от берега и ночами, в  противном  случае  ее  приезд  обязательно  будет
замечен. Чем официальное она будет себя держать и чем  больше  и  важнее
ссылаться на свиту, тем успешнее завершится дело в Дар-эль-Бее.
   Скорчив  недовольную  гримасу  и  тяжело  вздохнув,  Челси   сдалась,
повинуясь его опыту.
   - Думаю, до этого вы уже имели дело с Регентством.
   - В Тунисе есть отделение нашего банка.  Между  прочим,  старинный  и
очень приятный город. Желаю вам.., позже, возможно..,  иметь  достаточно
времени для осмотра достопримечательностей, - добавил Эмилио с несколько
преувеличенной симпатией. Он предпочел не упоминать о том,  что  львиную
долю доходов отделения банка в Тунисе составляли деньги от работорговли.
Это была одна из старейших и наиболее выгодных  статей  дохода.  Древние
финикийцы, первооткрыватели Туниса, славились работорговлей,  да  и  вся
история города была историей рабства.
   Осмотр достопримечательностей Туниса стоял в тот момент на  последнем
месте в планах Челси, поэтому она  язвительно  подумала,  что,  пожалуй,
такая  необходимость  возникнет  вскоре  после  того,  как  она   станет
королевой Англии. Однако, вежливо улыбнувшись человеку, который  снабдил
ее ста тысячами золотом, Челси ответила:
   - Ну.., может быть, когда Синджин будет в безопасности...
   - Разумеется. Вы хотите отплыть сегодня же?
   - И как можно быстрее. Я уже собрала вещи.
   Челси произнесла это таким тоном, что синьор Вивиани  понял  это  как
"немедленно".
   - Прекрасно. Увидимся в гавани возле наших доков через час.
   Эмилио поднялся и отвесил поклон, на который способен только истинный
неаполитанский  джентльмен,  и  быстро  покинул  виллу.  С  быстротой  и
эффективностью, которая  привела  его  банковское  дело  к  процветанию,
Эмилио был в гавани уже через час с готовой  суммой  денег,  с  дуэньей,
обещанной командой телохранителей  и  быстроходным  судном  во  главе  с
уважаемым, непьющим капитаном. Синьор Вивиани пожелал Челси  счастливого
пути,  улыбнулся  и  передал  ей  несколько  рекомендательных  писем   к
представителю своего банка.
   - Я думаю, они принесут вам больше пользы, мадам,  нежели  британский
консул, который вынужден соблюдать дипломатию.  Наши  банкиры  действуют
гораздо эффективнее. И если будет нужно больше денег, -  добавил  он,  -
эти люди посоветуют вам,  кому  дать  взятку.  В  арабских  странах  вся
государственная машина работает на взятках - открыто и безнаказанно.
   Итак, вооруженная деньгами, советами, официальными  и  неофициальными
письмами, Челси на судне уже на следующий  день  вошла  в  гавань  возле
берегов Туниса,  Фом-эль-Куэд.  И  когда  они  пересекали  Бабэль-Бахир,
озеро, где в изобилии обитали фламинго, Челси увидела множество рыбачьих
барок с ярко-красными парусами, которые были очень  похожи  на  птиц,  и
подумала, что перед ней открылись ворота в Азию.
   Погода была просто идиллической. Внезапно  на  западе  из-за  холмов,
сверкая белыми стенами под золотыми лучами летнего солнца, вырос  город.
Пять  мечетей  и  пятьсот  минаретов  было  словно   красивые   игрушки,
разбросанные по городскому  ландшафту.  Запах  роз  и  жасмина  наполнял
воздух, запах цветения садов, внутренних двориков и бельведеров,  лучший
из запахов для обитателей  города.  Составление  духов  и  ароматических
веществ было престижной профессией, поэтому благоухал  здесь  не  только
воздух, но и дым сигарет, кофе, засахаренные фрукты, чай, подушки,  даже
упряжь лошадей.
   На причалах происходило смешение всех наций  и  цветов  кожи:  арабы,
берберы, негры, европейцы, богатые и  бедные,  предприниматели,  моряки,
носильщики.  Одежда   пестрела   экзотическим   разнообразием:   бурнусы
безупречной   чистоты   и   тончайших   оттенков   желтого,    голубого,
бледно-зеленого, оранжевого, розового; брюки для езды верхом,  сделанные
из бурой верблюжьей шерсти. Но когда Челси сошла с  корабля  на  причал,
вся эта толпа замерла. Женщина без сопровождающего, несмотря на  охрану,
была редким явлением в Регентстве. Избегая пристальных мужских взглядов,
Челси вежливо раскланивалась с европейцами,  но  не  останавливалась.  В
сопровождении дуэньи  и  телохранителей,  форма  которых  была  украшена
перьями и медальонами, Челси  держала  путь  из  Бабэль-Бахира,  морских
ворот бея, через Соук-эль-Аттарин в Дар-эль-Бей,  где  правитель  Туниса
держал городскую резиденцию. Челси  допустили  в  приемную  палату,  где
импозантный внутренний дворик был украшен стеклянной крышей; стены  были
отделаны драгоценной старинной мозаикой, так же как и полы.
   Множество  покрывал  тончайшего  шелка  переливались  всеми   цветами
радуги. Специальные отверстия для тайного обзора посетителей были скрыты
от постороннего глаза великолепными арабесками, украшающими трон.
   - К сожалению, - сообщил Челси управляющий бея, - в  настоящее  время
господин занят.
   С елейной лживостью он выразил сожаление о том, что вынужден ответить
ей отказом на просьбу об аудиенции.  Что  же  касается  пропавшего  мужа
Челси, он с улыбкой пожал плечами и заявил, что во владениях  бея  никто
не стал бы похищать британского подданного. Взгляд его  был  холоден,  и
под  фальшивой  доброжелательностью  скрывалось  истинно   мусульманское
пренебрежение к женщине; за формальными фразами чувствовалась дерзость и
грубость. Вскоре управляющий покинул комнату,  едва  наклонив  голову  в
темно-красной феске.
   Челси была готова к такому приему, но все  же  была  расстроена.  Она
направилась  к  генеральному  консулу  Великобритании,  и  тот  пообещал
повторить  бею   ее   просьбу,   постараться   получить   информацию   о
местопребывании ее мужа  или  его  товарищей.  Почтительно  и  участливо
консул попытался утешить Челси:
   - Бей -  это  тиран,  диктатор,  для  которого  цивилизованные  нормы
поведения не значат ровным счетом ничего. Но заверяю вас, герцогиня, вся
власть, которой мы обладаем, в вашем распоряжении.
   Тем  временем  дядя  Эмилио  Вивиани  и  его  двоюродные  братья   из
"Неаполитанского   банка"   были   готовы   предложить    Челси    нечто
посущественнее,  чем  просто  участие.  Пока  она  была  во   дворце   и
консульстве, капитан судна передал семье послание от Эмилио,  в  котором
описал ситуацию с герцогиней Сет, и все Вивиани приняли участие в  сборе
информации о пребывании Синджина в Тунисе или же его отсутствии.
   И пока Челси пила чай с семейством  Вивиани  и  рассуждала  на  тему,
какие  методы  давления  на  бея  и   его   окружение   будут   наиболее
эффективными, Хамонда, бей Туниса, покуривал свой кальян,  развалясь  на
шелковых подушках. Возле его ложа стоял управляющий,  разговаривавший  с
Челси. Он был само внимание. .Частная приемная  бея  слегка  возвышалась
над внутренним  двором,  в  центре  которого  был  лазурный  бассейн  со
множеством  фонтанов,  окруженный  благоухающими  персидскими   розовыми
кустами.
   - Женщина с золотыми волосами, которая приходила и требовала  приема.
Кто она? - томно спросил бей. Он видел ее сквозь изящные арабески  возле
трона, и эта женщина заинтересовала его.  Бледнокожие  девушки,  большая
редкость в их краях, обычно оказывались в его гареме, и бей уже думал  о
Челси как о прекрасном дополнении в свой сераль во дворце Бардо.
   - - Я не помню ее имени, - ответил министр, пожав плечами. Женщины не
имели ровно никакого значения для  истинного  мусульманина.  -  Какая-то
англичанка.
   - За ней следят?
   - Разумеется, мой господин.
   Бей был  в  простых  белых  льняных  одеждах,  в  отличие  от  своего
министра, вынужденного быть одетым в багровый  халат  и  джеббу  зеленой
парчи, для того чтобы выделяться из толпы.
   - Она будет здесь вечером? Золотые волосы восхищают меня...
   Бей  затянулся  парами  опиума  и  закрыл  глаза.  Нежный,   светлый,
поэтический образ Челси занимал его воображение.
   - Если только это возможно, мой господин. С ней телохранители.
   Глаза бея открылись и тут же сузились в две щелки.
   Он смотрел не гневно, а даже апатично.
   -  Ну,  так  поднимите  армию,  -   пробормотал   он.   Бей   обладал
неограниченной властью в своих землях.
   - Да, мой господин, -  ответил  министр.  Противоречить  бею  -  дело
неслыханное, однако он  предпочел  бы  менее  открытый  способ  пленения
девушки.
   Хотя  европейцы  редко  использовали  свое  политическое,  военное  и
морское могущество для освобождения заложников, в особенности женщин,  и
предпочитали платить выкуп, министр считал, что поднимать в ружье  армию
с целью похищения женщины для гарема  бея  было  бы  чересчур.  Тунис  -
древний город  с  извилистыми  лабиринтами.  Из-за  слишком  оживленного
движения и узких улиц за  ворота  города  не  позволяли  проводить  даже
лошадей.  Все  товары  доставлялись  из  порта   носильщиками.   Поэтому
оттеснить леди от охранника  в  уличной  толкотне  представлялось  делом
чрезвычайно простым.
   Незадолго до девяти вечера Челси отправилась  на  ужин  в  британское
консульство в сопровождении телохранителей, прислуги и эскорта  Вивиани.
Идти  было  не  больше  десяти  минут;  луна  была  полной,  хотя  редко
показывалась в тех глухих переулках, которыми им пришлось идти. Освещали
путь фонарщики.
   Министр не мог придумать более подходящего сценария. Челси исчезла на
пути между кафе Хамма и Баб-Менаром, когда завязалась  шумная  потасовка
между  несколькими  мужчинами  у  дверей  кафе.  Толпа   вывалилась   на
затемненную улицу и  врезалась  в  маленький  отряд,  охранявший  Челси.
Секунду спустя, когда схватка  утихла,  Джакомо  Вивиани  быстро  окинул
взглядом кучку телохранителей в поисках  Челси  и  внимательно  осмотрел
улицу, прилегающую к Казбаху. Обнаружив отсутствие Челси, Вивиани словно
обезумел. Он осыпал отборными ругательствами бея, причем на семи языках,
и потом испустил глубокий вздох отчаяния. Вызволить  женщину  из  гарема
бея стоило баснословных денег, если вообще возможно.
   В то время как Челси, связанную, с кляпом во  рту,  везли  по  улицам
Туниса, Синджина, распростертого и привязанного к стене в камере пыток в
Бардо, палач бея обучал покорности.
   Там Синджина оставляли под палящим солнцем на два  или  три  дня  без
пищи и воды, и обычно такие  методы  приносили  очень  хорошие  плоды  в
обучении послушанию.
   И если бей хотел сделать из англичанина раба, то он им будет..,  рано
или поздно.
   "Иншаллах" - "если это будет угодно аллаху", - он не умрет.
 
Глава 42 
 
   "Умираю", - смутно подумал Синджин. Сколько времени он уже привязан к
этой стене? Сколько ночей прошло? Две? Три? Синджин попытался вспомнить,
но как только необходимость ясно  мыслить  начинала  давить  на  хрупкое
восприятие действительности, он терял сознание.  Ступни  ног  горели  от
сотен палочных ударов. Это было  странное  ощущение,  будто  мучительная
боль, минуя конечности, вгрызалась прямо в мозг.
   Язык распух от недостатка воды и заполнил собой весь рот.  Кожа  была
сожжена до такой степени, что,  когда  он  увидел  свою  руку  она  была
пламенно-красного цвета. Наконец, Синджин в изнеможении закрыл  глаза  и
когда вновь приподнял налитые свинцом веки, то не увидел  ничего,  кроме
темноты. Синджин не мог сказать, сколько  времени  прошло  -  сутки  или
месяц.
   Может быть, его слепота была частью всего этого  кошмара  и  ощущение
потери зрения после побоев было болезненным  бредом?  Синджин  попытался
было собраться с силами и заставить свой мозг выработать, некое  подобие
логической цепи событий, однако осознать это, похоже, было выше его сил.
И если бы в его теле оставалась хоть капля влаги, Синджин закричал бы.
   А потом сон,  который  поддерживал  его  волю  к  жизни,  снова  унес
сознание назад по течению времени.., рай... Челси скачет  на  лошади  по
ярко-зеленому полю, где-то возле горизонта, вдали виднеется пруд, сквозь
густую траву на лужайке бежит звенящий ручей...  Ее  чарующая,  маняющая
улыбка... Синджин произнес имя Челси, хотя прозвучало  оно  как  хриплый
звук, вырвавшийся из его пересохшего горла.
   - Он еще жив, - небрежно произнес охранник.
   Синджин лежал на полу и вместо ног чувствовал груду обугленной плоти.
Он даже подумал о  том,  что  аллах  помог  ему,  ведь  когда  тюремщики
отвязывали его от стены, он не издал ни звука.
   - Возможно, министр вознаградит нас, - бодро  заметил  главный  палач
бея. Он также не думал, что пленный выживет.
   - Но Махмуд сказал, что уже три дня...
   - Белокожие ференджи  никогда  не  протягивают  трех  дней,  -  хмуро
заметил его товарищ. Махмуду лучше знать.
   - Может, он не хотел, чтобы этот жил.
   Эти слова произнес Имир, огромный турок.  В  них  явственно  сквозила
растерянность. Ведь головы палачей держались на плечах лишь  по  прихоти
бея и министра.
   - Ты добросовестно исполнил свои  обязанности,  -  Заметил  подручный
палача.
   Турок некоторое время раздумывал, потом сказал:
   - Отнесите его к врачу, а я пока доложу министру.
   Врач сможет его убить гораздо быстрее и проще, чем я.
   Министр же, как выяснилось, не  только  позволил  Синджину  жить,  но
позволил ему жить с комфортом.
   Выздоравливающее  тело  его  было  поручено  заботам   целого   сонма
прислуги, пища доставлялась со стола самого бея,  а  отведенные  комнаты
отличались богатством и великолепием убранства, и, хотя Синджин  не  мог
видеть, он Ощупью "осмотрел" их.
   Синджин решил не думать о том, что пытками они все же достигли  своей
цели. В его первый день пребывания у врача, когда из-за острой  боли  он
приходил в сознание лишь на несколько минут в сутки, министр двора задал
ему вопрос, не изменил ли он своего решения за  те  дни,  проведенные  в
застенке.
   Будучи дипломатом, министр  не  стал  открыто  требовать  у  Синджина
детального согласия на требование бея. Он просто спросил "да" или "нет".
Синджин же прекрасно знал, что подоплека вопроса была, будет ли он  жить
или нет. И, ненавидя свою слабость и боязнь принять смерть,  он  ответил
"да".
   Синджин был  еще  очень  молод,  любил  свою  жену,  и,  несмотря  на
невероятную  физическую  беспомощность,  крохотная  надежда  на  будущую
свободу теплилась в сердце.
   Итак, он сказал "да".., скрывая в Душе лицемерие.
   Он сказал "да", надеясь жить и возвратить свободу.
   Он сказал "да".., безумно желая снова встретиться с женой.
 
*** 
 
   В течение последующей недели бей часто справлялся о  здоровье  своего
пленника. Его нетерпение объяснялось недавно полученной новостью о  том,
что его брата Хамета видели в Кайруане. Кайруан был древней  столицей  и
религиозным центром Регентства, и Хамет пытался утвердить свои позиции и
права на трон Хамонды. И  хотя  Коран  утверждал  наследование  престола
старшим из братьев, за последние два  века  в  мусульманском  мире  было
сделано много исключений из этого правила. Хамонда предпочитал видеть  в
качестве наследника трона своего сына, а не брата.
   И ференджи-лорд, появившийся словно  дар  аллаха,  станет  оружием  в
уничтожении Хамета. И хотя лорд был человеком изрядной физической  силы,
аллах намеренно ослепил его в день его приезда.
   Не  это  ли  лучший  знак,  ниспосланный  аллахом,   указывающий   на
всемогущее благословение плана Хамонды? Не это ли самое ясное  одобрение
Всемогущего?
   Ференджи будет оплодотворять его гарем - слепой, который  не  посмеет
нарушить  законы  его  дома,  будучи  окруженным  зрячими  и  женщинами.
Ференджи будет служить поддержкой его трона против брата.
   Этот ференджи ниспослан самим аллахом.
   Бей Хамонда предпочел, однако, не обращать внимания на тот факт,  что
помощь аллаха не понадобилась бы, если  бы  он  не  стал  импотентом  от
чрезмерного потребления опиума.
 
*** 
 
   Ни одна живая душа в Кзар-Саиде не отвечала на вопросы  Челси,  никто
не разделял  ее  гнева  -  ни  женщины  в  гареме,  понимающие  всю  его
бесполезность, ни евнухи, которые, служа бею, оставались равнодушными  к
ее переживаниям.
   Женщины существовали лишь для того, чтобы служить мужчинам,  и  этому
быстро обучали непокорных в гареме. Евнухи обильно добавляли наркотики в
еду, с тем чтобы унять раздражение Челси. И уже через две  недели  Челси
пребывала в  состоянии  летаргического  полусна,  и  сознание  почти  не
повиновалось ей.
   Все  расспросы  генерального  консула   и   Вивиани   в   Дар-эль-Бее
натолкнулись на глухую стену. В  странах,  где  царил  ислам,  в  случае
исчезновения  человека  ни  одно  официальное  лицо   не   имело   права
осматривать гарем, поэтому обыск был невозможен. Любого  человека  могли
заточить там на всю жизнь. Приняв во внимание мудрый опыт  прошлых  лет,
генеральный консул и Вивиани повели осторожные  переговоры  о  возможном
выкупе.
   Саар и Сенека, разведав с помощью Али Ахмеда все  окрестности  Бардо,
обнаружили, что Синджин все еще жив, и отправили на юг  курьера  с  тем,
чтобы собрать необходимое количество людей для штурма сераля. А пока,  в
ожидании войска, они  обдумывали  план  вызволения  Синджина  из  плена.
Будучи людьми военными, они не признавали  затяжки  времени,  требуемого
для уплаты выкупа. Слишком много пленных томилось в заключении в  Тунисе
долгие годы, пока переговоры продвигались черепашьим  темпом  .  Синджин
был вправе рассчитывать на быстрые действия.
   Он поступил бы на их месте точно так же.
   Но наступил день, когда всадники пустыни  все  еще  собирались  возле
Дженейена,  а  Синджин  был  уже  вполне  здоров,  чтобы  исполнять   те
обязанности, из-за которых бей продлил ему жизнь. И, попав в первую ночь
в первую же комнату, он пришел в  ярость,  словно  взбешенный  языческий
бог. Эта дикость чрезвычайно, как  никогда  в  жизни,  взволновала  бея,
который вел скучный образ жизни.
   И Синджин Сейнт Джон,  "заместитель"  Хамонды,  его  величества  бея,
владыки королевства Тунис, стал предметом фанатического  и  болезненного
интереса и еженощным развлечением всемогущего правителя.
 
Глава 43 
 
   Синджин стоял в комнате. Он услышал тихий  звук  закрываемой  за  ним
двери и понял, что его эскорт дворцовой стражи остался за ней.  К  этому
моменту  гнев  Синджина  достиг  предельных  границ,  жар   негодования,
возмущения надетым на него "ярмом" пронизывал тело. Гордость, честь  его
были уязвлены, и каждый раз, "обслуживая" гарем бея,  Синджин  проклинал
свое рабство.
   Ярость его вскоре перешла в буйство, беспокойную горячку, которую бей
использовал в своих целях. И паша Хамонда  всякий  раз,  когда  Синджина
привозили для  "ознакомления"  с  его  ночными  обязанностями,  коварно,
исподтишка  подстрекал  Синджина.  Его  подавленное,  загнанное   внутрь
сопротивление благодаря искусной  плети  Имира,  оборачивалось  огромной
пользой для наложниц бея, так как Синджин исполнял  свою  обязанность  с
неистовой  силой,  энергией  и  доводил   истосковавшихся   по   мужчине
обитательниц сераля до лихорадочного безумия.
   Другими словами,  Хамонда  понимал,  что  "выведенный"  им  ференджи,
"племенной жеребец", произведет на свет сильных сыновей.
   Челси услышала, как открылась  и  вновь  закрылась  дверь,  зазвучала
тихая поступь шагов. Это был мужчина.
   Запуганная смертельными  угрозами,  Челси  все  же  сдалась  наконец,
вынужденная это сделать, так как у нее не было другого выхода, если  она
хотела выжить.
   И теперь она  полулежала  на  шелковых  подушках  бея,  словно  вещь,
подарок. Душа Челси больше не принадлежала ей самой. Ее  предупредили  о
том, что она не должна разговаривать, это был приказ бея. По слухам, тем
глупышкам,  которые  осмеливались  говорить,  на  губы  ставили   клеймо
раскаленным железом. До Челси также  уже  дошли  слухи  о  появлении  во
дворце ференджи милорда, этакого  бычка  с  фигурой  античных  статуй  и
потрясающими  физическими  возможностями.  Но  когда  Челси   попыталась
порасспросить о нем других наложниц, они лишь улыбались или хихикали.  И
тогда она решила, что  это  лиш