Капитан, разбуженный тревогой,  выбежал  из  своей  каюты  и  немедленно
приказал поставить все паруса. Понимая нависшую над  ними  угрозу,  весь
экипаж поднялся на  реи,  и  вскоре  "Аврора"  уже  мчалась  к  Неаполю,
развернув буквально  каждый  квадратный  сантиметр  парусов.  Но  фрегат
мусульман преследовал их, словно тень, несмотря на его размеры и тяжелое
вооружение. У фрегата было вдвое больше парусов. Медленно он приближался
к своей преследуемой жертве. И когда утро уже подходило к концу, корабль
был близок к "Авроре" достаточно, чтобы атаковать.
   Флага на этой посудине не было.
   Вдруг на фок-мачте поднялся белый вымпел.
   - Нельзя доверять белому флагу корсаров, -  сказала  Крессидия,  стоя
рядом с Челси возле перил. - Они обычно используют его только для  того,
чтобы приблизиться к борту. Да и с какой стати им сдаваться?  У  нас  не
больше десяти стволов против их сотни.
   Мы не дадим задний ход, - резко добавила она.
   С того момента, как Челси увидела корабль, появились и страшные мысли
о новом пленении, она старалась не думать о таком жутком исходе событий,
хотя прямо высказанное заявление Крессидии, казалось, слегка упорядочило
ее мятущиеся чувства. Глядя на неумолимо приближающееся  военное  судно,
Челси хрипло произнесла:
   - В любом случае  нам  нужно  оружие.  В  каюте  Синджина  была  пара
пистолетов.
   Секунду она колебалась, не желая, иметь дело  со  смертью,  но  потом
здраво рассудила, что у них не было выбора.
   - Может, ты пойдешь поищешь, - добавила она.
   Оставшись одна, Челси оглядела  приближающийся  корабль,  раздумывая,
сможет ли она убить себя, когда придет время. В восемнадцать лет  смерть
кажется невозможной.., или очень далекой.
   Подсознательно Челси уловила сначала некий силуэт,  а  потом  увидела
всплеск активности на палубе.
   Что-то знакомое - может быть,  поступь  или  фигура  -  привлекло  ее
внимание, и Челси напрягла  зрение,  пытаясь  поймать  момент  и  узнать
человека, но он скрылся за кливером, когда  она  попыталась  рассмотреть
судно повнимательнее.
   Острое возбуждение охватило ее, и она поняла, что  пытается  изменить
свое положение с тем, чтобы ей лучше была видна палуба. Волосы  человека
были длинные.., и черного цвета. Но,  напомнив  себе,  что  на  Востоке,
практически,  каждый  мужчина  темноволосый,  Челси  попыталась  загнать
эмоции в некое подобие благоразумия. "Возьми  себя  в  руки!"  -  сурово
приказала она себе.
   Челси стоило бы подумать о быстром способе умереть, а не витать среди
иллюзорных теней. И за следующие пять  минут  она  смогла  отвлечься  от
корабля-преследователя и сконцентрироваться на моряках "Авроры", занятых
снастями и пытающихся добиться большей скорости яхты.
   Челси переключила на них свое внимание, но не интерес. А  интерес  ее
обращался вновь к человеку  с  темными  волосами,  которого  она  видела
мельком на мусульманской фелюге. Это была его  поступь,  его  пружинящий
шаг, такой знакомый шаг... А может быть, и длина его блестящих волос...
   Но тут вернулась Крессидия, она была очень мрачной.
   - Капитан приказал нам спуститься вниз. Они, возможно, скоро  начнут,
и он не хочет, чтобы мы стояли на палубе.
   - Ты нашла пистолеты? - В это мгновение Челси вдруг  приняла  твердое
решение, словно некий внутренний голос подсказал ей что-то. Если Синджин
мертв, ей незачем жить, не было смысла прозябать в серале у  разбойника.
Гарем - это тюрьма,  это  медленная  смерть.  Так  зачем  же  продлевать
агонию?
   Прошло двадцать  минут,  и,  сидя  внизу,  в  каюте  Синджина,  Челси
обнаружила, что ожидание неизвестного  еще  более  ужасно,  чем  встреча
лицом к лицу со смертью. И она сказала Крессидии:
   - Можешь оставаться здесь, если хочешь, а я возвращаюсь на палубу.  Я
желаю знать, за что умираю.
   Крессидия усмехнулась:
   - Мы все равно что куры в клетке - ждем, когда на шею упадет топорик.
А я считаю себя больше хищной птицей. Возможно, я  прихвачу  одного  или
двух с собой в ад.
   - Не становись набожной. Место следующей встречи - золотые врата  рая
или зеленые поля Элизиума, так я самоуверенно полагаю.
   Челси обнаружила у себя в этот  момент  прекрасное  чувство  юмора  и
подумала,  а  не  всем  ли  приговоренным  к   смерти   присуще   этакое
философическое блаженство.
   - Хотя мое негодование на этих варваров-разбойников, включая Хамонду,
- продолжала она быстро, - за то, что они  разрушили  мою  жизнь,  может
заставить меня сравнять счет перед смертью. Этот  пистолет  заряжен  как
следует?
   - Первый помощник зарядил их оба. Нам остается только надеяться,  что
он знает в этом толк.
   Крессидия держала в руках такой же пистолет, что и  Челси,  дуэльный,
ментоновский;  Синджину  сделали  их  по  специальному  заказу.   Улыбка
Крессидии говорила о ее целеустремленности.
   - После вас, - сказала она, слегка поклонившись.
   Челси  открыла  дверь  каюты,  ступила  на  трап  и  стала  осторожно
продвигаться к верхней палубе. Во всеобщей суматохе, возникшей в связи с
предстоящей защитой "Авроры",  женщины  проскользнули  незамеченными  по
корме и спрятались за бочками с водой.
   За прошедшие двадцать минут судно  мусульман  преодолело  еще  двести
ярдов, и на вантах трепетали несколько белых флагов; Капитан "Авроры" не
обращал на них никакого внимания, зная,  что  это  была  обычная  уловка
пиратов Средиземноморья. Он  держал  курс  в  Тирренское  море,  надеясь
достигнуть безопасных мест Трапани до того, как фелюга догонит "Аврору".
   А потом тот самый  темноволосый  мужчина,  чей  образ  подсознательно
терзал Челси, взобрался по снастям в  носовой  части  корабля,  держа  в
руках два наспех смастеренных сигнальных флажка. Загорелый торс его  был
обнажен, на нем были лишь широкие турецкие шаровары.
   Челси узнала знакомую атлетическую  фигуру  с  идеально  вылепленными
мускулами - она узнала его сразу, пока  он  ловко  и  быстро  поднимался
вверх по канатам. Это его темные шелковистые  волосы,  развевающиеся  на
ветру, сильные руки, длинные мускулистые ноги,  широкие  плечи,  изящный
изгиб позвоночника в пояснице - тело, которое  Челси  знала  лучше,  чем
свое собственное. И она, несмотря  на  предостерегающий  крик  капитана,
бросилась на корму к перилам.
   Она знала, знала, кто это был, даже не видя  лица  человека.  Поэтому
Челси закричала так, что ее могло услышать все африканское побережье:
   - Синджин!
   Он резко обернулся на звук ее голоса, выронил флажки и чуть не  упал,
повиснув на одной руке, и некоторое время  словно  плыл  в  сине-голубом
пространстве между водой и небом. Вскоре Синджин смог  найти  опору  для
ног. Он казался Челси богом - пусть даже с перевязанным плечом и  рукой.
Это была милость Божия, которой не  было  препятствий,  это  было  чудо.
Потом он помахал  свободной  рукой,  приветствуя  ее,  и  улыбнулся  так
ослепительно, что Челси показалось,  что  сияние  этой  улыбки  достигло
палубы "Авроры",  преодолев  огромное  расстояние.  Сверкающее  божество
превратилось в ее великолепного стремительного Синджина.
   Капитан  "Авроры"  немедленно  приказал  свернуть  часть  парусов   и
выбросил драги с тем, чтобы замедлить ход яхты. Фелюга  продолжала  идти
на полной скорости. Через десять минут она приблизилась к яхте, и  Челси
уже была не в состоянии неподвижно стоять возле перил. Она была  слишком
счастлива, возбуждена и все время двигалась, кричала, улыбалась.  Фелюга
подошла борт о борт к "Авроре". Специальными абордажными крюками корпусы
обоих кораблей были уравновешены, и Челси побежала навстречу Синджину.
   Когда он прыгнул на борт яхты, Челси бросилась к  нему  в  объятия  с
такой силой, что Синджин споткнулся  и  сделал  шаг  назад,  поддерживая
равновесие.
   И еще ему пришлось перевести дыхание от резкой боли в ранах. Но он не
ослабил своих объятий, держал ее, словно в  тисках,  и  они  прижимались
друг к другу, как любовники, вернувшиеся из  черной  бездны,  неописуемо
благодарные, счастливые и радостные до истерики.
   Их воспоминания о потере были еще слишком живыми, поэтому они боялись
оторваться друг от друга.
   Прошло несколько мгновений, показавшихся им вечностью. В течение этих
минут чувство благодати заполнило их  и  компенсировало  недавнее  горе,
которое пришлось пережить. И благословенное ощущение единения  успокоило
их самые  худшие  страхи.  Челси  взглянула  на  Синджина  снизу  вверх,
подбородком касаясь его теплой кожи на груди, и произнесла  те  заветные
слова, которые длинной и одинокой ночью были еще молитвой:
   - Ты жив...
   Лицо Челси расплылось в улыбке, хотя  она  чувствовала  необходимость
подтверждения своих слов, произнесенных неуверенно и с придыханием.
   - Да, я жив, - мягко ответил Синджин, подумав про себя, что несколько
часов назад это заявление было бы весьма и  весьма  сомнительным.  Легко
управляемая фелюга оказалась поистине даром Господним. - Теперь я должен
жить правильно, - прошептал Синджин с едва заметной  улыбкой.  В  голосе
его явно чувствовались старые  сардонически-насмешливые  нотки,  хотя  в
самые отчаянные и ужасные моменты его плена Синджину приходило в голову,
что, возможно, он жил до этого  не  правильно,  и  рассерженный  Господь
требует наказания.
   - Ты никогда туда не вернешься. - Челси была намерена держать  его  в
своих объятиях вечно, в них он был в полной безопасности.
   Синджин с улыбкой посмотрел на жену,  возвращенную  ему  небесами,  а
точнее, вновь обретенную, учитывая его прошлую жизнь. И самый страшный и
живучий демон испарился из его внутреннего мира.
   - А может быть, лучше так: тебе не следует возвращаться туда. Ну,  по
крайней мере, до тех пор, пока не научишься  как  следует  обращаться  с
кинжалом.
   - Ты должен обещать мне, что больше не вернешься туда.
   Быть может, Челси и не обладала храбростью Синджина  или  была  более
впечатлительна, особенно если происходило нечто  сверхъестественное,  но
она переживала необъяснимый  ужас  оттого,  что  в  Тунисе,  Алжире  или
где-либо в другом месте обитания красивых и хороших лошадей  ее  счастье
может быть в опасности и с легкостью отнято у  нее  каким-нибудь  мелким
военачальником. И поэтому, прижавшись еще крепче к мужу, Челси с вызовом
заявила:
   - Ты должен пообещать мне...
   - Я обещаю, - рассеянно ответил Синджин,  совершенно  не  настроенный
спорить. Он наслаждался счастьем, охватившим его душу.  -  Я  всецело  в
твоем распоряжении.
   Его улыбка говорила Челси обо всем,  предлагала  все,  что  угодно..,
все. Синджин редко спорил с женщинами,  и  особенно  сейчас  он  не  мог
позволить себе несогласия. Сейчас, когда они едва пробились сквозь  орду
мамелюков, когда Господь сохранил ему жизнь, теперь, когда у него  вновь
было будущее.
   - А теперь скажи, что ты меня любишь, - прошептал Синджин, - и  после
того, как мы выразим свое уважение и благодарность капитану... - Тут  он
слегка усмехнулся, чувствуя, что не  так  уж  сильно  и  наказывают  его
демоны ада. - Я думаю, мне нужно отдохнуть. - Синджин оглянулся,  словно
высматривая указательные столбы в синем безбрежье моря. -  Мы  где-то  в
двадцати часах пути от Неаполя. Времени вполне достаточно.
   - Достаточно, чтобы выспаться?
   Забавный вопрос Челси прозвучал одновременно и  ответом  на  знакомые
интонации его голоса.
   - Ну.., не совсем.
   Темные ресницы Синджина опустились вниз, скрывая намек в его взгляде.
   Синджин вернулся...
   Челси ощущала в своих объятиях его мощь, силу  и  тепло,  чувствовала
его сердцем, и у нее было такое впечатление, будто  есть  кто-то,  некое
существо, которому она обязана всем. Но потом  она  довольно  эгоистично
рассудила, что "долги" подождут до завтра.
   А теперь...
   - Мне следует, известить Крессидию, - тихо сказала Челси.
   - Сенека займется этим сам. -  И,  взглянув  на  тех  двоих,  занятых
беседой и не замечающих ничего вокруг, Синджин поправился  с  понимающей
улыбкой:
   - Уже занимается...
   - Дорогой, тебе действительно следует отдохнуть, - произнесла  Челси,
забеспокоившись вдруг о его ранах. Вздутые ножевые  порезы  кровоточили,
на некоторые из них нужно было накладывать швы. Кроме того,  Синджин  не
стал говорить, что перевязанное плечо доставляет ему массу неудобств.
   - Я не знал, увижу ли тебя снова, - тихо сказал он. - Совершив побег,
Синджин и Челси прошли по лезвию ножа, и это  событие,  несомненно,  еще
даст о себе знать. - Поэтому отдых отнюдь не на первом  месте  в  списке
моих приоритетов, - потом Синджин добавил:
   - А через месяц-другой мы, поговорим обо всем.
   Синджину очень хотелось забыть о том, как близко он был к  смерти,  а
не только постоянно вспоминать о том, что он  жив  и  живет.  И  Синджин
сдержал свое слово: герцог и герцогиня Сет не покидали своей каюты, пока
на горизонте не появился Неаполь.
 
*** 
 
   Несколько дней спустя Челси и Синджин стояли возле изгороди  Пастбища
на вилле в Сорренто и осматривали новых лошадей, присланных  Сенекой  из
Габеса. Все вокруг купалось в золотистом солнечном свете.
   Синджин обнимал Челси за  плечи,  и  их  темой  разговора  был  выбор
наиболее удачного для лошадей маршрута в Англию. Для начала  они  решили
отправиться морем из Неаполя в Геную, затем по суше до Монпелье и  далее
на север в  Париж.  Ни  Челси,  ни  Синджину  не  хотелось  рисковать  и
встречаться с корсарами еще раз в этом сезоне. Лошади поедут в Англию по
суше.
   - Почему бы нам не отправиться, скажем, недели через две? - предложил
Синджин. - Тогда к нашему приезду дома будет хорошая погода,  даже  если
мы задержимся в пути.
   - Я бы задержалась здесь еще немного, - мягко возразила  Челси,  если
ты, конечно, не против.
   Синджин  взглянул  на  нее,  его  брови  слегка  сдвинулись,  выражая
неодобрение.
   - Я возражаю. Мы должны доставить лошадей  домой  к  началу  осеннего
сезона на скачках.
   Ему совершенно не улыбалось жить без нее где бы то ни было.
   - Возникла проблема...
   За прошедшую неделю сомнения Челси превратились в уверенность.
   - Что за проблема?
   Рука Синджина соскользнула  с  ее  плеча,  и  он  развернул  Челси  и
посмотрел ей прямо в лицо. Глаза его были суровы.
   - Твоя семья вмешивается?..
   - Нет.., моя семья, слава Богу, в Шотландии или, по крайней  мере,  в
Шотландии, - добавила Челси, едва  заметно  улыбаясь.  -  Нейл  все  еще
отдает предпочтение английскому мясу.
   - Когда-нибудь его вздернут на  дереве  в  Камберленде,  -  проворчал
Синджин, но в глазах его  сверкнули  озорные  искорки.  Он  сам  не  раз
совершал ночные набеги на окрестности. Это была игра, вызов, возбуждение
нервов. И Синджин позавидовал Нейлу, а точнее,  его  нынешнему  удобному
пребыванию у Дамфри.
   - Если до того дойдет,  отец  заплатит,  чтобы  его  не  повесили,  -
ответила Челси, - однако я хотела бы остаться на зиму в Неаполе.
   - На зиму! Великий Боже... Ведь это месяцы! Нет, это слишком.
   - Я должна.
   - Нет, не должна. Ты моя жена. И не должна вообще ничего.
   - Если бы ты знал, возможно, ты сам захотел бы, чтобы я  осталась,  -
загадочно ответила Челси.
   - О чем ты,  черт  возьми?  -  Синджин  наклонился  ближе,  словно  с
меньшего расстояния он поймет ее лучше. - Говори все как есть. Я тебя не
съем.
   - А вдруг? - Ее было почти невозможно расслышать.
   - Клянусь Богом, нет, - заявил он, весьма удивленный ее  скрытностью.
Челси вовсе не была застенчивой. - Ну, а теперь объясни мне, к чему  вся
эта невразумительная беседа.
   - В гареме не было "греческих губок". - Челси не  осмелилась  сказать
Синджину все напрямую, так как последние несколько дней у нее из  головы
не шла страшная мысль о возможности потерять его - Ну и?..
   - И.., вот.., я не смогла ничего использовать.
   Синджина это ошеломило.
   - Так это.., мой?
   Ему не следовало  задавать  подобный  вопрос,  принимая  во  внимание
длительность их заключения. И на секунду он задумался о том, смог бы  он
принять ребенка бея еще одним герцогом Сетом.
   - Не спрашивай. Ты не можешь спрашивать, - сказала Челси.
   Несмотря на спокойные интонации,  в  голосе  ее  звучала  укоризна  и
искренность. Бей ни разу не прикоснулся к ней,  но  у  Челси  были  свои
демоны. После  огромного  количества  проблем,  связанных  с  ее  первой
беременностью, она поклялась никогда больше  не  идти  на  компромисс  с
собой из-за того, что может оскорбить чувства мужчины. Здесь, в Неаполе,
проблем,  казалось,  не  было  вообще,  но  в  Англии  все  может   быть
по-другому. В свете могут это понять не правильно, если Синджин  выразит
хоть малейшее  сомнение  в  отцовстве  ребенка;  в  свете  могут  понять
ошибочно, если даже Синджин не выразит подобных сомнений, новость  о  ее
плене и пребывании в гареме начнет распространяться, а  она  обязательно
начнет - ведь здесь замешан британский консул.
   - А если я скажу, что это неважно, ты поедешь со мной домой?
   - Если я приеду домой, ребенок, если это мальчик,  станет  еще  одним
герцогом Сетом.
   Челси хотела, чтобы Синджин до конца осознал те условия,  на  которых
она согласится вернуться в Англию. Это  возвращение  означает,  что  все
старые проблемы выйдут на поверхность:  ее  семья,  его  семья,  друзья;
огромные расхождения в их образе жизни; нежелание Синджина иметь  детей.
А в Неаполе они могли бы преспокойно провести время, к тому же многие их
соотечественники проживали вдали от Англии.
   - Если только ты его выносишь.
   Это был не ответ, но пока отговорка или как всегда отговорка.
   - В этот раз я не стану целыми днями носиться галопом  на  лошади  по
окрестностям, - решительно заявила Челси. - Ты должен решить.
   Челси любила  мужа  всем  сердцем,  но  и  уважала  его  гордость.  И
возвращение к прежней жизни  означало  бы  для  нее  непоправимую  беду.
Последовала пауза, в течение которой Челси про себя молила  божественное
провидение вмешаться, прося за ребенка невозможного..,  любви  человека,
никогда не знавшего, что такое любовь, прося ответа, от  которого  любой
мужчина уклонился бы.
   Синджин помолчал. Потом с трудом произнес:
   - Я хочу, чтобы ты вернулась. - Он так и не ответил до конца.
   - Я хочу знать, что ты решил о ребенке.
   - Он мой, - просто ответил он.
   - Ты уверен?
   Синджин улыбнулся.
   - Я приму и ребенка Чингисхана, только чтобы мы были вместе.
   - Бей ни разу не прикоснулся ко мне, даже между прочим.
   Брови Синджина слегка приподнялись.
   - В таком случае это была проверка?
   - Я хотела, чтобы на этот раз ты был уверен.
   - Последний раз наверняка было лишь пулевое отверстие от мушкета, и в
этом я был абсолютно уверен.
   Трудно было понять тон или настроение этой фразы.
   - Что-то вроде того, - осторожно ответила Челси, не будучи уверенной,
что все, в конце концов, утряслось.
   - А теперь проверим тебя.
   И Синджин улыбнулся такой озорной, такой знакомой улыбкой, глаза  его
заблестели.
   Челси вместо ответа также открыто и ослепительно улыбнулась.
   - Почему-то я не волнуюсь.
   - Возможно, тебе еще это предстоит.
   - Спрашивай, и я отвечу.
   - Ты любишь меня больше всего на  свете  -  даже  больше,  чем  своих
лошадей?
   - И даже больше Туна? - поддразнила она.
   - Тун в первую очередь.
   - Люблю, - сказала Челси. - А ты? - спросила она очень, очень тихо.
   Он никогда не говорил ей этих слов вплоть  до  недавнего  момента,  и
Челси часто думала,  как  пребывание  в  плену  могло  повлиять  на  его
чувства. Теперь, когда Синджин  был  вновь  свободен  и  общество  вновь
требовало его  благосклонности  и  расположения,  он,  возможно,  заново
вернется к  светским  понятиям  о  любви.  Челси  знала,  что  поступает
немудро, оказывая на Синджина давление,  когда  ее  жизнь  обещала  быть
такой приятной.., без всяких слов, но все же она хотела их услышать.
   - Я уже говорил, что да.
   - Мне нужно, чтобы ты сказал еще раз.
   - Знаешь, мне это нелегко дается.
   И Челси подумала, что он