юсь, не могу сформули-
ровать, потому что сам перед ней виноват.  Ах,  как  виноват,  от  этого
очень нехорошо мне, я все время сомневаюсь теперь, что же я делаю...  но
видно такая судьба.
   Последние слова Богданов говорил уже куда-то в пространство. Толя Ер-
молаев не понимал, зачем все это ему рассказывают, да еще в такой стран-
ной манере - обращаются кажется к нему, а  говорят  для  совсем  кого-то
другого. Но была в словах этого немолодого человека какая-то  сила,  на-
верняка не связанная с их смыслом, а больше с интонацией и настроением.
   - Знаете, меня любить глупо и невозможно, я неудачник, у меня  ничего
нет и все кувырком. Вот квартира, правда, есть, да и то  не  моя  заслу-
га... если бы не мама... Да и ее нет теперь. А я ведь инженер, Анатолий,
не улыбайтесь. Я знаю - вы про табличку вспомнили. Я хороший инженер,  у
меня десятки авторских свидетельств. Но дело даже не в этом, все  это  в
прошлом. Теперь у меня другое, теперь она для меня - все. Мне бы  только
свою работу довести, но без нее не смогу. Я уж давно, лет двадцать назад
задумал это, но сделать, довести - вот в чем вопрос.  Ведь  от  чего  мы
страдаем - то за одно, то за другое хватаемся, а довести  до  ума  никак
терпения не достает. Здесь уж нужно от всего отказаться, жить только од-
ним и понимать только одно, да трудно это, потому что все спешат, толка-
ются, суетятся, и стоишь как на проспекте рыжей вороной в час пик.  Того
и гляди, столкнут или наступят, потому что никто не понимет, зачем  надо
останавливаться. А она понимает, она одна и поняла.
   - А кто она вам? - спросил Толя.
   Инженер непонимающе посмотрел на Толю.
   - Елена? Я же говорю, она для меня все.
   - Нет, я конкретно имею в виду.
   - Да она соседка моя, живет напротив, - ответил Богданов, будто прео-
долевая некстати возникшее препятствие. - Вы, Анатолий, еще очень молоды
и вам кажется, что жизнь так же велика, как окружающий  мир,  в  котором
она будет развиваться. Нет, я не в тривиальном  смысле  говорю,  вы  это
поймете, я знаю - потом. Это каждый  нормальный  человек  может  понять,
жизнь коротка не потому, что мы мало живем, но потому, что многое можем.
Однажды вы поймете, что в голове вашей вызревает столько  всего,  и  все
это в принципе воплотимо, но только времени для  всего  нет.  Это  очень
неприятно осознать, и первое, что хочется  -  все  бросить,  плюнуть  на
все... а Елена, что же, - вдруг перескочил Богданов, - если бы  не  она,
я, может быть, так и поступил. Опять пошел бы в КБ. Ну, теперь  уж  нет,
теперь то я доведу. Лишь бы мне одно преодолеть. - Глаза его стали  сов-
сем печальными, будто над ним нависло какое-то тяжелое невыполненное за-
дание. - Очень это важно, и сегодня в институте все потому так глупо по-
лучилось, оттого, что я опять в это поверил, но сейчас не надо,  не  бу-
дем... Я знаю, Елена здесь мне поможет, только ей  ничего  нельзя  гово-
рить. Анатолий, я ее уж лет пять знаю, с тех пор, как они с мужем  посе-
лилсиь в нашем доме, да, пожалй, пять лет и будет. Как они подходят друг
другу, то есть теперь уже надо говорить - подходили. Ей-богу, он  краса-
вец, высокий, почти как вы, Анатолий, да чуть пошире. Правда, раньше ма-
ло внимания обращал на них, как-то не до того все было, но  и  то  я  их
приметил и даже, знаете, зависть просто брала, до чего  люди  ладно  жи-
вут... - инженер виновато улыбнулся. - Теперь вот разводятся через  суд.
Он ни в какую не хочет, ходит все, уговаривает, а она нервничает.  Кста-
ти, вот и завтра обещал придти. Ох, плохо это все кончится, скандал  мо-
жет быть, а ей сейчас нельзя нервничать. Я знаю, так бывает, если в тебе
что-то поселилось и грызет тебя, вроде как нарыв, тут бы  прогреть  его,
терапию применить, все глядишь и рассосется, а не то потеряешь  контроль
над собой. Ей нужно обязательно все это пережить, переболеть, а не то...
- Богданов опять прервался, казалось, что он воздуху набирает и  собира-
ется куда-то нырнуть. Толя почувствовал это, весь замер и  сам  перестал
дышать. Но тут инженер шумно выдохнул воздух, видно раздумал нырять.
   - Я знаю, это может быть смешно, и тем более, что вы  совершенно  как
бы ни причем, и вы можете, конечно послать меня к черту, но у меня к вам
одна просьба. Не отказывайтесь сразу, не подумав, потому что  это  очень
важно, и не для меня, за себя я бы не стал просить, но  для  нее...  По-
верьте, нечасто я о чем-то так прошу, но тут уж никакого выхода нет. По-
нимате, у них послезавтра суд, и следовательно завтра последний день,  и
он придет снова уговаривать, он точно придет, он очень  обязательный,  и
если он сказал, что придет, то уж поверьте - придет. Это у него  послед-
ний шанс.
   Толя совершенно не представлял, куда клонит хозяин.
   - Он даже время всегда скажет до минутки, и точно придет. Но я  боюсь
она не выдержит и что-нибудь сотворит. В общем, поверьте - мне не к кому
больше обратиться, знакомых таких нет, да и знакомые здесь  как  раз  не
подходят. Вы только побудете там, пока они разговариваю,  ну  чтобы  все
мирно, по-людски...
   - Не понял, что же, вы мне предлашгаете придти? - недоумевая, перебил
Толя. - Мне? Не понимаю.
   - Вот я так и думал, что вы удивитесь, но скажите, что же делать?  Не
мне же, в само деле, при их разговре свидетелм быть, ведь все из-за  ме-
ня. Прошу вас, согласитесь. Вы не думайте, что раз она с вами так  гово-
рила, то уж вы и не поладите. Я с ней поговорю и  она  все  поймет.  Вам
всего-то часик побыть, и уж совершенно обязуюсь впредь ничем не беспоко-
ить. Я вижу, вы можете все понять, вы добрый,  Анатолий.  Вот  и  сейчас
терпите, потому что вы добрый... и не стесняйтесь этого.
   Толя окончательно запутался. Ему казалось, что эта квартира,  и  весь
разговор, и эти люди - все это сплошная мистификация, в том смысле, раз-
ве можно так с незнакомым человеком поступать. Он решил более  здесь  не
оставаться и под любым предлогом уйти.
   - Хорошо, я приду. Куда и когда?
   Богданов, однако, совершенно не удивился своей легкой победе  и  при-
нялся растолковывать детали:
   - Завтра в шесть, приходите прямо к ней,  квартира  напротив.  И  по-
верьте, что вы меня, то есть нет, не меня - ее, ее спасаете. Всего  лишь
одно одолжение, я вам за него, - Богданов стал оглядываться, - я что хо-
тите...
   Нет, нет, ничего не надо, что вы, - отказался Толя. - Теперь я ухожу.
   Инженер засеменил за ним, открыл дверь и уже вослед  уходящему  гостю
прокричал:
   - Завтра в шесть!
   Толя покидал громадный серый дом с намерением никогда сюда не возвра-
щаться.

   Операция "сирень"

   На следующий день в отделе профессора Суровягина  начали  происходить
странные вещи. Ни свет ни заря появился сам Петр Семенович и спросил Ка-
лябина. Калябина, появлявшегося обычно раньше всех, не было  и  Мозговой
предположил:
   - Наверное, он рукопись графомана чехвостит.
   - Да какое там чехвостит, - нетерпеливо возразил профессор,  -  Руко-
пись у меня, а он прохлаждается.
   Это "прохлаждается" было совершенно  не  харатекрно  для  профессора.
Нет, он был явно взволнован, что вскоре неопровержимо подтвердилось.
   - Если он так срочно нужен, может быть позвонить домой?  -  предложил
Толя.
   - Позвоните, - ухватился профессор.
   После разговора с супругой  Калябина,  выяснилось,  что  Виталий  Ви-
тальевич внезапно захворал острым респираторным заболеванием и в ближай-
шие дни будет на бюллетене.
   - Ох, не нравится мне все это, какое,  к  черту,  острое  респиратор-
ное... - профессор от досады уселся за стол младшего научного сотрудника
Бирюлевой, бывшей третий месяц в дектрете.
   - А что собственно произошло? - голосом сочувствующего человека спро-
сил Мозговой.
   - В академию поступило письмо, будто ваш покорный слуга,  замалчивает
величайшее открытие, поскольку оно противоречит его собственной  теории.
- Суровягин одарил подчиненных оскорбленным взглядом.
   - Кто же возвел такой поклеп? - возмутился Мозговой.
   - Письмо, конечно без подписи, - профессор досадно махнул рукой, при-
нужденный объяснять само собой разумеющееся.
   - Не волнуйтесь, Петр Семенович, сейчас не  то  время,  что-бы  из-за
анонимок...
   - Что значиит - не то? - пребил профессор. - Какое это такое  не  то?
Что значит не то? Да вы понимаете чьи это козни?
   - Действительно, кто ее написал? - вдруг задумался Мозговой.
   - Да кто написал - понятно, написал, конечно сумасшедший, а вот  воп-
рос: кто раздувает скандал?
   Наступила напряженная пауза. Профессор что-то вспоминал  или  обдумы-
вал. Во всяком случае, Мозговой и Ермолаев, затаив дыхание, ожидали про-
должения.
   - Настаивают на публичном обсуждении рукописи,  хотят  спектаклей,  с
осуждением и присуждением. - Профессор опять задумался. -  Только  я  не
понимаю, почему этот пресловутый Богданов, не дождавшись нашей рецензии,
письма строчить начал? Вообще, кто он такой? Кажется, инженер?
   - Подписано было - инженер, - подтвердил Мозговой.
   - Какой нибудь технарь-самоучка, - язвил профессор. - Вот и занимался
бы своей техникой и не лез, куда не просят.  Все  гении,  понимаешь  ли,
каждый великую теорию желает изобресть. И что же за люди такие? Я  знаю,
есть такая порода, с пятого на десятое прыгают... Да,  но  почему  такая
реакция? Эх выяснить бы, где он работает,  и  сообщить  его  начальству,
пусть разберуться, но как же это культурно сделать?
   Толя Ермолаев тоже разволновался.
   - Что вы ерзаете, Ермолаев? - спросил профессор.
   - Видите ли, Петр Семенович, я был вчера у Богданова дома, - огорошил
начальство Анатолий. - Я даже не хотел говорить, потому что все  получи-
лось случайно...
   - Стоп, стоп, стоп, - перебил профессор, - расскажите все  по-порядку
и чтобы самым прецизионным образом.
   Выслушав краткий отчет Толи Ермолаева, профессор быстро оценил обста-
новку, и  в  его  многоопытном  мозгу  тут  же  созрел  план  дальнейших
действий.
   - Вы, Ермолаев, пойдете к инженеру и узнаете, где он работает, а  вы,
- он обратился к Мозговому, - наведете справки в психдиспансерах, нет ли
у них на учете нашего гения. Вот такие будут указания, -  докончил  про-
фессор и вышел из комнаты.
   - Начинается детектив, - радостно потирая руками, заявил Мозговой.  -
Давайте, Толя, приступим к выполнению операции. Кстати, назовем ее "Опе-
рация сирень".
   - Почему сирень? - недовольно спросил Толя, раздосадованный  заданием
профессора.
   - А черт его знает! Хе-хе, - засмеялся Мозговой.  -  Звучит  красиво.
Шучу. Разве вы не заметили, Толя, что рукопись Богданова пахла сиренью?
   Толя с недоумением посмотрел на Мозгового.
   - Да, именно сиренью. А я вам открою по секрету - наш профессор сире-
ни не переносит, - Мозговой подмигнул. - Поэтому в  мае-июне  он  всегда
старается в командировку куда-нибудь подальше. Эх, май, июнь! - Мозговой
мечтательно закатил глаза. - Это наша весна. Ну ладно, не  будем  отвле-
каться. Ситуация очень серьезная. Надвигается юбилей  Петра  Семеновича,
не за горами выборы в академию, и вдруг - этот изобретатель. Тут все мо-
жет быть испорчено. Знаете, Толя, как бывает: все вроде  нормально,  все
катится как по маслу, и вдруг маленькое препятствие, щепка на дороге,  и
пошло все под откос со свистом. Кстати, как вам изобретатель показался?
   - Да я не знаю, - пожал плечами Толя, - немного нервный.
   - Нервный, - Подхватил Мозговой, - ну, это еще ни о чем  не  говорит.
Все мы нервные. Поди, про свою теорию вам толковал?
   - Да нет, про это мы вообще не говорили.
   - Странно, обычно такие обожают чего-нибудь из своих изысканий  доло-
жить. И особенно не любят, когда их перебивают или еще хуже - не  слуша-
ют. Был такой случай несколько лет назад. Тоже появилась рукопись,  сна-
чала ходила по институтам, ее, естественно, шпыняли туда-сюда,  в  конце
концов изобретателю надоело, и он подался в высшие  инстанции,  прямо  в
президиум Академии наук. Ну, люди там серьезные, занятые,  не  выдержали
да и послали его ко всем чертям, в письменной форме,  конечно,  интелли-
гентно. Все вроде и утихло. Прошло некоторое время, появляется в  прези-
диуме человек и спрашивает на вахте, где, мол, такой-то секретарь акаде-
мии принимает (этот секретарь письмо и подписывал). У него, естественно,
спросили, вы, мол, по личному вопросу или по служебному? Тот отвечает  -
по личному. Как раз в этот день по личным вопросам и принимал секретарь.
Посмотрели на него, вроде так выглядит нормально, в руке скрипку держит,
ну и пропустили. Посетитель очередь спокойно выстоял, зашел в кабинет  и
спрашивает: вы, мол, такой-то,  письмо  подписывали?  Секретарь-академик
(кстати, смешно как звучит, будто птица секретарь), да, вот, значит, эта
птица, ничего не подозревая, и признается, что, мол, да - я  подписывал,
и приглашает гостя садиться. А гость не садится, кладет на обитый  зеле-
ным сукном стол ящик, открывает его, достает оттуда двустволку и, не об-
ращая никакого внимания на возражения секретаря, в него из двух  стволов
и пуляет. Заряд кабаний и, конечно, насмерть. Вот такой поворотец, Толя.
Вот какие люди нервные пошли.
   - Неужели вправду убил? - недоверчиво спросил Толя.
   - Натурально. С тех пор специальное распоряжение вышло всех  графома-
нов на психучет ставить. Профессор правильно сообразил, нужно  проверить
вашего Богданова - может, он по канадчиковым дачам отпуска проводит.
   - Почему "вашего", никакой он не мой, - возмутился Толя.
   - Это я так, к слову, не обижайтесь. Да что вы от  него  отрекаетесь?
Может быть, он вовсе нормальный человек, - Мозговой хитро  улыбнулся.  -
Вдруг и вправду десятый спутник существует? Что тогда?
   Толя непонимающе посмотрел на Мозгового.
   - Шучу, шучу, - успокоил его Мозговой, - конечно, все  бред,  буря  в
стакане, смятение чувств. Вот посмотрите, этот инжинер  еще  выпрашивать
чего-нибудь начнет за свое великое изобретение. Так и  знайте,  квартиру
отдельную попросит у государства для обеспечения нормальных условий  ра-
боты на дому.
   - Не попросит, - возразил Толя, - у него есть квартира.
   - И квартира есть?! Гм-м. Ну, тогда уважения, славы потребует,  да-а,
чинов и званий. Ну, уж этому не бывать, мы не позволим, - Мозговой  пох-
лопал по плечу Толю Ермолаева. - Давайте, Толя,  за  работу,  наше  дело
правое, и еще не зацветет сирень, как мы разделаемся с  гнусным  инжене-
ром.
   Мозговой принялся звонить в психдиспансер. Однако по телефону  ничего
узнать не удалось, и ему пришлось самому выехать и на месте  разбираться
с бумагами. В этот день он больше не появлялся на работе.  Толя,  остав-
шись в одиночестве, стал обдумывать свое глупое положение и вначале даже
решил пойти к профессору и отказаться от поручения, но застеснялся. Поп-
робовал работать - не получилось. Тогда он начал бесцельно  шататься  по
институту, заходя то в одни, то в другие двери. Так он попал к  теорети-
кам. Те напоили его чаем и даже выслушали насчет единой теории  физичес-
ких полей. После невразумительного Толиного лепета, теоретики Шульман  и
Буров объяснили, что единая теория - дело далекого будущего и  посовето-
вали начать с полного курса теоретической физики. Толя  поблагодарил  их
за консультацию и побрел блуждать дальше. Но все эти действия  не  могли
остановить время, приближался конец рабочего дня, и в Толином мозгу  все
громче и громче звучал голос Богданова: "Ровно в шесть".

   Посвящение

   Ровно в шесть Толя обреченно позвонил  в  квартиру  соседки  инженера
Богданова. Еще никогда в жизни Ермолаев не  производил  такого  сильного
впечатления на окружающих. Эффект был безусловный.  В  широко  раскрытых
глазах хозяйки наряду с глуповатым извиняющимся Толиным лицом, обрамлен-
ным неяркими контурами лестничной клетки, отразилось  самое  что  ни  на
есть неподдельное восхищение.
   - Вы пришли? - вскрикнула Елена и зажала рукой рот.
   Толя виновато пожал плечами.
   - Вот это фрукт! - все-таки не выдержала Елена, приглашая гостя  вой-
ти. - Ну, идите же. - Его слегка подтолкнули, и он  деревянной  походкой
протопал в комнату. - Эй, постойте же, - его окликнула хозяйка, - может,
разденетесь все-таки? Ну какой же вы смешной!
   Толя опять вернулся в прихожую, позволил с себя снять пальто, разулся
и влез в вовремя подставленные тапочки.
   - Пойдемте, - Елена взяла его за руку, отвела в гостиную и усадила  в
мягкое кресло.
   - А где... - начал Толя, оглядываясь по сторонам.
   По сторонам было по-семейному уютно.
   - Мой муж? - докончила Елена. - Коля  все  перепутал,  муж  придет  в
семь, а не в шесть. Но вы-то какой? Не ожидала, честно скажу, не думала,
что придете. - Елена поправила серебрянную стрекозу наскоро заколотую  в
пышных волосах. - Ох, молодец, Анатолий, ведь вас Анатолием зовут? - То-
ля мотнул головой. - Боже, какая прелесть, какой  экземпляр,  а  стесни-
тельный какой! Прелесть, прелесть, прелесть. Нет, не думайте, я не  каж-
дому такое говорю, не каждый ведь так сподобится. Ой, что за слова у ме-
ня лезут, - она положила руку на грудь. - Вы  ведь  мне  не  понравились
вчера. Ох, думаю, крысенок научный, такой, думаю, бумажный  червячок.  А
вы вот какой, пришли совершенно незнакомому человеку помочь, будете  те-
перь меня охранять. Нет, все-таки Коля удивительно чувствует людей.  Го-
ворит мне: придет, обязательно придет. Я даже с  ним  поспорила,  коньяк
проиграла. Французский, Разгледяев из Парижа привез летом. Вам  проигра-
ла. Мы так и договорились: если придете, то я вас коньяком угощать буду.
А что, и буду, - Елена достала из бара нераспечатанную бутылку роскошно-
го "Наполеона" и хрустальные рюмки. Потом она  умело  раскрыла  бутылку,
принесла лимон, разлила и подала гостю.
   - Ну что, за вас? Давайте выпьем.
   Они чокнулись и Толя залпом опустошил рюмку. Елена, заметив это, ска-
зала:
   - Браво, к чему эти западные штучки, - и последовала Толиному  приме-
ру.
   Рюмка коньяка пришлась гостю весьма кстати. Но для полной  кристалли-
зации хорошо было бы еще одну. Словно угадав  его  мысли,  Елена  налила
еще. И со словами "есть все-таки польза от Разгледяева" они чокнулись  и
повторили ритуал.
   - Разгледяев - это кто? - вдруг спросил Толя.
   - Муж.
   Толя поперхнулся лимонной долькой. Елена, смеясь,  принялась  стучать
ему по спине.
   - Ну, муж, ну что же, не  пропадать  же  продукту,  -  объяснила  она
сквозь смех.
   "Бред какой-то", - подумал Толя и, расслабляясь, откинулся на  спинку
кресла.
   - Коньяк отличный, душу согревает, почти как водка. Правда? - спроси-
ла Елена. На ее щеках появился легкий румянец. - Ну,  что  вы,  защитник
мой, молчите? Не волнуйтесь, мой муж очень интеллигентный  человек,  все
будет в лучшем виде. Драться вам не придется, может, так, слегка постре-
ляете друг дружку да и разойдетесь. Вон у меня и ружье есть,  охотничье,
так что не волнуйтесь.
   - Двустволка? - спросил Толя.
   - Что? А, ружье. Да, два таких огромных жерла, - она развела  ладони,
показывая размеры стволов. - Ой, опять я вас пугаю. А следовало бы чест-
но признаться: ваш приход - это выдумка Коли. Он все переживает за меня,
а я совершенно спокойна, только Разгледяева видеть не хочу. Не знаю, как
я докатилась до такой жизни... Вы уж не уходите теперь, - попросила  хо-
зяйка, - может быть, так лучше будет. Я его послушаю и даже ничего гово-
рить не буду, и спорить не буду. Давайте еще коньячку, а, для храбрости?
   - Нет, спасибо, - отказался Толя, - пока не хочу.
   - Ну ладно, выпьем еще. Анатолий, сколько вам лет?
   - Двадцать четыре.
   - Да-а, - удивленно протянула она, - так вы старше  меня,  а  с  виду
просто студент, второкурсник. Все равно еще очень молодой. А я  вот  уже
развожусь. Но, знаете, Анатолий, жить только начинаю сейчас, только  по-
нимать стала, что значит - жить, и от этого себя уидела. Боже, что я бы-
ла! Отвратительная девчонка, как я могла с ним столько  лет?!  Я  теперь
себя ненавижу, но счастлива ужасно, что все наконец  кончается.  Ведь  я
существо конкретное, но об этом