
   - Возьмите, - Толя достал из кармана мятый конверт и спокойно  протя-
нул коллеге.
   - Спасибо, Анатолий, я знал, верил в вас, я вам клянусь - ведь я мер-
завец, такую подлость совершил - но клянусь, никогда более...  ей  богу,
вы не пожалеете, что отдали, - Мозговой быстро  и  мелко  рвал  конверт,
приговаривая, - вот так, вот так, навсегда, теперь, ей-богу, навсегда...
   - Что с инженером? - напомнил Толя.
   - Да, инженера надо спасать, вы знаете - этот человек ни перед чем не
остановится, это страшный человек, мерзкий, отвратительное существо,  он
такое наворотит....
   - О ком вы?
   - Разгледяев Марк Васильевич имя ему. Да, да, я его знаю,  доподлинно
знаю, он был у меня и такое навертел!.. Он хочет представить, будто  ин-
женер убил.
   - Кого?!
   - Профессора, столкнул под поезд, в припадке. Я  сразу  вспомнил  про
сирень. Помните, следователь про сирень говорил? Наверное, профессор пе-
ред смертью намекал на инженера, на его рукопись.
   - Чепуха! Инженер болен совсем. С ним наверняка кто-то был,  найдется
свидетель.
   - Ха, свидетель! Ему бы только дело затеять, а там он  выиграет,  по-
верьте - у него хватка. Чепуха, может быть и чепуха, но если дело завер-
тится, инженер в любом случае гибнет, гарантирую. Разгледяев его в  пси-
хушку на худой конец засадит, потому что у Разгледяева везде рука. Он  и
про меня все выяснил.
   - Что все?
   - Про письма, представляете какая у него сеть.
   - Про вас я ему рассказал, он звонил, распрашивал...
   - Зачем вы, Толя? Это же враг номер один, - расстроился Мозговой.
   Толя пожал плечами.
   - А зачем вы писали?
   - Ну как же? Раскройте же глаза наконец, ведь я все  правильно  напи-
сал. Теоря профессора - ученая галиматья. Надо же было как то  бороться.
Ведь если бы пофессор академиком стал, а там директором, тут бы и пришел
конец настоящей науке.
   Ермолаев Только качал головой.
   - А, бросьте, знаю, знаю - цели, средства и прочая  казуистика.  Пока
мы с вами будем интеллигентствовать,  гумманизм  проявлять,  такие,  как
профессор, все захватят. У нас нет времени рассусоливать, самооулучшени-
ем заниматься, некогда, дорогой мой,  время  уходит,  кончаются  смутные
времена, теперь, если кто сверху окажется, то уж надолго, поверьте  мне.
А анонимки инженеру - вынужденная мера, временный компромисс, а я  здесь
хоть с чертом готов на компромисс.
   - Есть и другие методы, - не выдержал Толя.
   - Какие методы?
   - Другие, и другие люди.
   - Какие такие другие люди? - с едва заметной иронией  поинтересовался
Мозговой.
   Толя не ответил.
   - Что ж за тайны такие, что за люди особые, может быть какая  органи-
зация, а? Союз освобождения умственного труда или Уния свободных диалек-
тиков? А может, масонство розенкрейцеровское? - Мозговой  будто  спохва-
тился. - Вы, Анатолий, быть может, масон?
   Не дожидаясь опровержений Михаил Федорович разошелся:
   - Примите же и меня, срочно! Я пригожусь, я на все  согласен,  Анато-
лий. Я больше не могу среди этой сволочи. Да, да,  все  вокург  сволочи,
мерзавцы и сволочи. Не молчите же, я же чувствую, есть  у  вас  какая-то
тайна. Я давно начал догадываться, что-то вы нащупали  там  у  инженера.
Как вы сказали, мол, инженера спасать надо, думаю,  задание  получил,  а
задание только организация дает.
   - Стоп, - перебил Толя. - Да вы сами ко мне сейчас пришли с тем же!
   - Ну, да, конечно, - с удовольствием согласился Мозговой. - Потому  и
сказал, что чувствовал - за вами сила стоит. Я же вам все карты  раскрыл
- раскройте и вы.
   - Не верите мне, - продолжал Михаил Федорович. -  Ладно,  я  понимаю,
должен оправдать, то есть, наоборот, завоевать доверие. Давайте,  сгово-
римся, наметим план, главное - нужно предупредить инженера, надо Разгле-
дяева остановить, нужен какой-нибудь фактик против него. Я кое-что  имею
- у него здесь тоже не все чисто. Ведь без него инженер не сунулся бы  к
нам в интститут, ведь это он его можно сказать за ручку привел к  нам  в
институт.
   - То есть как привел?
   - У них с женой во что уперлось? В изобретение инженера. Тут  Разгле-
дяев и подсунул ей идейку - пускай, мол, профессионалы рассудят, и посо-
ветовал труд жизни к нам направить. А она, отчаянная душа, гордость про-
явила, говорит, нам с Колей ничего, мол, не страшно... Да, так и  сказа-
ла, зря головой качаете, вы еще женщин не знаете. Ведь она  решила  рас-
топтать богдановским изобретением мужа, понимаете, Толя?  Ей  мало,  что
бросает - нет, она желает еще и уничтожить. Но разве ж  так  Разгледяева
уничтожишь! - с искренним сожалением закончил Мозговой.
   - Так, пожалуй, вряд ли, - задумчиво сказал Ермолаев.
   У него из головы не шло чудовищное предположение об убийстве  профес-
сора.
   - Все, уже поздно, я пошел спать. - твердо сказал Толя.
   - Неужели вы... вы вот так вот просто пойдете спать? -  чуть  уже  не
корил Мозговой.- Неужели вам не жаль инженера?
   - Я пошел спать, - невозмутимо повторил Ермолаев.
   Что ж, до свидания, до лучших, так сказать, времен, - на лице  Мозго-
вого появилась едва заметная, еще очень не смелая, казавшаяся еще минуту
назад совершенно невозможной, снисходительная улыбка.

   Дети звезд

   Когда на квартире инженера появился Доктор и со слезами радости сооб-
щил об открытии спутника, Богданов лишь слегка прищурил глаза и спокойно
сказал:
   - Иначе и быть не могло.
   Гоголь-Моголь, наоборот,  пришел  в  невообразимый  восторг.  Он  как
мальчишка бегал по кухне, подпрыгивал, размахивая руками, тряс  инженера
за плечи, выкрикивая разные хорошие слова в его честь, вообщем радовался
безмерно, будто это не инженер, а он сам предсказал спутник.
   - Люди, люди, - взывал он, - есть правда на  свете,  а!  Есть  высшая
справедливость, туды ее в качель! Ну как же  так,  вот  судьба-злодейка:
еще вчера в грязи, растоптан, унижен, почти во второй  сорт  произведен,
чуть ли не графоманом назван, и на тебе - вдруг  такой  полет,  ай-я-яй,
высоко же ты взлетел, нас, наверно, маленьких человечков,  оттуда  и  не
разглядеть? Ну, ну, я же шучу, я так, для образности, для пространствен-
ного восприятия твоего научного подвига, я же знаю тебя - ты наш,  Коля,
наш, полностью, что там медные трубы, понимаешь, мы и не такое  стерпим,
дай я тебя поцелую.
   Гоголь-Моголь полез лобызаться. Инженер не сопротивлялся, только доб-
родушно улыбался и разводил руками, мол, я старался и все.
   - А эти, горе-ученые, официальные апологеты, как они в ту самую  лужу
и сели! -  Гоголь-Моголь  сделал  отвратительную  гримасу.  -  Захватили
власть, сукины дети, не тебе в журнал, ни на радио-телевидение, сидят по
редакциям, толстые зады наедают под покровом научной  тайны,  мнят  себя
благоустроителями Вселенной. Вот они-то и  есть  дети  отцов-теоретиков,
непроверенных научным опытом гениев и пророков, самых  что  ни  на  есть
кровавых графоманов...
   Гоголь-Моголь еще долго не мог остановиться: он  кого-то  призывал  к
ответу, угрожал кому-то, размахивал в воздухе кулаками, потом опять  ша-
рахался в область необузданного  оптимизма.  Доктор,  обычно  занимавший
критическую позицию по отношению к утописту, сейчас совершенно раслабил-
ся и с тихой радостью сидел в углу, покуривая пролетарский Дымок.
   Потом вернулась Елена. Под напором  ошеломляющих  новостей  никто  не
спросил ее, где она так долго была и  почему  несмотря  на  обрушевшееся
счастье из ее глаз не исчезла в тот же миг какая-то глубокая непреодоли-
мая печаль. Впрочем, все это было не так уж определенно; и она смеялась,
и она говорила хорошие слова, и всячеки настраивалась на праздник. Более
того, она даже объявила сейчас же банкет, отмененный в связи со  вчераш-
ней кутерьмой. На скорую руку соорудили стол и завертелось веселье: выс-
тупали, смеялись, закусывали шампанское антоновскими  яблоками,  ужинали
шпротами и консервированным болгарским перцем. Инженер  рассказал  инте-
ресную историю.
   - Вот Гоголь говорит, железа много в яблоках, а откуда оно в яблоках?
   - Как откуда? Из почвы, естественно, корнями вытягивается, по  стволу
по ветвям в яблоко попадает, а после я его  откусываю,  -  Гоголь-Моголь
откусил яблоко, - и внутрь заглатываю, и в себе растворяю,  -  улыбнулся
утопист.
   - Правильно, растворяешь. Ну, а в почве откуда  железо?  -  настаивал
Богданов.
   - Накапливается от времени, из отходов разных, металлолома,  вон  во-
допровод, знаешь как гниет-ржавеет. У нас недавно прорвало,  так  неделю
горячей воды не было, а без воды...
   - Подожди, про воду еще поговорим,  -  мягко  перебил  инженер.  -  А
раньше, когда водопровода не было?
   - До римской империи, что ли?
   - Например.
   - Хм, - Гоголь-Моголь задумался, - в земле залегало, в природном сос-
тоянии. Но ты, конечно можешь спросить, как оно в землю попало, -  упре-
дил Гоголь-Моголь инженера. - Так я тебе отвечу, я читал, ты  не  думай,
что я совсем темный, крот подземный. Вся матушка земля наша самопритяже-
нием из первичной материи скукожилась.  Там,  правда,  много  неясностей
насчет, астериидов...
   - Астероидов, - поправил инженер.
   - Да, да, именно, астероидов, сам академик Отто Шмидт  теорию  разви-
вал.
   - Положим, теория-то дутая, но дело не  в  том.  Самое  интересное  в
прошлом году открыли. Вселенная наша оказывается горячая и  вначале  вся
была из водорода с примесями, но никакого железа! А железо потом  уже  в
звездах наплавилось и значит Земля наша и мы как бы из  вторичной  мате-
рии. И это самое железо, которое мы с яблоками глотаем и  которое  потом
растворяем, прежде обязательно было в какой-ниб