гой, - мягко ответила обожаемая Лиз.
И Челси отметила умение женщины вести переговоры.
   Вил фыркнул:
   - Хоть два, мой  ненасытный  голубь,  с  подобранными  парами,  чтобы
снаряжать их. Договорились?
   - А прислуга, дражайший? - Ее голос перешел в едва слышный шепот.
   - Какую хочешь, счет  в  Барклай  и  пятьсот  в  месяц  на  карманные
расходы. Теперь ты меня любишь, сладкая Лиз? Обещай мне свое сердце. - В
его голосе слышались приставания, но также теплота и любовь.
   Веселый ответ прозвучал  очень  молодо,  прежняя  притворная  хрипота
улетучилась:
   - Бери мое сердце. Вил, - тихо прошептала она,  -  и  все  остальное.
Скажи мне, что любишь.
   - Под светом этой луны над головой я отдаю в залог тебе свое сердце.
   И Челси услышала мягкий звук шагов по ковру.
   Рядом сильно хлопнула дверь, очень громко, и  секунду  спустя  густое
контральто объявило:
   - Я вижу, у вас все улажено, молодые любовники.  -  Улыбка  в  голосе
женщины была очевидна. - Он заснул, красивый Сейнт Джон, но ночь  только
началась. Пошли, Лиз, споем молодым денди внизу.
   Сейнт Джон встанет рано из-за своих лошадей, он сказал,  что  поэтому
мы можем спать до обеда. Вил, отпусти ее, я хочу петь.
   И словно по мановению Божьей десницы,  через  несколько  минут  Челси
осталась одна.
   И герцог Сетский спал за соседней дверью.
   И не было видно ни единой души.
 
Глава 6 
 
   Когда Челси проскользнула в спальню Синджина,  ее  сердце  колотилось
так громко, что она инстинктивно прижала руку к груди,  чтобы  заглушить
звук ударов, боясь потревожить легкий сон герцога.
   Следующее, что пришло ей  в  голову,  совершенно  противоположное  по
смыслу, но так же волнующее, был вопрос: сможет ли  она  его  разбудить?
Может быть, он не спал. Может быть, он в пьяном дурмане  после  выпитого
большого количества ромового пунша или вина, и что делать тогда?
   Она стояла, дрожа от сменяющихся панического страха и  благоговейного
чувства.
   Может быть, в конце концов, выйти  замуж  за  белую  жабу,  епископа?
Может быть, его призвание отвлечет его от сексуальных притязаний,  может
быть, ей придется лишь иногда обедать с ним, и принимать его  гостей,  и
наливать чай  его  матери.  Но  затем  она  вспомнила,  как  он  пытался
дотронуться до нее на прошлой неделе в  конюшне,  когда  отец  вышел  на
минуту,  чтобы  поговорить  с  конюхом.  Глаза   Джорджа   Прайна   были
похотливыми, а не набожными, и у него были  холодные  пальцы,  когда  он
погладил ее лицо.
   Нет, Джордж Прайн будет самым отвратительным из мужей,  и  она  будет
продана ему на всю жизнь, что бы ни  говорил  ее  отец  о  необходимости
выйти замуж за титул  и  состояние.  Но  ведь  ее  отец  женился  не  на
состоянии, и, если задуматься, ему не следовало бы читать  ей  лекцию  о
прелестях неравного брака. Он  женился  по  любви,  даже  когда  от  его
состояния почти ничего не осталось. Поэтому он может  проповедовать  что
угодно, но прежде всего она намеревалась избавиться  от  отвратительного
епископа Хэтфилдского, несмотря на огромную  сумму  брачного  контракта;
затем добиться того,  чтобы  ее  девственность  перестала  быть  пунктом
торговли; и, в-третьих, попробовать убедить  отца,  после  того  как  он
придет в себя от гнева, что ее репутация разорвана в клочья, и разрешить
ей выиграть для них состояние, участвуя в скачках.
   Она почувствовала себя лучше, сформулировав свои целя,  и  постепенно
успокоилась.
   Ее ночной  поступок  был  лишь  первым  шагом  в  ее  разумном  плане
восстановления их семейных богатств.
   Как  первый  обманный  военный  маневр,  необходимо  отступление  для
достижения великой цели.
   Она осторожно загасила единственный канделябр, оставшийся  гореть  на
столике; если герцог примет ее за вернувшуюся  куртизанку,  ее  личность
останется неопознанной. Было достаточно потерять девственность.
   Она благородно откажется обнародовать имя  мужчины.  Она  подумала  о
том, чтобы потушить слабый огонь в камине, но решила, что его мерцающего
света недостаточно, чтобы осветить пространство вокруг кровати, и она не
хотела бы отвечать на вопросы о запахе пепла. Она разделась в затененном
углу комнаты,  осторожно,  чтобы  не  разбудить  темноволосого  мужчину,
лежащего на кровати лицом вниз.
   Как работающий член семьи, серьезно занимающийся разведением лошадей,
Челси знала о фундаментальном процессе воспроизводства. Герцог  Сетский,
совершенно очевидно, начинал  делать  первый  шаг  в  направлении  этого
процесса размножения. Его переход от  сна  к  бодрствованию  был  вызван
ощущением запаха. Он отчетливо почувствовал сладкий  возбуждающий  запах
роз.
   - У-у, - пробормотал он, - ты сладко  пахнешь,  Поли.  -  Его  тонкий
палец мягко погладил изгиб ее талии. - Как лето.
   - Спасибо, ваша светлость, - ответила  Челси,  не  совсем  уверенная,
какой должен  быть  ответ  при  данных  обстоятельствах,  необходимо  ли
поддерживать вежливый разговор, как при других обстоятельствах.
   Его рука скользнула по  ребрам  Челси,  на  секунду  остановилась  на
мягкой округлости, где начиналась грудь, а затем вверх к полному мягкому
богатству, его пальцы раздвигались, словно проверяя его размер.
   -  Совершенная...  -  выдохнул  он  с  удовольствием,  и  длина   его
возбуждения увеличилась еще на два сантиметра на ее бедре.
   "Сказать  снова  спасибо?  Был   ли   его   односложный   комментарий
комплиментом или оценкой? Нужен ли ответ? Но в этот  момент  его  нежные
пальцы коснулись ее соска, послав горячую волну вниз к животу, и вопросы
любовного этикета были сразу же забыты.  Он  слегка  пощипывал,  гладил,
массировал мягкий бутон ее соска, вытягивал его, пока он не стал тугим и
твердым, зажатый между его пальцев.
   Челси дрожала от жарких ощущений, слегка вздрагивала, не  контролируя
себя, словно заколдованная.
   - Теперь ты проснулась, любовь,  -  Синджин  прошептал  с  улыбкой  в
голосе,  открыв,  наконец,  глаза  от  жара  желания,  наполнившего  его
энергией. - Ты спала? - прошептал он в серую полутьму. - Мне кажется,  я
спал.
   - Немного, - прошептала в ответ Челси. Ей показалось, что она обязана
ответить на прямой вопрос, но рука  герцога  спускалась  по  ее  животу,
изгоняя всякую разумную мысль. Пылающий огонь зажегся где-то в  глубине:
восхитительный и пульсирующий, блаженно разливающийся по всему  телу.  У
нее, кажется,  изменилось  дыхание.  Он  слегка  провел  по  ее  бледным
шелковистым волоскам, и затем его пальцы скользнули в мягкое, гладкое  и
скользкое. В темноте раздался ее судорожный вздох.
   - Ты всегда готова, Поли, дорогая, - нежно заявил Синджин,  с  легким
изяществом шевельнувшись рядом с ней. Он улыбнулся белоснежной  улыбкой.
- Как удобно... - Он уютно скользнул между ее ног, коснувшись ее влаги.
   На секунду она почувствовала себя ужасно неловко,  находясь  почти  в
конце  своего  страстного  пылкого  предприятия,  и  хотела,  чтобы   он
продолжал думать, что она Поли.  Хотя  уже  сомневалась  в  правильности
этого.
   Помогая себе рукой, чтобы войти в  радушную  женскую  плоть,  Синджин
сделал плавное движение вперед.
   Движение длилось доли секунды. Он был остановлен.
   Исправив положение так,  чтобы  устранить  мешающее  препятствие,  он
двинулся в жаркое тепло Челси.
   На этот раз отчетливо почувствовав девственную баррикаду.
   Окончательно проснувшись, он сказал, необыкновенно смутившись:
   - Ты не Поли.
   - Нет, сэр, - тихо призналась Челси, чувствуя на себе легкий вес тела
Синджина, его  приятное  тепло,  его  твердое  возбуждение  рядом  с  ее
невинностью и то, что он явно ошеломлен, застыв в такой позе.
   - Хариет не сказала, что посылает девственницу. - В  его  утверждении
преобладал вопрос. - Ты что,  мое  бесплатное  вознаграждение?  -  Голос
Синджина был похотливым, пресыщенным, а  ум  быстро  приспосабливался  к
изменившимся обстоятельствам, к тому, что совершенно  неопытная  женщина
находилась у него в постели.
   Его агент Сенека упомянул вскользь, что Хариет в этот  раз  взяла  за
каждую руку и  ногу.  Может  быть,  эта  девственница  была  объяснением
чрезмерно высокой платы? Ему было  совершенно  все  равно,  его  деловые
отношения с Хариет всегда были чрезвычайно дружескими.
   - Ты боишься? - вдруг спросил он, сознавая, что девушка, находившаяся
под ним, лежала совершенно без движения.
   - Нет, - честно ответила она, страха не было среди приятных ощущений,
блуждающих по ее телу; ей казалось, что она плывет между небом и землей.
   - Это никак нельзя  смягчить,  дорогая,  -  тихо  прошептал  Синджин,
стремясь утолить свое  желание,  пальцем  мягко  изучая  ее  девственную
преграду. - Есть только один путь.
   - Я понимаю,  сэр,  -  спокойно  вздохнула  Челси,  ей  были  странно
безразличны сейчас последствия своего поступка в сравнении  со  странным
колдующим жаром, пылающим в ее голове.
   - Надеюсь, Хариет хорошо тебе  заплатит,  это  не  очень  приятно,  -
добавил он. Он был очень возбужден и полон сексуального  нетерпения,  но
слегка не в себе наедине с девственницей. Он не был уверен  в  том,  что
она  чувствовала.  Он  понимал  опытных  женщин,  их  страсть  проходила
сложный, предсказуемый путь. Ему извиниться сейчас или потом? Ему вообще
нужно извиняться? Хариет, наверняка, должна  была  дать  хоть  примерные
подготовительные наставления крошке.
   Разве что в  случае,  когда  ее  клиенты  любили  сцены  с  плачущими
испуганными молодыми девушками у себя в постели.
   При мысли об этом он спросил:
   - Ты уверена, что хочешь это сделать?
   - О, да.
   - Поцелуй меня, - мягко приказал он, думая облегчить физическую  боль
другим ощущением.
   И когда ее мягкие губы коснулись его губ, странное  ощущение  чего-то
знакомого мелькнуло  в  памяти  на  уровне  подсознания  -  это  упрямое
маленькое воспоминание было немедленно  потоплено  в  нахлынувшей  волне
возбуждения. Она чувствовала себя, словно в раю мягко, тепло  и  сладко;
чувствовала свое маленькое,  замечательное  тело,  широко  расставленные
ноги, подходящие под его большие размеры, ее сладкие губы  были  открыты
под его прикосновением, звали его.
   "От такого потрясающего восторга умирают?" - подумала Челси,  понимая
вдруг, почему герцог Сетский так алчно искал чувственных удовольствий.
   Если всегда чувствуешь такое упоение, так безудержно пылаешь в агонии
страсти, конечно, повторение этих незабываемых  ощущений  будет  главным
стремлением.
   -  Прости,  -  бессознательно  прошептал  Синджин   еще   до   самого
проникновения; его слова, как трепетное дыхание на ее губах. -  Держись.
- Он сделал быстрый толчок вперед,  ее  руки  сжали  его  плечи,  и  она
проглотила свой крик боли.
   - Больше не будет больно, - прошептал он, лаская  пальцами  изгиб  ее
щеки, его длинные волосы касались ее плеч, когда он лежал  на  ней.  Его
мужественность проникла в нее.
   - Сейчас не больно, - сказал она со спокойным вздохом удовлетворения,
думая о том, все ли так  легко  теряют  девственность,  все  ли  женщины
чувствуют себя так, испытывая  такое  сильное  желание,  надеясь,  чтобы
волшебство продолжалось вечно. Ее теплые руки лежали у него на плечах, в
эту минуту могущество его точеного тела принадлежало ей.
   Он не двигался, целуя ее в губы, веки и мягкие брови,  впадину  носа,
ароматную мочку уха; и Челси подумала, погруженная в легкую дымку своего
высокого чувственного наслаждения: "Будет ли продолжение".
   Затем он шевельнулся и осторожно  скользнул  глубже;  в  экстазе  она
сделала маленький глоток, испытывая неодолимое желание  чувствовать  его
внутри себя. Когда он вышел из нее,  она  хныкнула  от  своей  потери...
короткий звук показался ему очень побуждающим.
   "Она играет", - с любопытством подумал он, слегка изумленный ее живым
страстным откликом. Разве , не предполагается, что  девственницы  ничего
не выражают, пока их как следует не  обучат?  Но  он  проверил  силу  ее
драматических способностей, сделав скользящее движение вперед,  и,  если
укол ее ноготков ему в плечо - игра, она успешно прошла курс обучения.
   Он начал двигаться в ритме, который предпочитал в его  многочисленных
вариациях, усовершенствованных в  течение  многих  лет,  доведя  чувство
оргазма до пикового состояния.  Молодая  девственница  в  его  объятиях,
прижимавшаяся к нему с удивительной несдержанностью, соответствовала его
потребностям и желаниям.
   Она не отпустила бы его, даже если бы он  захотел,  -  обстоятельство
удивительное и новое после десятка  или  более  лет  игры  в  любовь,  с
холодной изнуряющей изощренностью. И, ощутив, что у нее начался  оргазм,
он почувствовал то же, заполняя ее плоть  с  таким  напором  чувственной
разрядки, какой не испытывал уже многие годы.
   Он ощутил себя подростком, столь лихорадочен был его оргазм - исчезли
мысли,  растворился  мир,  из   его   груди   вырвался   глубокий   стон
удовольствия.
   Челси  закричала  в  конце,  даже  не   осознавая   своего   высокого
пронзительного крика, звук которого заполнил темноту комнаты с  высокими
сводами, наполнив его  таким  же  сладким  удовольствием.  И  когда  она
лежала, тяжело дыша, в его объятиях, он поцеловал ее влажные губы своими
дрожащими губами.
   Они лежали, словно выброшенные  на  берег  тропическим  тайфуном,  их
дыхание было неровным, их тела влажными от пота, в  том  дивном  сладком
изнеможении, не сравнимом ни с какими другими человеческими чувствами.
   Но  реальность  постепенно  вторгалась  в  их  идеальное  чувственное
насыщение, и Челси сделала движение, чтобы встать.
   - Нет, - лишь выговорил Синджин едва слышно, сильнее сжав в  объятиях
ее плечи.
   - Мне нужно идти, - прошептала Челси,  ее  ум  начал  восстанавливать
связь с практической стороной мира.
   - Куда? - Осторожное удивление прозвучало в этом единственном  слове.
Проститутки Хариет будут находиться  здесь  две  недели.  Он  это  знал,
потому что платил деньги.
   Может быть,  молодая  девушка  собиралась  разделить  свою  необычную
страсть  с  кем-нибудь  еще  из  его  гостей?  -  "Навряд   ли",   -   с
собственническим  чувством  подумал  он,  чувствуя  себя  в  эту  минуту
герцогом-властелином.
   - Сенека сказал мне, что Хариет повысила цену еще  на  тысячу  гиней.
Если я плачу за твою невинную головку, милое дитя,  я  хочу,  чтобы  мои
деньги оправдали себя. - Его голос  был  мягким,  но  руки  обнимали  ее
плечи, словно в железной хватке, и вес его тела, хотя  и  поддерживаемый
локтем, не ослабевал. - Дай мне сладкое, милый утенок, -  прошептал  он,
облизывая ее полную совершенную нижнюю губу. - Мне нравится твой вкус.
   В ту же секунду он снова жестко был в  ней,  заполнял  ее,  раздвигал
вновь ее плоть, пробуждая  ее  желание  и  потребность,  словно  она  не
испытала оргазм несколько мгновений назад.
   - Скажи, что ты хочешь меня, -  мягко  сказал  он,  удивленный  своей
просьбой, но еще более удивленный  желанием  получить  подтверждение.  С
девственницами становишься собственником, как будто купил их  полностью,
заплатив за ее смирение. Он не знал, какой ответ хотел услышать. - Скажи
мне, - побуждал он ее.
   - Я хочу  тебя..,  ужасно...  Синджин,  -  прошептала  Челси,  слегка
задержав дыхание.
   И его имя у нее на устах принесло улыбку в его опустошенную душу.
   - Скажи мне свое имя, - прошептал он, глубоко чувствуя  ее  сладость,
его глаза закрывались от изысканного трения.
   - Флора, -  прошептала  Челси,  потому  что  не  смогла  как  следует
вздохнуть от блаженства, разлитого по ее разгоряченному телу. Имя матери
легко пришло ей на ум.
   - Я должен был догадаться, - томно вздохнул Синджин, слегка теребя ее
за ухо. - Сладкая чувственная и полная  страсти,  ты  не  уйдешь.  -  По
крайней мере, пока я не насыщусь, эгоистично подумал он. -  Разреши  мне
показать тебе, - предложил он глубоким хриплым  от  желания  голосом,  -
благоухающие сады рая... .
   И показал умело и нежно, с чувством признательности к Хариет, что  бы
ни было у  нее  на  уме,  когда  она  посылала  ему  этот  усладительный
нетронутый цветок, с лихорадочным голодом и страстной потребностью.
   Они обследовали не только сады  рая,  но  и  дружелюбные  окрестности
дразнящих глупостей, и веселые  игры  и  открыто  дарили  тепло  сердец.
Несколько часов спустя, не сдержав еще  всех  обещаний,  они  заснули  в
объятиях друг друга, насытившись, улыбаясь, оба довольные.
   Епископ Хэтфилдский был остановлен.
 
Глава 7 
 
   Компания продолжала увеселения без  своего  хозяина,  пока  несколько
часов спустя один из  опьяневших  от  шампанского  гостей  не  предложил
скачки на склоне за домом. Пьяный консенсус горячо  сошелся  во  мнении,
что у Варвика потрясающая идея, и кто-то тут же сказал:
   - Сходите за Синджином. Пусть Синджин спустится. Он  всегда  готов  к
пари.
   - Оставьте его, - предложил другой мужчина, чуть более  трезвый,  чем
остальные. - Он сказал, что собирается встать на рассвете,  когда  пошел
спать.
   - Только не говорите, что Святой спит наверху.
   - Прелестный юноша действительно спит, я-то знаю, потому что оставила
его утомленное тело на герцогских простынях. - Замечательное  контральто
прежней компаньонки Синджина не  потеряло  своей  красоты,  несмотря  на
поздний час.
   - Я говорю, приведите его. Он любит скачки и любит побеждать.
   - Даю пятьдесят гиней, что он будет ворчать, если его  разбудить.  Он
серьезно относится к лошадям, а утренние разминки начинаются рано.
   -  Даю  пятьдесят  гиней,  он  скорее  не  упустит  шанса  прискакать
победителем к финишной черте. Давайте разбудим его.
   - Я схожу за ним, - дерзко сказал Данкэн после того, как всю ночь пил
шампанское, легкое в сравнении  с  шотландской  "живой  водой",  которую
настаивал он и его семья. - Он спал достаточно долго.
   - Он спал всего несколько часов. Не беспокойте его.
   - Ведите его вниз, - промурлыкала хорошенькая  блондинка  в  шелковом
платье цвета персика. - Мне нравится видеть его сонным.
   - У него дьявольский характер, когда он сердится,  -  угрюмо  добавил
другой мужчина.
   - Уже почти утро, - сказал Данкэн с ясностью, упущенной  большинством
из собравшихся гостей. - Посмотрите на небо.
   Все посмотрели с разной степенью  трезвости.  Действительно,  чернота
ночи  сменилась  предрассветной  отступающей  серостью.  И  тогда,  пока
Синджин и Челси спали наверху, ничего не  подозревая,  созрело  решение,
что нужно разбудить его перед самым восходом солнца.
   Данкэн поднялся  по  лестнице  за  герцогом  Сетским,  чтобы  немного
повеселиться с ним.
   Синджин почувствовал себя необыкновенно обиженным,  когда  его  стали
трясти, как ему показалось, лишь несколько минут спустя, после того  как
он погрузился в глубокий приятный сон. Он  проснулся  достаточно,  чтобы
прорычать:
   - Убирайся к черту.
   Но рука лишь сильнее схватила его за плечо,  и  он  услышал  ответное
рычание:
   - Проснись или умри во сне!
   Даже в полусне ум Синджина воспринял высказанное мнение.
   Он широко открыл глаза.
   Данкэн стоял над ним, держа канделябр в мускулистой  руке,  его  лицо
было темным от гнева.
   Синджин моргнул дважды, стараясь понять потрясающую сцену.
   - Что, черт возьми, с тобой случилось? - Голосом Синджин дал  понять,
что это грубый произвол.
   Это был его дом, его вечеринка, и, если  он  решил  спать,  он  будет
спать, черт возьми!
   - Добро пожаловать  в  семью,  Синджин,  -  сказал  Данкэн  с  резким
сарказмом. - Или ты предпочтешь пулю в голову?
   К этому времени суматоха уже разбудила Челси; голос Данкэна  раздался
как первый  зловещий  вестник  несчастья.  Она  подумала  о  том,  чтобы
задержать дыхание, чтобы скончаться тут же на месте, но в  семнадцать  с
небольшим жизнь еще что-то обещала впереди, хотя  и  не  очень  много  в
данный момент. Поэтому она открыла глаза, взглянула на брата, находясь в
не очень приличном виде, и сказала:
   - Это не его вина, Данкэн. Буд