терью?
   - Стал бы, - резко возразил Синджин, и звуки его  голоса  растаяли  в
звонкой тишине комнаты.
   - Синджин, все знают, как часто ты бываешь дома.  Разве  она  уже  не
твоя жена? Ты позволяешь мужчинам добиваться ее расположения? - произнес
Симон, хотя и ему было хорошо известен неписаный закон: ни одна замужняя
женщина не могла стать предметом вожделения уважающего себя  джентльмена
до тех пор, пока у нее не  родится  ребенок.  -  Она,  кажется,  неплохо
освоилась в светских кругах.
   Все понимали, что Симон немного не в себе. Никто из присутствующих не
считал его глупцом. Однако очевидно было и  то,  что  его  бессмысленное
красноречие могло привести к ссоре.
   Синджин  перемешал  карты,  сжал  их  длинными  тонкими  пальцами   и
аккуратно отложил в сторону.
   Каждое его движение было бессмысленно четким и выверенным.  Казалось,
леденящий душу взгляд его поглотил всех. Убедившись, что все  замерли  в
напряженном ожидании, Синджин мягко кивнул:
   - Что же, Джордж, попробуй стать ее кавалером, только сначала  напиши
завещание.
   - Это совет?
   - Да, если хочешь. Я думаю, тебя это не слишком обременит?
   - Ты можешь умереть, подумай, как будет страдать герцогиня, оставшись
одна.
   - У тебя хорошее чувство юмора, Джордж.
   Я, пожалуй, оценил бы шутку, если бы не был так пьян.
   - Какая самонадеянность! Кто знает, как сложится судьба!
   - Что за наивность, Ратлэдж! Я могу с  сотни  шагов  попасть  тебе  в
правый глаз! А ты говоришь - Фортуна!
   - Я надеюсь, что мне поможет Бог!
   - Не рассчитывай! Может, ты и  выстрелишь  удачно,  но  отнюдь  не  с
Божьей помощью.
   - Не тебе рассуждать о Боге!
   - Что ж, выбирай оружие, Ратлэдж, или оставь мою жену  в  покое.  Она
принадлежит только мне Надеюсь, я выражаюсь ясно?! Коснись ее, обмолвись
словом, даже  просто  подойди  к  ней,  и  ты  умрешь  -  Синджин  хищно
улыбнулся. Герцогиня Сет вне всяческих  притязаний;  пусть  даже  сталью
дуэльного пистолета, но он заставит всех держаться от нее подальше.
   - Выбирай, Ратлэдж! - Даже не взглянув на выигрыш, Синджин вышел.  От
всей его фигуры веяло той необузданной силой и  решительностью,  которая
заставляет людей уступать и подчиняться. Его появление  в  бальной  зале
вызвало  легкое  оцепенение,   ему   уступали   дорогу.   Растерянность,
охватившая всех в зале, передалась  и  музыкантам.  Оркестр  уже  умолк,
когда  Синджин  подошел  к  Челси.  Смерив  недобрым  взглядом  партнера
герцогини, который поспешно подался вперед, Синджин обратился к жене:
   - Я плохо себя чувствую. Мы едем домой.
   - Не устраивайте мне сцен. - Ее большие алмазные сережки ослепительно
блеснули, будто подчеркивая значимость ее слов.
   - Я настаиваю!
   - У меня нет выбора?
   - Никакого. - По лицу его скользнуло подобие улыбки,  хотя  это  было
скорее  выражение  нетерпеливого   ожидания,   вдруг   принявшее   столь
причудливую форму.
   А зал, лишь минуту назад игриво-шумный и веселый, вдруг зажил  новой,
не известной ему доселе молчаливо затаенной жизнью.
   Челси никогда не подозревала,  какой  силой  и  авторитетом  обладает
Синджин. Она не могла не заметить, что молодой человек, с которым только
что танцевала, боится ее мужа.
   - Спасибо, Алекс, вы прекрасный партнер. - Челси виновато улыбнулась.
Она уступала.
   - Благодарю вас, Босфорд. - Синджин сказал это  таким  тоном,  что  у
молодого человека надолго пропала охота развлекать его жену.
   - Как это глупо, - прошептала Челси, когда паркетный зал,  окружавший
каждое их движение сотней любопытных взглядов, остался, наконец, позади.
   - Лучше сглупить, чем обагрить руки кровью Джорджа Прайана?
   - Что случилось? - взволнованно спросила Челси.
   - Он хочет ближе узнать тебя.
   Синджин и Челси спускались по  мраморным  ступеням:  он  впереди,  не
подав ей руки, не замечая, как она путается в полах своей длинной  юбки;
Челси придерживала руками пышные  складки,  мешавшие  угадать  очередную
ступеньку, и вдруг, потеряв равновесие, с легким вскриком упала  Синджин
резко обернулся и подхватил Челси,  не  замедляя  своего  стремительного
спуска - Э,  да  ты  пьян!  -  встревожилась  Челси,  чувствуя,  что  он
перескакивает сразу через несколько ступеней -  Не  так  уж  я  и  пьян,
дорогая! Впрочем, это мне не мешает.
   Они прошли только  половину  пути,  и  скорость,  с  которой  Синджин
преодолевал оставшиеся ступени, захватывала дух.
   - Смотри не упади!
   - Не волнуйся!
   Челси с надеждой посматривала вниз на землю обетованную  -  последнюю
лестничную площадку Наконец Синджин мягко опустил  ее  на  землю.  Лакеи
открыли перед ними двери.
   - Я забыла свой...
   - Оставь!
   Подъехал экипаж. Синджин помог Челси сесть.
   Лошади резво взяли с места. Под дробный  перестук  копыт,  утонув  на
мягком сиденье, Синджин сказал - Черт  вас  подери,  милая  женушка,  вы
перевернули мою жизнь вверх тормашками.
   - Я люблю тебя!
   - Ну вот и поговорили! - улыбнулся Синджин. - А я чуть было  не  убил
Ратлэджа.
   Сердце Челси радостно забилось.  Хотя  его  слова  и  не  были  явным
признанием в любви, они согревали его грудь надеждой.
   - Пожалуйста, не убивай никого из-за меня. Это уже слишком...
   - Дьявол, я никогда не дрался из-за женщин!
   - Хэтфилд испугался? - Ей было интересно,  как  мужчины  решают  свои
споры. Хотя у нее и было три брата, она совершенно  ничего  не  знала  о
дуэлях и никто никогда не спускал курка за право обладать ею.
   - Хэтфилд тоже сошел с ума. Без сомнения, я бы убил его.  -  Синджину
казалось, что он вот-вот задохнется от своего крика, хотя он всего  лишь
слабо шевелил губами. Устремив взгляд вдаль сквозь стены,  погрузился  в
свои мысли так, что не замечал ничего вокруг.
   - А я вот не  понимаю,  как  можно  убить  человека  .из-за  каких-то
светских приличий.
   Его взгляд принял осмысленное, выражение, он медленно приходил в себя
и, наконец, ответил:
   - Я тоже не понимаю, как женщина может флиртовать со всеми подряд.
   Синджин не принимал разговора о дуэлях всерьез, но Челси настаивала:
   - Дуэль - это игра?
   -  Не  совсем.  -  Он  утомленно  вздохнул,  желая   положить   конец
расспросам.
   - Тогда что же это?
   - Я слишком много выпил, дорогая. Давай поговорим утром.
   Убаюканный  мерным  покачиванием  кареты,  Синджин  заснул,  а  когда
проснулся, они уже стояли у крыльца  Сет-Хауса.  Он  проводил  Челси  до
дверей ее спальни, пожелал спокойной ночи, галантно поклонившись, вышел.
Она знала, что Синджин вернулся к экипажу, и даже слышала, как он сказал
вполголоса:
   - В Брукс.
 
Глава 37 
 
   - Можно войти? - спросила мать Синджина, появляясь  в  комнате  Челси
вскоре после того, как та уже разделась с помощью горничной и собиралась
лечь спать. Мария Сейнт  Джон,  все  еще  облаченная  в  бальный  наряд,
извинилась за вторжение.
   - Я слышала о шалости сына на рауте у Хетти Майклер, - объяснила она.
- С тобой все в порядке?
   Челси удивленно подняла  брови,  поражаясь  скорости  распространения
сплетен и отмечая про себя снисходительное слово "шалость", которым мать
Синджина назвала его отвратительную выходку.
   - У меня все хорошо. Пожалуйста,  пройдите  в  комнату.  И  вовсе  не
стоило так волноваться. Синджин рассердился на Хэтфилда, а не на меня.
   Без сомнения, его мать могла заткнуть за пояс женщин моложе ее самой.
Одетая в воздушный розовый муслин,  слегка  припудренная,  с  цветами  в
волосах, точно соответствующими ее  возрасту,  и  с  ниткой  баснословно
дорогого жемчуга, обвивавшей стройную шею, Мария Сейнт Джон  вступила  в
комнату с  поразительной  элегантностью,  будто  восхищение  и  уважение
окружающих превратились для нее в нечто привычное, обыденное.
   "Точь-в-точь как Синджин", - подумала Челси.
   Оба они - мать и  сын  -  могли  заставить  всех  вокруг  в  молчании
восхищаться их красотой. И  как  Синджин,  Мария  Сейнт  Джон  буквально
излучала обаяние, и сейчас улыбка была теплой и понимающей.
   - Я и раньше подозревала об этом, и вот опять, - произнесла она и  на
мгновение замолчала. - Синджин временами бывает очень  несдержан.  Хотя,
конечно, слухи всегда несколько преувеличены. И все же я беспокоилась за
тебя.
   Челси стояла возле постели, облаченная в роскошный пеньюар из  тафты,
украшенный рюшами и лентами персикового цвета в стиле мадам Дюбэй.
   Усаживаясь в гобеленовое кресло, Мария Сейнт Джон казалась невесомой,
парившей в воздухе среди шелка и кружев. Затем она изящно махнула рукой,
отпуская горничную.
   - Ты свободна, Эвелин. Хотя, Челси, быть может, ты  выпьешь  Лимонада
или немного шерри? - обратилась она к невестке.
   - Благодарю вас, я не хочу. В Манчестер-Хаусе я ела  и  пила  больше,
чем следует. Мужчины все время спрашивают, что бы я хотела поесть и  что
мне принести. Мне неудобно было отказываться.
   - Ты очень и очень добрая, дорогая моя, - улыбнулась  Мария,  положив
свой веер на небольшой столик. - И я уверена, что это  одна  из  причин,
почему Синджин влюблен в тебя.
   - Вы, действительно, так думаете?
   Челси даже придвинулась поближе, будто слова  вдовствующей  герцогини
Сет можно было не только слышать, но и  ощущать,  особенно  те  из  них,
которые обнадеживали.
   "Он, может быть, еще и не знает об этом, но я уверена, что это так".
   Челси села напротив Марии Сейнт Джон  в  такое  же  кресло,  покрытое
гобеленом, и  обхватила  колени  руками;  белая  тафта  пеньюара  слегка
шуршала. Немного наклонившись вперед, Челси произнесла:
   - Сегодня вечером..,  впервые..,  мне  кажется  возможным..,  я  могу
надеяться. Скажите, может быть, я  просто  глупа.  Ведь  вы  знаете  его
гораздо лучше, чем я.
   - Мой бедный мальчик отчаянно борется со своими чувствами вот уже две
недели.., а может, и  больше,  но  мне  это  стало  заметным,  когда  ты
приехала. Я думаю, твое равнодушие... - герцогиня понимающе  улыбнулась,
- заставило его разобраться в своих эмоциональных порывах. Я подозреваю,
это для Синджина нечто совершенно новое и "неудобное".
   Мария подвинула веер, лежащий перед ней на столике, обдумывая слова и
как бы не решаясь продолжать, но все же спокойно заговорила снова:
   - Ты, конечно, об этом не знаешь, но.., малыш Бо очень сильно изменил
жизнь моего сына. И хотя Синджин никогда не претендовал на роль  святого
- ни до, ни после рождения Бо, - все  же  это  оказало  влияние  на  его
чувства и мысли, в особенности что касается женитьбы.
   - Все же я боюсь,  ведь  обстоятельства  нашего  брака  возмутили  бы
добрейших из душ. Откровенно говоря,  я  бы  предпочла  вообще  не  быть
замужней женщиной. И до недавней поры мы оба были согласны  с  тем,  что
наш брак невозможен. До случая в Хаттоне.
   Голос Челси неожиданно изменился.
   - В Хаттоне я потеряла нашего  ребенка,  -  произнесла  она  шепотом,
слова застревали в горле. - Не знаю, сказал ли  вам  Синджин...  Но  эта
поездка в Лондон - его  попытка  как-то  отвлечь  меня  от  случившегося
несчастья.
   Мария наклонилась и  мягко  похлопала  Челси  по  руке.  В  глазах  у
герцогини, как в зеркале, отражалась симпатия и сочувствие.
   - Прости, я не знала... Синджин редко откровенничает о своей жизни.
   - Просто ужасно. Если бы было на свете что-то, что могло бы  заменить
нам ребенка...
   Мария слегка качнула рукой. "Так вот почему Синджин не спит  в  своих
комнатах", - вдруг осознала она, и естественный  ход  мыслей  привел  на
память Катарину. Синджина заставили жениться, теперь же,  когда  причина
насильственного брака исчезла, он  убежден,  что  вновь  обрел  свободу.
Необходимо как можно тактичнее объяснить Челси, которая  искренне  любит
его, причины, обуславливающие его поведение.
   - Тебе следует кое о чем знать, - тихо начала Мария,  -  чтобы  лучше
понять замкнутость Синджина.
   И  тогда  в  какой  мере  мы  еще  не  полностью  осознаем,   но   он
заинтересован в тебе. И, принимая  во  внимание  довольно  драматическую
ситуацию сегодняшнего вечера, возможно, он сам пришел к пониманию этого.
   С чего же мне начать...
   Ее  миниатюрные  руки,  украшенные  множеством  колец,  на  мгновение
вспорхнули над прозрачной муслиновой юбкой. О Катарине знала  лишь  она,
Синджин и его отец, причем Синджин всегда тщательно хранил эту тайну. Но
его молодая жена также должна узнать ее, хотя бы по той причине, что это
облегчит ее страдания и уменьшит сердечную боль.
   - Синджин перестал помышлять о женитьбе после Катарины.
   Мария Сейнт Джон произнесла эти  слова  тоном  заявления,  как  будто
высказанные один раз напрямую, они отрезали ей путь к отступлению.
   - И если ты поймешь, что приключилось с моим сыном многие годы назад,
- торопливо продолжала она, - это сможет объяснить тебе  его  теперешнее
упорное сопротивление и, возможно,  хотя  бы  малую  часть  той  борьбы,
которая происходит в его душе.
   - Катарина была матерью Бо?
   Мария кивнула.
   - Синджину было без малого восемнадцать, она - на год  младше,  когда
забеременела. Синджин был без ума от любви и хотел немедленно  жениться,
но его отец воспротивился  -  ведь  Катарина  Кэннинг  была  всего  лишь
дочерью почтенных людей,  но  не  более  того.  Но  Уильям  желал  более
"достойного" помещения капитала и наследства. И он прогнал Катарину.  Ее
набожные родители, возмущенные до предела таким позором  для  фамилии  и
получившие весьма неплохую денежную сумму в качестве компенсации,  пошли
на  поводу  у  Уильяма.  Синджин,  будучи  еще  несовершеннолетним,  был
бессилен против воли отца, а  когда  он  попытался  сбежать  и  отыскать
Катарину, Уильям посадил его под замок в Кингсвее и держал  его  там  до
тех пор, пока не пристроил на военный корабль, направляющийся в колонии,
где его и заставили вступить в полк под командованием  лорда  Бергли.  И
если Синджин без высочайшего разрешения попытался  бы  покинуть  полк  в
военное время, он оказался бы перед лицом суда.
   У Синджина не было выбора, и Бергли никогда бы не  отпустил  его  без
особых указаний на то от Уильяма.
   На секунду Мария опустила глаза. Даже по прошествии  многих  лет  эти
воспоминания ранили ее. И когда она снова взглянула на Челси, ее  глаза,
так похожие на глаза Синджина, печально потемнели. - Катарина  покончила
жизнь самоубийством  вскоре  после  рождения  Бо.  Она  приняла  слишком
большую дозу ландаума.
   Уильям в записке  Синджину,  который  был  в  Америке,  сообщил,  что
ребенок также скончался. И я до  сих  пор  чувствую  свою  вину  -  ведь
трусости, малодушию нет прощения.
   В комнате слегка подрагивало пламя свечей.
   Мария тяжело  вздохнула,  комкая  кружевной  платок.  И  потом  мягко
добавила, глядя на Челси:
   - Возможно, ты слышала обо мне и моей  сестре,  о  сестрах  Боурк  из
Уотерфорда. Наша семья носит благородную  фамилию,  но  мы  нуждались  в
деньгах.
   Когда меня и Элизабет привезли в Лондон, мы прекрасно  понимали,  что
должны выйти замуж  по  расчету  за  титулованных  особ.  Я  не  пытаюсь
оправдываться, просто объясняю, что ожидали от семнадцатилетней девочки,
чье единственное богатство было - ее  красота.  Я  завидую  тебе:  твоей
независимости, что ты можешь участвовать в скачках, можешь вести себя на
равных  с  Синджином.  У  меня  никогда  не  хватало  мужества  и   воли
воспрепятствовать Уильяму. Ведь он, в свою очередь, был по-своему щедр к
моей семье.
   У меня были две младшие сестры и брат,  которым  требовались  деньги,
чтобы чего-то достичь в жизни.
   И для присмотра за престарелыми родителями тоже требовались деньги. И
Уильям всегда следил за тем, чтобы о  моих  родственниках  заботились  и
помогали им. Но он был  непомерным  гордецом  и  равнодушным  истуканом,
которому нужна "симпатичная куколка" в качестве жены,  но  не  друг.  Мы
вели каждый свою жизнь. И если бы не смертельная  опасность,  которой  я
подвергалась при родах, Уильям не позволил бы мне прибавить имя Боурк  к
именам обоих моих сыновей. - Мария, казалось, ушла в себя в этот момент,
вспоминая события многолетней давности. И, вернувшись в  настоящее,  она
выпрямилась в  кресле  и  опять  слегка  вздохнула.  -  Прости  мне  это
отступление от темы разговора, но, может быть, ты лучше поймешь Синджина
и некоторые его поступки. На чем я остановилась?
   - Синджину сообщили о смерти Катарины и Бо.
   "Боже", - подумала Челси, - как это было страшно для него -  потерять
любимую!" Она представила себе юношу, которого весть о кончине,  любимых
им людей застала где-то на краю света. В то же  время  Челси  в  глубине
души чувствовала и свою вину - вину  за  то,  что  она  хотела  Синджина
только для себя, вину  за  то,  что  смогла  выслушать  его  мучительную
историю и ощутить колоссальное, эгоистичное облегчение - Синджин  теперь
принадлежал только ей... Почти.
   - Дай-ка вспомнить... - Мария попыталась восстановить в памяти верный
ход событий.
   - В ту же  зиму  Уильям  внезапно  умер  от  апоплексического  удара,
Синджин смог вернуться домой. Но прежде чем формально  унаследовать  все
титулы, даже не успев поговорить с адвокатами, он отправился на,  поиски
могилы Катарины. Неделю спустя, запугав  отца  Катарины,  он  добыл-таки
информацию о том, что его сын жив. Сенека  приехал  в  Англию  вместе  с
Синджином, и они без остановок и отдыха поехали на север, в Манчестер. И
прибыли в дом одного медика, куда был отправлен Бо. Доктор же,  которого
отец Катарины предупредил о приезде Синджина и Сенеки, не подпускал их к
дому, держа на прицеле мушкета. Отец Катарины, возлагая на Синджина вину
за ее несчастье и смерть,  не  признавал  его  прав  на  ребенка,  хотя,
погрязши в ханжестве, не желал принять внука в свой дом, так как тот был
незаконнорожденным. Наконец, Синджину  удалось  сломать  парадную  дверь
дома, и, как рассказывает Сенека, он смел с пути  вооруженного  хозяина,
будто его не существовало вовсе; обыскав весь дом, он  сломал  еще  одну
дверь наверху, за ней  и  сидел  запертый  Бо.  Тогда  ему  было  восемь
месяцев, и Синджин обнаружил, что ребенок был серьезно болен.  Тогда  он
жестоко избил доктора за скверное обращение с его сыном,  и  боюсь,  что
потом напал и на самого мистера Кэннинга. Но я не виню его. Бедный малыш
едва дышал, когда я впервые увидела его, он был истощен до  предела.  Бо
не протянул бы еще и нескольких дней, если  бы  не  приезд  Синджина.  -
Глаза Марии наполнились слезами  при  воспоминании  о  малыше,  которого
принес ей Синджин. Вскоре они  потекли  по  щекам.  -  Это  был  кошмар,
которого он никогда не забудет, -  прошептала  герцогиня.  -  Теперь  ты
понимаешь, насколько дорог ему Бо и какие чувства он может испытывать  к
другим детям. И несмотря на его  дурную  репутацию  распутника,  Синджин
предельно осторожен и ограничивается  связями  с  опытными,  искушенными
женщинами, которым дети не нужны.
   А ты, должно быть, все перевернула в его сознании, дорогая. -  Улыбка
Марии напомнила Челси очаровательную, манящую улыбку Синджина. - Никогда
раньше он не позволял себе идти против своих принципов.
   - Он пытается.., ну.., быть осторожным... - Челси смущенно замолчала.
   - Хотя и не всегда, - заметила герцогиня. - Теперь  он  столкнулся  с
дилеммой, которую не  мог  предвидеть.  Бо  уже  в  течение  девяти  лет
безраздельно  владеет  его  любовью  и  вниманием,  и  прости  мне   мою
бестактность, но боюсь, что память о Катарине еще очень сильна.  Синджин
свято хранит, лелеет свою любовь к ней в идеальной, прозрачной чистоте -
пусть даже и после смерти Катарины. Ведь  она  -  воплощение  его  мечты
юности.
   Челси подумала, что лучше бы ей вообще не слышать этих слов.  Как  же
возможно бороться с таким грозным,  почти  непобедимым  соперником,  как
абсолютная память или неколебимая красота первой юношеской любви?
   - Синджин покинул Англию, -  между  тем  продолжала  Мария,  отвлекая
Челси от мыслей о смутном образе молодой девушки, которую ее  муж,  быть
Может, все еще любит. - Как  только  здор