ыть в рамках любого уста-
новленного порядка. Без вас нарушается не только порядок, но и его собственная
карьера..."
                                                         ***
     Теплоход стоял на рейде в тени огромных чёрных скал в снеговых вертикальных
полосах. Валерий не находил себе места и едва сдерживался, чтобы не спросить,
станут ли к причалу, или погрузка угля будет с лихтеров. Но "чиф" - старпом сам
подошёл к нему: "Боря, при швартовке сделай так, чтобы нас не протянуло за вон
тот пакгауз, а то потом тебе же рубку до самого Мурманска от угля чистить. Ветер
видишь откуда? Конец кидай вон к тому кнехту."
    Под погузку стали под вечер, который и в Арктике когда-то впервые наступает,
чтобы потом превратиться в вечную ночь. Одновременно спустился с гор сырой
промозглый туман, завыл портовый ревун. Валерий влетел на мостик и взглянул
оттуда на бак: не видно было не только брашпиля, около которого они с Майей
собирались перелезть через фальшборт, но и фокмачты. Работы остановились из-за
тумана, краны замерли. Команда и комсостав ужинали, Майя улыбалась всем в
кают-компании, подавая компот. Потом сказала второй буфетчице, что разболелась
голова и надо пройтись, оделась и вышла в туман, едва находя дорогу вдоль борта.
Она прямо натолкнулась на Валерия, стоящего у фальшборта на баке. Он вгляды-
вался в темноту, пытаясь определить, нет ли пограничника у кнехта. "Бережённого
Бог бережёт," - пробормотал он вдруг и исчез во мраке. Майя растерянно вглядыва-
лась во тьму вокруг, когда у трапа раздался звон разбившейся бутылки и крики на
причале. Тотчас загрохотал сапогами кто-то под самым баком, лязгнули затворы
автоматов. И почти тотчас примчался Валерий. Он стремительно связал Майе кисти
своим шарфом и  подставил ей свою шею так, что девушка повисла у него за спи-
ной. "Держись за мои плечи. Старайся не давить на горло, а то оба улетим вниз. Ну,
Маечка, пошли..." Они перелезли за фальшборт. Он дрожащей ногой нащупал неви-
димый в темноте швартовный канат, встал на него, держась ещё руками за скольз-
кий холодный борт судна, потом присел, охватил канат руками и ногами. Майя,
обмирая от страха, повисла над невидимой чёрной водой водой на его плечах, вло-
жив все свои силы в сжимающие реглан пальцы и ногти. Шаг за шагом они сдвига-
лись к уже чуть видимому черному мокрому причалу. Пограничники галдели у
трапа, где был скандал с участием капитана и первого помощника. Туда, едва про-
бивая ледяной туман, светили  прожекторы с крана и с судна. Майя стала на колени
на скользкий кранец и лихорадочно вскарабкалась на твердь причала. Валерий
быстро развязал ей руки и увлёк за собой во тьму. Они нырнули в проём между
контейнерами, пробежали до конца штабеля и упёрлись в белый бетонный забор. По
его кромке была колючая проволока и поблёскивали изоляторы тока высокого
напряжения - граница на замке, враг не дремлет. "Как же мы?.. - жалко шепнула
Майка. - Поймают... замучают..." Тут работают советские люди, - уверенно сказал
Валерий. - А они все воры. А потому в заборе должна быть дыра. Пошли..."
      Дыра была тщательно замаскирована ломаными ящиками. Беглецы быстро,
отдёргивая руки от острых гвоздей, разобрали кучу, легли на мокрый бетон и про-
сочились за забор. "Неужели мы за границей? - Майя принялась целовать грязное
лицо Драбкина. - Господи, пронесло..." "Ничего не пронесло, - сурово ответил он. -
У администрации угольных копей договор с МГБ - выдавать беглецов. Иначе забор
был бы без дырок..." "Что же делать?" "Прежде всего почисть меня, а я тебя. Сой-
дём пока за жителей советского посёлка." "Пока? А потом что?.." "Видишь вон тот
причал? Это для норвежских рыбаков. Рыбаки любят деньги больше, чем своих
советских соседей. Пошли. Да не спеши ты, мы же местные, гуляем себе по посёлку,
вот рыбку свежую у норвегов идём купить..."
     На чёрном причале тошно пахло рыбой и сильно раскачивалось и скрипело
чёрное же судёнышко с крестом на флаге. По пирсу ходил советский пограничник.
Они скользнули в канаву, заползли под мостик. Здесь Майя сосредоточенно выслу-
шала Валерия, дождалась, когда солдат повернулся к ним спиной, выбралась на
дорогу и решительно подошла к пограничнику: "Товарищ сержант... - взволнованно
начала она, - там человек прячется во-он под той лодкой. Вдруг беглец... Я обратно
одна боюсь идти. Вы меня не проводите?" "Беглец? - глаза белобрысого парня по-
охотничьи загорелись. Вот он - случай, награда, отпуск. - Вы тут лучше постойте,
вдруг он вооружён. Я его мигом..." И побежал к перевёрнутой лодке на песке, сдёр-
гивая с плеча автомат. Тотчас Драбин выскочил из канавы и, схватив Майю за руку,
побежал к сходням судёнышка. Бородатый седой норвежец молча посторонился,
пригнул им головы за фальшборт и вернулся к сходням на корме. Пограничник уже
летел обратно. "Дед! Тут... девка была, фрёккен, не видел?" - хрипло спросил он
вахтенного. Тот равнодушно пыхнул трубкой и сказал: "Я не понимает... русский."
"Во, падла, - прошипел пограничник и стал бегать вдоль берега, заглядывая под
лодки и под мостик над канавой. - Ну, попадись ты мне... Шу-точки со мной шу-
тит..." Майя и Валерий поползли к рубке. Норвежец открыл им дверь, впустил в
чужое глухое тепло и свет коридора, показал пальцем на трап и вверх и вышел к
сходням, где волком рыскал пограничник. Такой же бородатый, но молодой офицер
спокойно принял деньги, проводил беглецов в узкую каюту и тотчас дал сигнал в
машинное отделение. Матрос поднял сходни, приветливо помахал огорчённому
пограничнику. Рыбацкая шхуна вышла на свой промысел в море от своего норвеж-
ского берега. И кому какое дело до целующихся в тёплой каюте русских?.. Проезд
щедро оплачен до Лондона.
                                                    ***
       Бешенная активность Ясиновского была вознаграждена. Борис держал в руках
отчёт с прилагаемым проектом опытного образца. Отчёт утверждал Сакун, выпуска-
ли Драбин и Ясиновский, как основные авторы махолёта. В разработке идеи участ-
вовали некто Пухин и Дубовик в числе ещё десятка научных сотрудников. На чер-
тежах же, которые единолично вчерне разрабатывал Виктор Семёнович и которыми
так гордилась в отдельном подвале его жена Тамара,  фамилия Дубовика вообще не
поместилась в угловом штампе. Только Сакун, Драбин, Ясиновский... После сканда-
ла добавили Пухина консультантом. Рассеянный, вечно занятый и неуживчивый
Дубовик почти не публиковался, а потому в перечне литературы не было ссылок на
его работы, только перечень монографий и статей Драбина и Ясиновского, не
имевших к махолёту ни малейшего отношения. Даже в авторском свидетельстве
фамилия Дубовика была где-то пятой, а потому было честно указано, что махолёт
выполнен по оригинальному советскому изобретению Драбина, Ясиновского и
других... "Сочтёмся славою,- отшучивался Борис от Пухина. - Пусть сначала поле-
тит."
      Во всех этих лихорадочных буднях Борис вообще забыл, что он не Драбин. И
дома, где он весело отругивался от соседей, и в институте, где он ходил в героях
грядущей победы ЦНИИПМФа, этого никчемного доселе искусственного научного
образования, он уже стал копией самого себя, даже стал покрикивать на Дубовика и
Пухина, игнорировать бедную Галочку, смотревшую на него так влюблённо, что ей
стали делать замечания львицы отдела. В этот момент вдруг позвонила Римма, о
которой он начисто забыл было. Она так и не появилась с тех пор. То ли её парень,
естественно, отказался обсуждать с посторонними свои интимные проблемы, то ли
сами проблемы не менее естественно исчезли, но общения с "новым папочкой" не
возобновлялось. И вот они появились в его гостиной, когда он весь был в пробле-
мах махолёта. Появились во всём великолепии погон, кортика, новенькой шинели,
мехов и замши новобрачной маленькой супруги. За ними просунулись в комнату
высокие сталинградские родственники новоиспечённого мужа и офицера флота,
включая солидного рыжеусого речного волка в фуражке. Потом к Борису неловко
подошла и поцеловала его в губы, к его немалому удивлению, невысокая женщина с
кукольными голубыми глазами. Он во-время разглядел за ней серую шинель и
папаху полковника танковых оккупационных войск и сухо поцеловал руку бывшей
жене Валерия Алексеевича Драбина. Гости вывалили чуть ли не на чертежи махолё-
та бутылки и закуску. Были тосты, поздравления, "горько" и пожелания умереть
через сто лет в один день. Муля-Римма-Ирма вела себя несколько пришибленно и
отстранённо, со страхом поглядывала на папочку с мамочкой. Последняя демонст-
ративно не отлипала от новенького полковничьего погона и больше к Борису не
приближалась. Лейтенант с подозрением на импотенцию грохотал басом, попыхи-
вал трубкой и похлопывал жену по тощей спинке. Когда были выпиты основные
бутылки, Римма отвела Бориса к окну и робко сказала: "Папа, ты не сердись, но это
не свадьба, а просто ради тебя собрались... Свадьба у нас через час в "Октябрьском",
но бабушка..." Вот он, случай, подумал Борис и решительно отвёл руки обнимавшей
его племянницы-"дочери". "Товарищи, - юбилейно начал он. - Мне тут было сказа-
но, что на свадьбе моей единственной дочери я - лишний! Что моя уважаемая тёща
не желает... Так вот я прошу вас всех! Немедленно! Убираться - ВОН!! Вон! К её
бабушке!!" Все почему-то не обиделись, заторопились и стали просачиваться к
вешалке в общем коридоре. Молодые задержались в двери комнаты: "Папочка, -
счастливо плакала Римма. - Наконец-то я теперь знаю, что это всё-таки ты! Серё-
женька, всё вздор, что мы с мамой тебе говорили, его не подменили! Это он - мой
самый любимый с детства враг, мой нелепый глупый папка!.." "Полярное - до вос-
требования, " - пробасил лейтенант, крепко пожимая Борису руку.
                                                             ***
        На испытания прототипа махолёта собрался, казалось, весь огромный коллек-
тив института. На взлётно-посадочной площадке Комендандантского аэродрома
стояла внушительный бетонный куб и тарахтел вертолёт. Рядом стояло нечто, укры-
тое брезентовым чехлом. Борис с трибуны заканчивал доклад о махолёте, уверенно
ориентируясь в непреодолимых недавно терминах. В толпе блестел очками Дубо-
вик, бледный до синевы. Рядом грыз спичку не менее бледный Ясиновкий. Сакун, не
замечая ни Бориса, ни прочих, солидно беседовал с товарищами из Министерства,
генералами, начальником горотдела МГБ.
      "А теперь позвольте продемонстрировать вам наше скромное достижение, -
закончил Борис. - Прошу вас, товарищ майор." Лётчик-испытатель в шлёме пошёл к
зачехлённому изделию. Рабочие сняли чехол, словно с памятника. Зрители вздрог-
нули все как один. Махолёт казался марсианином. Хрупкий, приземистый, он упруго
стоял на растопыренных чёрных суставчатых лапах, поводя тоже суставчатыми
блестящими алюминиевыми крыльями и закрылками сложной конфигурации. Пилот
сел в кабину и завёл двигатель. Чудовище приподнялось на ногах, прошло несколь-
ко шагов, словно обнюхало усами-антенами бетонный блок, затрещало мгновенно
исчезнувшими крыльями и скромно попятилось на ногах за переделы площадки.
Вертолёт уже поднялся, сбивая со зрителей шляпы и фуражки ветром от несущего
винта, и завис над грузом. "На  гаке внешней подвески номинал для машины мощ-
ностью тысяча киловатт, - произнёс голос Бориса по радио. - В  соответствии с
правилами лётной эксплуатации вертолёт не имеет права поднять больше." Винто-
крылый воздушный кран заревел, напрягся, поднял тучи пыли, от которой все стали
вытирать глаза и чихать. Он с трудом оторвал блок от площадки, пронёс его по
кругу, вернул на место, отцепил, облегчённо взлетел и сел за пределами площадки.
Тотчас снова затрещали всё сильнее и тоньше, переходя в мощное жужжание,
крылья махолёта. Странное сооружение взлетело, поджало под туловище лапы, как-
то боком стремительно подлетело к блоку, хищно схватило его чёрными крабьими
подбрюшными клешнями и стремительно взмыло вертикально метров на сто. "С
ума сошли! - испуганно шепнул МГБэшник Сакуну. - А ну как уронит на нас с такой
высоты... Ведь полторы тонны..." "Не уронит, товарищ генерал, - успокоил его
Борис. - У сцепки с грузом  десятикратный запас силы." Махолёт так же стреми-
тельно вернулся к центру площадки, отцепил груз, сел и боком отбежал к вертолёту.
"Полтора номинала! - крикнул Борис в микрофон. - При той же мощности главного
двигателя, что и у вертолёта. Саша, - добавил он улыбающемуся лётчику, - без
лихачества с грузом. Подними на два-три метра и опусти." Погрузчик уложил на куб
плоский стальной блин и отъехал. Махолёт затрещал крыльями, взлетел куда-то
назад, потом коршуном кинулся к грузу, захватил его, оторвал от земли, поднял,
пронёс по кругу и вернул на место. Кругом аплодировали, кричали ура, Дубовика
уже качали, он только успевал хвататься за очки и вымученно улыбался, падая на
дружески вытянутые руки. "Два номинала!" - крикнул Борис. Погрузчик двинулся в
очередным блином  к грузу. "Отставить! - вырвал у Бориса микрофон генерал МГБ.
Не надо рисковать ни машиной, ни пилотом... Я полагаю, нас всех испытания и без
того убедили?" "Ещё бы! Ур-ра!" - неслось со всех сторон. "Слава советской науке! -
дорвался до микрофона представитель Смольного. - Слава создателям первого в
мире махолёта! Смерть поджигателям войны-инмпериалистам, ура, товарищи!" По
команде Бориса лётчик поднял махолёт в воздух без груза и пошёл выделывать
такие фигуры высшего пилотажа, которые и не снились никакому летательному
аппарату. Когда же он сел сначала на крышу ангара, потом на его стену - циклопи-
ческой мухой, восторгу не было границ. "Мы немедленно запустим махолёты в
массовое производство, - задыхаясь от волнения говорил Министр авиации. - И
пошлём нашим друзьям по всему миру! Оснастим ими нашу палубную авиацию,
оснастим сами махолёты ракетными кассетами! Только мы начали отставать с вер-
толётами, - он покосился на криво улыбающегося генерального конструктора вер-
толётного бюро, - как нам от морфологов такой подарок. Учитесь работать, това-
рищи. Пётр Иванович, считайте, что вторая звёздочка героя у вас уже на груди!" "Я
думаю, - скромно сказал директор, - что награды заслуживают и наши учёные,
прежде всего Владислав Николаевич Ясиновский. Ну и... Валерий Алексеевич Дра-
бин, конечно..."
                                                                 ***
     "Ты первый помощник или штатный дармоед? - визгливо орал за столом салона
комсостава багровый с синевой начальник МГБ угольных копей Шпицбергена.
Капитан, штурманы и механики застыли на стульях у стен, растерянно глядя на
вечно всесильного, а ныне бледного замполита. При других обстоятельствах они бы
порадовались, что кто-то посмел назвать их идеологиеского наставника, наконец,
так метко его истинной должностью. Но сейчас им было не до злорадства - Ты кого,
падла ты вонючая, взял на борт в Певеке? Тебе что, не говорили, что на судне,
идущем почти в загранку, не должно быть никаких семейных пар?" "Так они же не
расписаны, товарищ старший майор, - пытался сохранить культивированную годами
респектабельность комдрессировщик экипажа. - И... что это за тон?  Почему вы
позволяете себе кричать на представителя парткома пароходства, да ещё в присутст-
вии комсостава его судна?.." Майор стремительно перегнулся через стол, цепко
схватил комиссара за густую курчавую рыжую шевелюру и, отведя его крупную
голову назад так, что хрустнули шейные позвонки, изо всей силы ударил его лицом
о стальной корабельный стол. Политический вождь почувствовал, что внутри его
что-то рухнуло с головы до пят, что рот заполнился выбитыми зубами, что губы не
шевелятся, а вместо носа перед глазами зависло тёмное красное мессиво. Знал своё
нехитрое дело старший майор славных Органов, ох и знал... Комсостав замер, капи-
тан весь дрожал, понимая, что его ждёт то же самое, если не хуже. Старпом и боц-
ман, которым непосредственно подчинялись матрос-грузчик Дробинский и буфет-
чица Самсонова, мысленно прощались с семьями. И занёс же меня чёрт на этот
Шпицберген, - уныло думал каждый из них. - Ни отовариться, ни блядей, а бегут как
за границей, оказывается... Начальник МГБ посмотрел на изуродованного комисса-
ра, только что такого холёного красавца, встал и подошёл к мгновенно вскочивше-
му молодому специалисту - судовому радисту, по злому року избранному комсоргом
экипажа. "Самсонова была комсомолкой?" - спросил товарищ из Органов глухо. -
Да или нет?" "Она на учёт не становилась, - лепетал высокий парень с щегольскими
белыми усиками под тонким чувстсвенным носом. - Я полагал, что она выбыла по
достижении..." "По достижении двадцати семи лет? Девка двадцати пяти лет от
роду, поротая в двадцать по суду за хулиганство с садистским уклоном? Ты, пижон
сраный, куда смотрел, когда узнал, что такая мразь на судно нанимается? Небось
имел её вместе с этим жидом, по очереди с обрезанным? Теперь ты никого больше
не поимеешь, я тебе обещаю, красавчик..." Коротким умелым рывком майор двинул
коленом комсоргу в пах. Тот дико закричал и рухнул на палубу, сгибаясь и разгиба-
ясь с прижатыми к низу живота руками. "Товарищ старший майор, - осторожно
сказал седой "дед" - стармех, единственный, сохранивший самообладание при этой
жуткой сцене. - Вам достоверно известно, что они сбежали? Посудите сами, куда
бежать такому бичу, как Дробинский? Да этого дядь Борю весь Певек знал. Он
алкаш, он доллара в глаза не видел. За что бы его норвеги увезли с архипелага? Они
никого даром не увезут. Может быть, он просто по пьянке свалился в тумане за
борт?" "В тумане? - прищурился на него гражданин начальник. - Жид? По пьянке? С
недопоротой русской девкой-садисткой за борт свалился? А потом через дыру в
портовом заборе со своей шалавой попёр прямо на пирс к норвежским рыбакам и с
ними - в море!? И всё это твой дядя Боря сделал спьяну и без долларов? Ты, дед, уже
лагерную баланду хлебал?" "Десять лет..." "Ещё похлебаешь, если будешь нам пуд-
рить мозги. Твой бич был инженер-изобретатель в своём сраном Биробиджане. Он,
может, долларов видел больше, чем вы все тут вместе взятые, если работал на своих
пархатых за кордоном. Гуманизм Лаврентия Павловича нам ещё долго будет боком
выходить. Если бы он после смерти товарища Сталина в июне 1953 не остановил
депортацию на Биробиджане, мы все тут дружно и спокойно пили бы коньяк. И мне
не пришлось бы калечить русских людей за попустительство живым жидам в нашей
интернациональной стране..."
       "А вот я на тебя самого, майор, донесу, - вызверился вдруг весь покрытый
шрамами драчун-боцман. - Ты что при всех нас поносишь светлую память великого
Лаврентия Павловича? И вообще что-то уж слишком ты тут расстарался!.. Это твои
погранцы-засранцы промохали сладкую парочку у причала. Бутылку, видите ли, в
них с борта кинули, нужны они нам! Это у тебя в портовом заборе дыра, а у нор-
вежского причала  фраер вместо солдата! Чего ты теперь на команде отыгрываешь-
ся? Вы все слышали? - не давая помертвевшему товарищу старшему майору опом-
ниться, заорал он вокруг, вытягивая жилистую шею: - Он сказал, что Лаврентий
Павлович, спасший страну от предательства Хрущёва, Жукова и их банды, по его
мнению, снюхался с жидами!  А сам помог еврею и его крале убежать за кордон,
теперь вы все поняли? Мы все подпишем! Да ты, майор, сам с Борькой сговоривал-
ся,  я видел своими глазами и подпишу. Вы шептались с ним у меня на баке о чём-
то. Как бы они нашли дыру в заборе и путь к рыбакам без кого-то из местных?
Товарищи, тут измена!!."
                                                            ***
      Лондон тоже был затянут туманом и совсем не походил на тот капиталистиче-
ский рай, который рисовался Валерию со слов его тайных друзей. Во всяком случае,
там, где их высадил норвежец, была несусветная нищета и грязь. Типичная иллюст-
рация о язвах капитализма к учебникам по истории партии. Беглецы осторожно
пробирались среди трущоб, бездомных, нищих, преимущественно цветных. Вокруг
были какие-то дегеративные рожи, у каждого в глазах был хищный интерес и угро-
за. Майя испуганно жалась к растер